Противоречия различных точек зрения исследователей эсхатологии ап. Павла, представленных Страховым

Проблематика в понимании второго пришествия у солунян раскрывается как в исследуемом нами как в труде проф. прот. В. Страхова[106], так и в исследовании проф. Н.Н. Глубоковского[107].

У прот. В.Н. Страхова пятой главе его труда вводятся понятия, которые сам он сам называет таинственными, поскольку они относятся к эсхатологическим событиям. Это слова, характеризующие будущее отступление и приход антихриста, как знамения приближающегося конца мира. Однако апостол их вводит без особого разъяснения. Это такие слова, как: «‘η’αποστασία» («отпадение») (Фесс. 2,7), « ὁ κατέχων » («удерживающий» ) (Фесс.2,7), «τό κατεχόν» («удерживающее”) (Фесс. 2:6), выражение «ὁ άνθρωπος τῆς ἀνομίας» («человек беззакония») и «τὸ μυστήριον τῆς ἀνομίας» («тайна беззакония») [108]. Страхов пытается приоткрыть завесу таинственности над этими понятиями, дабы ближе подойти к пониманию событий, предваряющих Второе пришествие Христа и кончину мира. Для поиска смысла в каждом из этих понятий он прибегает и задействует все святоотеческое наследие, а также прибегает и к исследованиям современных ему западные библеистов. Все полученные мнения он делит на пять основных точек зрения: догматическую, церковно-историческую или протестантско-полемическую (конфессиональную), догматико-историческую, историко-критическую и традиционно-историческую (мифологическую)[109], которые затем тщательно рассматривает. Приведем кратко те выводы, к которым он приходит, рассмотрев различные точки зрения на вышеописанные эсхатологические понятия.

Первая точка зрения у Страхова представляет собой мнения святых отцов древней Церкви по вопросу эсхатологии и названа им догматической. В понимании основных таинственных понятий их взгляд занимает единую позицию, чего нельзя заметить у представителей других точек зрения. Все таинственные определения, используемые апостолом Павлом для характеристики эсхатологического периода и приведенные нами выше, понимаются ими в свете откровения из самого Священного Писания. Они «понимаются буквально, без применения их к каким-либо определенным историческим событиям и лицам», что будет характерно для сторонников других точек зрения[110].

Таким образом, у представителей догматического толкования наблюдается наибольшее соответствие духу и букве Священного Писания, оно также по времени есть самое древнее, хотя у некоторых из них и имеются некоторые расхождения. При приближенном рассмотрении других концепций становится очевидно, что весьма далеки как от понятия церковности, в них не находим никакой откровенности, также в них много вопросов и недоумений.

Вторая точка зрения получила название церковно-исторический или протестантско-полемический (конфессиональной). В ней таинственные слова («удерживающий», «отпадение», «человек беззакония» и др.) понимаются не в буквальном, как в догматической концепции, а в аллегорическом смысле. Подобный подход можно найти в оппозиционных к католичеству западных религиозных движениях[111]. В результате такого понимания само представление о нем, как считает Страхов, является не историческим событием, а серией событий, растянутых на века. Все это противоречит тексту Библии, который опровергает как версию длительного периода для антихриста, так и возможность существования нескольких антихристов. Единственность антихриста и указание на будущность исполнения этих пророчеств доказывает само Священное Писание:

· антихрист будет показывать чудеса (Откр.13,13);

· печать с числом 666, без которой не возможно будет осуществлять торговые связи (Откр.13,16-18);

· бедствия, разрушения, и природные катаклизмы, которые будут происходить (Лк.21,10-11) и проч.

· Нет указания на множественность антихристов, но на конкретную личность.

Поскольку ничего из вышеперечисленного не произошло в истории человечества, церковно-исторический подход нельзя принимать для рассмотрения[112]. В противном случае, по его мнению, нам придется отвергнуть истинность слов Евангелия.

Третья точка зрения у Страхова получила название современно-исторической. Эсхатологические понятия второй главы послания к фессалоникийцам, предложенные для рассмотрения Страховым в начале пятой главы его исследования, применяются сторонниками этого взгляда лишь к современным апостолу лицам и событиям или к тем, что ожидаются в ближайшем будущем. В качестве доказательства своей правоты они приводят свидетельства исторических событий, когда Иерусалим в 66-67 годах по Р.Х. был разрушен Римским войском. В этих словах они усматривают исполнение пророческих слов Спасителя, связанных с концом времен. Свой вывод они аргументируют на основе эсхатологических отрывков из Евангелий: «…а находящиеся в Иудее, да бегут в горы», поскольку в Иерусалиме «не останется здесь камня на камне, все будет разрушено». (Мф.24:16 и Лк.21:21) Однако мы можем смело опровергнуть это представление, поскольку в том же отрывке, после предсказаний о гибели Иерусалима мы читаем и пророчества, напрямую относящиеся к последним временам: «Солнце померкнет и луна не даст света своего…» (Мф. 24:29). Таким образом, в 24-й главе Евангелия от Матфея содержатся не столько пророчества о ближайших событиях, но и о событиях последних времен, о которых говорит и книга Откровения Иоанна Богослова. Не соглашается с этой концепцией и сам проф. прот. В. Страхов[113].

Четвертая, историко-критическая точка зрения предлагает рассматривать эсхатологический отрывок второго послания к фессалоникийцам в светском, секулярном ключе. Она понимает все вышеописанные таинственные понятия («человек греха», «удерживающий» и «отпадение») – как не имеющие никакого сакрального смысла, а лишь указывающие на общую силу добра, удерживающую произвол греха в этом мире. Этот взгляд исключает какое-либо Божественное откровение, данное апостолу, посему для православного библеиста оно не имеет никакой ценности и Страхов его также отвергает[114].

Последняя, традиционно-историческая (мифологическая) точка зрения характерна для представителей немецкой западной школы, получившей развитие от протестантского течения. Его выразителями явились немцы – Гунке и Буссэ, а др., взгляды которых приводят к еще менее церковным выкладкам, идущими в явное противоречие с учением и преданием Церкви. Поэтому нами они не будут рассматриваться в приближенном виде. Автор исследования и вовсе считает их труд «бесплодным»[115].

Сам Страхов склоняется к правильности лишь первой, догматической точки зрения для понимания Павловой эсхатологии. Выраженная святыми отцами и учителями древней Церкви, она служит самой подходящей для их интерпретации и заслуживает б о льшего внимания. Однако он уделяет много внимания и светским взглядам, иногда весьма подробно представляя их воззрения, несмотря на то, что их резкие выводы порой идут в противоречие с самим Писанием. Он этом упоминает не раз его оппонент – проф. Глубоковский.

Надо заметить, что исследуемый нами труд Глубоковского во многом был составлен в качестве критического отзыва на исследование проф. прот. В.Н. Страхова. Уважая его труд и считая его «полезным приобретением для всей русской богословской науки» [116] его критика Страхова касается лишь указанием на некоторую боязнь и неясностью в выражении своих взглядов и суждений. Он выделяет, что Страхов обстоятельно освещает различные экзегетические вопросы, но подчас эти рассуждения позже отвергаются им самим. Таким образом, они служат лишь чуждым, «антиквариатским интересам». Также Глубоковский замечает, что автор использует иногда материал не из первых источников, а «из вторых рук»[117].