2015-05-14
900
Но уже в 1998 г. разразился азиатский финансовый кризис. Резко уменьшился приток капитала: если в 1997 г. было инвестировано $ 35 млрд., то в 2001 - только $ 5 млрд. В начале 2000-х Латинская Америка оказалась в критическом состоянии. Из-за того, что МВФ уже не снабжал финансами, правительства большинства стран не имели возможности для маневра. В 2001-2002 гг. разразился новый кризис, третий за последние 10 лет. На этот раз его центром стали США, что сильно ударило по внешней торговле в мире. Для экспортно-зависимых стран региона это стало губительным. Аргентина объявила дефолт. Впервые за многие десятилетия в этой богатой мясом стране начали умирать от голода дети. Бразилия тоже находилась на грани дефолта.
За десятилетие неолиберального курса число латиноамериканцев, живущих в условиях крайней нищеты увеличилось со 120 (33%) до 270 (62%) млн. По опросам населения в 17 странах в 2001 г., две третьих опрошенных оценили неолиберальную экономическую систему как «плохую» или «очень плохую»; 63% ответили, что приватизация не принесла ожидаемых результатов; 45% высказались за усиление роли государства в экономике (в 2001 - 28%). Две третьих респондентов оказались недовольны демократией[2].
Таким образом, «левый поворот» 2000-х имеет под собой иное основание, чем революционные движения 60-70-х. Во-первых, изменилась международная обстановка. Гибель СССР хоть и стала сильнейшим удар по мировой революции, но, с другой стороны это поражение не став абсолютным, показало как не нужно делать. Революция продолжила свое развитие в Латинской Америке, а трагический опыт СССР предостерегает местных лидеров от теории «рыночного социализма», к чему мы шли в 70-80-х гг. Центр борьбы с мировым империализмом переместился на Кубу, которая, по словам известного латиноамериканиста А.В. Харламенко, на целое десятилетие из «бастиона» социализма превратилась в «бункер». Но и «бункера» оказалось достаточно - продержавшись, Остров свободы сыграл важнейшую роль идейного вдохновителя текущего «левого поворота».
Идеи кубинской революции оказались просты и понятны народным массам во всей Латинской Америке. Это - ориентация экономики не на потребности капитала, а на потребности человека и интернационализм. Куба стала примером для всего региона как страна, которая благодаря социалистическим преобразованиям в условиях жесточайшей экономической блокады первая избавилась от нищеты. А этот аспект для латиноамериканцев является принципиальным. Как-то К.Л. Майданник сказал, что в латиноамериканской революции невозможно ничего понять, если не знать, что для этих народов борьба с нищетой является делом принципа. Революция не может не начинать с этого, что, в свою очередь, влечет за собой необходимость в доступном образовании, здравоохранении, культуре и т.д. Война с нищетой является таким же атрибутом текущего «левого поворота», как и борьба с североамериканским империализмом, более того, в сознании угнетенных народов это один и тот же процесс. Вот почему Куба стала не только примером, но и активным «экспортером революции», - направляя десятки тысяч врачей и учителей в самые дикие места Южной и Центральной Америки.
Во-вторых, развитие капитала, его концентрация, сделала регион высокоурбанизированным, пролетаризированным (или полупролетаризированным). В этом отношении страны Латинской Америки стали похожи на Кубу конца 50-х и Чили начала 70-х. «Земельный вопрос», который был основным вопросом революционных движений ХХ века, утратил главнейшее значение, несмотря на то, что во многих странах до сих пор не решен. Основой текущей революционной волны стала тенденция к экономической интеграции стран Латинской Америки. И пока что эта интеграция осуществляется преимущественно на капиталистическом основании - формируется, так сказать, «латиноамериканский капитал». И не смотря на то, что это капитал, он играет основную движимую роль в «левом повороте», поскольку является молодым и противостоящим США. Речь идет, прежде всего, о Бразилии, Аргентине и Венесуэле - наиболее экономически развитых странах региона.
Дело в том, что раньше латиноамериканского капитала как такового никогда не было. Крупнейшими инвесторами региона были США, Европа, Япония. Местный капитал, если и существовал (например, для периода диктатур была характерна модель государственного капитализма), то не составлял никакой конкуренции транснациональному. Наоборот, он во многом зависел от него, и в случае чего мог быть заблокирован, как это было с чилийской экономикой при Альенде или никарагуанской (периода сандинистской революции). Тем не менее, попытки играть в свою игру совершались. Например, показательно, что именно Венесуэла в 1960 году стала инициатором создания ОПЕК - международного картеля нефтедобывающих стран, чтобы бороться с американским и западноевропейским капиталом, самостоятельно устанавливая цены на нефть. Кстати, Венесуэла - тот редкий случай в Латинской Америке, где с падением военной диктатуры в 1958 г. не свергалась демократическая власть.
