Проблема категорий и роль трансцендентальной логики

Проблема сущностного единства онтологического познания впервые предоставляет почву для определения сущности категории. Поскольку она не только и не столько должна, как следует из ее названия, быть способом "высказывания", σχήμα τοΰ λόγου, но и, следуя своей собственной сущности, выступать как σχήμα τοΰ őντος, то она не может функционировать как "элемент" (ноция) чистого познания: в ней должно находиться и знание о бытии сущего. Однако познание бытия является единством чистого созерцания и чистого мышления. Так что принципиальным в сущности категории будет именно чистая созерцательность ноции.

"Метафизическая экспозиция" чистого созерцания была задачей трансцендентальной эстетики. Прояснение другого элемента чистого познания, чистого мышления, выпало на долю трансцендентальной логики, а именно – аналитики понятий. Проблема сущностного единства чистого познания вывела исследование за границы изолированного рассмотрения элементов, причем чистый синтез не достался на долю ни чистому созерцанию, ни чистому мышлению. Потому предстоящее прояснение истока чистого синтеза не может быть ни трансцендентально-эстетическим, ни трансцендентально-логическим. Соответственно, категория не является ни проблемой трансцендентальной эстетики, ни трансцендентальной логики.

Но на какую трансцендентальную дисциплину тогда приходится разъяснение центральной проблемы возможности онтологии? Кант так и не опознает этот вопрос. Он предписывает "Аналитике понятия" не только прояснение чистого понятия как элемента чистого познания, но и определение и обоснование сущностного единства чистого познания. Тем самым логика получает безусловное преимущество перед эстетикой, хотя, с другой стороны, именно созерцание являет собой первичное в целом познания.

Это несоответствие, для сохранения ясности проблематики следующих стадий обоснования метафизики, нуждается в объяснении. Это объяснение тем неотложнее, что при интерпретации Критики чистого разума постоянно возникает искушение понимать ее как "логику чистого познания", даже если созерцанию, а тем самым и трансцендентальной эстетике, и выделяются относительные полномочия.

В конце концов, первенство трансцендентальной логики в целом обоснования metaphysica generalis в определенном смысле оправдано. Но именно потому интерпретация должна освободиться от кантовской архитектоники и проблематизировать идею трансцендентальной логики.

Прежде всего следует установить, насколько прав был Кант в "Аналитике понятий", разбирая не только разъяснение второго элемента чистого познания, но и проблему единства обоих элементов.

Если сущность мышления определяется его служебной зависимостью от созерцания, то верно понимаемая аналитика чистого мышления должна именно характер этой связи как таковой сделать своей проблемой. То, что это происходит у Канта, есть свидетельство того, что его темой здесь является конечность мышления. Если первенству трансцендентальной логики придается этот смысл, то отсюда следует что угодно, но не умаление функции трансцендентальной эстетики и, тем более, не ее полное исключение. Напротив, с осознанием основания первенства трансцендентальной логики само оно подвешивается, конечно, не в пользу трансцендентальной эстетики, но для постановки вопроса, который возвращает центральную проблему сущностного единства онтологического познания и его основывания на изначальный базис.

Благодаря тому, что Кант предписывает "Аналитике понятий" также и разъяснение условий и принципов их "употребления", необходимо тематизируется и зависимость чистого мышления от созерцания. Однако при этом вопрос о сущностном единстве чистого познания всегда ставится с опорой на элемент мышления. Эта тенденция имеет постоянную поддержку благодаря тому, что категория, в основе своей содержащая проблему сущностного единства, вместе с тем всегда является в качестве ноции как чистого понятия рассудка.

Это усугубляется еще тем, что Кант при этой первичной ориентации на элемент мышления должен был апеллировать к общим знаниям о мышлении вообще, почерпнутым из традиционной формальной логики. Потому то, что, будучи развернутым на уровне трансцендентального, ведет к проблеме чистого понятия как категории, получает характер логического, пусть даже трансцендентально-логического, разъяснения.

Кроме того, ориентация на логос и рацио, в соответствии с их значением в западной метафизике, при ее обосновании преобладает с самого начала, что и выражается в определении этого обоснования как "Критики чистого разума".

И последнее: для архитектонического овладения и представления «пестрой ткани человеческого знания»[lxvi], собственно и выявляемой аналитикой "Критики", Кант нуждался в определенной школьной структуре, которую создаваемая логика чистого познания верно унаследовала от формальной логики.

Сколь бы естественным не было это многообразное господство "логики" в Критике чистого разума, последующая интерпретация дальнейших и решающих стадий обоснования онтологии должна проникнуть сквозь архитектонику внешнего порядка проблем и характера их выражения и прояснить внутреннюю направленность проблематики, собственно обуславливающую форму кантовского изложения.

ТРЕТЬЯ СТАДИЯ ОБОСНОВАНИЯ