Глава 15. Нравственный поступок

Итак, сколько размышлений, споров, точек зрения! Сколько самых разнообразных понятий: табу, норма, заповедь; долг, достоинство, честь; добро, справедливость, идеал; принцип, критерий, категория; структура и функция; свобода воли, категорический императив, совесть; интеллект, чувство, воля; мужество, щедрость, мудрость… И это все чтобы понять, разобраться, что-то объяснить в морали. И это все о сознании: моральном сознании – групповом, индивидуальном, общечеловеческом.

А ведь все это вместе взятое – только «слова, слова, слова!», которые никогда бы не возникли, если бы не было действия, и не просто действия – поступка.

И все же права Библия: «По делам их узнаете их!» И сколько бы ни ломали копий, споря, кто прав: апостол Иоанн, сказавший: «В начале было Слово!» или Иоганн Вольфганг Гете, заявивший в «Фаусте»: «В начале было дело!», спор этот, пожалуй, плод недоразумения. Ибо то «Слово», о котором свидетельствует апостол, было делом – актом творения. Как сказано в книге Бытия: Бог сотворил небо и землю, и все остальное, вплоть до человека, и решил, что «это – хорошо!»

Но что же такое «поступок»?

Подумаем: прав ли Иммануил Кант?

Два высказывания двух великих людей, которые много и упорно размышляли о морали, о человеческом поведении, о добре и зле, о любви и долге.

«Поступай так, чтобы ты мог сказать каждому: поступай так же, как я».

«Поступай так, как будто ты один в мире и люди никогда не узнают о твоем поступке».

Рекомендации, похоже, противоположные. Первая – парафраз наиболее известной формулировки категорического императива Канта, принадлежащая самому Канту: он упростил формулировку, чтобы сделать ее понятной каждому.

Для Канта ценность нравственного поступка определяет мотив, и только тот поступок является подлинно нравственным, в основе которого безупречный, свободный моральный мотив, «голос категорического императива», который «как набат звучит в душе каждого человека». Моральный мотив, по Канту, имеет одну, но безупречную основу – это долг.

Нередко историки философии отмечали ригоризм Канта в толковании им нравственного поступка. Поясним это простым примером: тонет человек, и вы его спасаете. Совершили ли вы нравственный поступок? А это, оказывается, зависит от того, кого именно вы спасли. Допустим, собственного сына. Это не нравственный поступок: вы же любите своего сына; основание вашего поступка – любовь к своему ребенку, и только. Допустим, вы спасли неизвестного вам человека. Если вы руководствовались принципом: «Жизнь человеческая есть высшая ценность» и могли бы сказать каждому: «Поступай как я», – ваш поступок может быть назван нравственным. Однако если бы вы спасли вашего злейшего врага, вот это был бы истинно нравственный поступок, совершенный из морального принципа и вопреки склонности.

Вот что пишет о категорическом императиве Канта А. В. Гулыга: «Наиболее прочная опора нравственности, единственный истинный источник категорического императива – долг. Только долг, а не какой-либо иной мотив (склонность и пр.) придает поступку моральный характер. Имеются некоторые столь участливо настроенные души, что они без всякого другого тщеславного или своекорыстного побудительного мотива находят внутреннее удовольствие в том, чтобы распространять вокруг себя радость, и им приятна удовлетворенность других, поскольку она – дело их рук. Но я утверждаю, что в этом случае всякий такой поступок, как бы он ни сообразовывался бы с долгом и как бы он ни был приятным, все же не имеет никакой нравственной ценности».

…Впоследствии Кант смягчил жесткость своих формулировок. Если первоначально он противопоставил любовь долгу, то потом нашел способ объединить их.

Думаю, что главное у Канта – стремление доказать, что возможен неэгоистичный, чисто моральный мотив и бескорыстный, то есть нравственный по самой сути, поступок. Кант обосновывает такой поступок и сам приводит пример, в котором действительно невозможно найти хотя бы малую примесь каких-либо иных соображений.

Так что давний спор – прав или не прав Кант в своем моральном ригоризме – решается в пользу Канта. Я целиком соглашаюсь с Гулыгой и Мамардашвили, которые утверждают, что ни педантом, ни ригористом, ни любителем «читать мораль» Кант никогда не был. Это становится очевидным, если понять, что Кант понимает под долгом. Прав Гулыга, написавший: «…надо самым решительным образом отвергнуть ту уродливую трактовку, которую придали идее долга (ссылаясь порой на Канта) идеологи немецкого милитаризма и фашизма. "Превыше всего долг, ты должен быть верным солдатом фатерлянда и фюрера", – учили в школах и казармах… Фашизм рассматривал человека только как средство осуществления человеконенавистнической идеи истребления и порабощения народов. Фашизм – это тоталитаризм, основанный на идее чистоты арийской расы (расизм).

В отличие от сказанного, окончательная формула долга у Канта – "собственное совершенство и чужое счастье". Не нужно лишь забывать о том, сколь относительны представления о счастье и как опасно насиловать чужую волю. Здравый смысл и человечность должны быть всегда на страже, они для Канта – главное… Кант был в числе первых мыслителей, провозгласивших безотносительную ценность человеческой личности независимо от расовой, национальной и сословной принадлежности. Один из вариантов категорического императива гласит: "Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице, всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству"».

Можно сказать, что первая формулировка категорического императива «Поступай так, чтобы правило твоей воли могло всегда стать принципом всеобщего законодательства» – парафраз «золотого правила нравственности» и отвечает духу Всеобщей декларации прав человека, подписанной почти всеми государствами нашей планеты. Такова историческая эстафета понимания самой сути нравственного поступка.

Мораль в действии есть нравственный поступок

«Истинная этика начинается там, где перестают пользоваться словами», – сказал Альберт Швейцер. Конечно же, он прав, ибо суть всякой этики – поступки, дела; правда, в жизни человеческой и слово может быть делом.

Войны известны с эпохи первобытности. Первая глобальная война, война на истребление, – по гипотезе И. У. Ачильдиева, война неоантропов и палеоантропов, в результате которой палеоантропы были истреблены. Согласно Ачильдиеву положительным результатом этой войны был значительный прогресс в технических изобретениях. Все последующие войны – в Древнем мире, в эпоху Средних веков и в Новое время – тоже стимулировали разного рода технические изобретения, вплоть до создания атомного оружия… Но тут-то и стало очевидно, что этот «прогресс» грозит человечеству самоистреблением, что заставило задуматься над трудами тех мыслителей, которые считали (и уже давно), что война отнюдь не неизбежный и тем более не необходимый феномен в истории человечества, а скорее показатель того, сколь еще далеко человеческое общество от подлинной человечности во взаимоотношениях между народами.

Что же касается революций, которые были названы Марксом «локомотивами истории», то сегодня очевидно прямо противоположное: они не ускоряют развитие общества, а отбрасывают общество назад. Порождаемые ими гражданские войны, по точному выражению Монтеня, являются «самоубийством нации», а отнюдь не стимулом прогресса.

Гибель миллионов людей; уничтожение материальных ценностей; разрушение городов, промышленности, коммуникаций – подобные состояния общества невозможно назвать нормальными.

«Относись к человеку всегда как к цели, никогда как к средству» – эта и любая другая вариации «золотого правила нравственности» утрачивают всякий смысл в условиях войн и революций. В них человек только средство, а жизнь человеческая не стоит и ломаного гроша. В мирное время убийство – преступление; в военных условиях – подвиг.

В ненормальных, бесчеловечных условиях войны в массовом масштабе происходит расчеловечивание человека. Групповая мораль, естественно, становится на защиту своих, оправдывая их действия, подчеркивая высокий моральный дух своих и бесчеловечность и аморализм чужих, врагов.

Каждый солдат и офицер давал воинскую присягу, и его долг – убивать врага государства и общества. «Так было всегда»: от времен «Махабхараты» (VI–V вв. до н. э.) до дня сегодняшнего. И, конечно, каждая из сторон считает свою войну справедливой, даже если это противоречит фактам.

Бесспорно, что Великая Отечественная война была – при самых придирчивых оценках – справедливой. Мы подверглись агрессии, фашистские полчища вторглись на нашу территорию и с 1941 до конца 1944 г. сражения происходили на нашей земле, гибли наши мирные граждане, уничтожались наши города и деревни, разорялась наша страна…

Александр Маринеско был штурманом торгового флота, затем командиром подводной лодки. Герой войны, неправедно гонимый начальством, разжалованный, изгнанный с флота, затем несправедливо осужденный зек, Маринеско прожил всего пятьдесят лет и умер в 1963 г. после тяжелой болезни.

Офицер-подводник Маринеско был честным бойцом: в каждом походе он рисковал жизнью вверенной ему и верившей в него команды и своей собственной.

Подвиги его овеяны легендой, он стал народным героем задолго до того, как ему лишь в 1990 г. было присвоено звание Героя Советского Союза. Общий тоннаж потопленных капитаном III ранга А. И. Маринеско кораблей составил 52 144 брутто-регистровых тонн. По тоннажу потопленных судов противника Маринеско принадлежит первое место среди советских подводников. «За один боевой поход Маринеско уничтожил около 10 тыс. фашистов», – писал в 1975 г. военный историк, капитан 1-го ранга В. А. Полещук.

Вот на этой последней фразе и задержимся. Задумаемся…

Речь идет о потоплении «Густлоффа», на котором вывозились из Прибалтики выпускники школы подводного плавания, те, кто должен был составить цвет фашистского подводного флота.

Когда в 1913 г. погиб «Титаник» и с ним на дно Атлантического океана ушли около полутора тысяч человеческих жизней, это было воспринято как мировая трагедия.

Строки же: «За один боевой поход Маринеско уничтожил около 10 тыс. фашистов, – по существу отправил на дно Балтики целую дивизию» звучат, как победные фанфары.

Если же считать по человеческим жизням, то это одновременная гибель более чем шести «Титаников». «Но это же – фашисты!» В большинстве своем это были курсанты – молодые люди, либо еще не воевавшие, либо с минимальным участием в войне. Однако на «Густлоффе» эвакуировались и семьи преподавателей школы, и немало других гражданских лиц: женщин, детей, стариков.

По всем меркам военного времени – беспримерный подвиг.

По оценке нормального, мирного времени – беспримерное преступление.

Война безнравственна, даже если необходима, вынужденна, справедлива…

Означает ли сказанное, что во время войн и революций невозможны нравственные поступки? Нет, конечно. Герой Василя Быкова учитель Мельников, который, вопреки приказу командира партизанского отряда, добровольно является к фашистам, объявившим, что отпустят взятых заложниками учеников из его класса, если он сдастся. Он не хуже командира отряда знал, что это обещание – ложь, но сознательно шел на верную смерть, чтобы погибнуть вместе с ребятами, которых он учил. Так поступил и Януш Корчак, которого фашисты отгоняли от его воспитанников, обреченных на сожжение в печах крематория. «Уходи, старик! Ты нам не нужен», – но он принял смерть вместе со «своими детьми».

Нравственным поступком был подвиг Александра Матросова, закрывшего собой амбразуру фашистского дота (подобный подвиг в годы войны совершило около тысячи человек!). Нравственными поступками были и вынесение с поля боя раненых: своими товарищами, медицинскими сестрами; а их были тысячи и тысячи! Все, что было связано со спасением жизни, а не ее уничтожением, было нравственным, было проявлением подлинной человечности в бесчеловечных условиях.

Обратимся теперь к другому примеру, к судьбе Клода Изерли. Это американский летчик, член экипажа бомбардировщика, сбросившего в 1945 г. ядерную бомбу на Хиросиму. Это именно он «нажал на кнопку». Он мгновенно стал героем Америки, и его фотографии занимали обложки и первые страницы американских газет и журналов. Он был награжден высшей военной наградой США. У него брали интервью, о нем, о его родителях, о его семье писались многочисленные репортажи.

Однако спустя годы, осознав всю чудовищность содеянного им, он впал в глубокую депрессию: отказался от всех наград, стал добровольным затворником.

В современной литературе о Второй мировой войне, даже в многотомных изданиях я не нашел имени Клода Изерли. Либо летчик не упоминается, либо называется имя командира самолета – капитана Тиббетса. Тиббетс в отличие от Изерли насколько мне известно, не страдал никакими комплексами, гордился званием Героя США, не отказывался от орденов и не испытывал ни малейших угрызений совести.

Быть может, не случайно именно его имя сохранилось в истории Второй мировой войны, а имя Клода Изерли предано забвению? С точки зрения групповой морали это вполне закономерно.

То, что сделал Изерли, сравнивать не с чем. Точнее, можно сравнить лишь с тем, что сделал другой американский пилот, сбросивший вторую атомную бомбу на Нагасаки.

Это единственный в мире человек, одним движением руки уничтоживший более 140 тыс. человек!

А затем мучительно и долго умирали тысячи и тысячи…

В отличие от действий Маринеско и его экипажа в бомбардировке двух японских городов не было военной необходимости: Япония уже была накануне полного военного поражения. И все попытки американских политиков, генералов, журналистов и историков найти оправдание этой бесчеловечной акции оказались безуспешными. Действительные причины две: желание президента Трумэна и Пентагона провести настоящее испытание нового оружия и «напугать» Советский Союз, и обе эти причины безнравственны.

Из всех, кто образовал всю преступную цепочку, – от Гарри Трумэна до Клода Изерли – последний был единственным, испытавшим муки совести, отчаяние от содеянного, глубочайшее раскаяние. У него индивидуальное моральное сознание, развиваясь, превзошло уровень группового (национально-патриотического). У Тиббетса и «того, другого палача Нагасаки» индивидуальное моральное сознание так и осталось на уровне группового.

Судьба Клода Изерли – убедительное подтверждение, что муки совести «судящего себя» индивидуального морального сознания – не вымысел Шекспира или Пушкина, а следствия развивающегося индивидуального морального сознания: самооценка, самоосуждение, на которые способен далеко не каждый человек.

Структура нравственного поступка

Первым тщательным образом исследовал поступок Аристотель в «Никомаховой этике». Обосновав возможность произвольного действия, при котором источник действия заключен в самом человеке, Аристотель подчеркивает, что цель – это предмет желания, а средства к достижению цели – предмет принимаемого решения и сознательного выбора. Однако нравственным поступок будет лишь в случае единства нравственной добродетели, определяющей правильную цель, и рассудительности, определяющей правильность выбора средств достижения цели. Итог размышлений Аристотель подводит в коротком суждении: «Назначение [человека] выполняется благодаря рассудительности и нравственной добродетели».

Современный словарь по этике предлагает следующее определение: «Поступок – клеточка нравственной деятельности; действие, рассматриваемое с точки зрения единства мотива и последствий, намерений и дел, целей и средств».

В этой «клеточке» взаимосвязаны индивидуальное моральное сознание и нравственное действие; мыслители-философы и писатели-моралисты, деятели литературы и искусства, анализируя или воспроизводя в своих произведениях нравственный поступок, стремились учесть и показать каждую из его составляющих. Наибольшие дискуссии вызвали проблемы взаимосвязи цели и средств; «определяющего момента» в структуре поступка (мотив или результат?); возможность учета как близких, так и отдаленных последствий содеянного; степень соответствия намерения и содеянного; соотношение субъективной (личностной) и объективной (выраженной в групповой или общечеловеческой морали) оценки деяния.

Представим весь этот механизм более конкретно.

Ситуация первая. Молодые супруги, имеющие двоих детей дошкольного и школьного возраста, принимают решение усыновить ребенка, чтобы вырастить его, как родного сына.

Ситуация вторая. Женщина, живущая с сыном-школьником и работающая медсестрой, принимает решение оказывать повседневную помощь одинокому пожилому соседу по лестничной площадке – инвалиду Великой Отечественной войны.

Ситуация третья. Пенсионерка, любящая собак и кошек, создает мини-приют для бездомных животных, выхаживает их и дарит «хорошим людям»; в ее приюте одновременно спасаются до дюжины разнопородных собак и кошек.

Есть общее основание этих поступков: милосердие; забота и любовь к находящимся в беде, слабым, страдающим. Не менее важно и второе: принимаемые решения обдумываются, люди сознательно и на долгое время «по зову сердца» принимают на себя нелегкие обязательства. Первоначальное побуждение – сострадание, желание помочь, стремление помочь, то есть соединение чувства и воли. С точки зрения этической оформляется мотив и осознается цель. В первом случае: вырастить человека, приняв всю полноту ответственности за малолетнего ребенка; во втором – взять на себя заботу о престарелом, во многом беспомощном человеке и облегчить ему жизнь; в третьем – забота о «братьях наших меньших». Поскольку во всех трех случаях очевидны многообразные трудности, надо полагать, что решению предшествовал выбор и относительно цели, и относительно средств.

Во всех трех ситуациях проблема долга возникает только после принятия решения. Оно добровольно; в нем значительную роль играют склонность, нравственные чувства, и сам долг проявляется через чувство. А строгим экзаменатором оказывается сама последующая жизнь. Ведь у каждой из этих ситуаций возможны иные мотивы и цели – эгоистичные, весьма далекие от моральных… Например, в первом случае, взяв (усыновив) ребенка, потребовать расширения жилой площади; во втором – со временем заполучить квартиру того, за кем ухаживала; в третьем – продавать животных и тем самым получать доход. Поэтому не следует спешить, оценивая поступок как нравственный. Прав Ларошфуко, сказавший: «Не легко разглядеть, чем вызван честный, искренний, благородный поступок – порядочностью или дальновидным расчетом».

Для нравственного поступка в равной степени существенны соответствие намерения и результата, цели и средств, мотива (побуждения) и решения. Нравственный поступок отличается цельностью и целостностью, он внутренне не противоречив и характеризуется простотой и искренностью. Тот же Ларошфуко сказал: «Деяние и замысел должны соответствовать друг другу, не то заложенные в них возможности так и останутся неосуществленными».

Наконец, все три ситуации не являются подвигами, не требуют пожертвовать собственной жизнью, в них нет ничего героического. Творить добро в повседневной жизни, любить людей активно, помогая им и не считая это особой заслугой, так, чтобы добродеяние оказывалось нормой. Быть не героем, а просто порядочным человеком, превратить это в линию поведения. Таковы азы нравственности, доступные каждому человеку. Подведем итоги.

С точки зрения теоретической Кант был прав, «отсекая» в мотивации нравственного поступка любые гипотетические императивы, самую малую «примесь» склонности, потребности, интереса. Изолировав категорический императив как единственный побудитель свободной воли к действию, он связал его по основанию с понятием морального долга, а по результатам и следствиям – с совестью как «голосом Бога в душе человека».

Однако Кант понимал невозможность в действительности отделить каменной стеной склонность и долг, императив категорический от всех гипотетических.

Этим соображением мы как бы сбрасываем котурны, на которые поверхностно или ригористически истолковывающие Канта ставят нравственный поступок.

И оказывается, что нравственный поступок отличается от деяния (подвига) лишь степенью, но не качеством.

Вопросы для повторения раздела IV

1. В чем проявляется своеобразие морального сознания?

2. Что такое «групповое моральное сознание»? Каковы его сильные и слабые стороны?

3. Как возникает и развивается индивидуальное моральное сознание?

4. Охарактеризуйте особенности взаимосвязи группового и индивидуального морального сознания.

5. Дайте определение структуры морального сознания и назовите его элементы.

6. Что собой представляет критерий морали?

7. Охарактеризуйте ценностно-ориентирующую функцию морали. Приведите примеры.

8. Что такое «регулятивная функция морали» и каково ее значение?

9. Какие два подхода существуют в решении задач воспитательной функции морали? Который из них целесообразнее с вашей точки зрения?

10. Что такое «нравственный поступок»?

11. Объясните смысл двух формулировок «категорического императива» Иммануила Канта.

12. Раскройте структуру нравственного поступка.

13. Как в нравственном поступке взаимосвязаны нравственность (поведение) и мораль (сознание)?