Введение. В 476 г., ослабленная внутренними противоречиями рабовладельческого строя, Римская империя мала под натиском германских племен

В 476 г., ослабленная внутренними противоречиями рабовладельческого строя, Римская империя мала под натиском германских племен. С этого времени в истории Центральной, Западной и Южной Европы начался новый период, условно называемый средневековьем (V—XVI вв.). Для этого периода было характерным безраздельное господство феодальных общественных отношений.

Эпоха феодализма унаследовала от Римской империи христианскую религию в ее западной разновидности, известной с 1054 г. под названием католицизма. Христианская церковь стала главной идеологической силой европейского феодализ­ма, и все развитие культуры и просвещения в период средневековья протекало в русле религиозной идеологии католицизма.

Средневековая церковь категорически отрицала почти все наследие антично­го мира в области культуры, но необходимость пользоваться богослужебными книгами на латинском языке заставляла ее заботиться об обучении будущего духовенства хотя бы элементарной грамоте.

Латинский язык сделался языком европейской образованности того времени, на нем были написаны основные произведения церковной литературы. Связь средневековой культуры с христианской религией и латинским языком обусловила возникновение своеобразного типа школы, содержание обучения в которой черпа­лось из религии, а языком обучения стал латинский язык, чуждый для большинства европейских народов.

Эти школы открывались и содержались церковью. Они были нескольких типов: монастырские, которые открывались при монастырях для мальчиков, гото­вившихся к пострижению в монахи («внутренние школы»), и для мальчиков-мирян («внешние школы»); соборные, или кафедральные, школы открывались при епископских резиденциях и также подразделялись на две категории — для подготовки будущих священнослужителей и для мирян; приходские школы, которые содержались священниками.

Приходские и «внешние» монастырские и соборные школы посещали мальчики 7—15 лет, обучаясь чтению, письму, счету и церковному пению. Во «внутренних» школах содержание образования было несколько шире. В большинстве из них ограничивались преподаванием грамматики, риторики и диа­лектики («тривиум»), а в более крупных школах об\чали еще арифметике, геометрии,

астрономии и музыке («квадривиум»). Совокупность этих двух циклов предметов была известна под названием «семи свободных искусств», и ею исчерпывалось все содержание средневекового образования, всецело приспособленного к нуждам церкви и феодального общества.

Обучение в средневековых школах строилось преимущественно на запомина­нии текстов священного писания и комментариев к ним, а также некоторых произведений Аристотеля, единственного мыслителя древности, признававшегося церковью. Кроме того, в школах широким распространением пользовались специальные учебные пособия: Присциана и Доната — но грамматике, Марци-ана Капеллы, Беды и Алкуина — по риторике, Боэция — по музыке и др. В школах царила суровая дисциплина, учащиеся подвергались телесным наказаниям за пло­хие успехи, несоблюдение порядка и за нарушение религиозных предписаний.

Во второй половине средневековья, под влиянием расширившихся торговых связей, а также под воздействием более высокой арабской культуры, знакомству с которой способствовали крестовые походы (X—XIII вв.), начали расширяться знания европейцев в области математики, астрономии, географии, медицины и других наук. Однако церковные школы игнорировали новые знания, как не соответствующие духу и догмам христианства. Поэтому начали складываться внецерковные союзы ученых. Именно так возникли медицинская школа в Салерно, юридические школы в Болонье и Падуе.

В XIII в. появились первые университеты — объединения учащих и учащихся, пользовавшиеся известной автономией по отношению к церкви, феодалам и город­ским магистратам. Средневековые' университеты обычно состояли из 4 факуль­тетов: артистического или искусств, богословского, юридического и медицинского. Первый из них являлся подготовительным, где изучались традиционные «семь свободных искусств».

С момента возникновения университетов церковь стремилась захватить их под свое влияние, оказывала им свое покровительство, наводняя их своими преподавателями. Вследствие этого очень скоро главенствующую роль в универ­ситетах стал играть богословский факультет. Ученые-богословы стремились прими­рить науку и религию, подчинить светское знание вере. На этой почве развива­лась и средневековая схоластика, перед которой ставилась задача теоретического обоснования религиозного мировоззрения путем подгонки логических выводов под авторитет священного писания.

Однако постоянные диспуты на религиозные темы, по вопросам христианс­кой философии, часто облеченные в наивную и даже нелепую форму, играли и положительную роль: они приучали схоластов к внимательному изучению кано­нических текстов, развивали умение располагать факты в логической последователь­ности, абстрактно мыслить. Все это в известной мере подготовило почву для развития науки в эпоху Возрождения.

В связи с ростом городов и усилением торговли в X—XI вв. возникает новое сословие— горожане, или бюргеры,— из которого позже выделилась буржуа­зия. Для удовлетворения потребностей в образовании торгово-ремсслснпых кругов городского населения появляется новый тип учебных заведений — городские школы (магистратские, цеховые, гильдейские). В этих школах впервые начали обучать детей на родном языке, обращать внимание на сообщение полезных знаний.

Своеобразный характер носило воспитание сыновей светских феодалов. Не­развитость военной техники, постоянные вооруженные стычки между феодалами

вызвали к жизни тип сугубо сословного военно-физического, рыцарского вос­питания.

Средневековое рыцарство, жившее за счет эксплуатации крестьян и военных грабежей, относилось с презрением ко всем видам труда, включая и умственный. Даже элементарная грамотность не считалась для рыцарей обязательной. В парал­лель «семи свободным искусствам» школьного образования в системе рыцарского воспитания были сформулированы «семь рыцарских добродетелей», которые состав­ляли содержание воспитания и обучения мальчиков. К этим «добродетелям» от­носилось умение ездить верхом, плавать, владеть копьем, фехтовать, охотиться, играть в шахматы, слагать стихи и играть па музыкальных инструментах. Все эти умения сын феодала приобретал, находясь при дворе сюзерена, сначала в роли пажа при хозяйке замка (с 7 до 14 лет), а потом в роли оруже­носца при хозяине. В возрасте 21 года молодой феодал посвящался в рыцари. К концу средневековья для знатных рыцарей считалось необходимым знать фран­цузский язык, ставший к тому времени языком придворных кругов.

Воспитание и образование женщин в эпоху средневекового феодализма имело также строго сословный характер. Дочери феодалов воспитывались в семье под надзором матерей и специальных воспитательниц. Нередко их обучали чтению и письму капелланы и монахи. Широко была распространена практика отдавать девочек из знатных семей на воспитание в женские монастыри. Здесь воспитан­ниц обучали латинскому языку, знакомили с библией, приучали к благородным манерам. Можно даже сказать, что в средневековую эпоху грамотность среди женщин-дворянок была распространена шире, чем среди рыцарей. В известной мере •это объяснялось тем, что католическое духовенство стремилось оказать влияние на светских феодалов через их жен, воспитывавшихся в монастырях в духе религиозности. Не случайно в числе приданого девушки из семьи феодала были книги религиозного содержания.

Воспитание девочек, принадлежавших к непривилегированным сословиям, огра­ничивалось приучением вести хозяйство, обучением рукоделию и религиозными настав­лениями.

Педагогическая мысль в эпоху средневекового феодализма, как и вся практи­ка воспитания и обучения, была пронизана духом религиозной идеологии. Пе­дагогики как таковой еще не было, се в известной мере заменяли мысли о ре­лигиозно-нравственном воспитании детей, содержавшиеся в богословской литературе. В XII — XIII вв. начали появляться отдельные руководства по воспитанию дето"! высшей феодально]"] знати.

Одним из наиболее известных является сочинение Впнцента из Вовэ (XIII в.) «О наставлении сыновей правителей и благородных люден», состоявшее преиму­щественно и.) обширных выдержек из различных источников.

В XV--XV1 вн. в ряде стран Западной п Центральной Г.вропы начали скла­дываться буржуазная идеология п культура, обусловленные зарождением капита­листического способа производства.

11оявлсп lie первых признаков новых социальных отношении имело своим следствием возникновение нового взгляда на мир и человека в противовес средне­вековому религиозно-догма i ическому мировоззрению. Средневековый аскетизм с его отрицанием радостей земной жизни и проповедью подготовки к загробному, вечному существованию постепенно вытесняется идеями гуманизма, противопоставившего тео­логии светскую науку, выдвинувшего идеал жизнерадостного, сильного духом и

телом человека. Передовые мыслители этого периода особое внимание стали уде­лять изучению богатой литературы древнего мира, забытой в предыдущие столетия. Началась эпоха, известная в истории под названием Возрождения.

Идеи гуманизма нашли отражение во взглядах передовых мыслителей на воспитание и в практике работы отдельных школ того времени. Гуманисты высту­пили с требованием изучать в школах латинский и греческий языки с целью овла­дения культурным наследием античного мира, а также реальные предметы, воору­жающие знаниями, необходимыми в практической деятельности. Гуманисты наста­ивали также на использовании в обучении активных методов, развивающих мышление детей. В полном соответствии с античным идеалом человека педагоги эпохи Возрождения проявляли заботу о физическом развитии детей, об их здоровье, разрабатывали методику физического воспитания, отводя в ней боль­шое место играм.

Гуманизм эпохи Возрождения сыграл, несомненно, положительную роль в культурном развитии Гвропы, по он носил ярко выраженный классовый харак­тер, отвечая интересам п потребностям нарождавшейся буржуазии. Лишь отдельные гуманисты, такие, как представители раннего утопического социализма, связывали свою борьбу против феодализма с интересами всего народа, что, естественно, находило отражение и в их педагогических идеях.

Педагогические идеи эпохи гуманизма представлены высказываниями ряда выдающихся мыслителей. Французский гуманист Франсуа Рабле (1494—1553) в получившем мировую известность романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» подверг уничтожающей критике схоластическую систему образования и противопоставил ей воспитание, развивающее человека умственно и физически, формирующее высокие нравственные качества. Рабле высмеивал методы средневековой школы, видел путь к овладению знаниями в активной деятельности самого ребенка, который, наблюдая окружающую природу и жизнь, сравнивает, обобщает, делает выводы.

Другой мыслитель Франции XVI в.— Мишель Моптень (1533 — 1592) в своих «Опытах» в ряде глав критикует как традиционную школьную схоластику, так и крайности гуманизма, многие представители которого сею воспитательно-образовательную работу с детьми сводили к чтению латинских и греческих авторов. Монтепь же, подобно Раб.тс, хотел, чтобы в процессе воспитания п обучения дети приобретали способность здраво мыслить, познавали окружающий пх мир. В «Опытах» Моптсня содержались в зародыше многие прогрессивные идеи, полу­чившие развитие г передовой педагогике XVH---XVII1 столетни.

Наиболее радикальные педагогические плен в эпоху Возрождении были высказаны круппеГппн.м английским гуманистом Томасом Мором (1478-1535) в его «Золотой книжке, столь же полезной, как п забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия» п итальянцем Томмазо Камнапс.тлоп (1508- ЮЗУ) в сочинении «Город Солнца». В трудах этих г. маппстоз, пнднепшпх представителей раннего утопического социализма, впервые были выдвинуты идеи общее пнчшого восппт аппя детей, всеобще! о обучения на родном языке, равенства образования мужчин и женщин, соединения обучения с трудом.

В I срм аи ни XV XVI сто.тет нп гуманизм принял свособраз::].]]] характер в связи с борьбой против католической церкви (Реформация). Немецкие гуманисты выступал п за пцн'тельное изучение латинского, i рсческого и даже древнеев­рейского языка с тем, чтобы в процессе чтения антично:"! литературы, библии

и произведений так называемых отцов церкви можно было разоблачить фальси­фикацию их католическим духовенством.

В связи с этим и интересы немецкой педагогики того времени концентри­ровались главным образом на обучении языкам. Стремление к распространению реальных знаний через школу, как это наблюдалось у Мора, Рабле и Монтеня, было значительно слабее.

В общем следует отметить, что педагогика гуманизма, возникшая в эпоху Возрождения, своими идеями оказала сильное влияние на развитие теории и практики воспитания в последующие столетия, а в XV—XVI веках школы продолжали оставаться типично средневековыми, где схоластика не хотела уступать место новым веяниям. Исключение представляли лишь отдельные школы, из которых самой известной была школа гуманиста Витторино да Фельтре (1378—1446) при дворе герцога Гонзага в Мантуе (Северная Италия). В этой школе помимо детей герцога и высшей аристократии учились одаренные дети неаристократического происхождения, содержавшиеся за счет самого Витторино да Фельтре.

В школе специальные учителя преподавали латинский и греческий языки и классическую литературу на этих языках, логику, метафизику, математику, музыку, живопись. Изучение античной литературы сопровождалось подробными историческими комментариями. Большое место отводилось письменным работам на латинском и греческом языках, что рассматривалось в качестве важнейшего средства умственного развития учащихся.

Из школы были изгнаны телесные наказания, процветавшие в эпоху сред­невековья. Порядок и дисциплина поддерживались с помощью надзора и личного прцмера воспитателей, путем пробуждения в детях чувства чести и собствен­ного достоинства. Большое значение придавалось религиозному воспитанию детей.

Характерной чертой этой школы, организованной в духе идей гуманизма, было стремление сочетать умственное, нравственное, эстетическое и физическое воспитание. Воспитанники ежедневно занимались различными гимнастическими и военными упражнениями, совершали прогулки.

Однако сам гуманизм к концу эпохи Возрождения постепенно начал приоб­ретать чисто филологический характер: перед школой выдвигалась задача научить детей совершенному владению классической латынью. Типичным примером в этом отношении может служить знаменитая гимназия Штурма (1507—1589) в Герма­нии, в которой в течение 10 лет изучались только латинский и греческий языки, а преподавание математики ограничивалось начатками арифметики. Формалисти­ческое изучение грамматики и подражание стилю Цицерона — вот основное содержание работы гуманистических школ XVI в.

Это неосхоластическос течение в педагогике получило название цицсрониан-ства и осуждалось передовыми педагогами того времени. Особенно резкой критике оно было подвергнуто знаменитым гуманистом Эразмом Роттердамским в его сочинении «Цицеронианец» (1528). Положительные педагогические идеи гу­манизма были использованы и развиты позднее Яном Амосом Комепским, Джоном Локком и Жан-Жаком Руссо.

Алкуин

Алкуин (ок. 735—804) — английский монах-ученый. Он был организатором и руководителем монастырской школы в Туре (Франция), ставшей одним из центров средневековой науки. Алкуин был учителем в школе при дворе Карла Великого («Палатпнская школа»), где преподавал «семь свободных искусств», и для которой составил несколько учебников. Материал в этих учебниках изла­гается преимущественно в форме вопросов и ответов (катехизический метод).

Беседа с Пипином

Приведенный ниже фрагмент из учебника Алкуина, написанного для Пи-пина — сына Карла Великого, дает представление как о характере содержания учебного материала в средневековой школе, так и о методе его преподнесения. Пнпнн задает вопросы, Алкуин отвечает.

А. (Алкуин). Страж истории.

П. (Пипин) Что такое письмо?

П. Что такое речь?

П. Что создает речь?

П. Что такое язык?

II. Что такое воздух?

П. Что такое жизнь?

11. Что такое смерть?

Что такое человек?

А. Толкователь души.

А. Язык.

Л. Воздушный бич.

Л. Хранитель жизни.

А. Радость от добра, печаль от зла, ожидание смерти.

А. Неизбежное событие, неизвест­ное путешествие, предмет пла­ча для живых, исполнение же­ланий, похититель людей.

А. Раб смерти, переходящий с ме­ста на место путешественник, гость в своем жилище.

И

П. На что похож человек? П. Как помещен человек?

П. Где он помещен? П. Каковы они?

П. Скольким переменам он под­вержен? П. Каковы они?

II. Что такое сои?

II. Что такое свобода человека?

II. Ч го такое голова?

i 1. Что такое тело.-¹

П. Что такое солнце?

П. Что такое лупа? П. Что такое звезды?

П. Что такое дождь?

П. Что такое туман? П. Что такое ветер?

П. Что такое мороз? П. Что такое осень:¹

А. На'плодовое дерево.

Л. Подобно фонарю, выставленно­му на велч р.

А. Между шестью степами.

А. Вверху, внизу; впереди н поза­ди; вправо, влево.

Шести.

Голод и сытость; отдых и рабо­та; бодрствование п сон.

Образ смерти.

Невинность.

Верхушка тела.

Жилище души.

Блеск вселенной, красота слава дня, распределиге„ сов.

Глаз ночи, раздаватсль пророк бурь.

Картины крыши небесном водники мореплавателей, шение ночи.

Резервуар (воды) для мать плодов.

Ночь днем, труд для глаз.

Возмущение воздуха, сотрясе­ние вод, сухость земли.

Гонитель растений, разрушитель листьев, оковы для земли.

Годичная житница.

А.

А. А.

А. А.

росы,

, про-укра-

землн,

Эльфрйк

Эльфрпк (X—XI uu.) — один из монахов-учителей, составлявших учебники. Иго руководство для первоначального изучения латинского языка как средства общения интересно, в частности, тем, что в нем нарисован.быт средневековой школы с ее разнородным составом учащихся. Вот несколько отрывков из этого пособия, в котором приводится беседа между учителем п учениками.

Беседа между учителем и учениками

М. (Мальчики.) Наставник, мы, дети, просим вас учить нас говорить правильно, ибо мы необразованны п говорим испорченным языком.

Н. (Наставник.) Что вы хотите сказать?

М. Мы стремимся к тому, чтобы речь наша была правильна и чтобы мы говорили то, что полезно, и чтобы мы не говорили по-старушечьи или неправильно.

Н. Намерены ли вы подвергаться сечению во время обучения?

М. Мы предпочитали бы подвергаться сечению во время учения, чем оставаться невеждами. Но мы знаем, что вы будете ласково относиться к нам и не будете сечь нас, если вы не будете вынуждены к этому.

Н. Я спрашиваю вас о том, что именно вы хотите сказать мне. Какую работу вы выполняете?

1-i'i М. Я постриженный монах, и я пою семь раз в дет, с братьями (монахами.— Сост.), и я занят чтением и пением. И в тоже время я хочу научиться говорить по-латынп.

II. Что знают эти вс.шн товарищи?

1-й А\. Одни из них пашут землю, другие пасут овец, третьи пасут коров, некоторые охотятся, другие ловят рыбу, третьи охотятся с соколом, некоторые торгуют, другие нилот обувь, третьи вываривают соль, некоторые пекут хлеб для рынка.

Н. Что же вы скажете, мальчик-пахарь, как вы выполняете- свою работу?

М. О, с.чр, я работаю с большим усердием. Я на рассвете выгоняю волов в ноле п впрягаю в плуг. Я даже суровой зимой не решаюсь остаться дома из страха перед моим господином. Впрягши волов н приспособив очень прочно сошник п резак к плугу, я ежедневно должен вспахать целый акр пли даже больше.

II. Меть ли кто-либо при вас?

М. При мне — мальчик для того, чтобы погонять волов заостренной палкой, и он теперь охрип от холода и крика.

Н. Что вы еще делаете в течение дня?

М. Еще очень многое. Я должен наполнять закром для волов сеном, дать им воды и вынести навоз.

Н. О, это тяжелая работа.

М. Да, это тяжелая работа, потому что я не свободен.

(Так они обозревают все другие занятия. В конце поднимается спор относительно того, кто делает самую лучшую работу и какая работа са­мая полезная, и для разрешения этого спора приглашается советник. Он решает, что на первом месте стоит божественная служба, но между мир­скими занятиями выше всего земледелие, потому что оно кормит всех. Потом кузнец и колесник доказывают, что пахарь ничего не может сделать без плуга, который они изготовляют.)

Советник говорит:

— Позвольте, хорошие ребята и хорошие товарищи, закончить этот спор и установить мир и согласие между вами, и пусть каждый помогает другому своим ремеслом, и пусть мы все встретимся у ремесла землепаш­цев, где мы находим пищу для себя и корм для наших лошадей. И я даю всем работникам совет, чтобы каждый из них делал свое дело так хорошо, как он это может, так как каждый человек, небрежно относящийся к сво­ему делу, увольняется от своей работы. Священник ли вы или монах, мир­ской человек или солдат, вы отдавайте себя своей профессии и будьте тем, что вы есть, так как большой ущерб и большой стыд для человека не быть тем, что есть и чем он должен быть.

Н. Теперь, дети, как вам нравится эта речь?

М. Нам она очень нравится, но вы говорите слишком глубоко для нас, и это выше нашего возраста. Говорите с нами таким образом, чтобы мы могли следить за вами и понимать то, о чем вы говорите.

Н. Хорошо, я спрашиваю вас, почему учитесь вы так прилежно?

М. Потому, что мы не желаем уподобиться животным, которые ничего не знают, кроме травы и воды.

(Наставник потом переходит к выяснению того, желают ли они быть мудрыми в мирском смысле, приобретая ловкость, или же в каком-либо ином смысле. Они опять жалуются, что это слишком глубоко для них.)

...Н. Все вы —- хорошие дети и умные ученики. Ваш учитель увещевает вас хранить заповеди божий и всюду вести себя соответственным образом. Идите спокойно, услышав звон церковного колокола, входите в церковь, кланяйтесь перед святым алтарем, стойте спокойно и пойте в унисон и просите прощения ваших грехов и выходите опять чинно в монастырь или в школу.

Томмазо Кампанелла

Томмазо Кампанелла (1568—1639) —один из наиболее ярких представителей раннего утопического социализма. С юности стремясь к науке, он в возрасте 15 лет вступил в монашеский орден доминиканцев и посвятил себя изучению философии и богословия. Не удовлетворившись схоластикой Фомы Аквинского и искаженными церковью идеями Аристотеля, Кампанелла обратился к трудам античных философов, к произведениям своих современников, к самой природе, которую он считал источником знания. На Кампанеллу оказали сильное воздейст­вие элементы стихийного материализма у последователей Демокрита, а особенно идеи известного итальянского натурфилософа Телезио (1509—1588), труды кото­рого входили в список книг, запрещенных католической церковью.

В социально-политических воззрениях Кампанеллы центральное место зани­мает идея создания единого мирового государства, что должно будет иметь своим следствием устранение всех конфликтов между людьми и установление мира и счастья на земле.

В течение 27 лет Кампанелла был заточен в тюрьме за участие в заговоре против испанского господства. Находясь в заключении, Кампанелла написал сочинение «Город Солнца» (1602, опубл. в 1623). В нем он изображал, подобно Томасу Мору, идеальное государство, где пет частной собственности, где все одинаково трудятся, имеют все возможности заниматься науками и искусствами.

Значительное место в книге Кампапеллы занимает описание воспитания детей в городе Солнца. Воспитание здесь носит полностью общественный харак­тер и равно для всех граждан государства. Оно, по мнению Кампапеллы, должно быть организовано так, чтобы дети развивали все свои силы и способности.

Большое внимание Кампапслла уделял умственному образованию, указывал, что оно должно сочетаться с физическим и нравственно-эстетическим воспитанием, с участием детей в труде, с обучением различным профессиям. Следует подчеркнуть, что все первоначальное обучение детей в государстве Солнца основано на наглядности, которую сенсуалист Кампапслла ценил очень высоко. Дети при­обретают элементарные знания о всех пещах и явлениях во время про-

гулок, рассматривая нарисованные на стенах города картины, на которых изобра­жены геометрические фигуры, животные, растения, орудия труда и т. и.

В приведенных нами частях книги Кампанеллы содержатся его основные высказывания педагогического содержания.

Город Солнца

Собеседники: Главный гостипик ' и Мореход им Генуи.

Г о с т и и и к

Поведай мне, пожалуйста, о всех своих приключениях во время послед­него плавания.

М орех о л

Я уже рассказывал тсСс о своем кругосветном плавании... во время которого был вынужден сойти на берег...

Г о с т и п и к

Ну, а там что с тобой приключилось?

Мореход

Я неожиданно столкнулся с большим отрядом вооруженных мужчин и женщин, многие из которых понимали наш язык. Они сейчас же повели меня в Город Солнца.

Г о с т и н и к Скажи мне, как устроен этот город и какой в нем образ правления?

Мореход

Образ правления. Верховный правитель у них — священник, именую-

щийся на их языке «Солнце», на нашем же мы

называли бы его Метафизиком. Он является главиэ ксех и в бренном и в духовном, н по всем вопросам и спорам он выносит окончательное реше­ние. При нем состоят три соправителя: Пои, Сии п Мор, или по-нашему: Мощь, Мудрость и Любовь.

'} ведении Мощи находится все касающееся вой-пь¹ н мира: военное искусство, верховное командо­вание на воине; по п в ^тим он ме стоит выше

Солнца. Он управляет военными должностями, солдатами, ведает снаб­жением, укреплениями, осадами, военными машинами, мастерскими и мастерами, их об ел у жн дающими.

... Ведению Мудрости подлежат свободные искусства,

licueniic ппааитслн

Мудрости ремесла и всевозможные пауки, а также соответ-

ственные должностные лица и ученые, равно как и учебные заведения. Число подчиненных ему должностных лиц соответ-

¹ Гости ник- заведующий монастырским домом для странников п при­езжающих посетителей.— Сост.

Легкость усвоения наук, при помощи

KUpTllH.

пауки. На внешних

ствует числу наук: имеется Астроном, также и Космограф, Геометр, Историограф, Поэт, Логик, Ритор, Грамматик, Медик, Физик, Политик, Моралист. И есть у них всего одна книга, под названием «Мудрость», где удивительно сжато и доступно изложены все пауки. Ее читают народу обряду пифагорейцев.

По повелению Мудрости, во веем городе степы, внутренние и внешние, нижние и верхние, распи­саны превосходнейшею живописью, в удивительно стройной последовательности отображающей все стенах храма и на завесах, ниспадающих, когда священник произносит слово, дабы не терялся его голос, минуя слушателей, изображены все звезды с обозначением при каждой из них в трех стихах ее сил и движений.

На внутренней стороне стены первого круга изображены все мате­матические фигуры, которых значительно больше, чем открыто их Архиме­дом и Евклидом. Величина их находится в соответствии с размерами стен, и каждая из них снабжена подходящей объяснительной над­писью в одном стихе: есть там и определения, и теоремы, и т. п. На внешнем изгибе стены находится прежде всего крупнее изображение всей земли в целом; за ним следуют особые карты всевозможных областей, при коих помещены краткие описания в прозе обычаев, законов, нравов, происхождения и сил их обитателей; так же. и алфавиты, употребляемые во всех этих областях, начертаны здесь над алфавитом Города Солнца.

На внутренней стороне стены второго круга, или второго ряда строе­ний, можно видеть как изображения, так и настоящие куски драгоценных и простых всякого рода камней, минералов и металлов с пояснениями при каждом в двух стихах. На внешней стороне изображены моря, реки, озера и источники, существующие на свете, так же как и вина, масла н все жидкости; указано их происхождение, качества и свойства; а на выступах стены стоят сосуды, наполненные жидкостями, выдержанными от сотни до трехсот лет, для лечения различных недугов. Там же, с соот­ветствующими стихами, находятся и подлинные изображения града, снега, грозы и всех воздушных явлении.

На внутренней стороне стены третьего круга нарисованы все виды деревьев и трав, а иные из них растут там в горшках на выступах наружной стены строений; они снабжены пояснениями, где какие впервые найдены, каковы их силы н качества и чем сходствуют они с явлениями небесными, среди металлов, в человеческом теле и в области моря; каково их применение в медицине н т. д. На внешней стороне — всевозможные породы рыб речных, озерных п морских, их правы ь особенности, способы размножения, жизни, разведения, какая от них польза миру и нам, равно как и сходства их с предметами небесными и земными, созданными природой или искусственно; так что я был совершенно поражен, увидев рыбу епископа, рыбу цепь, панцирь, гвоздь, звезду, мужской член, в точ­ности соответствующих по своему виду предметам, существующим у нас. Там можно увидеть и морских ежей, и улиток, и устриц, и т. д. И все достойное изучения представлено там в изумительных изображениях и снабжено пояснительными надписями.

На внутренней стороне четвертого круга изображены всякие породы птиц, их качества, размеры, нравы, окраска, образ жизни и т. д. И Феникса они считают за действительно существующую птицу. На внешней стороне видны все породы пресмыкающихся: змеи, драконы, черви — и насекомые: мухи, комары, слепни, жуки и т. д., с указанием их особенностей, свойств ядовитости, способов применения и т. д. И их там гораздо больше, чем даже можно себе представить.

На внутренней стороне стены пятого круга находятся высшие земные животные, количество видов которых просто поразительно; мы не знаем и тысячной их части. И такое их множество и таковы их размеры, что изображены они и на внешней стороне круговой стены. Сколько там одних только лошадиных пород, какие все это прекрасные изображения и как толково все это объяснено!

На внутренней стороне степы шестого круга изображены все ремесла с их оружиями и применение их у различных народов. Расположены они сообразно их значению и снабжены пояснениями. Тут же изображены и их изобретатели. На внешней же стороне нарисованы все изобретатели наук, вооружения и законодатели; видел я там Моисея, Озириса, Юпитера, Меркурия, Ликурга, Помпилия, Пифагора, Замолксия, Солона и многих других; имеется у них и изображение Магомета, которого, однако, они презирают, как вздорного и ничтожного законодателя. Зато на почетней­шем месте увидел я образ Иисуса Христа и двенадцати апостолов, которых они глубоко чтят и превозносят, почитая их за сверхчеловеков. Видел я Цезаря, Александра, Пирра, Ганнибала и других достославных мужей, прославившихся на войне и в мирных делах, главным образом римлян, изображения которых находятся на нижней части стен, под портиками. Когда же стал я с изумлением спрашивать, откуда известна им наша история, мне объяснили, что они обладают знанием всех языков и постоян­но отправляют по всему свету нарочных разведчиков и послов для озна­комления с обычаями, силами, образом правления и историей отдельных народов и со всем, что есть у них хорошего и дурного, и для донесения затем своей республике; и все это чрезвычайно их занимает. Узнал я там и то, что китайцами еще раньше нас изобретены бомбарды и книгопеча­тание. Для всех этих изображен-пй имеются наставники, а дети без труда и как бы играючи знакомятся со всеми науками наглядным путем до достижения десятилетнего возраста.

_D -, Ведению Любви подлежит, во-первых, деторожде-

Всдение правителя,. р, «к «

Любви "^11С " наблюдение за тем, чтобы сочетание мужчин

и женщин давало наилучшее потомство. И они

издеваются над тем, что мы, заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, пренебрегаем в то же время породой человеческой. В ведении того же правителя находится воспитание новорожденных, врачевание, изго­товление лекарств, посевы, жатва и сбор плодов, земледелие, скотоводство, стол и вообще все, относящееся к пище, одежде и половым сношениям. В его распоряжении находится ряд наставников и наставниц, пристав­ленных следить за всеми этими делами.

Метафизик же наблюдает за всем этим при посредстве упомянутых трех правителей, и ничто не совершается без его ведома. Все дела их

республики обсуждаются этими четырьмя лицами, и к мнению Метафизика присоединяются во взаимном согласии все остальные...

Гостии и к Скажи, а какой у них порядок выбора должностных лиц?

Мореход

Об одежде, воспитании и выборах.

Этого ты как следует не поймешь, прежде чем не познакомишься с их образом жизни. Прежде всего, да будет тебе известно, что мужчины и женщины у них носят почти одинаковую одежду, приспособленную к военному делу, только плащ у женщин ниже колен, а у мужчин не доходит до колен. И все они обучаются всяким наукам совместно. По второму и до третьего года дети обучаются говорить и учат азбуку, гуляя вокруг стен домов; они разделяются на четыре отряда, за которыми наблюдают поставленные во главе их четыре ученых старца. Эти же старцы спустя некоторое время занимаются с ними гимнастикой, бегом, метанием диска и прочими упраж­нениями и играми, в которых равномерно развиваются все их члены. При этом до седьмого года они ходят всегда босиком и с непокрытой головой. Одновременно с этим водят их в мастерские к сапожникам, пекарям, куз­нецам, столярам, живописцам и т. д. для выяснения наклонностей каждого.

На восьмом году, после начального обучения основам математики по рисункам на стенах, направляются они на лекции по всем естественным наукам. Для каждого предмета имеется по четыре лектора; и в течение четырех часов все четыре отряда слушают их по очереди, так что в то время, как одни занимаются телесными упражнениями или исполняют общественные обязанности, другие усердно занимаются на лекциях.

Затем все они приступают к изучению более отвлеченных наук: математики, медицины и других знаний, постоянно и усердно занимаясь обсуждениями и спорами. Впоследствии все получают должности в области тех наук или ремесел, где они преуспели больше всего,— каждый по указанию своего вождя или руководителя. Они отправляются на поля и на пастбища наблюдать и учиться земледелию и скотоводству; и тою почи­тают за знатнейшего и достойнейшего, кто изучил больше - искусств и ремесел и кто умеет применять их с большим знанием дела. Поэтому они издеваются над нами за то, что мы называем мастеров неблагородными, а благородными считаем тех, кто не знаком ни с каким мастерством, живет праздно и держит множество слуг для своей праздности и рас­путства, отчего, как из школы пороков, и выходит на погибель госу­дарства столько бездельников и злодеев. Остальных должностных лиц избирают четыре главных правителя: 0, Ион, Сии и Мор и руководите­ли соответственных наук и ремесел, хорошо знающие, кто наиболее приго­ден заведовать тем или иным мастерством и ведать ту или иную добродетель. И никто не выступает сам в качестве соискателя, как это обычно принято, а предлагается на Совете должностными лицами, где каждый на основании своих сведений высказывается за пли против избрания определенного лица.

Избрание Q* Но никто, однако, не может достичь звания 0, кро-

ме того, кто знает историю всех народов, все их

обычаи, религиозные обряды, законы, все республики и монархии, законо­дателей и изобретателей наук и ремесел и строение и историю неба. Также почитается для этого необходимым ознакомиться со всеми ремеслами (ведь всего в какие-нибудь два дня можно постичь одно из них, хотя и не овладевая им практически, но освоившись с ним по его применению и изображениям). Также надо знать и пауки физические, и математические, и астрологические; не так существенно знакомство с языками, так как у них имеется много переводчиков, которыми служат в их респуб­лике грамматики. Но преимущественно перед всем необходимо постичь метафизику и богословие; познать корни, основы и доказательства псех искусств и наук; сходства и различия в вещах; необходимость, судьбу и гармонию мира; мощь, мудрость и любовь в вещах и в боге; разряды сущего и соответствия его с вещами небесными, земными и морскими и с идеальными в боге, насколько это постижимо для смертных, а также изучить пророков и астрологию. Таким образом, уже задолго известно, кто станет 0. Но никто, однако, не возводится в это звание ранее дости­жения тридцатипятилетнего возраста. Должность эта несменяема до тех пор, пока не найдется такого, кто окажется мудрее своего предшественника и способнее его к управлению.

Г о с т и н и к

Мореход

Возможно ли,^ чюоы д_{то же самое} возражал им и я. Они же ответили: лнюрецы спосооны,. -

быт к управлению? «^Мь:, несомненно, лучше знаем, что столь обра­зованный муж будет мудр в деле управления, чем

вы, которые ставите главами правительства людей невежественных, считая их пригодными для этого лишь потому, что они либо принадлежат к владетельному роду, либо избраны господствующей партией. А наш ©, пусть он даже будет совершенно неопытен в деле управления государством, никогда, однако, не будет ни жестоким, ни преступником, ни тираном именно потому, что он столь мудр. Но, кроме того, да будет вам известно, что твой аргумент имеет силу применительно к вам, раз мы считаете ученейшими тех, кто лучше знает грамматику пли логику Аристотеля пли др\ гого какого-либо автора. Для такого рода мудрости потребна только раоекая память и труд, отчего человек делается косным, ибо занимается изучением не самого предмета, а лишь книжных слои, н унижает душу, изучая мертвые знаки вещей; и не понимает из-за этого пи того, как;;м о-'разом бог правит сущим, пи нр.авов и обычаев, еущеп в\ юшпх в природе п у отдельных пародов. Но ничего такого не може; сл\чптся с nainiiM 0, ибо ведь никто не в состоянии изучить стольких искусств

ео

и наук, не обладая исключительными способностями ко всему, а следова­тельно, в высшей степени н к правлению. Нам также прекрасно известно, что тот, кто занимаемся лишь одной какой-нибудь наукой, пи ее как следует не знает, ни других. И тот, кто способен только" к одной какой-либо науке, почерпнутой из книг, тот невежествен и косен. Но этого не случается с умами гибкими, восприимчивыми ко всякого рода занятиям и способными от природы к постижению вещей, каковым необходимо и должен быть наш 0. Кроме того, как видишь, в пашем городе с такою легкостью усвояются знания, что ученики достигают больших успехов за один год, чем у вас за десять или пятнадцать лет. Проверь это, пожалуйста, на наших детях».

Я был совершенно изумлен и справедливостью их рассуждений и испытанием тех детей, которые хорошо понимали мой родной язык, /(.ело и том, что каждые трое из них должны знать или наш язык, пли арабский, или польский, или какой-либо из прочих языков. И они не признают никакого иного отдыха, кроме того, во сремя которого приобретают еще больше знаний, для чего и отправляются они в поле —- заниматься бегом, ме'ишпем стрел п копий, стрелять из аркебузоч, охотиться на диких зьерей, распознавать травы н камни и т. д. н учиться земледелию п ското­водству в составе то одного, то другого отряда.

Троим же соправителям Солнца полагается изучать лишь тс науки, которые относятся к их области управления; с другими, общими для всех, спи знакомятся только наглядным путем, свои же знают в совершенстве и, естественно, лучше всякого другого. Так, Мощь в совершенстве знает кавалерийское дело, построение войска, устройство лагеря, изготовление всякого рода оружия, военных машин, военные хитрости и все вообще военное дело. Но, кроме того, эти правители непременно должны быть и философами, и историками, и политиками, и физиками... Вскормленный грудью младенец передается на попечение начальниц, если это девочка, или начальников, ежели это мальчик. И тут вместе с другими детьми они занимаются, играючи, азбукой, рассматривают картины, бегают, гуляют и борются; знакомятся по изображениям с историей и языками. Одевают их в красивые пестрые платья. На седьмом году переходят они к естествен­ным наукам, а потом и к остальным, по усмотрению начальства, и затем к ремеслам. Дети менее способные отправляются в деревню, но не­которые из них, оказавшиеся более успешными, принимаются обратно в город. Но в большинстве случаев, родившись под одним и тем же расположением звезд, сверстники сходствуют н по способностям, и по нраву, и по наружности, отчего проистекает великое согласие в государстве, поддерживаемое неизменной взаимной любовью и помощью друг другу.

Франсуа Рабле

Франсуа Рабле (1494—1553) — один из наиболее ярких представителей французского гуманизма и педагогической мысли эпохи Возрождения. Получив типично средневековое, схоластическое образование в монастырских школах, он увлекся, однако, естественными науками, окончил медицинский факультет.

Священник, врач и профессор анатомии, Рабле получил широкую известность как автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», представлявшего собой сатиру на феодальный строй средневековой Европы, на весь образ жизни того времени.

В своем романе ряд страниц Рабле посвятил вопросам воспитания и обра­зования. Подвергнув острой сатирической критике схоластическую ученость и ученых-схоластов, Рабле выступил провозвестником нового, гуманистического воспи­тания, защитником реальных, практически полезных занятий, активных и нагляд­ных методов обучения. Он выступил с требованием гармонического развития детей, которое может быть достигнуто путем вооружения их научными знаниями и практическими умениями в сочетании с нравственным, физическим и эстетическим воспитанием.

Роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» дает достаточно ясное представление о воспитательных идеалах Рабле.

Гаргантюа и Пантагрюэль Книга I

Глава XXIII

О методе, применявшейся Понократом, благодаря которой у Гаргаипоа не пропадало зря ни одного часа

Увидев, какой неправильный образ жизни ведет Гаргантюа, Монократ решился обучить его наукам иначе, однако ж на первых порах не нару­шил заведенного порядка, ибо полагал, что без сильного потрясения

природа не терпит внезапных перемен. Чтобы у него лучше пошло дело, Монократ обратился к одному сведущему врачу того времени, магистру Теодору, с просьбой, не может ли он наставить Гаргантюа на путь истин­ный; магистр по всем правилам медицины дал Гаргантюа антикирской чемерицы и с помощью этого снадобья излечил его больной мозг и очистил от всякой скверны. Тем же самым способом Монократ заставил Гарган­тюа забыть все, чему его научили прежние воспитатели,— так же точно поступил Тимофей с теми из своих учеников, которые прежде брали уроки у других музыкантов.

Чтобы вернее достигнуть своей цели, Монократ ввел Гаргантюа в общество местных ученых, соревнование с коими должно было поднять его дух и усилить в нем желание заниматься по-иному и отличиться.

Затем он составил план занятий таким образом, что Гаргантюа не терял зря ни часу: все его время уходило на приобретение полезных знаний.

Итак, вставал Гаргантюа около четырех часов утра. В то время как его растирали, он должен был прослушать несколько страниц из священ­ного писания, которое ему читали громко и внятно, с особым выражением, для каковой цели был нанят юный паж, по имени Анагност, родом из Ваше. Содержание читаемых отрывков часто оказывало на Гаргантюа такое действие, что он проникался особым благоговением и любовью к богу, славил его и молился ему, ибо священное писание открывало перед ним его величие и мудрость неизреченную.

Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было ему непонятно и трудно.

На возвратном пути они наблюдали, в каком состоянии находится небесная сфера, такая ли она, как была вчера вечером, и определяли, под каким знаком зодиака восходит сегодня солнце и под каким луна.

Мосле этого Гаргантюа одевали, причесывали, завивали, наряжали, опрыскивали духами и в течение всего этого времени повторяли с ним заданные накануне уроки. Он отвечал их наизусть и тут же старался применить к каким-либо случаям из жизни; продолжалось это-часа два-три и обыкновенно кончалось к тому времени, когда 'он был совсем одет.

Затем три часа он слушал чтение.

Мосле этого выходили на воздух и, по дороге обсуждая содержание прочитанного, отправлялись ради гимнастических упражнений в Брак или же шли в луга и там играли в мяч, в лапту, в пиль тритон, столь же искусно развивая телесные силы, как только что развивали силы духовные.

В играх этих не было ничего принудительного, они бросали партию, когда хотели, и обыкновенно прекращали игру чуть только, бывало, вспо­теют или же утомятся. Сухо-насухо обтерев все тело, они меняли сорочки и гуляющей походкой шли узнать, не готов ли обед. В ожидании обеда они внятно и с выражением читали наизусть изречения, запомнившиеся им из сегодняшнего урока.

Наконец появлялся господин Аппетит, и все во благовремении садились за стол.

В начале обеда читалась вслух какая-нибудь занимательная повесть

о славных делах старины,— читалась до тех пор, пока Гаргантюа не при­нимался за вино. Потом, если была охота, чтение продолжалось, а не то так завязывался веселый общий разговор; при этом в первые месяцы речь шла о свойствах, особенностях, полезности и происхождении всего, что подавалось на стол: хлеба, вина, воды, соли, мяса, рыбы, плодов, трав, корнеплодов, а равно и о том, как из них приготовляют кушанья. Попутно Гаргантюа выучил в короткий срок соответствующие места из Плиния, Лфипея, Диоскорида, Юлия Поллукса, Галена, Порфирия, Оппиана, Поли-бия, Гелиодора, Аристотеля, Элиана и других. Чтобы себя проверить, сотрапезники часто во время таких бесед клали перед собой на стол книги вышепоименованных авторов. И все это с такой силой врезалось в память Гаргантюа и запечатлевалось в ней, что не было в то время врача, кото­рый знал хотя бы половину того, что знал он.

Далее разговор возвращался к утреннему уроку, а потом, закусив вареньем из айвы, Гаргантюа чистил себе зубы стволом мастикового дерева, ополаскивал руки и глаза холодной водой, после чего благодарил бога в прекрасных песнопениях, прославлявших благоутробие его и мило­сердие. Затем приносились карты, но не для игры, а для всякого рода остроумных забав, основанных всецело на арифметике.

Благодаря этому Гаргантюа возымел особое пристрастие к числам, и каждый день после обеда и после ужина он с таким увлечением зани­мался арифметикой, с каким прежде играл в кости или же в карты. В кон­це концов он так хорошо усвоил ее теоретически и практически, что даже английский ученый Тунстал, коему принадлежит обширный труд, посвя­щенный арифметике, принужден был сознаться, что по сравнению с Гар­гантюа он, право, смыслит в ней столько же, сколько в верхненемецком языке.

И не только в арифметике,— Гаргаптюа оказывал успехи'и в других математических науках, как-то: в геометрии, астрономии и музыке. В то время как их желудки усваивали и переваривали пищу, они чертили множество забавных геометрических фигур, а заодно изучали астрономи­ческие законы.

Потом они пели, разбившись на четыре или пять голосов, или же это было что-нибудь сольное, приятное для исполнения.

Что касается музыкальных инструментов, то Гаргаптюа выучился играть па лютне, на спинете, па арфе, на флейте немецкой о десяти клапанах, на виоле и на тромбоне.

Па подобные упражнения тратили около часа; за это время процесс пищеварения поя ходил к концу, и Гаргаптюа шел облегчить желудок, а затем часа па три, ее.'!и не больше, садился за главные своп занятия, то есть повторял утрешни"! урок чтения, читал дальше и учился красиво и правильно писать буквы античные и новые римские.

По окончании занятий они выходили из дому вместе с конюшим Гимнастом, молодым турепьскнм дворянином, который давал Гаргантюа уроки верховой езды.

Сменив одежду, Гаргантюа садился на строевого коня, на тяжеловоза, на испанского или же на берберийского скакуна, на быстроходную лошадь и то пускал коня во весь опор, то занимался вольтижировкой, заставлял

коня перескакивать через канавы, брать барьеры или, круто поворачивая его то вправо, то влево, бегать по кругу.

При этом он ломал,— но только не копья (что может быть глупее такого хвастовства: «Я сломал десять копий на турнире или же в бою»,— да это сумеет сделать любой плотник!),— нет, честь и слава тому, кто одним копьем сломит десятерых врагов. Гаргантюа же своим копьем, крепким, негнущимся, со стальным наконечником, ломал ворота, пробивал панцири, валил деревья, поддевал на лету кольца, подхватывал седло, •кольчугу, латную рукавицу. Все это он проделывал в полном вооружении.

Насчет того, чтобы погарцевать и, сидя верхом, показать разные фокусы, то тут ему не было равных. Сам феррарский вольтижер по срав­нению с ним просто-напросто обезьяна. Особенно ловко перескакивал он с коня на коня — в мгновение ока и не касаясь земли (такие лошади назывались дезультуарными), в любую сторону, держа в руке копье; при этом в стремя он не ступал и, не прибегая к поводьям, направлял коня, куда ему только хотелось, что в военном искусстве имеет значение немаловажное.

В иные дни он упражнялся с алебардой: размахивал ею с такой силой и так стремительно, круговым движением, ее опускал, что все его стали почитать за настоящего рыцаря, рыцаря-воина и рыцаря турнирного.

Кроме того, он владел пикой, эспадроном для обеих рук, длинной шпагой, испанской шпагой, кинжалом широким и кинжалом узким; бился в кольчуге и без кольчуги, со щитом обыкновенным, со щитом круглым, завертывая руку в плащ.

Охотился он, верхом на коне, на оленей, козуль, медведей, серн, кабанов, зайцев, куропаток, фазанов, дроф. Играл в большой мяч, подки­дывая его ногой или же кулаком. Боролся, бегал, прыгал, но не с разбегу, не на одной ноге и не по-немецки, ибо Гимнаст находил, что эти виды прыжков бесполезны и не нужны на войне,— он перепрыгивал через кана­вы, перемахивал через изгороди, взбегал на шесть шагов вверх по стене и таким образом достигал окна, находившегося на высоте копья.

Плавал в глубоких местах на груди, на спине, на боку, двигая всеми членами или же одними ногами; с книгой в руке переплывал Сену, не замочив ни одной страницы, да еще, как Юлий.Цезарь, держа в зубах плащ. С помощью одной руки, ценою огромных усилий взбирался на корабль, а оттуда снова вниз головой бросался в воду, доставал дно, заплывал в расселины подводных скал, нырял в пучины и водовороты, Повора,-чивал судно, управлял им, вел его то быстро, то медленно, по течению, против течения, останавливал судно посреди шлюза, одной рукой вел корабль, а другой орудовал длинным веслом, ставил паруса, влезал по канатам на мачты, бегал по реям, устанавливал буссоль, поворачивал булинь против ветра, руль держал твердо.

Мгновенно выскочив из воды, взбегал на гору и потом так же легко сбегал, лазил по деревьям, как кошка, прыгал с одного на другое, как белка, ломал толстые сучья, как второй Милон. С помощью двух отточен­ных кинжалов и двух прочных шильев проворно, как крыса, взбирался на кровлю дома, а спускаясь, принимал такое положение, при котором падение не представляло для него опасности.

3 А. И. пискунов *>5

Метал дротик, железный брус, камень, копье, рогатину, алебарду; натягивал лук; один, без посторонней помощи, заводил осадный арбалет; прицеливался из пищали; ставил на лафет пушку; стрелял на стрель­бище в картонную птицу, стрелял снизу вверх, сверху вниз, вперед, вбок и назад, как парфяне.

К высокой башне привязывался канат, спускавшийся до самой земли, и Гаргантюа взбирался по этому канату на руках, а затем спускался с такой быстротою и, ловкостью, что вам так не проползти и по ров­ному лугу.

Между двумя деревьями клали толстую перекладину, и он, держась за нее руками, передвигался взад и вперед,— ноги на весу,— да так быстро, что его и бегом невозможно было догнать.

Чтобы развить грудную клетку и легкие, он кричал, как сто чертей. Однажды я сам был свидетелем, как он, находясь у ворот св. Виктора, звал Эвдемона, и голос его был слышен на Монмартре. Даже голос Стентора во время битвы под Троей не достигал такой мощи.

Для того чтобы Гаргантюа укрепил себе сухожилия, ему отлили из свинца две громадные болванки в восемь тысяч семьсот квинталов весом каждая,— он их называл гирями; он поднимал их с полу и неподвижно держал над головою, по одной в каждой руке, три четверти часа, а то и больше, что обличало в нем силу непомерную.

В брусья он играл с первыми силачами; когда наступал его черед, он держался на ногах необычайно твердо и, как некогда Милон, уступал только наиболее отважным, кому удавалось сдвинуть его с места. В под­ражание тому же Милону он брал в руку гранат и вызывал желающих отнять у него этот плод.

После подобных.занятий его растирали, чистили, меняли на нем одежду, и он не спеша возвращался домой; если же он шел по лугу или по какому-либо обильному травою месту, то рассматривал деревья и растения и сравнивал их с тем, что о них писали древние ученые, как, например, Теофраст, Диоскорид, Марин, Плиний, Никандр, Макр и Гален, и когда он и его спутники приходили домой, то руки у них были полны трав, поступавших затем в распоряжение юного пажа по имени Ризотом, ведавшего также полольными тяпками, мотыгами, заступами, лопатами, ножами и другими инструментами, необходимыми для правильной гербаризации.

Придя домой, они, пока готовился ужин, повторяли некоторые места из прочитанного, а затем садились за стол.

Надобно заметить, что за обедом, неизменно простым и скромным, Гаргантюа ел, только чтобы заморить червячка, зато ужин бывал обилен и продолжителен, и уже тут он принимал пищу в таком количестве, которое было ему необходимо, дабы подкрепить силы и насытиться, а в этом-то и состоит правильный режим питания, предписываемый истинной и разумной медициной, меж тем как орава тупоголовых докторишек, у коих от софистической выучки мозги стали набекрень, советует нечто прямо противоположное.

За ужином возобновлялся обеденный урок, и длился он, пока не надоело; остальное время посвящалось ученой беседе, приятной и полезной.

Прочтя благодарственную молитву, пели, играли на музыкальных инструментах, принимали участие во всякого рода забавах, вроде карт или же костей, так что иной раз обильная трапеза и увеселения длились до тех пор, когда уже надо было идти спать, а иной раз Гаргантюа и его приближенные посещали общество ученых или путешественников, коим довелось побывать в чужих странах.

Темной ночью, перед сном, выходили на самое открытое место во всем доме, смотрели на небо, наблюдали кометы, если таковые были, или положение, расположение, противостояние и совпадение светил.

Затем Гаргантюа в кратких словах рассказывал по способу пифаго­рейцев наставнику все, что он прочитал, увидел, узнал, сделал и услышал за нынешний день.

Затем молились господу творцу, выражали ему свою любовь, укреп­лялись в вере, славили его бесконечную благость и, возблагодарив его за минувшее, предавали себя его милосердию на будущее.

После этого ложились спать.

Глава XXIV О том, как Гаргантюа проводил время в дождливую погоду

Если выпадали дождливые и ненастные дни, то все время до обеда проводили, как обыкновенно, с тою, однако же, разницей, что дабы пере­бороть непогоду, разводили веселый и яркий огонь. Но после обеда гим­настика отменялась, все оставались дома и в апотерапических целях убирали сено, кололи и пилили дрова, молотили хлеб в риге; потом зани­мались живописью и скульптурой или же возрождали старинную игру в кости, руководствуясь тем, как ее описал Леоник и как играет в нее добрый наш друг Ласкарис. Во время игры вызывали в памяти те места из древних авторов, где есть о ней упоминание или же связанное с нею уподобление.

А то ходили смотреть, как плавят металлы, как отливают артиллерий­ские орудия, ходили к гранильщикам, ювелирам, шлифовальщикам драго­ценных камней, к алхимикам и монетчикам, в ковровые, ткацкие и шелко­прядильные мастерские, к часовщикам, зеркальщикам, печатникам, огран­щикам, красильщикам и разным другим мастерам и, всем давая на выпив­ку, получали возможность изучить ремесла и ознакомиться со всякого рода изобретениями в этой области.

Ходили на публичные лекции, на торжественные акты, на состязания в искусстве риторики, ходили слушать речи, ходили слушать знаменитых адвокатов и евангелических проповедников.

Посещали залы и помещения для фехтования, и там Гаргантюа состязался с мастерами и доказывал им на деле, что он владеет любым родом оружия нисколько не хуже, а пожалуй, даже и лучше, чем они.

Вместо того чтобы составлять гербарий, они посещали лавки моска­тельщиков, продавцов трав, аптекарей, внимательнейшим образом рассмат­ривали плоды, корни, листья, смолу, семена, чужеземные мази и тут же изучали способы их подделки.

Ходили смотреть акробатов, жонглеров, фокусников, причем Гарган-тюа следил за их движениями, уловками, прыжками и прислушивался к их краснобайству, особое внимание уделяя шонийцам пикардийским, ибо то были прирожденные балагуры и великие мастера по части втирания очков.

Вернувшись домой, они ели за ужином меньше, чем в другие дни, и выбирали пищу сухую и нежирную, дабы тем самым обезвредить влияние сырого воздуха, коим дышит тело, и дабы на их здоровье не сказалось отсутствие обычных упражнений.

Так воспитывался Гаргантюа, с каждым днем оказывая все большие успехи и, понятное дело, извлекая из постоянных упражнений всю ту пользу, какую может извлечь юноша, в меру своего возраста сметливый; упражнения же эти хоть и показались ему на первых порах трудными, однако с течением времени сделались такими приятными, легкими и желанными, что скорее походили на развлечения короля, нежели на заня­тия школьника.

Со всем тем Понократ, чтобы дать Гаргантюа отдохнуть от сильного умственного напряжения, раз в месяц выбирал ясный и погожий день, и они с утра отправлялись за город: в Шантильи, б Булонь, в Монруж, в Пон-Шарантон, в Вана или же в Сен-Клу. Там они проводили целый день, веселясь напропалую: шутили, дурачились, в питье друг от дружки не отставали, играли, пели, танцевали, валялись на зеленой травке, разо­ряли птичьи гнезда, ловили лягушек, раков, перепелов.

И хотя этот день проходил без чтения книг, но и он проходил не без пользы, ибо на зеленом лугу они читали на память какие-нибудь занятные стихи из Георгик Вергилия, из Гесиода, из Рустика Полициано, писали на латинском языке шутливые эпиграммы, а затем переводили их на французский язык в форме рондо или же баллады.

Во время пиршеств они, следуя указаниям Катона в De re rust и Плиния, с помощью трубочки, сделанной из плюща, выцеживали из раз­бавленного вина воду, промывали вино в чане с водой, а затем пропускали его через воронку, перегоняли воду из одного сосуда в другой или же изобретали маленькие автоматические приспособления, то есть такие, которые двигаются сами собой.

Рабле Франсуа. Гаргантюа и Пантагрюэль. М., ГИХЛ, 1961, с. 81—89.

Мишель Монтень

Мишель Монтень (1533—1592) — выдающийся французский мыслитель эпо­хи Возрождения, один из представителей философского скептицизма, проповедо­вавшего относительность человеческого познания, зависимость его от многих условий.

Скептицизм как течение в философии эпохи Возрождения является свое­образным продуктом гуманизма, обратившего внимание на окружающий человека мир и подвергшего критике преклонение перед авторитетами. В эпоху Монтеня, когда средневековая схоластика уже начала утрачивать свое господство над умами, а опытные науки нового времени только еще начали складываться, скептицизм расчищал путь прогрессу человеческого знания.

Подвергая сомнению различные обычаи и взгляды современного ему обще­ства, отрицая веру в сверхъестественное, Монтень тем самым выступал против феодализма и его идеологической опоры — католической церкви.

Являясь противником схоластической науки средневековья, тратившей все свои силы на комментирование небольшого числа признанных церковью сочинений, Монтень выступал за науку опытную, изучающую сами вещи, проникающую в их сущность. Отсюда вытекали и педагогические взгляды Монтеня: он сторонник развивающего образования, которое не загружает память механически заучен­ными сведениями, а способствует выработке самостоятельности мышления, приучает к критическому анализу. Это достигается путем изучения как гуманитарных, так и естественнонаучных дисциплин. Последние в современных Монтеню школах почти не изучались.

Как и все гуманисты, Монтень высказывался против суровой дисциплины средневековых школ, за внимательное отношение к детям.

Воспитание, по Монтеню, должно способствовать развитию всех сторон лич­ности ребенка, теоретическое образование должно дополняться физическими, упраж­нениями, выработкой эстетического вкуса, воспитанием высоких нравствен­ных качеств.

Многие мысли Моптеня были восприняты педагогами XVII — XVIII вв. Так, идея приоритета нравственного воспитания перед образованием подробно развита Локком, а высокая оценка воспитательного влияния сельской среды и отказ от принуждения в обучении явились своего рода основой теории естественного вос­питания Руссо.

Ниже приводятся фрагменты из его «Опытов» (1588), где рассматриваются вопросы воспитания и образования'.

Опыты

Г л а в а XXVI