Верховный главнокомандующий 23 страница

Вчера приняла Шебеко и долго с ним беседовала, — потом моего бывшего улана Винберга.

Наш Друг уезжает завтра — не мог получить билетов на прошлую среду. Хотелось бы, чтоб лицо у меня не болело так, хочется много еще написать и не могу, многое хочу спросить про войска. Душою и сердцем с тобой, жажду быть вместе!

Вот, только что пришло твое дорогое письмо, сердечно благодарю, милый. Значит, ты думаешь, что Шуваев будет подходящим человеком (хотя менее джентльмен, чем Беляев), но действительно ли он подходящий человек? Я только раз с ним говорила и нашла его очень упрямым, так что не могу судить. Но кто его заменит? Во всяком случае, торопись, дружок. Очень хорошо, что ты хочешь прикомандировать Иванова к своей особе, так как все там жалуются, что этот милый человек устал и «устарел». Не понимаю, почему Келлер и Брусилов всегда друг друга ненавидели; Брусилов упорно несправедлив к Келлеру, а тот в свою очередь ругает его (в частных разговорах). Министры будут счастливы, когда уйдет П., не правда ли? О, какое облегчение! Увы, Игнат. [782] также не подходит для своего поста, — он бьет на популярность, как и его зять Борис Вас. [783], — миленькая компания.

Могу себе представить, как захватывающе интересна теперь твоя работа. Хотелось бы быть вблизи тебя, чтоб вместе следить по карте и разделять с тобой радости и заботы. Издали мы все это делаем, сердцем и душою. Да, этот мороз очень плох для войск, нечего делать. Бог поможет.

Да благословит и сохранит тебя Господь, мой ангел, мой родной, любовь моя, муженек милый! Осыпаю тебя бесчисленными нежными и страстными поцелуями.

Твоя старая

Солнышко.

Царское Село. 13 марта 1916 г.

Мой родной!

Тепло, чудное солнышко. Надеюсь, Бог милостив, и на фронте такая же погода. Наш поезд только что разгрузили, и попозднее днем придет поезд Мари с тяжелоранеными. Обидно не быть в состоянии поехать их встретить и поработать в лазарете — в такое время всякая помощь ценна. Спала хорошо, но сильные боли в глазу продолжаются, — щеке лучше, после того как В.Н. стал электризовать ее, теперь я делаю это два раза в день. — Бэби вышел погулять очень рано, до обедни. А. едет на целый день в город, так как Григ. уезжает, затем она повидает своих родителей и отобедает у графини Фредерикс.

Сестра-близнец моего бедного Ростовцева только что умерла от рака, и говорят, что он в полном отчаянии, — сам совсем больной, а продолжает работать. Маленький Тити играл с детьми вчера на снежной горе и очень веселился, — сегодня его отвезут обратно в город.

Я много думаю о Шуваеве и сомневаюсь, способен ли он занимать такое место и сумеет ли выступать в Думе. Одно время нападали на него и на интенданство, улажено ли все это теперь? Глаз мой сильно болит при писании; вчера я целый день ничего не могла делать, и во время приема это было ужасно, как будто втыкали карандаш в самую середину глаза, и весь глаз ужасно болит, так что лучше бросить сейчас и продолжить позднее.

С нетерпением жду вестей. Дети все были в церкви, а сейчас пойдут гулять. Солнце сильно греет, ветрено, но в тени мороз, вчера же был дождь. — Ты себе представить не можешь, как ужасно я по тебе скучаю! Полное одиночество — дети, при всей своей любви, совсем по-иному смотрят на вещи и редко понимают меня, даже в мелочах, — они всегда правы, и когда я им рассказываю, как меня воспитывали и как следует себя вести, они меня не могут понять, им это кажется скучным. Только Т. понимает, когда с нею спокойно поговоришь; О. всегда очень несочувственно относится к каждому наставлению, хотя нередко кончается тем, что делает по моему желанию. А когда я строга, она дуется на меня. — Я так устала и тоскую по тебе! Есть многое, чего Аня, благодаря своему воспитанию и принадлежности к другому кругу, не понимает, и многими заботами я с ней никогда не могла бы поделиться, как я могла это делать с Н.П.. потому что он — как мужчина с врожденным тактом — понимал меня.

У нас у каждого свои привычки и мысли, и я иногда чувствую себя такой ужасно старой и подавленной — на меня угнетающе действуют мои боли, постоянные заботы и беспокойства, с тех пор как началась война. Твое дорогое присутствие дает мне силу и отраду. Я все принимаю слишком близко к сердцу. Стараюсь бороться с этим, но, вероятно, Бог дал мне такое сердце, которое съедает все мое существо. Прости, что пишу тебе все это и не обращай внимания — это я немножко пала духом.

Ах, я должна спешить к Вл. Н. на электризацию.

Благословляю тебя, целую без конца и прижимаю к своему тоскующему сердцу, нежный ангел, сокровище, любимый!

Навеки твоя усталая старая

Солнышко.

Царское Село. 14 марта 1916 г.

Мое милое сокровище!

Посылаю тебе яблоко и цветок от нашего Друга, — мы все получили фрукты как прощальный подарок. Он уехал сегодня вечером спокойно, говоря, что наступают лучшие времена и что Он оставляет нам весеннюю погоду. Он сказал ей, что считает Иванова подходящим на пост военного министра, благодаря его огромной популярности не только в армии, но и во всей стране. В этом Он безусловно прав, но ты поступи так, как найдешь лучшим. Я только просила Его молитв о том, чтоб твой выбор оказался удачным, и вот так Он ответил.

Этот весь долгий день от 1 до 4 час. я провела одна, читая с больным глазом. Оказывается, Нейдгарт заболел теми же болями, с сильным жаром. Дантист выехал из Крыма сегодня вечером. Девочки ездили смотреть санитарный поезд Марии, когда он еще был не вполне разгружен; вечером он опять отправляется на фронт. Прибыло 3 поезда.

Извини, что я в своем последнем письме как будто жаловалась; это стыдно, но я себя чувствовала очень подавленной и не сумела этого скрыть, — эти постоянные боли как-то расслабляют. Ах, да, Он просил передать тебе еще одну вещь, которую Ему сказал митрополит, что Синод намерен подать тебе ходатайство об учреждении в России семи митрополий. Владимир [784] очень стоит за это, но наш Друг просит тебя на это не соглашаться, так как теперь, конечно, не время для этого, и мы едва можем найти 3-х приличных особ, могущих занимать такое место. Какой абсурд с их стороны! Никон все еще здесь, это очень жаль.

Говорят, что дядя X. надеется реабилитировать своего племянника, хотя все против него, и хочет втянуть Белецкого, — который, кажется, действительно ни в чем не повинен, что касается заговора, — и хочет, чтоб его [785] лишили сенаторского звания; только тогда ты должен быть справедлив и лишить и Хв. его придворного звания. Я чрезвычайно жалею, что ему его оставили, так как в Думе говорят, что раз он стремился отделаться от Григ., потому что тот ему не понравился, он сможет это сделать с любым из нас, кто неугоден ему. Я не люблю Белецкого, но было бы очень несправедливо, если б он пострадал больше, чем Хв. Он благо даря своей неосторожности потерял Иркутск [786], и этого достаточно; а тот подстрекал к убийству. Довольно об этой истории.

Извини за эти чернила, но мое другое перо надо налить.

Как жаль, что тебе не удается гулять больше! Я знаю, как страстно ты жаждешь солнца и воздуха весной, так и я в прежние времена не могла жить без воздуха, но затем после болезни все переменилось, и я приучилась неделями оставаться без воздуха и никогда не делать прогулок. А тебе это так необходимо при твоей работе.

Как отвратительно, что они опять стреляют разрывными пулями! Но Богихнакажет.

Милый, если б ты только знал, как твоя женушка по тебе скучает, а теперь мы, вероятно, долго не увидимся! Ничего не поделаешь, но ты в таком одиночестве, любимый мой, и я жажду приласкать тебя и почувствовать твое дорогое присутствие. Бесценный мой, чувствуешь ли ты, что любовь твоей женушки объемлет тебя с безмерной нежностью! Чувствуешь ли ты мои объятия и мои губы, прижатые к твоим горячим устам в горячей страсти? Бог да хранит тебя, мой единственный и мое все, мой Солнечный Свет! Я легла поздно из-за болей; хотя они не сильны, но все же еще продолжаются, особенно в правом глазу.

Утром 4 градуса тепла, солнце светило недолго. Сегодня праздник Феодор. Б. Матери, а, следовательно, храмовый праздник нашей церкви. Игорь придет представиться в качестве твоего адъютанта и будет завтракать с нами. Кроме того, я приму командира моих Крымцев; интересно, что он из себя представляет.

Аля просила принять ее, она сегодня приезжает сюда, так что она приедет к чаю. Все это невесело при моих болях, но трудно отказать. До свидания, родной мой. Нежно целую тебя, дорогой Ники.

Навеки

Твоя.

Дети здоровы, Татьяна занята в лазарете, Ольга пошла туда пешком с Шурой, Анастасия пошла прогуляться с Триной после своего урока, так как батюшка сегодня утром служит в церкви. Мария пишет тебе, Бэби гуляет. Я должна встать, чтоб идти на электризацию. Я знаю, что меня это не касается, но пока не уснула, все думала о том, что ты сказал о Кедрове. Не был ли бы М.П. Саблин более подходящ, чем Плансон? Он такой серьезный, спокойный человек, не честолюбивый карьерист. Хотя Кедров умен и талантлив, все же он немного нахал, судя по его письмам к адмиралу, а тот скромный и по годам подходящий для такого поста человек. Это мое чисто личное мнение, не вызванное никакими разговорами с Н.П., как ты можешь подумать. Мы ни разу при последнем свидании не упомянули о его брате, не было даже времени.

Погуляев [787] такой молодой адмирал и уже в твоей свите, это огромная честь. Супруги вне себя от радости, и он собирается слетать к старику отцу, чтоб показаться ему. Он тоже честолюбивый нахал, поэтому ему везет, и они оба вертят адмиралом как хотят. Эбергарту [788] нужен хороший помощник, и я нахожу, что человек с Черного моря как раз подходит для такого поста. Извини, что вмешиваюсь, дорогой, но в эту долгую, бессонную ночь я обдумала это и почувствовала, что должна искренно написать тебе об этом; ответь, согласен ли ты.

Павел сказал А., что он в апреле принимает командование [789], — может ли это быть? Я лично сильно сомневаюсь, что это ему удастся, и нахожу, что он не вправе настаивать на этом, потому что, в конце концов, он так давно уже не в курсе дел, и нельзя рассчитывать на его здоровье.

Теперь, однако же, мне пора вставать. До свидания, мой ангел! Поклонись Феод. и ген. Алексееву.

Царская ставка. 14 марта 1916 г.

Моя возлюбленная женушка!

Эти 3 дня не было совсем времени тебе писать, очень был занят военными операциями и перемещениями. Должен был написать Пол. и объяснить, почему я был недоволен. Я вполне уверен, что добрый, старый Шуваев — как раз подходящий человек на должность военного министра. Он честен, вполне предан, нисколько не боится Думы и знает все ошибки и недостатки этих комитетов. Затем я должен был принимать и читать мои противные бумаги, все в такой спешке!

Теперь министры начинают прибывать сюда один за другим — первым Наумов. затем Шаховской и т.д.

Сегодня я беседовал с генералом Маниковским — начальником Главн. Арт. Упр. Он заявил мне, что хотел бы подать в отставку, так как Пол. держит себя с ним совершенно невозможно. Когда он узнал, что П. уволен и назначен Шув., он три раза перекрестился. Старого Иванова заменит Брусилов. Ты видишь, что твой муженек эти дни работал — уже сделано и еще будет сделано много разных изменений, — также и с Ронжиньм [790].

Как грустно, что у тебя болят лицо и глаз. Действительно ли это нервы? Мне так жаль, моя дорогая, что я не могу быть с тобой, чтоб утешать тебя, когда ты мучишься.

На фронте дела подвигаются весьма медленно, в некоторых местах у нас тяжелые потери, и многие генералы делают крупные ошибки. Всего хуже то, что у нас очень мало хороших генералов. Мне кажется, что они забыли за долгий зимний отдых весь опыт, приобретенный ими в прошлом году! Боже, я начинаю жаловаться, но этого не надо делать! Чувствую себя хорошо и глубоко верю в конечный успех. Да благословит тебя Бог, моя единственная, мое все, мое сокровище, моя голубка! Крепко целую тебя и детей. Привет А.

Навеки твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 15 марта 1916 г.

Мой родной, милый!

Чудная солнечная погода, 10 градусов тепла, но ветрено, а вчера днем и вечером шел сильный снег.

Глаза и голова продолжают болеть; массажистка массировала мне лицо, голову, шею и плечи, и скоро мне надо идти на электризацию. Я не решаюсь выходить, пока не приму дантиста и не буду уверена, что щека моя не распухнет. Дорогой мой, посылаю тебе письмо, полученное мною от Рощаковского: прочти его и если согласишься, то телеграфируй мне «хорошо», а я в свою очередь ему протелеграфирую. Он — странный человек, не как другие, но бесспорно преданный и энергичный, и, как он сам смешно об этом пишет, должен быть употреблен.

Так хочется, чтоб ты прикрыл этот отвратительный пром. комит., потому что они готовят к своему заседанию прямо антидинастические вопросы.

У меня будет В.П. Шнейдер с длинным докладом, я люблю их; она очень энергична и понимает меня с полуслова, только голова у меня не совсем свежа. Позднее Емельянов придет проститься, перед своим возвращением в мой полк. Вчера вечером вернулся поезд Бэби, — кажется из 20-го сиб. полка осталось только 5 офицеров, ужасно тяжелые потери. Но в общем доволен ли ты? Конечно, при наступлении большие потери неизбежны.

M-me Зизи, наконец вернулась, и я увижу ее сегодня днем.

Так досадно, что не могу теперь принимать лекарств, — что-то пришло на 8 дней раньше. С интересом жду обещанного тобой письма.

Извини за плохой почерк.

Говорят, Дмитрий все еще болтается в городе — такая жалость, от этого он лучшим мужем не станет.

Знаешь ли ты, что Вильгельм пожаловал султану фельдмаршальский жезл? Какая комедия!

Мисси [791] прислала Ольге еще одну прелестную книгу своих сказок.

Любимый мой, целую тебя с бесконечной нежностью; так хотелось бы быть с тобой в твоем одиночестве; нет около тебя души, которая бы тебя понимала и с кем бы ты мог поговорить обо всем, что придет в голову. Жаль, что Н.П. больше не при тебе: он так много жил с нами, знал и понимал столько мелочей, чего другие адъютанты не знали.

Не распорядишься ли ты, чтоб они дежурили при тебе по очереди? Было бы хорошо для них и интересно для тебя.

Благодарю сердечно, любимый, за твое дорогое письмо. Я рада, что ты все решил насчет П. Дай Бог, чтоб Шуваев оказался на своем посту на месте! Во всяком случае, счастье, что ты от того избавился. Когда Аня вернется из города, я с ней прочту телеграмму Григ. и тогда тебе объясню ее.

Черт возьми этих генералов: почему они так слабы и никуда не годятся? Будь строг с ними! Ты, действительно, завален работой, милый.

Должна кончать. Да благословит и сохранит тебя Господь. Горячо, нежно целует тебя, муженек милый, твоя старая

Женушка.

Царская ставка. 15 марта 1916 г.

Мое сокровище!

Нежно благодарю тебя за твои дорогие письма. Не могу выразить, как я сочувствую тебе, когда тебя угнетают эти ужасные боли в лице, и как бы я хотел быть в эти часы рядом с тобой, чтобы подбодрить тебя! Совершенно невозможно определить, когда я смогу приехать на несколько дней — может быть, очень нескоро, а может быть, и через неделю!

Случилось то, чего я боялся. Настала такая сильная оттепель, что позиции, занимаемые нашими войсками, где мы продвинулись вперед, затоплены водой по колено, так что в окопах нельзя ни сидеть, ни лежать. Дороги быстро портятся, артиллерия и обоз едва передвигаются. Даже самые геройские войска не могут сражаться при таких условиях, когда даже невозможно окопаться. Поэтому-то наше наступление было приостановлено, и нужно выработать другой план. Чтоб это обсудить, я думаю опять вызвать трех главнокомандующих в ставку, что даст мне возможность повидать Брусилова перед началом его новой деятельности.

Ты пишешь, что слыхала, будто в городе много говорят о потерях среди некоторых гвардейских полков. Это выдумка, так как они в 50 верстах от боевой линии, и я их все еще держу в резерве в глубоком тылу. Они немного продвинулись к Двинску — вот и все. Согласен с твоим мнением о М.П. Саблине. Было бы отлично, если б Эбергард взял его к себе в начальники штаба, но я никогда не настаиваю на такого рода назначениях, потому что начальник штаба должен вполне удовлетворять своего начальника. Недавно адмирал Эбергард ездил в Батум и долго беседовал с Ник. о плане совместных военных операций против Трапезунда. Нашим дорогим пластунам придется играть в них большую роль.

Поскольку мне известно, назначение Шуваева приветствуют все преданные и благомыслящие люди.

Теперь, голубка, я должен кончать. Да благословит Бог тебя и детей! Нежно целую тебя и обнимаю, и горячо желаю, чтоб твои боли быстро и вполне прошли.

Навеки твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 15 марта 1916 г.

Мой любимый!

Начинаю тебе письмо сегодня вечером. Таким счастьем было для меня получить от тебя весточку! Могу себе представить, какое ты почувствовал облегчение, когда, наконец, решил вопрос о военном министре. Да благословит Господь выбор твой, и да окажется он достойным твоего доверия!

Правда ли, что дело с Сухомлиновым очень плохо? Игорь слышал, будто ему грозит расстрел, но я не знаю, откуда он взял это. Конечно, он виноват, но его преемник, на мой взгляд, еще больший изменник. Возвращаю тебе телеграмму Гр. Он имеет в виду Белецкого, потому что находит неправильным, чтоб этот, будучи почти невинным, так сильно пострадал, а другой, гораздо больше провинившийся, так легко отделался.

Мой глаз (а также голова) сильно болели целый день: это от тройничного нерва в лице. Одна ветка идет к глазу, другая к верхней челюсти, третья к нижней, а главный узел находится около уха. Я слышала, что многие страдают от таких болей. Нейдгарт был так плох, что доктора послали его на юг для отдыха. Это происходит от простуды личных нервов. Щеке и зубам гораздо лучше, — сегодня вечером левая челюсть все время выпадает, а глаза очень болят, поэтому сейчас не буду больше писать. <...>

Говорят, Хв. — в Москве, болтает и уверяет, будто его уволили за то, что он хотел отделаться от германских шпионов, окружающих нашего Друга, — так низко! Ах, действительно, его следует отдать под суд или лишить расшитого мундира! Он говорит, что ты должен бы наказать тех, кто болтает в клубах. А. продолжает получать анонимные письма, ее отец и — бедный Жук тоже, — его предупреждают, чтоб он не выходил с нею, иначе он погибнет вместе с А. насильственной смертью. Она говорила с Спиридов. [792] Он знает, что за ней следят, и назначит ей охрану. Он просит ее гулять только в нашем саду, не ходить пешком в церковь или но улицам, садиться скорее в коляску, — конечно, это ее нервирует. Шт. сказал ее отцу, что он приказал усиленно охранять ее в городе.

Хотелось бы, чтоб удалось остановить либеральные речи Игнатьева в Думе о необходимости учредить университеты по всей России и т.д.; он сломает себе шею в погоне за популярностью.

Марта 16-го. Опять чудное солнце, 13 градусов на солнце и сильная оттепель; странно, что у вас такой густой туман. Спала хорошо, но слабые боли продолжаются и беспокоят меня. После завтрака у меня будет дантист. Тита пойдет гулять с детьми, а перед чаем я велю его остричь. Лили никогда не могла решиться на это, потому что длинные волосы закрывали его торчащие уши. Она предоставила это сделать мне, это ей будет менее тяжело, и я уверена, что ему это очень пойдет, ведь он такой большой мальчик. Завтра он уезжает в Ревель, где будет жить у ее родственников. Жаль, он милый мальчик для игр с Алексеем.

Старшие девочки едут в город, у Ольги заседание комитета, а затем они будут пить чай в Аничкове. Дорогой мой, сегодня две недели, как ты уехал, и я ужасно по тебе скучаю. Хорошо, что ты очень занят, не будешь так сильно чувствовать свое одиночество. Только по вечерам тебе, должно быть, скучно и тоскливо, бедный дружок? Посылаю тебе опять ландыши и эти маленькие душистые синие цветочки, — я знаю, ты любишь их. Я их целовала, и они передадут тебе мою любовь, глубокую и нежную.

Я теперь совсем не читаю, чтобы дать отдых глазам, они все еще болят. По вечерам раскладываю пасьянсы с Мари, а днем А. иногда читает мне вслух. Дорогой матушке я посылаю интересную книгу. Мой Буян снова вернулся в Большой Дворец, на этот раз раненым. Я получила телеграммы из Ялты; моя санатория совсем готова, такое счастье, — у нас будут места для 50–60 офицеров, и мы сможем обратить Кучук-Лембад в госпиталь исключительно для солдат. Офицеры скучали там до безумия и постоянно стремились уехать в Ялту, да и женам их там негде жить, так как это просто рыбацкая деревушка.

Интересно, как Шуваев справится с делами, энергичен ли он? Какое будет счастье, если он окажется подходящим человеком! Увы, наши генералы никогда не были блестящи, — почему бы это? Лучше отстранить их и призвать молодые энергичные силы, как, например, Арсеньева. Во время войны надо выбирать людей по их способностям, а не по возрасту или чинам, ведь дело идет о целых армиях, и нельзя допускать, чтоб из-за ошибок генералов гибло столько жизней.

Интересно, что адмирал Филлимор расскажет тебе про север.

Получила письмо от Малькольма. Он описывает дикий энтузиазм, охвативший всю Англию по случаю падения Эрзерума. Это было господствующей темой разговоров на улицах и в клубах. К несчастию, ему не удалось уговорить английский Красный Крест послать трех своих сестер в Германию, по нашему примеру, и он сильно разочарован. Затем Дези устроила ему свидание с Максом в Швейцарии, но, когда он туда приехал, Макс заболел и не мог его принять. Он осмотрел в Берне наше учреждение для помощи военнопленным и остался от него в восторге.

Кончу это письмо после завтрака, так как сейчас должна вставать. Осыпаю тебя поцелуями, каждое милое местечко, и крепко прижимаю тебя к сердцу, сокровище мое, лучший из мужей!

С нами завтракала Настенька [793], а до этого Маклаков сидел у меня 3/4 часа и оживленно разговаривал. Верная, преданная душа. Для него такое облегчение, что ты сменил Полив., но ему хотелось бы удаления еще кое-кого. При свидании я поговорю с тобою по этому поводу и поговорю при случае с Шт., так как многое, о чем он говорил, действительно верно и требует обсуждения. Он умоляет тебя не соглашаться на все эти московские востребования. Конечно нельзя допустить, чтоб союз городов превратился в узаконенное и постоянное учреждение. Их деньги принадлежат правительству, а они могут расходовать, сколько им угодно, миллионов, и народ даже не подозревает, что эти суммы казенные. Это следует официально разъяснить.

Если они будут существовать после войны, они неизбежно превратятся в гнездо пропаганды и агентов Думы в стране. Он был министром, когда ты это разрешил, но они обратились непосредственно к тебе, до того, как Маклаков успел сделать свой доклад, и позднее он тебя просил разрешить это только на время войны. Прошу тебя, дружок, помни об этом. Ты теперь послал им благодарственную телеграмму за их работу, но это не должно означать, что они могут продолжать. Если вообще понадобятся такие учреждения, они должны быть всецело в руках губернаторов. Он более чем возмущен поведением Хвостова. Он говорил, как честный, благонамеренный, глубоко любящий, преданный друг твой и слуга.

На сегодня должна кончать — курьер уезжает.

До свидания, храни тебя Бог, мой ангел! Нежно все тебя целуем.

Навеки

Твоя.

Царское Село. 17 марта 1916 г.

Мой любимый!

Пасмурное утро, 3 градуса тепла. Как досадно, что в Могилеве туман все еще продолжается, и на протяжении всего фронта такой ветер, непроходимая грязь и разлившиеся реки! Нашим бедным войскам приходится бороться со столькими трудностями, но Бог их не оставит. Только, мой друг, наказывай тех, кто делает ошибки, ты не умеешь быть достаточно строгим, а твой твердый пример устрашил бы остальных.

Это хорошо, что ты отставляешь Ронжина — он приводит всех в отчаяние, — а рыжий (red) Данилов? Графиня Карлова в бешенстве, что ее друга Поливанова сменили, и она немедленно предложила ему переехать в ее дом — это рисует тебе настроение некоторой части общества. Раньше они никогда не посмели бы сделать такой вещи. Она с апломбом выказывает свою оппозицию; — ее зять в Тифлисе, Н. выбрал П., они все заодно, — и эта ее нелюбезность при свидании со мной. Она большой друг Волжина, имеет сильное влияние на этого слабого человека и подчиняет его себе. Я это все знаю от матери А., так как графиня и ее сестры в родстве с отцом Ани, и они переменились также и по отношению к ним. Нельзя ли быть более осторожным при назначении членов Государственного Совета? Макл. говорит, что многие преданные люди огорчены, что правительство сажает туда тех, кого не одобряет, — как например — Димитрашко [794], которого Трепов, желая от него избавиться, просит назначить в Государственный Совет. Там необходимы хорошие люди, а не кто попало (иначе это будет вроде апекунов). Государственный Совет должен быть лояльно правым. Я совсем не знала, что славный Покровский [795] ^— известный левый (самый симпатичный, к счастью) — последователь Коковцова и «блока». Хотелось бы, чтоб ты нашел подходящего преемника Сазонову, не надо непременно дипломата! Необходимо, чтоб он уже теперь познакомился с делами и был настороже, чтоб на нас не насела позднее Англия и чтоб мы могли быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире. Старик Горемыкин и Штюрмер всегда его не одобряли, так как он такой трус перед Европой и парламентарист, а это было бы гибелью России. Ради Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет ужасным, а он с его характером не будет подчиняться другим, но будет сам господином, как и должно быть в России, пока народ еще не образован, — m-r Филипп и Гр. того же мнения. И вот еще другая вещь — извини, дружок, но это ради твоего блага они мне говорят. Не дашь ли ты Шт. распоряжение послать за Родз. (гадина) и строго сказать ему, что ты настаиваешь на окончании бюджета до пасхи, потому что тогда тебе не надо будет их созывать, даст Бог, до лучших времен — осени или после войны. Они нарочно медлят, чтоб вернуться летом и возобновить свои ужасные либеральные предложения. Многие говорят то же самое и просят тебя настоять на том, чтоб они окончили работу теперь. И ты не можешь делать уступок, вроде ответственного министерства и т.д., и всего чего они хотят. Это должна быть твоя война, твой мир, слава твоя и нашей страны, а во всяком случае не Думы, — они не имеют права вмешиваться в эти вопросы. Ах, как бы я хотела быть с тобою! Я не могу писать обо всем, о чем хочется, хотя перо мое летает, как безумное, по бумаге, не поспевая за мыслями, так трудно все ясно написать, — да кроме того мне пора вставать и идти к дантисту. Он убивает мне нерв в моем последнем зубе справа, полагая, что это успокоит остальные нервы, потому что для самого зуба совсем не требуется удаления нерва. Он очень расстроен моими болями. Голова и глаза продолжают сегодня болеть, но я спала хорошо.

Мой маленький Малама провел у меня часок вчера вечером, после обеда у Ани. Мы уже 1 1/2 года его не видали. У него цветущий вид, возмужал, хотя все еще прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем — почему иностранные принцы не похожи на него? Конечно, Ортипо надо было показать его «отцу».

Очень хорошо то, что написали про Шуваева. Надо заставить А. прочесть, что Мен. [796] говорит о П. Для меня такое облегчение, что он ушел! «Общество», конечно, будет жалеть об этом; меня интересует, что Павел скажет сегодня за чаем. Должна идти, кончу письмо после завтрака.

О, как благодарить тебя, любимый мой, за твое драгоценное письмо, таким счастьем было получить его, — оно меня так согрело!

Да, это сказал сын Альберта Грэнси, по крайней мере, хоть один честно признал, что начали германцы.

Это прямо отчаяние, что на фронте наступила оттепель, и мы не можем наступать, так как сидим глубоко в воде. Ужасно не везет, но, может быть, это скоро пройдет. Хорошо, что ты послал за тремя главнокомандующими, чтоб все с ними обсудить.

Сестра Ольга приезжает в воскресенье, к нашему большому удивлению. Я боюсь, что она приехала для переговоров о своих планах на будущее, — что мне сказать, если она спросит, как ты к ним относишься? Жаль, что она именно теперь, в такое время, когда все настроены не патриотично и против нашей семьи, придумала такую вещь. Его роль не простительна, я лично думаю, что Сандро ее на это подстрекал, — возможно, что я ошибаюсь, но вся эта история меня очень мучит. Я нахожу, что ей не следовало бы теперь поднимать этого вопроса. Может быть, она намерена поехать с ним на Кавказ: говорят, его полк туда отправляется. Это более чем неблагоразумно, и вызовет много толков и некрасивых сплетен.

Я счастлива, что все радуются назначению Шуваева. Дай Бог ему успеха!