До счастья - 8 месяцев

Еще только два часа ночи, или это уже? Я больше ни в чем не уверен и не могу судить беспристрастно. Когда он рядом, время словно бы куда-то летит, а когда его нет – все замедляется, становится практически недвижимым, замерзает, словно деревья покрываются корочкой льда. Все спит в ожидании чего-то, но только я знаю – в ожидании чего.

Катастрофы.

Скоро все сломается. Скоро все разнесется в пух и прах. Скоро идеальный мир лжи разлетится на кусочки, и всем только и останется, что собирать их. Скоро все станет слишком очевидным, чтобы спокойно жить дальше и бороться с этим. Слишком скоро, наверное, но что с этим вообще можно сделать, если это итак понятно без слов. Только вот как сказать об этом людям, все еще было сложно даже представить.

Я и сам узнал об этом совершенно случайно, ну, то есть, гораздо раньше, чем это могло произойти. Чем это должно было произойти. Черт, да это вообще не должно было произойти!

Я просто зашел в наш с Гарри номер, как обычно я делал тысячи раз до этого, так же устало скинул куртку и стянул шапку, и повалился на кровать, как был, не разуваясь. Гарри все это время хранил молчание, поэтому я не сразу заметил его, стоящего у зеркала и с испугом рассматривавшего себя в нем. Он был слишком непривычно тих, что не могло не привлечь внимание.

- Гарри? – я посмотрел на него, поднимая бровь. – Что-то случилось?

Он не ответил, а лишь сжал полы футболки, растягивая их и оттягивая как можно дальше от тела.

- Гарри, что случилось?

Молчание затягивалось, и он испуганно смотрел то на меня, то на свое отражение в зеркале.

- Гарри, что, мать твою, происходит? – я не выдержал и, подскочив с кровати, подлетел к нему и схватил за плечи.

Он поежился, а в глазах блеснули слезы.

- Господи, Гарри, да что случилось? Ты плачешь? Не плачь, родной, только скажи, что не так? – я прижал его к груди, что было проблематично, учитывая нашу разницу в росте, и начал укачивать.

Он всхлипнул и обвил мою талию руками, пытаясь дышать спокойнее.

Наконец, я усадил его на кровать и сел рядом:

- Ну что, не хочешь, наконец, поделиться, что случилось?

Он посмотрел на меня, на дне его огромных глаз плескался страх:

- Я…я не могу это сказать.

Я с нарастающим то ли раздражением, то ли удивлением, спросил его:

- Неужели ты мне не доверяешь?

Он вздохнул:

- Доверяю, но это… Не знаю, Лу, не знаю.

Я взорвался:

- Да ты скажешь или так и будешь играть в прятки и увиливать от ответа?

Он опустил голову и тихо, почти неслышно произнес:

- Я стану отцом.

В тот момент мне показалось, что на меня вылили ушат холодной воды. Отцом?

- То есть, если ты станешь отцом, то срок в любом случае…. Да сколько бы ни был срок, это значит, что ты трахал ее уже после начала наших с тобой отношений. То есть, ты мне изменял? Или тебе недостаточно мальчика, была нужна и девочка?

Я не мог сдерживать себя, даже когда увидел у Гарри на глазах слезы вновь, и его пальцы нервно сцепились в кулак.

- Нет, Лу, все не так.

- А как? – распалялся я. – Или я свидетель непорочного зачатия? Да ты просто Бог, детка.

- Лу…

- А только почему ты отец тогда?

- Луи…

- Или она забеременела от одного твоего взгляда?

- Томмо, остановись.

- Так это от моего голоса фанатки беременеют, не путай, пожалуйста.

- Лу…

- Или ты просто стоял рядом, свечку держал, а потом она решила в честь тебя ребеночка записать в свидетельстве?

- Нет никакой «её», - тихо произнес Гарри.

Я умолк на полуслове.

- А кто есть? Зашибись! Непорочное зачатие без отца, да еще и без матери! Просто шикарно! Что ты несешь, Стайлс?

Я был зол. Невероятно зол. Что происходит вообще, какого черта он несет, отец, какой отец, если нет матери? Обратная ситуация еще возможна хотя бы, но так…

- Я не несу, Томмо. Матери действительно нет, - он поднял голову, глядя мне прямо в глаза. – Потому что есть только два отца. Я стану отцом, Лу. И ты им тоже станешь.

- Что? – тупо спросил я, как-то странно моргая.

- У нас будет ребенок, Лу. I’m pregnant.

Если бы я сидел, я бы упал. Нет, я и так почти упал, но это…

- Гарри, ты ведь понимаешь, - осторожно начал я, – Ты мальчик, и я мальчик. Мы оба мальчики. Понимаешь? А беременеть могут только девочки. Это ты тоже, надеюсь, понимаешь? Так вот, поскольку ни ты, ни я – не девочки, получается, что то, о чем ты говоришь, физически невозможно.

- Как оказалось – возможно, - досадливо фыркнул Гарри. – Я был сегодня у врача. Он провел полное обследование, взял все анализы два дня назад, а сегодня – вызвал к себе, чтобы шокировать. Оказывается, я родился с двойным набором гениталий. И мужскими, и женскими, понимаешь. Но мои родители решили, что я буду мальчиком, так что внешние признаки мне оставили только одни и прописали мужские гормоны, чтобы подавить женскую сущность. Но она подавиться не захотела, так что внутренние органы у меня развились и женские тоже, плюс каким-то образом половые пути связаны с... аналом, в общем, так что я – такой вот уродец. И, что хуже всего, я не просто гибрид. Я беременный гибрид.

Он всхлипнул, сжимаясь в комочек. Я, практически неосознанно, инстинктивно, обнял его за спину одной рукой, прикрывая его живот второй. От этого движения он зарыдал еще сильнее.

- Почему… с чего ты вообще решил пойти к врачу?

- Помнишь, я отравился чем-то в этот вторник, что меня тошнило два дня? А потом, когда я подумал, что мне легче, я сказал, что выпил слишком много пива на вечеринке?

Я кивнул.

- Так вот, это было не пиво. И не отравление. Это был токсикоз. Понимаешь? Токсикоз, мать его! – он почти зарычал, что выглядело бы даже смешно, если бы ситуация была другой.

- Тихо, Гарри, успокойся, все хорошо, слышишь? – я баюкал его в своих руках. – Я с тобой, мой маленький. Точнее, - я запнулся, - с вами, мои маленькие…

Он тихо всхлипывал на моем плече, тихо бормоча в него что-то вроде «Почему я? Почему не кто-то другой?», а я держал его в своих объятиях, все никак не осознавая до конца, что этот парень, тот, которого я безумно люблю, теперь… носит в себе малыша. Нашего малыша.

- Гарри? – я тихо произнес куда-то в его макушку.

- Что? – он все еще тихо всхлипывал, но выглядел немного успокоившимся. Его зеленые глаза были широко распахнуты, словно он боялся того, что я могу сказать.

- Я люблю тебя. Люблю тебя таким, какой ты есть. И если ты еще более особенный, чем я представлял, я могу быть только счастлив, что ты такой весь мой. Не смей больше никогда в жизни называть себя гибридом, или уродцем, или просто пытаться обидеть себя. Ты самый лучший, и то, что благодаря тебе я смогу стать отцом только нашего, полностью нашего ребенка – наибольшее счастье в этом мире. Нам не нужен никто, чтобы помогать, чтобы делать что-то за нас. Мы пройдем через это вместе, вдвоем, мы с тобой, а теперь еще и эта кроха, маленькая жизнь внутри тебя, что сейчас начинает расти и развиваться. Я люблю тебя, слышишь? Люблю, безумно люблю.

Я целовал кончики его пальцев на руках, пока он, наконец, не прошептал мне в ответ:

- А я люблю тебя.

Помедлив немного, я провел ладонью по его животу – плоскому, как обычно, с ярко выраженным рельефом мышц – и оставил ее в таком положении, то ли оберегая, то ли пытаясь ощутить ту жизнь, что зарождалась внутри моего любимого.

- Я… люблю тебя. И малыша. Нашего маленького – я уже заранее люблю, - в который раз повторял я.

Гарри судорожно втянул в себя воздух, улыбаясь и вытирая своими пальчиками мои слезы, которые неожиданным образом катились по щекам.

- А я люблю вас, - он снова шептал мне и ребенку, кладя сверху на мою руку свою и сжимая их вместе, переплетая пальцы.

Я гладил его спину, живот, расслабляя его и максимально без слов выражая, что я с ним, что я люблю его, и какой бы он ни был, для меня он – самый лучший.
Он лежал в моих объятиях, такой теплый и беззащитный, а я понимал, что сделаю что угодно, чтобы он был счастлив, чтобы наша семья была счастлива, чтобы у нас все было хорошо. С улыбкой я подумал, что я только что впервые употребил слово «семья» в отношении кого-то еще, кроме мамы и сестер. Только подумать, я стану отцом, стану самым счастливым в мире отцом

До катастрофы оставалось два месяца.
До рождения нашего счастья – восемь.