О творчестве Беккета

В своей речи по поводу вручения Беккету Нобелевской премии по литературе представитель Шведской академии Карл Рагнар Гиров отметил, что глубинный пессимизм Беккета тем не менее «содержит в себе такую любовь к человечеству, которая лишь возрастает по мере углубления в бездну мерзости и отчаяния, и, когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что сострадание не имеет границ».

Некоторые критики обращают внимание на пессимизм Беккета: «Беккет поселяет нас в мир Пустоты, – пишет французский критик Морис Надо, – где впустую двигаются полые люди».

Многие критики, например англичанин Ричард Рауд, обращают внимание на язык Беккет «Я не думаю, – пишет Рауд, – что кто-нибудь из современных писателей так великолепно владеет английским (и французским) языком, как Беккет».

По мнению американского литературоведа Санфорда Стернлихта, «Беккет является наиболее влиятельным из современных драматургов, основополагающей фигурой в современной драме».

Беккет писал всегда и только об этом: как жить, зная, что умрешь?

Я не знаю другого автора, с которым было бы так трудно жить, и от которого было бы так сложно избавиться. Раз войдя в твою жизнь, он в ней остается навсегда. Я уже перестал сопротивляться. Его маленький портрет приклеен к моему компьютеру, большой — висит на кухне. Других красных углов у меня и нет. Дело не только в том, что я люблю его книги, мне нравится он сам, и я без устали пытаюсь понять, как он дошел до такой жизни, и как сумел ее вынести.

Лучше всего искать ответы в театре. Так ведь сделал и сам Беккет. Исчерпав прозу гениальной трилогией, он увел свою мысль на сцену. Драма помогает автору сказать то, чего он сам не знает. Раз актер вышел перед публикой, он что-то должен делать. Но если он ничего не делает, выходит манифест: «В ожидании Годо» — пьеса, навсегда изменившая театр и его зрителей.

Сократ говорил, что неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы ее тянуть. У героев Беккета нет другого выхода. «Я так не могу», — говорит Эстрагон в «Годо». «Это ты так думаешь», — отвечает ему Владимир.

И он, конечно, прав, потому что, попав на сцену, они не могут с нее уйти, пока не упадет занавес. Драматург, который заменяет своим персонажам Бога, бросил их под огнями рампы, не объяснив, ни почему они туда попали, ни что там должны делать. Запертые в трех стенах, они не могут покинуть пьесу и понять ее смысла.

Ледяное новаторство Беккета в том, что он с беспрецедентной последовательностью реализовал вечную метафору «Мир — это театр». Оставив своих героев сражаться с бессодержательной пустотой жизни, он представил нам сочувствовать — им и себе.

— «В ожидании Годо» была первой, неудачной, попыткой познакомить американскую аудиторию с пьесами Беккета. Позднее и публика и режиссеры полюбили Беккета. Когда и почему это произошло?
— К Беккету и к возможностям театра нужно было привыкнуть. Для рядового зрителя это был длительный и трудный процесс. В конце 1950-х—начале 1960-х годов в театральной жизни Нью-Йорка был расцвет: появились «театры на обочине» — «офф-Бродвей» и «офф-офф-Бродвей», где шли эскпериментальные произведения молодых драматургов. Публика становилась образованней что ли, более восприимчивой к необычному театру. А значит — и к Беккету. Название «В ожидании Годо»— видели ли вы сам спектакль или нет — вошло в ваш лексикон.

— Пьесы Беккета, как музей — по условиям завещания, в них ничего нельзя изменять. Хорошо это или плохо, для режиссера?
— Беккет — гений. Если вы не следуете его инструкциям, вы разбавляете шедевры «водой». В результате, они не будут такими, какими их задумал Беккет. Он составлял инструкции в самых микроскопических деталях: откуда и какой силы свет, откуда и какой звук, насколько обнажено тело актера. Это особенно заметно в его коротких пьесах. Замечу, что и при таких условиях режиссеру есть, где развернуться. В основном — в преподнесении текста. Я знаю, что Беккет, наставляя актера, требовал эмоциональной наполненности. И я, ставя его одноактные пьесы, хочу, чтобы актеры выражали свое отношение к тексту. Вот в этом и есть свобода трактовки.

Беккет — писатель отчаяния. Он не идет довольным собой эпохам. Зато его почти неразличимый голос слышен, когда мы перестаем верить, что «человек — это звучит гордо». Во всяком случае, исторические катаклизмы помогают критикам толковать непонятные беккетовские шедевры, о которых сам автор никогда не высказывался.

Так, «В ожидании Годо» многие считали военной драмой, аллегорически описывающей опыт французского Сопротивления, в котором Беккет принимал участие. Война, — говорят ветераны, — это, прежде всего, одуряющее ожидание конца.
Действие в пьесе «Эндшпиль» разворачивается в напоминающей блиндаж комнате, из окна которой ничего не видно. Пейзаж постапокалиптического мира, пережившего, а точнее говоря, не пережившего атомную войну.