Постсовременное общество?

Последние двадцать лет понятие современности сильно атакуется вплоть до того, что выдвинуты формулировки «постсовре­менного» общества и даже «постисторического». Распространилась идея, что после нескольких веков резкого «взлета» (take-off) наши общества достигли уровня, когда им нужно снова больше заботиться о равновесии, чем об из­менении. В этом заключаются причины того интереса, который столько умов испытывают к антропологическим исследованиям. Общества, изучаемые ан­тропологом, вынуждены, с одной стороны, заботиться об условиях своего выживания, с другой — задаваться вопросом о своих истоках — вот две ха­рактеристики, которые прямо противостоят направленности современных обществ. Если посмотреть еще глубже, то станет ясно, что антропологи чужды всякой форме историцизма и любят противопоставлять большое разнообра­зие так называемых традиционных культур однообразию и обеднению совре­менной цивилизации.

Такая радикальная критика идет иногда вплоть до того, что призывает к попятному движению общества к «общине» и к разрушению всех политичес­ких агентов, обеспечивающих интеграцию и унификацию общественной жизни. Это соответствует некоторым важным тенденциям в самих наших странах, где наблюдается развитие все более и более различных друг в отно­шении друга культур: молодежной, коммунитарной или маргинальной, куль-

туры «третьего возраста», гомосексуальной и т.д. Не кажется ли, что сегодня после краткого, но интенсивного периода разрушения «других» культур — локальных, региональных, этнических, вновь появляется почти повсюду разнообразие...

Второй важный аспект кризиса классического представления об обще­ственной жизни касается роли государства. Отождествление общества с го­сударством объяснялось тем, что последнее играло существенную роль в интеграции: первые национальные государства — Англия, Швеция, Фран­ция — сначала были гарантами социального мира и свободной циркуляции личностей, благ и идей. Сегодня государство стало «активной» властью, ко­торой выпало управлять не только экономической деятельностью, но и мно­гими сторонами общественной жизни. Из юриста оно стало экономистом, сохраняя свои военные и дипломатические атрибуты. Эта эволюция имеет то преимущество, что роль государства не сводится, как некогда, к полицей­ским и юридическим функциям и потому оно не является более лишь реп­рессивным органом. Но параллельно, и это главный пункт, дистанция меж­ду государством и обществом не перестает увеличиваться.

Речь идет здесь не о том отделении государства и гражданского общества, которое существовало в XIX в. Государство, напротив, играет все более и более важную экономическую роль, между тем как общественная жизнь со­стоит из изменчивых форм поведения, интеллектуальных дебатов, обще­ственных конфликтов. Национальное единство общества является все более «практическим» и его материальная интеграция увеличивается, тогда как действующие лица общества, все значительнее отличающиеся между собой, живут более автономно, будучи далеки от государственных интересов и иде­ологий. Когда государство превышает свою роль общественного предприни­мателя и действующего лица международных отношений, когда оно вмеши­вается в общественную жизнь, то его вмешательство воспринимается как скандальное и отбрасывается как реакционное и авторитарное.

Государство не является теперь принципом единства общественной жиз­ни. Его принимают как руководителя предприятия, бюрократа или как то­талитарную власть, но не в качестве агента интеграции действующих лиц общества. Вот почему национальное чувство сегодня гораздо слабее, особенно в Западной Европе, чем полвека назад. Плоды культуры становятся все бо­лее интернациональными, все возрастающее число индивидов путешеству­ют вокруг земного шара, идеи и материальные блага циркулируют с легкос­тью, еще немыслимой два поколения назад. Параллельно, со всех сторон появляются коллективные движения, которые отрицают всякую возможность для государства вмешиваться в общественную жизнь...