2015-05-05
212
Простите, что вам все это пишу, но знаете, что все всегда говорю вам, — все то, что на душе и на сердце лежит радостного и тяжелого. Скоро надо идти. Вот лошадь, мой «Мико» меня уже ждет. — сначала в канцелярию заеду, потом выводку лошадей всего обоза буду смотреть и в поле поеду на учение рот всех. Живем все очень дружно и хорошо».
Вот каким длинным стало мое письмо, а у меня лично нет ничего интересного, что могла б тебе рассказать, разве, что крепко люблю тебя и тоскую по твоим нежным, убаюкивающим ласкам.
Каков был Алек? Каков ответ на бумагу Шуленб.? Может ли быть отправлен молодой человек в армию? Что насчет Деллингсгаузена? Иванова?
Да благословит и сохранит тебя Бог! Осыпаю тебя нежнейшими поцелуями.
Навеки твоя старая
Женушка.
Ты рассмеялся бы над моим лицом! Радуюсь, что ты сделал длинную прогулку. Как хорошо, что мы взяли столько укреплений вокруг Эрзерума!
Читаешь ли ты французскую книгу? Будешь ли ты здесь к будущему понедельнику? О, это будет слишком хорошо, мое родное, милое сокровище, мой лучезарный!
Только что получила твое драгоценное письмо, за которое бесконечно благодарю тебя, голубчик, — такой приятный сюрприз! Все, что ты видел, так хорошо! Да, поскорее избавься от Бр.-Бр. [704]. Только не давай ему дивизии, если его так ненавидят. А что насчет Иванова?
Попробуй выпивать по стакану очень холодной воды после завтрака. Это может помочь работе желудка.
Царское Село. 4 февраля 1916 г.
Мой возлюбленный!
От всего сердца поздравляю тебя с падением Эрзерума. Наверное, это был великолепный бой и — как это быстро произошло! Такое утешение, — а для тех немалый моральный удар! Пусть только теперь уж крепость останется в наших руках!
Теперь совершенно частный вопрос от меня лично: все время читаешь, что германцы продолжают посылать в Болгарию войска и пушки, так что если мы, наконец, поведем наступление, а они зайдут сзади через Румынию, то кто прикроет тылы нашей армии? Или будет послана гвардия влево от Келлера, и для прикрытия по направлению к Одессе? Это я придумала сама, потому что враги всегда находят у нас слабые пункты. Они всегда и все подготовляют на всякий случай, а мы вообще весьма небрежны, почему и проиграли в Карпатах, где недостаточно укрепили свои позиции. Теперь, если они проложат себе путь через Румынию к нашему левому флангу, то что же остается для защиты нашей границы? Извини, что надоедаю тебе, но невольно приходят в голову такие мысли.
Каковы наши планы теперь, после взятия Эрзерума? Как далеко от нас английские войска? Интересно, годится ли на что-нибудь противогаз Алека? Искренно благодарю за спасение жизни несчастного молодого человека: там на фронте он может доказать свою благодарность, хотя он всего только несчастный штатский.
К нам в лазарет привезли 4-х офицеров -пластунов и несколько — в Большой Дворец. Я не была у наших раненых с 23-го декабря и целую вечность не была в Большом Дворце. Я так скучаю по ним всем и по работе, которую люблю.
У Бэби правая рука распухла, хотя не болит; поэтому ему трудно писать. Заснула поздно, но ночь прошла хорошо, — лицо менее раздуто, но еще ненормально, и продолжает ощущаться одеревенелость.
Федоров поправляется, хотя температура не совсем нормальна. Через несколько дней надеется выйти из дому. M-me Зизи еще слаба. Вот тебе объемистое любовное письмо от Коровы!
2 градуса мороза, идет маленький снежок. Сегодня неделя, как мы расстались, мой Солнечный Свет, а мне кажется, что прошла вечность. Эту неделю моя жизнь шла очень однообразно и уныло, — тем не менее, дни летели, а ночи тянулись.
О, милый, я ужасно скучаю по тебе! Все как бы тускнеет, когда тебя здесь нет. О, мой родной, мой единственный и мое все, я жажду прижать тебя к сердцу, я грустна и измучена, мне необходимы твои ласки!
Прощай, голубчик, мой, а не ее, как она осмеливается называть тебя. Бог да благословит тебя, мой маленький, да сохранит тебя от всякого зла, да приведет тебя к успеху и к окончательному славному желанному миру! Девочки осыпают тебя поцелуями, милый муженек.
Навсегда твоя старая
Женушка.
Кого ты назначил вместо Плеве? Что делает в Вене длинноносый Ферд. [705]?
Теперь мне нужно одеться к завтраку. Я пригласила А., которая находит, что вчера почти не видела меня, так как было множество народа.
Спи спокойно, мой Солнечный Свет, радость моей жизни! Почувствуй, как мои любящие руки обнимают тебя с нежной тоской и глубокой любовью.
Прощай, мой Ники, мой голубчик, ненавижу разлуку, хотя бы и на несколько дней. Осыпаю тебя поцелуями и нежно обнимаю.
Твоя
Женушка.
Ты найдешь на своем столе немного цветов — я с любовью их поцеловала.
Ц. ставка. 4 февр. 1916 г.
Моя душка-Солнышко!
Горячо благодарю за дорогое письмо. Я с интересом прочел присланную тобой выдержку из письма Н.П.
Я очень счастлив нашим крупным успехом на Кавказе — никогда не предполагал, что Эрзерум будет взят так скоро. Оказывается, наши войска после атаки фортов должны были остановиться, но их натиск был до того стремителен, что они прорвались в тыл туркам и таким образом заняли город. — Это известие дошло до меня из Тифлиса от Н. в 7 минут, как раз, когда мы вставали из-за стола.
Алек был спокоен и не возбужден. Он сделал длинный доклад, а затем предложил показать мне несколько опытов с удушливыми газами. — 3 офицера и два химика в разных масках вошли в вагон и оставались там более 30-ти минут. Я мог наблюдать за ними через окна — как они стояли и ходили в этом ужасном желтом дыму. Даже на открытом воздухе ощущался этот отвратительный запах. Удивительные люди — они проделывают эти опыты с радостью, как спорт!
Теперь насчет моих планов. — Я хочу вернуться, чтобы присутствовать при открытии Г. Думы и Г. Совета. Пожалуйста, об этом пока не рассказывай. Я выезжаю в субботу, делаю смотр чудному 1-му Сибирскому корпусу и приезжаю в Царское в понедельник 8-го. — Остаюсь там два дня и спешно возвращаюсь сюда, потому что на четверг 11-го назначил наше военное совещание, с участием всех главнокомандующих — я с самого начала собирался это сделать, но это все никак не удавалось!
Я буду очень счастлив увидеть тебя и детей — хотя бы на 2 дня — все же это лучше, чем ничего. Теперь, моя голубка, дорогая моя женушка с опухшей щекой, я должен кончать.
Храни вас всех Господь! Целую крепко тебя и детей. Остаюсь твой верный и нежно преданный
Ники.
Царское Село. 5 февраля 1916 г.
Мой родной, милый!
Сегодня утром термометр на нуле, ветрено, сильный снег. Слава Богу, Бэби провел ночь в общем хорошо; просыпался несколько раз, но не надолго и не жаловался. У него обе руки забинтованы, а правая вчера даже болела, — но наш Друг говорит, что все пройдет через два дня. Последние ночи он спал тревожно, хотя без болей, и не жаловался на руку, только не мог согнуть ее. Вероятно, повредил ее, когда тащил за веревку несколько саночек, связанных вместе. Но Деревенко говорит, что он совсем веселенький, поэтому не беспокойся, голубчик. Мы обедали наверху, чтоб он не вставал с постели и поменьше двигался. Чем смирнее он будет лежать, тем лучше. Ольга и Татьяна едут в город, в Татьянинский Комитет.
Я уснула после четырех, — опухоль едва заметна, но все еще ощущается, а в голове и в челюстях все время какая-то напряженность; меня знобит, хотя я не простужена. Все еще трудно открывать рот, и, должно быть, не прошло еще воспаление челюсти; все эти дни болит сердце и самочувствие не из приятных. Надеюсь, что мы с Алексеем будем в порядке к твоему возвращению.
Тебе, может быть, интересно узнать о суммах, полученных моим складом и канцелярией с 21 июня 1914 года:
К 31 января 1916 г. собрано 6.675.136 р. 80 к.
Израсходовано — 5.862.151 р. 46 к.
Остаток — 812.985 р. 34 к.
Отсюда громадные суммы пошли на мои склады в Москву, Харьков, Винницу, Тифлис, на мои 6 поездов-складов, на санитарные поезда и т.д., полки и т.д. Но крупные склады тоже собирают деньги и вещи. Верх. Сов. [706] дал мне большие суммы; затем твои, по мере того как ты их получаешь, и выручка в дни продажи английских флагов.
Почему наши войска опять эвакуировали Галицию? Я заключаю это из отчета Ребиндера о том, что многие офицеры полков, вернувшихся из Галиции, являются в Харьков в мой склад и просят белья и индив. пакетов. Не могу понять, что там произошло; или там теперь происходит сосредоточение, и это те войска, которые приготовлены для защиты тыла с юга?
А. просит извинить ее за то, что плохо написала вчера. Она ужасно спешила и забыла сообщить тебе, что получила маленькую поздравительную карточку от Ольги [707]. Вчера она с нами завтракала и просидела до 5-ти; читала вслух и даже играла со мною в карты. После полудня пойду к Бэби, а до завтрака полежу, так как чувствую себя еще скверно. С нетерпением жду от тебя письма, обещанного твоей телеграммой. Надеюсь, что ты действительно приедешь и не отсрочишь этих нескольких счастливых дней.
Вполне ли ты доволен Алексеевым, достаточно ли он энергичен? Как здоровье Рузского? Некоторые говорят, что он опять совершенно здоров, только не знаю, правда ли это, а я хотела бы этого, так как германцы его боятся.
Представь себе только: вчера я видела мисс Иди (Eady) [708], бонну Доны и Лу. В прошлом ноябре ей пришлось покинуть Д. [709], к большому горю Э. и Онор [710]: министры нашли необходимым ее удаление. Все они были глубоко опечалены. Бедная женщина не могла найти службы в Англии, потому что была в Д. — даже в Англии люди совершенно ненормальны. И вот она явилась сюда, так как ей необходимо своим трудом содержать себя, кормить свою старую мать (4 брата и множество племянников на войне). Она здесь у Остен-Сакенов (Волошев), но разница по сравнению с Д. очень велика. Я велела ей почаще приходить к Мадлен и к нам, чтоб она чувствовала себя не такой одинокой. Она сказала М., как многие сожалеют о том, что Людвигу [711] пришлось уйти; к нему относятся с большим почтением и следуют его планам. В начале войны его первые советы не были приведены в исполнение, а теперь там убедились, насколько были неправы, и глубоко о том жалеют. Было очень приятно повидать ее: вспомнился старый дом, и все, особенно же Фридберг и Ливадия. Она иногда получает от них известия. А в Англии на нее сердиты за то, что она не хотела говорить против немцев; но она встречала в Германии только величайшую благожелательность. Эта война, как видно, всем повлияла на мозги.
Только что прочла в «Нов. врем.» о подвиге ст. унт.-офиц. Бэбиного сибирского полка; напечатан и его портрет. Да, у нас в армии немало героев, и будь унас такие же превосходные генералы, мы наделали бы чудес!
Я вижу, Миша еще не уехал. Отправь же его в армию: уверяю тебя, лучше ему быть там на своем месте, чем здесь в ее [712] дурной компании.
Мой самый милый, сию минуту, в 1 час 20 минут, мне было подано твое драгоценное письмо, благодарю тебя за него от всего моего нежно любящего сердца. О, любовь моя, какая радость пробыть с тобою хотя бы и два дня! Да благословит Бог все твои начинания! Я уверена, что твое появление наделает чудес, и Бог внушит тебе нужные слова. Да и видеть тебя — имеет уже громадное значение. Ты сам и наполовину не сознаешь могущественного влияния твоей личности, которая трогает сердца, даже самые дурные.
Я рада, что ты хочешь собрать военный совет и основательно вникнуть во все вопросы. Не вызвать ли тебе Рузского на этот день: он очень способный человек, был командующим почти все время, часто не соглашался с Алексеевым, но все же, может быть, благоразумнее иметь кого-нибудь иначе смотрящего на вещи: тогда вам всем легче будет выбрать правильный путь. Да и на случай, если, с Божьей помощью, ты вернешь Р. к делу, когда он совсем поправится, я думаю, он должен знать все планы и участвовать в их составлении.
Как великолепно то, что ты пишешь об Эрзеруме! В самом деле, удивительные войска! Да, я тоже восхищаюсь людьми, которые работают над этими подлыми газами, рискуя жизнью. Но каково видеть, что человечество пало так низко! Находят, что это превосходно в смысле техники; но где же во всем этом «Душа»? Хочется громко кричать против бедствий и бесчеловечности, вызванных этой ужасной войной.
Ты получишь это письмо где-нибудь в пути. Не знаю, в котором часу приедешь ты 8-го. Значит, это письмо, без сомнения, будет предпоследним.
Прощай, мой родной, благословляю и целую тебя с беспредельной любовью и нежностью и остаюсь, милый Ники, твоей старой женушкой
Аликс.
Царское Село. 6 февраля 1916 г.
Мое сокровище!
Рабочие чистят крышу и производят большой шум при сбрасывании снега, мороза 2 градуса.
Бэби просыпался несколько раз, но не жаловался на боль, так что, надеюсь, будет здоров к твоему приезду.
О, как чудно будет опять увидеть тебя, мой милый, я так ужасно по тебе тоскую! Эти два дня здесь будут томительны.
Ксения пишет, что Сандро приедет в среду на несколько дней — я очень рада за нее. Она гуляет понемножку у себя в саду, а дорогая матушка бывает у нее каждый день.
Что сделал ты относительно бедного Деллингсгаузена?
Я прочла твою телеграмму и ответ московскому дворянству, а также вдове бывшего эрзерумского губернатора, — странно почувствует себя она, видевшая последнее падение крепости 38 лет назад.
Ничего интересного нет у меня, мой Солнечный Свет!
Я рада, что ты, наконец, сделал хорошую прогулку, — несомненно, она была тебе полезна; ведь кружение в маленьком садике должно было наводить тоску.
Карангозов написал А., что в Одессе — прекрасная погода, 12 градусов в тени, дамы ходят в легких платьях, — оттуда он попал в Киев, прямо под снег.
В его полку отпуска выдавались только на юг, а не в Ц.С., так что мать и сестры его условились встретиться с ним в Одессе.
Интересно знать, где и когда ты увидишь 1-й Сибирский Корпус. Прощай, голубчик, Бог да благословит твой путь и да приведет тебя к нам невредимым! Осыпаю тебя нежными поцелуями и остаюсь твоей нежно-любящей старой
Женушкой.
Все дети горячо тебя целуют.
Ц.ставка. 6 февр. 1916 г.
Моя любимая женушка!
Сердечно благодарю тебя за два последних письма. Не могу понять, что с тобою было — я говорю про боли в лице? Надеюсь, что они пройдут к моему приезду, а также обе руки Алексея поправятся! Поцелуй его нежно за меня.
После долгого и всестороннего обсуждения с Алексеевым я решил назначить Куропаткина [713] на место Плеве. — Я знаю, что это вызовет много толков и критики, но что же делать, раз так мало хороших людей! Так что я за ним послал и сообщил ему об этом вчера.
Ты спрашиваешь меня о Рузском. Он недавно написал, жалуясь на свое здоровье и говоря, что он с октября месяца не может отделаться от ползучего плеврита! Ядумаю, что, с Божьей помощью, Куропаткин будет хорош как главнокомандующий. Он будет непосредственно подчинен ставке и таким образом не будет иметь на плечах такой ответственности, как в Манчжурии! Ты можешь быть совершенно уверенной, что армии под его начальством будут приветствовать его назначение. Он очень хорошо и разумно говорил о своем новом назначении и вернется сюда на военное совещание.
Суммы, полученные и израсходованные твоим складом, огромны — я никогда не думал, что они могут дойти до таких размеров.
Я с нетерпением ожидаю завтрашнего смотра, на котором надеюсь увидать первые восемь сибирских полков с моим во главе.
Сегодня идет снег и сильный ветер — только бы перестало к воскресенью!
Да хранит тебя и детей Господь! Итак, через день я смогу прижать тебя к сердцу, моя детка, мое Солнышко, Крепко всех целую. Навсегда твой
Ники.
«Ты делаешь великое дело»
8 февраля Государь вернулся в Царское Село, чтобы на следующий день принять участие в работе Государственной думы. Он не терял надежды объединить под своим руководством всю нацию для победы над врагом.
Впервые после открытия 1-й думы Царь лично обращался к депутатам со словами приветствия:
«Счастлив находиться посреди вас и посреди Моего народа, избранниками которого вы здесь являетесь. Призывая благословение Божие на предстоящие вам труды, в особенности в такую тяжкую годину, твердо верую, что все вы, и каждый из вас, внесете в основу ответственной перед Родиной и передо Мной вашей работы весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему отечеству. руководствуясь исключительно ею в трудах своих. Любовь эта всегда будет помогать вам служить путеводной звездой в исполнении долга перед Родиной и Мной».
На следующий день Царь вернулся в ставку. Уезжал он с чувством боли за предательство министра внутренних дел Хвостова, затеявшего преступную интригу, конечной целью которой должно было быть убийство Григория Распутина. Впрочем, всю глубину падения Хвостова Государь узнал уже позднее. А пока он поручил группе лиц разобраться в этом деле.
Царское Село. 10 февраля 1916 г.
Мой бесценный, милый!
Это мимолетное твое посещение, мой любимый, было таким подарком! — И хотя мы мало видели друг друга, однако, я чувствовала, что ты здесь. Твои нежные ласки опять согрели меня. Могу представить себе глубину впечатления, произведенного на всех твоим присутствием в Думе и в Государственном Совете. Дай Бог, чтоб оно побудило всех к усердной и единодушной работе на благо и величие нашего возлюбленного отечества! Увидеть тебя значит так много. И ты нашел как раз подходящие слова.
Мы с Аней пережили тяжелые дни вследствие этой истории с нашим Другом, и не было никого вблизи, чтоб подать совет. Но она держалась хорошо и мужественно во всем этом, даже выдержала отвратительно-грубый разговор с Воейковым в понедельник. Я, в самом деле, теперь за нее встревожена, так как она уразумела, в какую скверную историю ее старались втянуть Хвостов — евреи, и только для того, чтобы произвести скандал перед Думой, — все так тенденциозно [714]!
Твое присутствие опять вернуло мужество и силу, люди очень низки, особенно вокруг нас, и направление умов в «тылу» все еще дурное. Все мои молитвы и мысли будут с тобою завтра. Ты делаешь великое дело,и очень мудрое, все вожди смогут откровенно высказать свои мнения и отчетливо изобразить тебе все. Благослови Бог их труды под твоим руководством!
Спи спокойно, мое сокровище, — опять буду скучать по тебе самым ужасным образом. Ты принес мне столько света, и я буду жить воспоминаниями о твоем милом приезде. Будем надеяться, что скоро ты опять будешь у меня, дома. Благослови и сохрани тебя Бог, мой родной, дорогой и любимый, мой супруг, мой собственный! Тысяча нежных поцелуев от твоей маленькой
Женушки.
Царское Село. 11 февр. 1916 г.
Мой родной, бесценный!
Яркое солнце, 12 градусов мороза. Все мои нежнейшие мысли с тобой, любимый. Надеюсь, что большой военный совет сойдет хорошо и в соответствии с твоими желаниями. Могу себе представить, какое облегчение ты почувствуешь среди военных, так как проведенные здесь дни были не из самых приятных, и ты, вероятно, в восторге, что опять уехал. Обыкновенно здесь на твою долю выпадают тягостные впечатления: вторник был очень хорош — и вдруг эта скверная история с нашим Другом. Она постарается держать себя с Ним как можно лучше, хотя в своем теперешнем состоянии Он кричит на нее и ужасно раздражителен. Но сегодня солнце, поэтому надеюсь, что Он опять стал таким, каким был всегда. Он боится уезжать, говоря, что Его убьют. — Ну, посмотрим, какой оборот Бог даст всему этому!
Все это тебя огорчало и тревожило, так что твой приезд не мог доставить тебе радости, любимый мой Светик. Но ты согрел старое Солнышко, и она еще чувствует на своих губах твой последний поцелуй! Твой приезд был точно сон — теперь снова так пусто! Сегодня мне еще нечего рассказать тебе.
Вчера вечером мы работали, раскладывали пасьянсы, и Т. с А. по очереди читали вслух «Наши за гр.» [715], но мои мысли были заняты тобою, а не книгой.
Бесценный мой, теперь надо вставать, так как в 12 1/2 явится князь Голицын [716] с докладом о наших пленных, а после завтрака — Вильчковский.
Прощай и да благословит тебя Бог, мой любимый!
Осыпаю тебя поцелуями.
Навсегда твоя
Женушка.
Царское Село. 12 февраля 1916 г.
Мой родной, милый!
Ясное, солнечное утро, 7 градусов мороза. Ночью было 12 градусов. Хотелось бы мне знать, что говорили все генералы, — как мило, что они тебя встретили! Так освежают подобные беседы, сколь бы ни были они серьезны и трудны. Но надеюсь, что в общем, они довольны снабжением, или все еще большой недостаток в винтовках?
Я получила длинное милое письмо от Виктории [717]. Она сейчас в Лондоне. Людвиг [718] с Луизой [719] едут на север повидать Джорджи, а она поедет позднее. Там были большие бури, при очень холодной погоде, и когда «Новая Зеландия» вышла крейсировать в прошлом месяце, то вода затопила палубу, волна залила башню Джорджи, проникнув через пушечный люк, и унесла матроса в люк одного из подъемников, и Джорджи принужден был ползти за ним и нашел его на самом дне почти захлебнувшимся и со сломанными ногами.
Некоторые матросы получили разрешение поехать во Францию посмотреть войну, и один капрал с «Новой Зеландии» из их группы был в траншее, когда под нею взорвалась германская мина и перебила пулеметчиков. Тогда синие куртки проворно схватили этот пулемет и, под командою своего капрала, наделали таких хороших дел, что он получил орден, и корабль очень гордится им. Дикки [720] и его сверстники-кадеты после Пасхи отправятся не прямо в море, а сначала в Kegham Плимут) в инженерное училище. Из них 20 или 30 лучших пойдут в море в июне, а так как его место в классе всегда приблизительно 15-е, то он надеется быть в их числе. Разумеется, он огорчен отсрочкой, но я эгоистически довольна ею.
Алиса [721] пишет, что англичан в Салониках любят: офицеры вежливы, солдаты ведут себя хорошо. С французами же, грустно сказать, дело, по ее словам, приняло другой оборот, и в одном городке они так же ужасно обращались с женщинами, как германцы в Бельгии, а офицеры в Салониках, все, начиная с генерала, нахальны и дерзки даже с Андреем [722].
Луиза наслаждается своими каникулами дома. Она, вероятно, вернется в Невер в конце этого месяца.
В ставке ли Сандро?
Маленькая Мари [723] завтракает у нас сегодня. И до и после завтрака у меня прием.
Драгоценное сокровище, прощай и Господь с тобой!
Нежно и страстно целую тебя.
Твоя глубоко любящая, старая женушка
Аликс.
Ц. ставка. 12 февр. 1916 г.
Моя дорогая!
Горячо благодарю тебя за твое милое письмо — первое, полученное здесь. Возвращаю тебе французскую книгу; на досуге с жадностью читаю новую английскую. — Путешествие было вполне спокойное. Я настоял на том, чтоб наш поезд не делал больше 40 верст в час. Четыре командующих генерала встретили меня здесь на платформе. Я на минуту принял Алексеева, затем в 6 час. отправился в здание штаба, где заседание тянулось до 8 час. и возобновилось сейчас же после обеда вплоть до 12.30 час. Бедный Плеве был похож на мертвеца: до того он был бледен. Сегодня он лежит в своем спальном вагоне и не в состоянии двинуться — вероятно, переутомление!
В общем, я остался вполне доволен результатами нашего долгого совещания. Они много спорили между собой. Я просил их всех высказаться, потому что в таких важных вопросах правда имеет исключительное значение. — Я предпочитаю не писать на эту тему, но все тебе расскажу при свидании.
Очень холодно и ветрено.
Должен кончать. Храни тебя Господь, дорогая! Крепко целую тебя и дорогих детей.
Навеки твой старый
Ники.
Ц. Село. 13 февраля 1916 г.
Мой родной, милый!
2 градуса мороза и легкий снежок. К счастью, я сплю теперь хорошо, что является редким удовольствием, — и кашляю немного, как и Бэби. Вчера принимала Неклюдова [724]. Он говорит как следует, только время от времени превращается в аффектированного дипломата, чем раздражает до безумия. Потом приняла доктора Бруннера [725], который давал мне отчет о содержании пленных германцев и австрийцев в Сибири, — удовлетворительно!
Потом — княгиню Франциску Воронецкую (рожденную Красинскую), которая организовала много отрядов и госпиталей в Варшаве и там получила медаль. Теперь ее отряды все при деле, а она ездит и инспектирует их. Ее муж и оба сына остались в Варшаве, и она редко имеет о них известия.
Она, кажется, весьма энергична, хотя на вид розовая, пухлая и веселая, на высочайших узких каблуках и в смешной маленькой наколке, надетой к ее сестринскому платью.
Сегодня будет кн. Гедройц — вероятно, чтобы побрюзжать.
Лили Д. с мужем приезжали на часок, к вечернему чаю. Она — настоящая милочка и всегда такая забавная. Но его глупый смех переносить трудно. Разве ему дадут «Варяга»?
Я очень рада, что ты доволен результатами военного совещания. Это прекрасно, что ты всех их созвал и дал им возможность обменяться мнениями в твоем присутствии.
Маленькая Мари завтракала с нами. Вид у нее здоровый, только вся в прыщах. говорит, что Дмитрий приедет завтра. Жаль, так как он опять попадет в дурную компанию и на дурной путь.
Как бы я хотела, чтоб кто-нибудь поговорил с ним серьезно! Знаю, что Н.П. делал это не раз и, случалось, удерживал его от вечерних приключений; мальчик ведет себя сообразно желаниям той личности, к которой в данный момент привязан.
Чем чаще я думаю о Борисе, тем яснее становится мне, в какую ужасную компанию попала бы его жена. Друзья его и Михень — богатые французы, русские банкиры, «общество» Ольги Орловой и Белос. и тому подобных типов, — бесконечные интриги, — развязные манеры и разговоры, — причем Даки совсем неподходящая невестка, — да притом бурное прошлое Б. [726] Михень переняла навыки д. Владимира [727] для того, чтобы участвовать во всем вместе, но она находила удовольствие в такой жизни, — с ее натурой это было легко. Однако, зачем пишу я тебе об этом, когда ты все это знаешь не хуже меня? Отдать сильно пожившему, истрепанному, видавшему всякие виды молодому человеку чистую, молодую девушку, которая моложе его на 18 лет [728], и поселить их в доме, где многие женщины «делили» с ним жизнь! Его женою должна бы стать только «женщина», знающая свет, могущая судить и выбирать с открытыми глазами. Такая сумела бы сдерживать его и сделать из него хорошего мужа. А неопытная молодая девушка страдала бы ужасно, получив мужа из четвертых, пятых или более рук; женщина, конечно, скорее бы примирилась с этим, если бы любила.
Поэтому и тебе следует слегка держать Дмитрия в руках и разъяснить ему значение супружеской жизни.
Теперь пора кончать. Прощай, мой ангел, мой голубчик! Святые ангелы пусть хранят тебя, Бог да благословит тебя! Нежно и страстно целую тебя без конца.
Твоя любящая старая
Женушка.
В Думе произносятся ужасные речи, но они не производят эффекта, никто их не подхватывает. Пуришкевич произнес нечто ужасающее [729], — и зачем это он так сумасшествует всегда? Ты принес здесь много пользы, так как их речи не производят впечатления.
Ц. ставка. 13 февр. 1916 г.
Мое любимое Солнышко!
Курьер еще не приезжал. Я окончил свои бумаги и потому имею больше времени для письма.
Сегодня полковой праздник моих улан — они на отдыхе где-то в южной Галиции. В честь этого дня я произвел Залюйского [730] в флигель-адъютанты, — получил его в наследство от Николаши, он состоял при нем ординарцем.
Все эти дни здесь было очень много хлопот, особенно для меня. Во-первых, совещание, которое продолжалось 6 часов. Одновременно мне пришлось серьезно поговорить с некоторыми из генералов, принять Сандро с длинным докладом, Бориса после его ревизии, Поливанова и адмирала Филимора, вернувшегося из Архангельска. Вчера неожиданно появился Дмитрий, проездом в отпуск на 10 дней. Я на досуге повидаюсь с ним сегодня днем.
Сандро в превосходном настроении, — он едет на 5 дней домой, — постарайся его повидать.
Ольга пишет, что она выезжает из Киева на несколько дней, чтобы посетить свой полк, так как в данное время у нее не так много работы.
В свободное от занятий время я наслаждаюсь чтением книги «Таинственная комната» («The room of secrets»), она чем-то напоминает книгу, читанную нами вместе.
Погода эти 2 последних дня была очень неблагоприятна для длинных прогулок — дул сильный ветер с морозом и снегом, так что я принужден был гулять в крошечном саду!!! Бедный малютка!!!
Только что мне принесли твое дорогое, надушенное письмо и Ольгино — сердечно благодарю за них и за интересные сведения из письма Виктории. Этот запах возбуждает и вызывает чудные воспоминания, меня так и потянуло к тебе! Теперь должен кончать. Надеюсь, что чувствуешь себя лучше.
Да благословит тебя и детей Господь! Целую вас нежно.
Твой старый
Ники.
Передайей мой привет.
