Ок. 150 - ок. 215 годы

Тит Флавий Климент - один из образованнейших греческих христианских писателей эпохи «апологетов», положивший начало работе над философским оформлением церковной идеологии. Вначале был язычником и получил необычайно широкое философское и литературное образование, впоследствии, приняв христианство, возглавил церковную школу в Александрии. Из сочинений Климента наиболее важны «Увещание к эллинам» («Протрептикос»), «Педагог» и огромное (в девяти книгах) собрание философских набросков, объединенное под названием «Строматы» (это слово, буквально означающее ткань, сшитую из лоскутков, должно охарактеризовать пестроту содержания «Стромат» и их «эссеистическую» форму). Главная проблема этих сочинений - вопрос об отношении христианина к культурному наследию язычества. В более раннем и более полемичном по тону «Увещании» этот вопрос решается ригористично и бескомпромиссно: христианство неумолимо противостоит эллинству и, в частности, выражающая самую суть эллинства музыка должна уступить свое место внутренней, нематериальной, беззвучной «музыке» христианского учения. Но античная культура была слишком дорога своему перешедшему в новую веру питомцу, и в более поздних сочинениях Климента полемический задор уступает место все более примирительному настроению. В «Педагоге» уже предлагается сохранить для употребления христианских общин «строгие и целомудренные» напевы, отвергая только «изнеженные гармонии с коленчатыми переливами». В «Строматах» господствует стремление прямо реабилитировать языческую культуру: греческая философия именуется «даром божьим» и приравнивается к «откровению» «Ветхого завета».

При этом, однако, Климент пытается примирить и, по возможности, отождествить эти два «дара божьих», доказывая, что греческие философы, поэты, музыканты были... учениками израильских пророков. Предвзятость этой концепции в целом очевидна, но в частностях - в отрицании исключительности греко-римской культуры, в нащупывании ее «варварских» истоков - Климент сумел превосходно использовать свою огромную эрудицию. В «Строматах» замечательна насмешка над христианскими фанатиками, страх которых перед греческой культурой сравнивается с поведением товарищей Одиссея («Одиссея», XII), залепивших себе уши воском из опасения не устоять перед призывом сирен и погибнуть.

Увещание к эллинам [Античная музыка как символ язычества]

I, 2-5. Те, кто отрекся и освободился от Геликона * (* Гора в Беотии (Греция), посвященная музам и Аполлону. Знаменитые ключи Аганиппа и Гиппокрена, ставшие символом мусического вдохновения, были именно на ней. – Прим. перев.) и Киферона * (* Другая гора на границе Беотии и Аттики, связанная с различными мифологическими реминисценциями. - Прим. перев.), пусть оставляют их и переселяются на Сионскую гору: ведь с нее сойдет закон и «из Иерусалима - слово господне» (Исайя, 2, 3), слово небесное, непобедимый в состязании певец, венчаемый победным венком в том театре, имя которому - мироздание. Этот мой Эвном поет не Терпандров и не Капионов, не фригийский, не лидийский и не дорийский ном * (* Ном (греч.) - напев, мелодия, лад), но вечный напев новой гармонии, божий ном. Это пение новое, левитическое.

«Сладкое мук утоленье, забвенье печали и гнева» («Одиссея», п. IV, 221), и в пении этом растворено некое сладостное и неподдельное лекарство, убеждающе действующее на умы (гл. 3). Мне представляется, что этот самый фракийский Орфей, да и фиванский (т. е. Амфион), и метимнейский (Арион) - все они были какими-то немужественными людьми, под предлогом музыки введшими умы людские в помрачение и наполнившими жизнь скверной; они первыми научили людей идолослужению. * (* Далее «слово господне» сравнивается с Орфеем, который, согласно преданию, усмирял зверей и приводил в движение камни. - Прим. перев.)

Но певец, которого я восхваляю (гл. 4), один сумел усмирить самых свирепых зверей - людей: среди них «птиц» - празднолюбцев, «змей» - лукавцев, «львов» - гневливцев, «свиней» - сладострастников, «волков» - корыстолюбцев. А глупцы - это «деревья и камни»... Посмотри-ка, что смогло сделать новое пение: оно сотворило из камней и из животных - людей... (гл. 5). Оно же и мироздание привело в музыкальную упорядоченность и преобразило разноголосицу стихий в стройное созвучие, чтобы через него все сущее стало гармонией...

Педагог, II, 4, 41-42 [Осуждение светской музыки].

Да пребудет комос * (* Комос (comos) - праздничное гулянье, сопровождаемое пением, один из фольклорных источников античной музыки и поэзии (к нему восходит слово «комедия»). - Прим. перев.) вдали от нашего духовного веселия, а с ним и те ненужные всенощные бдения, которые уподобляются своим хмельным бесчинством тому же комосу. Прочь, привычная для попоек флейта, прочь, любовные соблазны, прочь, плачевный комос! Похоть, пьянство и бессмысленные волнения пусть выберут себе место подальше от нас! Но ведь тот же комос - все это бесчинство: собравшаяся на всенощное бдение толпа, возбужденная вином и общением, и эта бесстыдная отвага. Но если это сборище займется флейтами, псалтерионами, хоровым пением, плясками, хлопаньем в ладоши на египетский лад и прочим непристойным вздором, если отыщутся развязные, не знающие приличий люди, которые, чего доброго, примутся играть на кимвалах и тимпанах и оглашать собрание звуками этих инструментов лжи * (* Кимвалы и тимпаны употреблялись в различных языческих культах, например вакхическом культе матери богов и т. д. - Прим. перев.), - о, тогда нечего дивиться, что такое пиршество окончательно станет неким театром пьянства...

Итак, оставим свирель пастухам, а флейту - суеверным людям, спешащим на идолослужение. По правде говоря, эти инструменты должно изгнать с трезвого пира: они приличны скорее скоту, чем людям, а из людей - самым невежественным... Изнеженные напевы и плаксивые ритмы, эти хитрые зелья карийской музы, развращают нравы, своим разнузданным и коварным искусством незаметно вовлекая душу и разгул описанного выше комоса.

Отделяя ото всего этого божественную литургию, дух святой учит устами псалмопевца: «Хвалите его во гласе трубном» - ведь от трубного гласа воскреснут мертвые; «хвалите его во псалтерии» - ибо человеческий язык есть псалтерий господен; «и на кифаре хвалите его» - под кифарой должно разуметь человеческие уста, которые звучат, когда плектр - дух святой - ударяет в них; «на тимпане и в хорах хвалите его» - под звучащей кожей он разумеет церковь, пекущуюся о воскресении мертвых; «на струнах и органе хвалите его» - органом он именует наше тело, а струнами - его жилы, которые дух святой гармонически настраивает и, трогая тело, извлекает из него звуки человеческого голоса. «Хвалите его на звучных кимвалах» - под кимвалом он разумеет язык в наших устах, звонко ударяющий в губы... Поистине, человек устроен, как мирный музыкальный инструмент, а все прочие инструменты, если поразмыслить, окажутся воинственными: таково их дело, когда они разжигают желания, распаляют похоть, раздувают свирепый гнев. И в самом деле, употребляются на войне: у тирренян [этрусков] - труба, у аркадян - свирель, у сицилийцев - пектиды, у критян - лира, у лакедемонян - флейта, у фракийцев - рог, у египтян - тимпан, у арабов - кимвал. Но у нас в употреблении только один инструмент - слово мира; при помощи него воздаем мы почет богу, а не при помощи древнего псалтерия, или трубы, или тимпана, или флейты - инструментов, которые в ходу обычно у людей военных да еще у позабывших страх божий плясунов на их игрищах, когда они возбуждают свои вялые души такой музыкой...