Эмоционально-оценочная природа эстетического отношения

Специфическая система связи объекта и субъекта, которая складывается в эстетической ситуации, требует, чтобы духовная деятельность субъекта соответствовала характеру объекта — носителя эстетической ценности. Отвечая этому требованию, эстетическое восприятие становится особого рода переживанием.

Всякая эстетическая оценка есть более или менее четко осознаваемое и более или менее точно формулируемое выражение чувства испытанного человеком при восприятии некоего предмета — радости, восхищения, преклонения, сочувствия и т. п. В других сферах ценностной ориентации — не говоря уже о на-

учном познании! — эмоциональная основа суждения либо необязательна, либо просто невозможна. В эстетическом же отношении человека к миру именно и только непосредственное переживание, характер и сила испытанного чувства становятся единственным необходимым и достаточным основанием оценочного суждения. Не рассудок, не логический анализ, не обращение к авторитетам, а голос собственного чувства диктует мне оценку «красиво» или «уродливо», «трагично» или «комично». И кто бы ни стал это суждение оспаривать, я останусь при своем мнении, потому что оно выражает мое собственное переживание. Поэтому нельзя логически доказать несостоятельность моего непосредственного эмоционального восприятия — его можно отвергнуть, но нельзя опровергнуть. Споры о красоте и остаются безрезультатными до тех пор, пока одному из спорящих не удастся перевести другого на свои позиции восприятия и переживания оцениваемого предмета, пока ему не удастся помочь оппоненту почувствовать предмет так, как чувствует его он сам. Такова, в частности, первейшая задача художественной критики, требующая от критика особого таланта, не нужного ученому-искусствоведу. Эмоциональность эстетического отношения к действительности вбирает в себя, втягивает индивидуума значительно более глубоко и полно, чем его познавательное отношение к миру и даже другие направления ценностной ориентации, — ведь эстетическое чувство есть наиболее сокровенная, интимная и неотрывная от индивидуальности форма субъективного. Конечно, и познание осуществляется субъектом, и нравственное, политическое и т. п. отношения суть отношения субъекта. Дело, однако, в том, что субъективное начало не только играет в разных сферах духовной деятельности различную роль, но и участвует в них на разных своих уровнях.

Хотя добываемая познанием истина формулируется сознанием субъекта, ее содержание безлично и потому безэмоционально — субъектом познания является «трансцендентальный субъект», как называл его И. Кант, т. е. человек как представитель рода, а не личность во всей ее конкретности и неповторимости. В политической, юридической, религиозной и даже нравственной сферах ценностной ориентации субъективное также выступает на уровнях надиндивидуальных. субъектом является здесь не личность, а та или иная социальная группа, класс, нация и т. д., а в известных ситуациях все человечество. Потому-то в этих областях аксиосферы культуры вырабатываются и формулируются определенные ценностные нормы, обязательные для всех членов данного социального коллектива, — скажем, религиозная догматика и формы обрядности, правовые установления, программы политической партии, нравственный кодекс. Понятно, что

религиозная, политическая, правовая, этическая оценки не требуют непременного включения оцениваемого явления в жизненный опыт оценивающей личности. В эстетическом же отношении такое включение абсолютно необходимо, ибо то, что не воспринято и не оценено мною лично, не имеет для меня никакой эстетической ценности. Предпринимавшиеся не раз в истории культуры попытки установить эстетические каноны, нормативы, догмы оказывались безрезультатными, ибо для их утверждения даже у тоталитарных социальных систем нет необходимых средств принуждения, подобных тем, какими они располагают для утверждения надындивидуального, сверхличностного характера всех иных ценностей. Эстетическое воспитание тем и отличается от принуждения, что должно сделать социально-идеологические ценностные установки внутренней психологической позицией личности, включающей направленность ее эмоциональных реакций.

Но эмоции эмоциям рознь. Переживания, возникающие в эстетической ситуации, отличаются от всех других тем, что их возбуждает бескорыстный интерес субъекта к объекту. Корыстные интересы возбуждают такие эмоции, которые сигнализируют о наличии некоей биологической или социальной потребности — голода, полового желания, жажды накопления, власти и т. п. — и о степени ее удовлетворения, эстетические же чувства имеют иное происхождение: они выражают духовную потребность (и меру ее удовлетворения) в созерцании и переживании предмета, ценность которого не в приносимой им пользе или выгоде, а в самом факте его существования, и именно в той форме, в какой мы его ощущаем, — так любуемся мы красотой звездного неба, изяществом движений газели, величием морской стихии.

Зрение и слух потому и стали привилегированными для эстетического восприятия чувствами, что они связаны с духовной сферой несравнимо более тесно, чем обоняние и осязание. В высшей степени показательно, что в русском языке, да и во многих других, слова, обозначающие деятельность сознания, взяты из терминологии зрительного восприятия, например: мировоззрение, миросозерцание, политические и философские взгляды, научная точка зрения; очень часто мы говорим видеть в смысле понимать (например: «Я вижу, что это сложная проблема»), а человека невежественного в народе называют «темным», т. е. «слепым», «незрячим».

Объясняется это тем, что для практической жизнедеятельности людей, для их коллективного труда и взаимного общения зрение имеет первостепенное значение, неизмеримо большее, чем какой-либо другой способ чувственного восприятия. Что же касается слуха, то его связь с сознанием обусловлена его главной

функцией орудия восприятия речи — основного средства обмена мыслями в человеческом обществе. Именно звуковой язык развил ухо человека так, что оно стало улавливать тончайшие оттенки тембра, ритма, интонаций, давая возможность сознанию сопрягать звук с определенным духовным содержанием, с мыслью, чувством, т. е. воспринимать его осмысленно. Потому-то все искусства обращены только к зрительному и слуховому восприятию или к вырастающему на их почве воображению (литература) — духовный смысл, идейно-эмоциональная содержательность искусства не могут быть восприняты носом, языком или рукой; лишь глаз и ухо оказываются способными улавливать и передавать сознанию заключенную в художественных творениях духовную информацию.

Духовно-бескорыстный характер эстетического переживания объясняется двумя причинами. Первая из них — особенности объекта восприятия и оценки: поскольку форма предмета не вызывает никакого утилитарного, нравственного, религиозного, политического, правового интереса, поскольку ею нельзя обладать, поскольку она не приносит никакой выгоды, постольку возбуждаемые ее созерцанием эмоции и оказываются альтруистическими, а не эгоистическими; они сигнализируют о ценности предмета, т. е. о его соответствии интересам нашего духа, а не тела и не кармана.

Вторая причина, определяющая своеобразие эстетических эмоций, состоит в том, что бескорыстно-духовное переживание возбуждается не созерцанием объекта как такового, а его соотнесением с идеалом. В отношениях между реальным и идеальным и скрывается последний ключ к тайне эстетического — не случайно именно вокруг этого отношения билась мысль крупнейших представителей эстетической науки прошлых времен, начиная от Платона и Плотина и кончая Н. Чернышевским и В. Соловьевым.