Нодди Холдер

КТО

ТЕПЕРЬ

НЕНОРМАЛЬНЫЙ?

АВТОБИОГРАФИЯ

редактор ЛИЗА ВЕРРИКО

ЭБАРИ ПРЕСС

Пилотный вариант перевода - В.Овчинников

Предисловие

Это сложная задача – положить на бумагу свою жизнь, особенно если ты никогда не вёл дневников. Каждый рождённый в конце войны - «шумное поколение» имеет отношение к моему детству и юношеству. Надеюсь, что ухватил настроение времени и моё, как и всех, стремление состояться. Мораль старого рабочего класса, состоящая в использовании задатков, выполнении тяжелого труда и в том, чтобы поймать немного удачи, будучи в нужном месте в нужный час, послужила на славу.

Лиза Веррико была неоценима, помогая разложить в некоторое подобие порядка моё житьё-бытьё. Она молодая итальянка (хотя и уроженка Глазго) ещё на свет не родилась, когда я уже ощутил вкус успеха. Несмотря на то, что она опытная журналистка в области музыки, у неё не было предвзятого отношения к моему прошлому, и я считаю это выигрышной позицией для свежего взгляда на события.

История Slade хорошо описана, но в этой книге я хотел показать то, что прошло через мои глаза. Как это влияло на меня лично и борьбу за выживание в течение многих лет в бизнесе, не пользующегося хорошей репутацией, по разным причинам, в зависимости от степени их влияния.

Когда издатель предложил мне написать автобиографию, возникла заинтересованность, поскольку занятные истории о людях моё любимое чтиво. Вы считаете себя проницательным в том, что может зацепить читателя, но существует проблема изложения содержания без причинения обид. Адвокаты зависают коршунами и бдительно следят за каждым неверным шагом. Вы должны следовать собственному чувству, что интересного представить читателю. Происходящее за занавесом сцены в какое-то время отражается в музыке, но публичный человек не может быть на людях 24 часа в сутки, даже если некоторые этого ожидают. Это может свести с ума любого человека. Будучи типичным «близнецом», я умудрился удержать равновесие в профессиональной карьере и частной жизни. Я больше не являюсь честолюбивым животным, которым когда-то был, возможно, это случается с возрастом. Я счастлив прошедшей работой и игрой с множеством талантливых людей, встретившихся на жизненном пути в течение карьеры и шлю всем искреннюю благодарность. Семья, старые и новые друзья - это суть и основа моего мира.

Надеюсь, книга развлечет Вас на несколько часов, а если нет, денег назад все равно не получите!

Смотрел на жёлтые огни вдоль Миссисипи

Мосты смыкались жутковато надо мной

Бортов багровые огни

От столкновенья берегли

Поверить не могу!

Я видел утренние горы на Аляске

Рассвет, закат, восток и запад все мое

Я славил звонкой песней Рим

И «Гончих Псов» не позабыл

Всё будет хорошо!

И я там далеко…….

Ничего с этим, парень, не поделать!

Я стою посреди сцены в темноте тускло освещенной комнаты, лица обращены в мою сторону. Тепло фонарей усиливает нервную испарину на лбу. Сердце колотится так, что вот-вот разорвёт грудь. Руки, держащие микрофон, трясутся, так же, как и голосовые связки, выпускающие в свет и в чарты запись №1. Зал Рабочего Клуба в Уолсалле, 1953 год и песня Frankie Laine «Я верю». Это было дебютным пением перед живой аудиторией. Мне семь лет и все в слезах.

По словам матушки, я был рожден шумно. Словно сумасшедший я пробивался на свет и, когда появился, отметил событие диким криком. Это было знаком, а я всегда верил, как начнёшь, так и продолжишь. И ещё верю, что есть вещи, для которых предназначен, и, что есть нечто, дающее уверенность в выполнении предначертанного. Не пускай пыль в глаза, следуй за мечтой.

Отец был выходцем из большой семьи, и у мамы была сестра, поэтому родней меня бог не обидел. Море дядюшек и тётушек, кузин и кузенов. Мы всегда болтались в домах друг друга. Соседи подбрасывали своих детей поиграть, так, не имея братьев и сестер, я никогда не скучал. Но отсутствие брата или сестры подтолкнуло к исследованию собственных способностей в очень раннем возрасте. Я часто уходил в свой маленький мир. Причудливые истории в моей голове прерывались криком матери «Невилл, обед готов!». Но и сегодня пробую урвать часок, чтоб уйти в себя. Прежде, выступая с группой, случалось, что в поездке прихватывал на это время, сидя в гримерной и сосредотачиваясь на предстоящем выступлении. Как лидер, обдумывал ход событий, которые могли пойти не совсем гладко, разговоры с публикой между песнями, новые идеи – что-нибудь отражающее верное восприятие выступления. Это происходило везде и постоянно, отчего складывалось впечатление, будто бы я человек замкнутый, с неровным капризным характером.

Но большую часть времени я был в центре событий, создавая всеобщий хаос, и запускал в окружающих чертей. Так было.

Воспоминания о детстве – только счастье и больше ничего. Мы были типичной рабочей семьёй, где родители просто не могли позволить себе испортить детей. Присутствовал практицизм с войны вплоть до 1954г. и излишка денег не было. Никто не мог скопить. Жили одним днём. Не могу припомнить безденежное состояние, но видимо от детей это скрывали. Это было не наше дело. В доме всегда были на столе еда и горящий уголь в камине гостиной.

Я был ребенком конца войны, рожденный в 8 утра субботы 15 июня 1946г. в доме №31 1\3, Ньюхолл стрит, Уолсалл. Не спрашивайте о странном обозначении номера дома, не знаю, что означает, но видимо что-то в этом было.

Уолсалл - просто северная часть Бирмингема и часть Чёрной Страны, называющаяся так, поскольку в течение долгого времени была индустриальным сердцем Англии. В годы моей юности там были преуспевающие угольные шахты, сталеплавильные и прокатные производства с огромными трубами, источающими дым и оставляющие отложения сажи везде, где только можно. Это действительно была Черная Страна по названию и по сущности. Я чрезвычайно горжусь мидлендскими корнями. Народ Чёрной Страны есть соль земли и без него я не сумел бы говорить так здорово, как сейчас.

Наш общественный дом находился в конце длиной террасы. Открытость Коронейшн стрит всегда напоминает мне о Ньюхолл стрит. Расположение домов очень похожее. Входная дверь открывалась прямо на тротуар и вы попадали в переднюю, которая использовалась для особых случаев. Словами мамы – «держали для наилучшего»- многое тогда «держали для наилучшего». Затем вы оказывались в гостиной, где был обеденный стол, стулья, пара кресел вокруг здоровенной черной угольной плиты. Огромный котёл, полный горячей воды всегда оставался на месте. Друзья мои, в те времена не было центрального отопления и постоянной горячей воды в кране. В гостиной также располагался набор для отскабливания в крошечной ванной. Буфет дополнял общую картину, и, конечно, была такая вещь, как «беспроводник» или радио для тех, кто родился после 1960г.

Дверь на лестницу прикрывала две спальные комнаты. Ванная комната отсутствовала. Не было и туалета внутри. Если прихватило ночью – пользуйся горшком под кроватью. По этим причинам рождались отличные идеи. В суровую холодную зиму для согрева приходилось зарываться под одеяло с бутылкой горячей воды. Сегодня вся моя семья жалуется на недостаточно эффективное отопление. Видимо это отголосок тех дней, но я, точно, теплокровный парень. Вниз по ступенькам путь в заднюю комнату с газовой плитой и большим тазом для стирки вручную. Задний двор бы общим с другими тремя семьями, и в конце двора стоял единственный туалет, с задвижкой изнутри на рахитичной деревянной двери. Это было хорошее убежище для нашкодивших ребят. Для церемонии завершения дела висели листы газет. После заднего прицела передовицы Дейли Миррор уже не имели нарядного вида.

1945 был хорошим годом. Война закончилась, выжившие вернулись домой, и я был зачат. Мой отец, Джек, шесть лет служил в войсках Монтгомери в пустынных частях и Италии. Он потерял много друзей юности, и это сильно повлияло на него. Он никогда ничего не рассказывал о тех днях, даже когда сильно выпивал. Но всегда брал меня на каждое Воскресенье Памяти в центре города посмотреть парад в честь погибших героев. Война сделала его страстным ненавистником немцев, ведь многие из его дружков никогда не вернулись назад. Я не мог оценить степень влияния войны до более позднего жизненного случая. Подлинные чувства обнажились когда моей подружкой некоторое время была немка. Однажды она заявилась в Англию. Я всё ёще жил с родителями, и она остановилась у нас. Отец и трех слов не сказал за время её пребывания. Это вызвало общее смущение, хотя она даже не была уроженкой Германии.

Обычно, как ребенок, я вел себя неплохо. По крайней мере, когда от меня требовалось. Так получалось не потому, что я не мог получить шлепок от отца. В те времена дети редко выходили из-под контроля. Существовал общественный заговор, чтобы держать тебя в определенных рамках. В школе ты получал тростниковый прут, как заслугу за плохое поведение. Ты мог получить и по рукам, и по заднице до крови, что действовало очень эффективно. Учителя были представителями власти и могли наказывать так часто, как считали нужным. И не спрашивали разрешение родителей. Если тебя ловили за нарушение дисциплины, родители поощряли заслуженное наказание. Мы провели школьные годы, весьма опасаясь классных руководителей. Мы шарахались и полицейских, не помогало, что отец знал их всех. Он знал каждого. Его собственный бизнес заключался в чистке окон, что означало обслуживание всех соседей, магазины, местные фабрики, отделения полиции, школы и т.п. У него был замечательный характер. Он всегда был на улице и в процессе работы должен был разговаривать с людьми. Это была нелёгкая жизнь. Домой возвращался уже с рассветом. В поздние годы страдал сильным артритом из-за многих часов, проведенных на улице при любой погоде. Отец, вне всяких сомнений, был настоящим трудягой.

Оба деда умерли до моего рождения. Но я помню посещение домов бабушек. Бабушка со стороны матери обладала фантастическим пианино. Многие семьи держали инструменты, но её действительно было выдающимся, с подсвечниками и инкрустацией бивнем слона. На нем не играли, но всегда держали настроенным. Несмотря на 2-3 летний возраст, я часами барабанил по клавишам. Вспоминаю те дни с величайшим сожалением на протяжении всей жизни, что никогда серьезно не обучался игре на фортепьяно.

Вне всяких сомнений я с малолетства любил пустить пыль в глаза. Мне было четыре года, когда я дал первое публичное выступление – это был театр марионеток. Дядя Эрик купил его для меня, и заднем дворе начались выступления для соседских детей, стоивших по старому пенни с головы. Я писал собственные пьесы, по большей части версии из жизни Панча и Джуди. Тогда я заставлял их играть некое подобие настоящего, как мне казалось, спектакля.

Позже, когда куклы наскучили мне, я повернулся в сторону музыки. Радио стало моим главным притяжением. Как только случалось услышать понравившеюся песню, я заучивал ее текст наизусть. Затем следовало многократное исполнение на заднем дворе с метлой вместо микрофона. Особо примечательное радио было у моей бабушки. Оно питалось от аккумуляторов - нечто похожее на автомобильную батарею. Пару раз в неделю они нуждались в зарядке в мастерской, я рвался отнести их, но груз был слишком тяжел. Тогда радио играло в жизни семьи большую роль, потому что в округе, где я жил, ни у кого не было телевизора. Ребята сидели со своими родителями и слушали «Шкатулку образования», жизнь среди львов и т.п. Не было споров по поводу музыки, поскольку то, что вы слышали, и было популярными песнями дня. Радиостанции не всегда передавали стоящие вещи, вместо этого предлагались различные танцевальные мелодии многих оркестров, что и являлось селекцией хитов.

Большой толчок к карьере певца я испытал, когда отец доставил домой первую радиолу. Проигрыватель пластинок и радио были объединены. Это был большой деревянный агрегат с управлением клапанами. Я был взволнован, сегодня трудно представить, что слушать любимые песни, когда захочешь, было неправдоподобно захватывающим. Заучивать тексты стало намного легче. Я был счастлив – отец немедленно стал покупать массу пластинок. Первой нашей пластинкой была 'Via Сon Dias' от The Beverley Sisters, тогда чрезвычайно популярная. Любимым исполнителем отца был Al Jolson, который произвел впечатление и на меня. Я до сих пор его поклонник.

Никогда раньше не задумывался, но моя семья по-своему была музыкальной. Старший брат отца пел, мама, будучи ребенком, играла на скрипке, а её сестра на фортепьяно. Я помню, как постоянно натыкался на футляр, хотя с моим рождением мама стала занятой по дому, редко играла и почти забросила инструмент. Моя награда – мой отец, который также не был чужд музыкальных талантов. Любимой песней была вещица «Не могу не любить тебя» в оригинале исполняемой Judy Garland. Это была его «коронка». Он исполнял её для матери, когда возвращался выпившим домой из паба. Он исполнял номер и на публике, в рабочих клубах. Каждую пару недель, он забирался на сцену и исполнял нескoлько песен. Люди часто говорили, что его удел - профессиональное пение, поскольку публику «штормило» от его выступления.

В 50-е рабочие клубы были частью жизни общества, места для удовольствий, куда родители с детьми приходили раз или два в неделю, обычно пятницу или субботу. Нашим местным был рабочий клуб Уолсалла, прямо в центре города. В нижней части была бильярдная с огромнейшими столами, впрочем, на самом-то деле они были обычного размера, но тогда мне казались большими. Играли только мужчины. Когда играл мой отец, я носился между столами. Мне доставляло особое удовольствие собирать шары, ставить их на прежнее место. Я думал, это моя особая полезная работа, и старался присмотреть за всеми шарами на всех столах одновременно. Помощи, наверное, было мало, я больше являлся помехой. Наверху был бар, столы и стулья, сцена, на которой в конце недели кто-нибудь что-нибудь исполнял. Часть представления называлась «Свободно и легко». Любой из публики мог подняться и что-нибудь спеть или сыграть на фортепиано. Я думаю, что именно на той сцене вирус тяги к выступлениям поразил меня.

После тамошнего дебюта, я начал регулярное пение, исполняя известные на тот день вещицы. Иногда я пел дуэтом с кузиной Полиной, которая была немножко постарше. Но чаще всего выступал один. Не припомню других ребят с такими же стремлениями, родители также никак меня не подталкивали. Но я хотел быть там. Я слышал поощрения слушателей, когда выступление им нравилось, и это волновало меня. Я представлял, как я получаю аплодисменты и как это здорово!

В течение недели отец делал вылазку с дружками. Мужчины немного выпивали, пока жены дома готовили ужин. Возвращались к ужину уже «хороши». Так протекала жизнь рабочего класса, и мы не были исключением. Женщины не могли посещать пабы без мужей. Если они это делали, о них могли составить неправильное представление. В то время все мужчины любили выпить. Что касается отца, это было непременное жизненное удовольствие, также как и ставки на скачках лошадей и борзых. Он был ярым болельщиком в любом спорте. Особенно поддерживал футболистов - Уолверхемптонских Странников и Уолсалл. Мы часто ходили на матчи, но главным образом посещали крикет. Ходили всей семьей по субботам после полудня. Крикетная площадка Уолсалл находилась в десяти минутах ходьбы от нашего дома, в роскошной части города. Крикет был ритуалом. Ездили и на выездные игры. Для этого нужно было воспользоваться автобусом, отец в то время еще не водил.

Особенно врезалось в память, что каждый сидел на своем привычном месте. Каждую неделю ты был окружен теми же лицами. Такая картина наблюдалась в рабочих клубах. Мы всегда сидели за одним и тем же столом, на тех же местах, как и каждый в комнате. Каждый знал каждого. Если новая семья переезжала в наш район, в течение недели они знакомились с членами всей общины. В сравнении с сегодняшним временем это было невероятно замкнутое общество. Люди жили друг у друга в «кармане». Соседи постоянно выкрикивали кому-то с улицы. Задние двери вообще не закрывались, и каждый знал, что делает другой. Даже выехав в отпуск, вы встречали знакомых, или, по крайней мере, семьи, которые были там годом прежде.

Мы не знали никого, кто бы выезжал за границу. Выезд на неделю в Rhyl или Margate уже считался удачей. Несколько раз выезжали в Торки, это считалось далекая даль. Семьи могли выехать только на неделю, ведь именно столько длился отпуск, поэтому приходилось выбирать не очень отдаленные места. Самое близкое место для отдыха на море был Северный Уэльс.

Моя семья была типичным представителем того поколения рабочего класса. Все, кого мы знали, были счастливы своей доле. Ты имел работу, свой спорт и мог пойти выпить - все составляющие счастья налицо. Каждый в общине чувствовал таким образом, каждый, за исключением меня. Я радовался своему времяпрепровождению, но всегда чувствовал, что предназначен для чего-то ещё. Помню роскошный парк в Саттон Голдфилде, который был окрестностью Бирмингема и куда я однажды попал с дружками. Мы приехали на автобусе, а затем пошли пешком через восхитительный район, где проживали состоятельные люди. Я всегда говорил себе, что когда-нибудь заработаю достаточно денег и куплю один из этих домов. Я так и сделал только много лет спустя.

Когда мне стукнуло восемь, семья переехала из террасного дома в новостройку муниципального владения, которая называлась Бичдейл. Наша улица была назначена к сносу и переехала первой. Дом был крайним и самым ветхим, поэтому и очередь была первой. При расселении никто не думал о сохранении прежнего соседства и растерял многих старых друзей. Для ребенка это не очень хороший опыт. Я остался в той же школе, но вместо пеших прогулок был вынужден совершать длинные путешествия на автобусе каждый день. Новое место находилось на противоположной стороне города, посреди полей и прудов, где можно было ловить рыбу. Позже, мы гоняли по окрестным холмам на мотоциклах. Я знакомился с новой территорией и новыми друзьями. Это был самый волнующий период детства.

Если честно, я не очень бы возражал перейти и в другую школу. Я ходил в английскую церковь и молодежную школу не потому, что родители были очень набожными, просто это была ближайшая школа, по крайней мере тогда. Главным храмом Уоласса была церковь Святого Матфея, и сопряженная с ней школа носила название Синие Мундиры Уоласса. Некоторые ребята были из обеспеченных семей, и фон их жизни вне школы был пугающим. Я никогда не чувствовал комфорта, общаясь с ними. Когда я попадал в их дома на дни рожденья, не мог поверить глазам. Это другой мир. Было тяжело понять почему Некоторые живут так, а мы нет.

Смутно припоминаю, как меня дразнили на детской площадке. Причина – мой рост. Я был крошечный ребенок, физически унаследовал черты матери, которая была маленькой и хрупкой. От отца достались толстые волнистые волосы. Однако меня не очень задирали. Быстро понял, что если можешь насмешить людей, они считают тебя рисковым парнем и оставляют в покое. Это случай, когда мастерство исполнителя идет на пользу.

Я был крещен, как Невилл Джон Холдер и в младших классах получил первое прозвище Невилл зе Девил (чертила). Но, что приклеилось ко мне далее, изобрел малый по имени Джон Робинс. Когда мне было исполнилось семь, он стал называть меня Нодди (кивала). Я точно не могу сказать почему, но полагаю из-за привычки кивать на уроках, вместо ответа «да». Она сразу прилипла ко мне намертво, и я никогда по этому поводу не печалился. Спустя годы, когда я стал известен, кто-то спросил меня об этом. Просто все так меня звали. Только мама, тётушки и учителя звали меня Невилл. Я даже представлялся, как Нодди. Я не выбирал первое или второе, просто стал Нодди.

В школе я постигал жизнь, в том числе и по рассказам Джона Тейлора. Я сидел за ним, на задних рядах. Его отец был руководителем Скаутов, и он сам был в скаутском движении. По этой причине он знал кое-что о сексе. Не знаю почему, но он считался знающим парнем. В те времена не очень-то было принято трепаться об этом. По нынешним меркам парнишки были безнадежно наивны. Мы постигали вещи только по наитию. Родители могли скорее умереть, чем рассказать тебе из жизни пчелок и птичек. Я имел только приблизительное представление обо всём этом, рассказы Джона о деталях отношений повергло в шок. Это отбросило желание присоединиться к скаутам.

В 50-е большинство людей ходили в кино не немее двух раз в неделю. В Уолсалле было 4-5 небольших кинотеатров. Сейчас их нет, только множество за чертой города. Как и все дети моего возраста, я вырос на субботних утренних показах. Я с двумя пареньками с нашей улицы посещал сеансы в 9.30 каждую неделю. Мы смотрели ковбойские фильмы с Hopalong Cassidy или Cisco Кid и, может быть, Flash Gordon в черно-белых оригиналах. Отчетливо помню ранние походы в кино, потому что путь лежал мимо почты. Кроме других вещей, там продавались игрушки, в окне была электрическая железная дорога в полном работающем составе. Ничего подобного я не видел. Мог стоять часами, наблюдая за движением поезда по путям.

Переехав, я стал уже достаточно взрослым, чтобы ходить на ранние вечерние сеансы. Поначалу я ходил со школьными друзьями или соседскими ребятами. Потом начались самостоятельные походы. Это было здорово ощутить себя независимым. Кино сделало меня более уверенным в себе, потому что приходилось делать поездки через город каждый день. Я считал, что самостоятельные походы делают меня более взрослым.

В девять лет я посмотрел первый рок-н-ролльный фильм. Это был «Рок сутки напролёт» с Биллом Хейли и фильм поразил меня. Рок-н-ролл только что пересек Атлантику, Билл Хейли и Кометы были нашим первым знакомством с Американской Мечтой. Я отправился на дневной просмотр в местный кинотеатр. Это была эра Тедди Боя и новости пестрили о проблемном поведении подростков. Я слышал, что при показе «Рок сутки напролёт», обдирались сидения и в проходах устраивались танцы. Мои родители тоже слышали об этом и отговаривали меня от просмотра. Я намазал волосы отцовским бриолином и все-таки пошел - влечение было неотвратимым. Я не позвал никого из дружков, они были не очень заинтересованы. Они были вне музыки. Так это все сложилось, и я был очень взволнован. Все подростки танцевали и подпевали экрану. Я был слишком молод, чтобы присоединиться к компании, но смотрел на всё широко раскрытыми глазами.

С того дня я взял под контроль все саундтреки. Посмотрел все фильмы с Tommy Steele, хотя не был его поклонником. Томми был крупной фигурой, поп-идолом тех дней. Он исполнял кавер-версии Американских хитов. Когда пришли Elvis и Little Richard я понял, что это и есть настоящая музыка. Факт, что они были американцами, делал их более впечатляющими.

Никогда не забуду тот день, когда первый раз увидел Little Richard на экране. Исполнялась «Не печалься девушка». Не думаю, что было что-то лучше, чем эта вещь. Он барабанил по клавишам, крутя роскошной шевелюрой. Он был самый бесподобный живой исполнитель. Несколько лет спустя, я увидел его на концерте. Концерт проходил в Гаумонте (Уолверхемптон) в рамках совместного турне с The Rolling Stones, которые были открывающими артистами, и Everly Brothers в первой позиции афиши. Это моё первое шоу с сильнейшим впечатлением. Litt1e Richard был особенно ярким. Он танцевал на крышке рояля и, как угорелый, носился по сцене. В то время никто не знал, что он был гей. Похоже, что и организаторы шоу также не знали об этом. После Little Richard я запал на Элвиса. Впервые увидел его в Jai1house Rock и затем в King Creole.

Открытие рок-н-ролла привело к коллекционированию собственных записей. Первая пластинка, купленная на собственные деньги, была 'Bony Moronie' Larry Williams. Пластинки были единственным желанным подарком на дни рождения и Рождество. Подзаработав немного денег на мытье окон, я тратил их на пластинки. Прослушивание пластинок было замечательным делом. Это улучшало настроение. Каким-то образом я понимал, что это моё будущее. Когда я, наконец, приобрел собственный проигрыватель, часами сидел и слушал мои любимые 78 оборотов. Затем я начал представлять, как здорово бы было прозвучать и самому. Вот почему пришло решение купить гитару. В 50-е гитара не являлась столь популярным инструментом, как сейчас. Элвис сделал её символом рок-н-ролла, но никто из знакомых ребят не имел гитары. Первый инструмент я получил в двенадцать лет. Она была куплена родителями, как рождественский подарок, хотя я и сам уже отложил немного денег на эту покупку. Это была старая потрепанная вещь, не электрическая, из комиссионного магазина, располагавшегося неподалёку от дома. Я полюбил её с первого взгляда. Стоимость превышала три евро, что для подарка ребенку было сверх меры. Я не мог поверить своим глазам, когда родители вручили подарок. Она была самая лучшая. Мировой рождественский подарок. Но появилась проблема: я не знал, что с ней делать. К счастью, у мамы был знакомый – известный джазовый гитарист, проживавший в Уолассе. Это был Фреди Дегвилл, который всю жизнь играл в оркестре. Когда мать увидела, что значит для меня гитара, она попросила его дать несколько уроков.

Первый год освоения гитары совпал с расцветом творчества Клифа Ричарда. Мне хотелось выучить все его песни. Он - негодный парень британского рока, хотя теперь в это трудно поверить. Он стал знаменит после телевизионного шоу «Oh Boy!», которое шло в 6.5. Я приклеивался к субботним музыкальным передачам во время вечерних чаепитий. Я должен был видеть Cliff, Marty Wilde, Billy Fury, Adam Faith, Dickie Pride и Joe Brown. Это подавалось прямиком в постель, с шейными платками, череда волнующих поп звезд, новый подарок господний для женской половины населения.

Кроме субботних телевизионных вечеров моим единственным источником оставалось радио. Хотя рок-н-ролл начал занимать своё место, большинство музыкальных композиций исполнялись большими оркестрами, делавших каверы недавних хитов. Я помню только две передачи, отвечавших моим вкусам - Brian Matthews' Saturday Club по утренним субботам и Легкий Ритм по воскресеньям. Все подростки слушали эти передачи. Это был почти ритуал. Единственная станция, постоянно передававшая популярные записи, была Радио Люксембург. Передачи велись поздно ночью, и качество приема было ужасное. Несколько раз предпринимались попытки к прослушиванию этой станции, что означало перетаскивание приемника в постель и бдение за нечётким ломким шумом.

Прекратите этот грохот!

Наступила пора средней школы, я мечтал о музыкальном будущем. Я учился неплохо и имел вполне хорошие оценки по многим предметам. После начальной школы следующей ступенью была 11-летняя школа. После экзамена учащиеся получали доступ к дальнейшей учебе. Если сдавал, что я и сделал, то переходил в грамматическую школу. Всё сделал хорошо, ведь я знал, родителей подводить нельзя, но уже тогда относился к экзаменам, как к ерундовому делу. Не думаю, что кто-то серьёзно оценивался в возрасте одиннадцати лет.

В грамматической школе проучился год, по каким-то причинам она закрылась. Все ученики были переведены в новую школу называвшуюся Т.Р. Riley. Это была одна из первых общеобразовательных школ в стране. Мне было всё равно куда ходить, но большое преимущество Т.Р. Riley заключалось в десяти минутной удаленности от дома. Это означало конец ежедневных поездок на автобусе. Походив туда, я открыл глаза на многие вещи. Школа была очень большой и охватывала всех детей округи. Тысячи учеников, в социальном плане были такие же, как и я. Впервые я не чувствовал дискомфорта, как ребенок из рабочей семьи.

На второй год обучения в этой школе я подружился с пареньком на год младше меня по имени Фил Бёрнел. Мы познакомились в последний день семестра. Занятия закончились, и обсуждались планы труда и отдыха. Фил и я оказались единственными умельцами по гитаре. Мы сели на противоположные стороны комнаты, изучая друг друга, и попытались выяснить, кто из нас лучше. В конце концов, я подошел и заговорил. Он был очень мал и худ, подстрижен под горшок. Я уже не помню, что спросил. Вероятно «Сколько аккордов знаешь?». Мы поболтали, и выяснилось, что любимые аккорды были те же самые. Наше умение было примерно равным, хотя я был немного впереди. Немедленно мы основали группу и стали лучшими друзьями. Он оказался единственным человеком моего возраста, ослеплённый музыкой, как и я.

В то лето нашего знакомства мы почти каждый день упражнялись на гитарах. Хотелось освоить побольше рол-н-ролльных мотивов. Игра с кем-то ещё также шла на пользу. Мы учили друг друга и определенно продвигались вперед. Мы постоянно вели обмен пластинок, часто обсуждали какие пластинки приобрести и как неплохо бы купить хорошие гитары, подкопив достаточно денег. Полная наивность. Казалось, приобретя хорошие инструменты, мы автоматом станем великими исполнителями. Позже мы поняли, что это не так.

С Филом не разлучались более десяти минут, часами зависая в домах друг друга, обсуждая любимых артистов. Ходили вместе в кино на рок-н-ролльные фильмы. К началу нового учебного года мы решили основать собственную группу.

По плану мне досталась роль певца и лидер-гитары, а Фил должен был исполнять партию ритма. По началу, такой дуализм стал для меня проблемой. Петь-то я хотел, но играть и петь одновременно оказалось затруднительно. Дело заключалось в координации, похоже на освоение велосипеда. Начинать тяжело, внезапно это становится природным чувством. Помню, первой исполненной песней была 'Cathy's Clown' от Everly Brothers. Это оказался настоящий прорыв. Дальше пошло, как по маслу.

Как только я научился петь и играть одновременно, Фил начал набирать команду. «Мы не должны привлекать дружков, а только тех, кто также помешан на музыке, как и мы» - говорил я Филу. Это было непросто. В это время других групп в нашей школе не было. Единственным человеком в нашем классе, кто стояще играл на гитаре, был Рой Браун. Но он уже играл в группе The Redcaps с горсткой старших ребят из другой школы. Я не знаю, как он умудрился туда попасть в таком юном возрасте, но его старший брат, как певец The Redcaps видимо приложил к этому руку.

Первый, кто присоединился к нам, был Мик Оултон, мой товарищ по классу. Он стал нашим барабанщиком. Его инструментами были старый большой скаутский барабан с маленьким «тревожным» барабаном и цимбалы. Первоначальным басистом стал Кенни Холланд. Когда он, спустя некоторое время, исчез, его заменил Пит Бикли - однолетка Фила. Мы дополнились вторым певцом, пареньком по имени Пузан Джон Купер. Визуально он был неотразим, весельчак и прирожденный шоумен. В наличие и прекрасный голос, хотя в обычном разговоре он заикался. Смотреть его исполнение было очень занятно. В классе он с трудом выдавливал фразы, с выходом на сцену всё изменялось.

Замысел состоял в том, что все популярные песни будет исполнять Пузан, мне же доставались вещицы с «песком». Его голос подходил для песен с простоватым ритмом, мои же являлись типичным рок-н-роллом. В один из дней появилось ясное понимание, каким звуком мы должны играть. Отношение к теме было самое серьезное, хотя никто прежде нигде не играл. Решением оказалась организация правильного жесткого звучания. Фундамент был выбран основательно, хотя у нас не было приличных инструментов, и приходилось делить один усилитель на всех.

В первое время мы назвались The Phantoms. На репетиции собирались раз или два в неделю. Начали с песен, исполнение которых для нас с Филом было уже известно. Остальные разучивали свои партии на слух и совершенствовали их дома. Главным образом делали инструментальные вещи Shadows и хорошо известные хиты. В репертуар входили Gene Vincent, Eddie Cochran, the Everly Brothers, Litt1e Richard, в общем все. В то время группы не писали собственных песен, даже и мыслей таких не было. Вначале мы были никто.

В школе репетировать не дозволялось, и, поскольку наше оснащение не занимало много места, тренировки проходили в наших домах. Обычно это был дом Фила, его мать не возражала против репетиций в передней. Моя матушка могла вытерпеть не более часа, после чего начинала ругаться: «Ребята, прекратите этот грохот!». Это немного смущало. Следующие репетиции мы проводили в молодёжном клубе «Блоксвич», который считался сельским залом. Молодёжные клубы представляли заметное явление, потому что там для молодёжи было несколько видов развлечений, как погонять птиц, встретить дружков из других школ. Никто не возражал против размещения инструментов и тренировок, пока народ резался в теннис и разговаривал около нас. Те вечера в клубе и были нашими первыми выступлениями. Когда у нас стало немного получаться, народ стал толпиться вокруг нас и просить исполнить какие-то песни. Поняв, что происходит, мы стали посещать и другие молодежные клубы, не исключая и те, в которых мы могли попросить за выступление немного денег. В нашем местном клубе деньги получались исключительно на танцевальных вечерах, хотя мы уже имели хорошую репутацию.

Прошло немного времени с того момента, когда мы «сделали имя» в рабочем клубе и нас начали приглашать в пабы и рабочие мужские клубы. Это неплохие места для выступлений. Однако, это не места для репетиций подростков. Нужно было отстаивать имя The Phantoms. Хотя мы играли таких исполнителей, как Elvis, Little Richard and Shadows, начались пробы ритм-н-блюз, наподобие Chuck Berry and Muddy Waters. «Нам нужно новое «американское» имя, которое больше подходит к набору исполняемых вещей» - втолковывал я Филу. На изобретение нового названия был потрачен вечер. На следующий день родились The Memphis Cut-Outs.

Наше первое выступление состоялось в пабе под названием The Three Men in а Boat, на углу местечка, где я жил. С того времени, после каждого удачного выступления мы разучивали новые номера. Определить заранее, что это будет за публика, было сложно, и приходилось подстраиваться под аудиторию. Мы могли играть ритм-н-блюз, рок-н-ролл, поп, инструментальные композиции - что пожелаете. По крайней мере, раз в неделю, нас приглашали в паб, мужской клуб или школьные танцы. Мы также начали играть на свадьбах и днях рождения. Все заказы хороши. Вскоре число приглашений дошло до четырех-пяти в неделю, обычно на выходные. Было даже несколько местных приемов в субботние вечера или воскресные обеды.

Родители никогда не беспокоились о наших выступлениях в пабах. Один из них всегда отвозил нас, куда было надо (туда и обратно), и прихватывал нашу аппаратуру. Частенько их представители следовали за нами просто посмотреть. Это были прекрасные люди, и если игра выпадала на выходные, для них была «ночь вне дома». Такая группа поддержки являлась большим подспорьем, они подбадривали нас, хотя никогда и не думали, что в будущем мы сможем стать профессиональными музыкантами. Все считали это увлечением. После выступления они говорили: «Сегодня вы молодцы ребята» или «женщине за соседним столиком понравилась ваша баллада».

От этих вечеров пришли первые деньги. Совсем немного, может 5-10 фунтов за ночь, крохи конечно, но родители считали это полезным. Мы не искали выгоды. Каждый пенни возвращался в группу. Деньги требовались на новые инструменты и струны для гитар или арендную плату за усилитель. Мы настойчиво обновляли технику. Мы стремились к тому, что хотя бы басист имел свой отдельный усилитель. Я купил новую гитару. Мой старый полуакустический инструмент был доработан до электрогитары. Новый оказался много лучше. Смотрелся как Фендер, а по правде - только дешёвый Хофнер. Тогда я не мог позволить такой роскоши, всё впереди.

С самого начала я знал, что наша команда была хороша. Почти все группы нашего круга были много старше, но мы не уступали, а кое в чём и превосходили их. Мы могли несколько раз выступить неудачно, но нас всегда приглашали вновь. Случались разные истории, которые могли закончиться очень плохо. Приходилось пройти и через это. Мы играли для грубой, подвыпившей публики, потасовки были не редкость. Но мы должны были продолжать играть. Споры могли возникнуть в том же месте, по тому же поводу, что и в прошлый раз. Люди выпускали пар. Но опыт пригодился в дальнейшем. Годами позже, на концертах можно было видеть дерущихся и крушаших кресла. Несколько раз, стоя посреди сцены и еще не закончив песню, я наблюдал Дикий Запад со столами и стульями в руках публики вместо оружия.

Наступило время наших постоянных выступлений в пабах, я понял, что не только наша группа вполне хороша, но и я делал определённый прогресс. Это придавало уверенности. Характер также претерпел большие перемены. Я никогда не был особенно застенчив, но, вдобавок, становился напористым и энергичным. Появилась нетерпимость при неправильном поведении других. Вы можете сказать, это развязность и грубость - нет. Я чувствовал комфортно в той жизненной нише, которую обнаружил сам. Никогда не беспокоился, когда друзья сближались с криминальными делами. Я был близок к участникам группы, но когда мне что-то не нравилось, проводил время со своей гитарой.

Выходы во внешнюю среду ограничивались клубами и танцами. Иногда, по субботним вечерам, когда случался свободный выходной и родители шли в паб, приходили несколько друзей. Как большинство подростков, открывших алкоголь, мы начали влетать в истории. Пара пирушек проходила дома, но желание не расстраивать родителей оберегало от чрезмерности. Если собрание случалось в чужом доме, события разворачивались по-другому. Я помню первый раз, когда действительно напился. Мне было около четырнадцати. Выпита бутылка пива или портера, но перед этим весь вечер пил ром с соком черной смородины, очень популярный напиток в 60-е годы. Мне нравился этот вкус и выпивая баночку мне казалось, что появляется соответствующая манера поведения, как у известного артиста. После мне стало плохо, к счастью, это был дом товарища и его родители отсутствовали. Я помню кружение комнаты и падение на пол.

Другая провокация – девушки. Я дружил с двумя-тремя в средней школе. Они действительно являлись только подружками, которых можно встретить в молодежном клубе или пригласить в конце недели в кино. Серьёзное увлечение испытано только к одной девушке из моего класса. Её звали Кристина Уолкер. Это первая настоящая любовь. Я действительно полюбил, никаких сомнений. Она была прекрасна, высокая соблазнительная блондинка. Все в школе обращали на неё внимание. Я не помню, каким образом присоединился к общему течению, ведь она встречалась с парнями на пару лет старше меня. Я говорил с ней несколько раз, встречаясь в клубах. Она была непрофессиональной танцовщицей и выступала в рабочих клубах, где и мы, там то и приходилось сталкиваться. Припоминаю жуткое чувство ревности, когда парни подруливали к ней. Мы закончили школу в одно и тоже время, и разошлись в разные стороны. Это разбило моё сердце. Она разбила его. Она была первой, кто сделал это.

По вечерам, когда мы не выступали, я ходил посмотреть на другие группы. Наиболее часто это случались The Redcaps, в которых поигрывал мой школьный товарищ Рой Браун. Мы хорошо ладили. С двумя другими, более старшими участниками-близнецами Миком и Дейвом Уокерами - прекрасными музыкантами - я также общался накоротке. Эти ребята уже чесали большие танцполы и хороший совет оказывался своевременным и полезным. Начался Ливерпульский «взрыв» и они играли вещи наподобие The Beatles, Gerry and The Pacemakers. Эта особенность привлекала внимание, тем более, что их гитарист оказался моих лет. Невозможно было поверить, что мой одноклассник уже достиг таких успехов. Прямой удар по самолюбию. Совсем не думалось, что когда-нибудь я буду успешней, или даже вообще стану профессионалом. Не виделось будущего за рамками местной сцены.

В Уолсалле было два музыкальных местечка: купальни Блоксвича и Городской Зал. Более солидные группы играли в Городском Зале, хотя множество других, ставших впоследствии знаменитыми, играли именно в купальнях. Я видел Shane Fenton и The Fentones, прежде чем Shane стал Alvin Stardust. В это же время выступали Screaming Lord Sutch & His Savages. Множество прекрасных музыкантов прошло через эту группу, таких как Ritchie Blackmore, позже участник Dеер Purple. Screaming Lord Sutch оказали на меня большое влияние. Когда я смотрел на них, думал, какой волнующей может быть жизнь музыкантов. A мы продолжали играть по молодежным клубам. Но я знал, с хорошим оборудованием, в хорошем зале, мы могли выступать не менее успешно.

Другим артистом, оказавшим на меня сильное влияние, являлся Джо Браун. Теперь-то он считается артистом средней линии, но тогда он был мощный рок-н-ролльщик. Гитарные партии были очень выразительными, и я тратил недели, пытаясь скопировать его стиль игры. И в эти дни начинающие пытаются играть, как Хенк Марвин, который делал отражающийся звук, как разнузданный Джо Браун или Мик Грин из Johnny Кidd и The Pirates. Так обозначилось два пути. Я часто исполнял вещи Cliff и The Shadows, которые наша аудитория желала услышать, но моей страстью был чувственный ритм-н-блюз.

Первый важный урок, подсмотренный мною, относился к стилю поведения на сцене. Это считалось важным, я старался вести себя подобающим образом на каждом выступлении, не обращая внимания на размер зала, как будто мы играли в Медисон Сквеа Гарден. Каждый из группы поступал таким же образом. Звучит нелепо, но это правда. Номера исполнялись с полной выкладкой, хотя в зале было не более ста человек. Мы считали себя профессионалами, а потому самодисциплина являлась обязательным элементом. Внимательное изучение любимых артистов приводило к копированию не только поведения на сцене, но и поведения до и после концерта. Мы не устанавливали оборудование на глазах публики, потому что так действовали наши любимцы. Они не зависали в баре до концерта, также делали и мы. Все это формировало первое впечатление, перед выходом на сцену.

А еще я уловил, что стоящие группы серьёзно относятся к видео ряду. Публика ликует, когда видит в артистах нечто особенное. Костюмы и наряды производили впечатление сильнее всего. Манера одеваться придавала элемент неожиданности. Как только это дошло до нас, мы перестали выступать в уличной одежде. Даже когда не хватало денег, умудрялись сделать различные костюмы, в основном более дешёвые версии, чего действительно хотелось. Идея простая, но работала здорово. Если удавалось завоевать аудиторию внешним видом - полдела уже сделано без единой сыгранной ноты. Если позаботился о преимуществе, ты его реализуешь. Я всегда следовал этому правилу в течение моей музыкальной карьеры, и это никогда не подводило.

Одной из первых групп, сильно поразивших меня, были The Beatles. Первое знакомство состоялось в маленьком молодежном клубе Wednesbury, на окраине Уолссала. Это зал не совсем годился для рок выступлений, просто место для молодежи. Помню шокирующее чувство при их появлении на сцене. Все парни были в кожанках, неслыханное тогда дело и носили странные прически под «горшок»! Как будто незнакомцы, шагнувшие с улицы. Они подхватили эту манеру в Германии, никогда не видел что-либо похожее на это. Все другие группы в этом круге вращения носили аккуратные прически и отполированный вид, они же надели сверкающие кожаные костюмы и были похожи на The Shadows.

В те дни The Beatles были бурными и готовыми переступать устои, так что они могли носить кожу, в согласии с необычным звучанием, хотя главная цель, ради которой всё и делалось – нанести публике удар. Я осознал это, когда мы разрабатывали свой внешний вид. Вы должны чем-то выделяться на фоне других групп. The Beatles знали эту очевидную вещь и поступали, сообразно своему знанию. Они не стремились к исключительному, я так думаю, но всегда «зарывали изюм» в сценическом появлении. Я наблюдал представление с двумя друзьями, но их не прошибло, как меня. Я полюбил резковатый звук The Beatles. Они исполняли много из Chuck Berry и ритм-н-блюз - моей любимой музыки. Тогда не представлялось, что они станут тем, чем в итоге стали. Если бы в тот момент кто-то сказал мне, что вижу величайшую в мире группу, я бы не поверил.

К счастью, родители относились легко к моим пропаданиям на выступлениях. Я ходил по залам Уолссала и Уолверхемптона, всегда где-то рядом. Но интереснейшие артисты выступали в Бирменгеме, довольно далеко от дома. В конце похода я должен оказаться дома. Прямого автобуса до нашего района не ходило, поэтому добираться пешком вместо двух пересадок было вернее. Из Уолверхемптона до дома ходил и по десять миль. Тогда можно было не беспокоиться, как ребенок сам доберется домой. Кроме того, я любил эти прогулки с концертов. Мы возвращались с друзьями и могли говорить об особо понравившихся эпизодах прошедшей ночи.

Когда начались постоянные выступления, мои школьные дела пришли в упадок. Чем более нагрузка усиливалась, тем менее я заботился об уроках. Я всё менее и менее успевал, получая заслуженные нарекания учителей. Я начал исчезать из школы и днем. Фил и я старались присутствовать на утренних уроках, а затем свинчивали для дневных тренировок в его доме. В эти часы дома никого не было, располагался он недалеко от школы. Единственный предмет, который я не мог игнорировать, была история. Я любил предмет, который вел вздорный и восхитительный учитель м-р Дикенсон. Он был очень увлеченным преподавателем, но строгим и дисциплинированным. Благодаря ему, весь класс сдал экзамены по истории с высокими отметками. Все стонали от его заворотов и занудливости, но он был действительно хорош. Мы с ним оказались друзья-ненавистники. Он любил меня, потому что я действительно интересовался предметом и получал хорошие оценки и ненавидел за внешний вид. «Холдер, посмотри на себя со стороны!» - обычный постоянный вопль. Мои длинные волосы приводили его в бешенство.

Я не очень беспокоился об экзаменах на аттестат зрелости, поэтому очень удивился, сдав шесть из восьми. Завалил французский и искусство. Моё несчастье - устный французский. С моим акцентом не удавалось хоть одно слово произнести, как следует. Я не очень сожалел об этом, в отличие от родителей. Внутри сидела убежденность, что моё будущее произрастает на музыкальной ниве и дальнейшее образование полная чепуха, по крайней мере, для меня. Ничего более из школьной премудрости не могло пригодиться в дальнейшей жизни.

Ко времени начала уровня «А» я больше отсутствовал в школе, чем посещал. К моему удивлению, отец не очень беспокоился об этом. Он иногда одалживал грузовик, задействованный с оконном бизнесе, хотя обычно и так кто-то подвозил нас до места выступления. Думаю, однажды посмотрев нас, отец поверил в раскрывающиеся таланты.

Кроме того, в тот год, к полному изумлению, меня избрали старостой дома. Четыре дома носили имена адмиралов. Мой – Родни, другие – Дрейк и Нельсон и ещё не помню кого. Полагаю, на странный выбор оказало влияние мое доброжелательное отношение ко всем детям, даже младше меня. Никогда не имел начальственной жилки. Это так странно, получить такую ответственность, когда кругом все говорили о необходимости подстричься, и многие учителя не одобряли моего участия в группе. Но пара из них поощряла во мне мятежника. Казалось, они считали такое поведение проявлением характера, и это использовалось при организации поездок на футбол в дни спорта.

Последний год в школе совпал с прорывом The Beatles. Всё в этой жизни для всех ребят моего возраста изменилось, позднее захватив и более старшее поколение. Не будет преувеличением сказать, что The Beatles зажгли социальную революцию. Человек иной эры никогда не сможет понять, насколько ошеломляющим оказалось их влияние. Люди говорят о The Spice Girls, продающих миллионы альбомов и становящихся крупнейшей мировой группой. Но их успех даже отдаленно не может сравниться с влиянием The Beatles. Они не только изменили лицо музыки, они изменили лицо 60-х и жизнь целого поколения. Влияние оказывали не только песни, но и поведение на сцене и в обществе. Они не походили ни на что из прежней жизни, вот почему подростки реагировали так чувствительно. Для нас это было дыхание свежести, в противоположность артистам, годами болтающимся в чартах.

Именно The Beatles сформировали поп направление в Британской жизни. Когда они ворвались, каждый внезапно полюбил эту музыку. Не полюбить было невозможно. Каждый день появлялась новая история о The Beatles и мучениях, которые они причиняли по прибытии куда-либо. Для меня все это было особо волнительно, поскольку ранее я видел много их местных выступлений. Просмотр их выступления по ТВ оказался очередным ударом. Я чувствовал связь с ними, потому что стал их поклонником, прежде чем они стали знаменитыми. Все ребята чувствуют то же самое к группам, которые они увидели впервые. Я помню, специально оставался по субботним вечерам дома посмотреть The Beatles в программе Thank Your Lucky Stars. Эта передача вышла на замену Oh Boy!, как крупнейшая программа о музыкальных звездах. Позже трансформировалась в Top Of The Pops (вершина популярного), вечерние выпуски которой по четвергам смотрели все. Семьи специально оставались дома для этих просмотров. Для подростка, мечтающего о профессиональной сцене - отличная возможность получить бесплатный подарок.

Как только The Beatles проводили очередной концерт, все начинали копировать их одежду, и мы не были исключением. Ботинки с кубинскими каблуками, округлые с булавкой воротники курток. Это становилось стандартным набором любой начинающей команды, безотносительно к стилю исполняемой музыки. Помню восторг, когда был обнаружен магазин, в котором The Beatles купили свои ботинки с кубинскими каблуками. Покупки сделаны в Лондонском магазине Anello & Davide, который существует, и по сей день. На поддержку стиля быстро откликнулись супермаркеты. Но заполучить, именно такую идентичную пару стало большим соблазнам. К тому времени я заработал немного денег и решил потратиться на стоящую вещь.

Насчет ботинок нам подсказал басист The Redcaps. Он подрабатывал в музыкальном магазине Уолссала с названием Harry's, куда после обеда по субботам мы обычно заглядывали. Он играл в большом Бирмингемском танцзале в одной афише с The Beatles и спросил их про ботинки во время выступления. «Если хотите отхватить такие ботинки, то поспешите на Drury Lane в Лондоне». Я уже бывал в Лондоне, но поездка за ботинками, когда я один гулял по городу и атаковал магазины, была волнующим приключением.

Я приехал на поезде и воспользовался картой, чтобы разыскать Drury Lane. Anello & Davide - это магазин театральной обуви, в котором продавались балетные и танцевальные туфли. То, что вожделел я, было похоже на обувь танцоров фламенко с квадратными каблуками. Я разыскал магазин, купил пару и тут же одел, чувствуя, что мир начал вращаться вокруг меня.

Затем зашёл в Сохо. Каждый, возвращавшийся домой рассказывал о секс-шопах, и я пошел взглянуть. Слишком юный возраст, не позволял заходить внутрь. Зато можно было пялиться на окна. Coхо тогда был сексуальной столицей Британии. В Средней Англии эквивалента не было. Я не мог поверить глазам, оказавшись там. Женщины просто стояли в дверных проемах, запрашивая проходящих парней, чего они хотят. В Бирмингеме был стриптиз бар, но не было настоящего района красных фонарей. Это совершенно неизведанный мир.

В ту ночь состоялся первый просмотр Лондонского шоу. Это был The Marquee club на Wardour Street. Только что случился прорыв The Who, но истинное удовольствие состояло в походе в The Marquee. Я читал об этом месте десятки раз, оно было специально организовано для выступлений новых ритм-н-блюз групп. Представлялось, что это большой, гламурный зал, полный знаменитых артистов. Местечко оказалось небольшим клубом, пещерного типа, но что за фантастическая атмосфера!

В семнадцать я покинул школу, чтобы целиком сконцентрироваться на музыке. Я совсем не мог учиться, потому что занятия с группой поглощали всё время. Приходил домой к часу-двум утра, затем предстоял ранний подъем на первый урок. Я был просто измотан, что бы уделять внимание учителям. В конце концов немало колебавшись я принял решение покинуть школу. Для родителей это оказалось ударом. Они поощряли увлечение музыкой, но только как хобби. Когда отец услышал о моём решении, он сказал «нет». Вопрос состоял в том, что я собираюсь делать в жизни по окончании школы. Я сказал, что не вижу смысла оставаться в школе, если не заинтересован в дальнейшем образовании: «Дайте мне возможность попробовать, и если не получится, то я вернусь в колледж». Они почувствовали, как серьезно я настроен и постарались понять, хотя не очень-то верили, что музыкой можно зарабатывать на жизнь. В ту пору, они всё-таки не понимали, что отступать я не намерен.

Когда я сказал в школе, что ухожу, классный руководитель и пара учителей принялись за отца. Все знали его, потому что он мыл в школе окна. Полагаю, что главным мотивом являлись хорошие итоги экзаменов на аттестат зрелости, хотя если честно, я сильно забросил учебу, что вряд ли бы сдал «А» уровень. Особенно неистовствовал м-р Дикенсон. Он говорил отцу, что тот сумасшедший, позволяя мне бросить школу и стать музыкантом. Отец с ним соглашался. Это было неслыханно, бросить образование ради группы. Музыка была ужасным занятием.

Дикенсон был экс-армейцем, поэтому всегда ладил с отцом. Они оказались одного возраста, частенько встречались и болтали о войне и имели схожее мировоззрение. «Невилл растратит впустую свою жизнь, если не останется в школе для экзаменов» говорил он отцу. Отец был очень обеспокоен, но к его чести, больше не старался отговаривать меня. «Если ты хочешь попробовать свой шанс в группе, мы с мамой поддержим тебя». Он всегда считал меня талантом, хотя по-настоящему до конца не верил в решение задачи. По тем дням он вел себя очень уважительно. Отец выслушал от учителей нескончаемое число комментариев на мой счет, ведь он продолжал мыть окна. Когда Slade достигли успеха в начале 70-х, я всегда посылал ему открытки из Австралии или Японии. Отец брал открытки в школу, невзначай упоминал обо мне и показывал открытку. Это был реванш за годы нравоучений.

Видя мои успехи в музыке, отец становился счастлив. Я уверен, что если бы ему самому выпал шанс и представилась удачная возможность, он последовал бы похожим путем. Отец обладал голосом, был и кураж. Но в его годы удариться в музыку было ещё большим безумием, чем для меня сейчас. Сегодня каждый ребенок хочет выступать в группе. А в ту пору ты просто выпадал из общества.

Когда я ушел из школы, Фил и Пит Бикли, наш басист, ушли вместе со мной. Мы решили стать профессионалами вместе. К тому времени Пузан оставил группу, а Мик Оултон, остался в школе. Сейчас он лектор в Loughborough University. Фил, Пит и я нашли нового барабанщика, классного парня по имени Герри Кибл. Муж сестры Фила – Терри, также присоединился к нам в качестве саксофониста, сам Фил дублировал электроорган.

В течение первых месяцев вне школы мы сыграли во множестве местечек, в том числе и довольно крупных, вдали от дома. Мы заработали неплохие деньги, чтобы прикупить приличные инструменты, но на жизнь не хватало. Был только один путь. Нужно было найти достойную работу.

Я поступил на работу в офис местной фирмы и стал продавцом автозапчастей. Зарплата составила 8 фунтов в неделю. С самого начала, ситуация оказалась невозможной, ещё хуже чем в школе. К 8 утра каждый день на работу. Бос говорил: «Нодди, ты выглядишь ужасно. Что ты делал всю ночь?» Очевидно, что душа моя активно сопротивлялась. После шести месяцев пришлось уйти. Я видел, что родители обеспокоены. Я пытался объяснить, что работа и группа не совместимы. «Насколько ты можешь содержать себя, настолько это и есть твоя жизнь» - говорил мне отец. Родители приняли мой стиль жизни и поддерживали, как могли, но в глубине души желали, чтобы я нашел хорошую работу. Они думали, что я оставил попытки обрести финансовую независимость. Я так не думал, любя и уважая их, всё-таки не мог объяснить свой взгляд на жизнь.

К счастью им не пришлось волноваться долго. После моего ухода из магазина, нас пригласили играть с певцом Стивом Бретом. В то время в Средней Англии он был хорошо известным артистом. У него даже было свое шоу на местном ТВ – «Только для подростков», в котором выступали The Beatles и другие группы ранних 60-х. Его главной работой являлось пение в возглавляемой им группе Steve Brett and The Mavericks, которая была популярна по стране. Вы собираетесь играть со Стивом Бретом? Мама была очень удивлена.

Стив пригласил нас, потому что его старая команда ушла попробовать делать собственные вещи, и для него было легче, нанять новую группу, чем собирать горстку разрозненных музыкантов. Ребята, я ищу новых Mavericks, и вы - мой первый выбор. Это лестное предложение, хотя и не совсем неожиданное. The Memphis Cut-Outs уже имели определенную репутацию и многочисленных местных поклонников. Наша четверка собралась обсудить предложение, но мы уже знали, что скажем «да». Стив был намного старше нас и делал иную музыку. В репертуар входило много вещей Elvis, Jim Reeves, Roy Orbison и кантри-каверов, мы же предпочитали ритм-н-блюз. Хотя весь этот набор не очень совпадал с нашим вкусом, мы должны были зарабатывать на жизнь. Так, мы вошли в команду. «Будем выступать по всей стране - говорили мы себе - станем широко известными». Мы убеждали себя, что это хорошее решение. По крайней мере, это положительное изменение. Стив был талантлив и мы будем ассоциироваться с известным именем.

Присоединение к The Mavericks дало возможность кое-что понять в музыкальной индустрии. Как The Memphis Cut-Outs мы только начинали играть за пределами Средней Англии. Со Стивом мы отправлялись по таким городам, как Глазго, Манчестер и Ливерпуль, по крайней мере раз в неделю. В действительности, это не означало, что мы начали турне. Просто оставались на ночь в точке выступления, если обратный путь был слишком долог. Почти каждый день мы тратили часы, разъезжая в грузовике. Порой за один вечер мы умудрялись давать концерты в разных городах. Также исполнялись серии выступлений в каком-нибудь зале, еженедельно или ежемесячно. Это была очень профессиональная жизнь.

В танцзалах и пабах наша публика оказывалось разных возрастов. Фаны Стива вели себя, как спокойная публика, потому что он представлял собой образ хорошего парня, и музыкальный материал оказывался вполне традиционным. Где бы мы не играли, набор оказывался один и тот же. В первой половине концерта мы играли без Стива и могли подпихивать свои песни, в основном в стиле ритм-н-блюз, Motown, Little Richard и Fats Domino каверы. Наша работа заключалась в разогреве публики до выхода Стива, и мы играли хорошо сбалансированный набор. Мы всегда выступали удачно, хотя в начале концерта люди непременно хотели видеть только Стива. Он появлялся в середине концерта и выкатывал наиболее популярные песни. По сравнению с грубой публикой пабов прогресс на лицо, но из-за вынужденного компромисса, исполняя такую музыку, меня не покидало ощущение дискомфорта.

Начав, как The Mavericks, мы внезапно попали в определенный ранг индустрии. О нас начали писать местные газеты - Уолверхемптонские The Express и The Star, иногда Birmingham Mail. Появился и первый отклик в национальной прессе, когда вышел наш первый сингл, выпущенный в 1965 на Columbia Records, в маленькой студии Бирмингема. Я был очень взволнован, начав свою студийную карьеру, хотя всего исполнял партию гитары и фоновую партию голоса. Никто из нас прежде не был в студии. Мы потратили полдня и записали три или четыре песни. Одна - римейк Buddy Holly «Желанная» - открывала «А» сторону сингла. Другие были из нашего концертного набора, и мы отыграли их так же, как и на сцене. Единственное отличие – избыток микрофонов среди усилителей. В те дни, таким образом записывались все пластинки, в студиях не было хитрого оборудования для изменения окраски звука. Ты приходил, отыгрывал пару часов - и свободен. Такой настоящий рок-н-ролл.

За несколько месяцев мы выпустили на Columbia три сингла. Все записано в той же маленькой Бирмингемской студии, и все песни взяты из живого репертуара, плюс пара песен на стороне «Б», написанных Стивом. Второй сингл вышел под названием «Печальный, одинокий и грустный», третий «Оковы моего сердца», оба в стиле кантри. Сейчас это коллекционные вещи, но тогда, по выходу они вызвали некоторый всплеск. Песни оказались хорошо принятыми на местном уровне, но, конечно, не оставили следа в национальном масштабе. Меня не удручало отсутствие коммерческого успеха, зато радовало появление пластинок в местных магазинах. Стив был разочарован, потому что песни действительно оказались неплохими. Они обладали потенциалом хитов, но старомодная манера исполнения не привлекла другие компании к их переизданию, за исключением Средней Англии. Полагаю, что не хватило дорогостоящей работы по поддержке пластинок в других частях страны.

Следующие записи со Стивом проводились несколькими месяцами позже в Лондоне. Нашим продюсером выступил Джо Мик, который в то время представлялся крупным дельцом. В прессе Джо упоминался, как Легендарный Джо Мик. Вероятно, это первый независимый продюсер Британии. За спиной такие шедевры, как 'Have I The Right' от The Honeycombs' и только что прогремевший мировой хит 'Telstar' от Tornados. Он держался пять недель №1 в Британии и стал первой английской пластинкой, попавшей с американские чарты. Когда BBC показала Neil Armstrongа, шагающего по Луне, 'Telstar' использовалась в качестве саундтрека.

Стив знал кое-кого, кто знал Джо Мика и устроил нам совместную работу. Это изумительно выехать в Лондон и поработать с мастером такой величины, о котором так много слышали. Когда мы прибыли, то были немного смущены. Джо был известен странными техническими приемами записи. В основном, он устраивал студию в ванной, достигая эхо эфекта, именно там он и записывал все хиты. Нам представлялось, что знаменитая ванная будет уставлена аппаратурой, а дом похож на дворец. На самом деле, он занимал съёмное жильё над магазином, и там была крохотная ванная с усилителями и прочим оборудованием. Артисты там и писали, и играли. Мы не могли поверить своим глазам. Он - крупнейшая фигура - работал в мусорной куче.

Я не помню слишком много о Джо, за исключением, что он был внушительным парнем, много старше нас, с зачесанными назад волосами. За все время мы, кроме может быть Стива, не обменялись и парой слов. Не помню, что же мы все-таки там записали, потому что ничего не было выпушено. Это меня не удивило. Всё, что мы делали, оказалось навозной кучей. Как он вообще умудрился записать хиты в таком месте?

Во время записи мы стояли на лестничной площадке и играли на инструментах, пока Джо за пультом микшировал звук. Сцена как из Spinal Tap. Для нас было очевидно, что он ненормальный. А по правде, просто сумасшедший. Позже он покончил с собой, сначала застрелил хозяйку, а потом себя. Наш опыт общения с Джо не прошел бесследно. Первый раз общались с известным человеком и не понимали его обращения. Я считал его звездой, потому что каждую неделю читал о нем в NME. Внезапно я понял, что, выпустив множество хитов, он не был богом. Он был не лучше, чем мы - горстка деревенщины из Уолверхемптона.

Впечатления о Стиве сохранялись, пока мы играли с ним, почувствовав настоящий стиль рок-н-ролльной жизни. Благодаря хорошей концертной репутации, нам предложили первый заграничный тур. Восемь недель в Германии, две последовательных серии выступлений по месяцу в клубах Франкфурта и Кёльна. Тогда в Германии Британские группы были ужасно популярны, к этому приложили руку Ливерпульские группы, потратившие там немало времени, прежде чем стали известными. Эту линию начали The Beatles. Их карьера началась в Гамбургском The Star Club. После этого все немецкие города захотели видеть Британских артистов. Местные группы исполняли традиционную музыку в стиле ум-па-па, но никак не рок-н-ролл. Ко времени нашего прибытия во Франкфурт, некоторые группы выполняли непрерывные туры, потому что платили неплохие деньги. В первую неделю мы повстречали группу с Noel Redding, который позже стал басистом Джимми Хендрикса.

Мы оказались совершенно не подготовлены к жизни за границей. Думаю, что и Стив прежде не посещал Германию. Не знали чего ожидать. Первые четыре недели были потрачены на выступления во Франкфуртском клубе с названием The Storyville, который являлся звеном из цепи заведений одного и того же владельца. Местечко располагалось недалеко от баз