2015-05-15
363
Постановка задачи обоснования метафизики, его исходный пункт, ход и цель разрешения этой задачи должны ориентироваться исключительно на основной вопрос обоснования метафизики, причем ориентация эта должна становиться все более четкой. Этот основной вопрос является проблемой внутренней возможности разумения бытия, из которой должно исходить любому конкретному вопрошанию о бытии. Ведомая вопросом обоснования, метафизика Dasein должна таким образом раскрывать его бытийный состав, чтобы таковой становился видимым как внутреннее осуществление возможности разумения бытия.
Раскрытие бытийного состава Dasein – это онтология. Поскольку в ней должно быть положено основание возможности метафизики – конечность Dasein как ее фундамент, она называется фундаментальной онтологией. В этом названии заключается решающая проблема конечности в человеке в перспективе осуществления возможным разумения бытия.
Фундаментальная онтология, однако, есть лишь первая ступень метафизики Dasein. Что ей свойственно в целом, и как она исторически укоренена в фактическом Dasein, здесь не может быть разъяснено. Сейчас задачей является лишь прояснение идеи фундаментальной онтологии, направляющей нашу интерпретацию Критики чистого разума. Далее, характеристика фундаментальной онтологии должна быть дана лишь в принципиальных чертах, чтобы еще раз предъявить простую последовательность шагов, которые проделывает предложенная попытка осуществления этой идеи292.
Бытийный состав любого сущего, а следовательно, в особом смысле, и Dasein, становится доступным пониманию, лишь поскольку оно имеет характер наброска. Поскольку понимание – и это как раз показывает фундаментальная онтология – есть не только способ познавания, но и, в первую очередь, является основным моментом экзистирования вообще, постольку конкретное исполнение набрасывания, тем более – осуществляемое в понятийном онтологическом постижении, необходимо должно являться конструкцией.
Но конструкция не означает здесь: произвольное измышление. Напротив, она – это набрасывание, в котором как раз должны быть предопределены и утверждены предварительная ориентация и размах (Absprung) наброска. Dasein должно быть сконструировано в его конечности, а именно -в отношении внутреннего осуществления возможным разумения бытия. Любая фундаментально-онтологическая конструкция становится истинной в том, что позволяет усмотреть ее набросок, т.е. в том, как она приводит Dasein к его открытости и конкретно осуществляет его внутреннюю метафизику.
Фундаментально-онтологическая конструкция отличается тем, что она должна обнажить внутреннюю возможность того, что именно как известнейшее пронизывает всякое Dasein, тем не менее, являясь неопределенным и даже слишком само собой разумеющимся. Эта конструкция может быть понята как вырастающее из самого Dasein распознавание метафизического пра-факта в нем, каковой факт состоит в том, что самое конечное в своей конечности, хотя и будучи известным, все-таки не является схваченным понятийно.
Конечность Dasein – разумение бытия – лежит в забытости.
Она не есть нечто случайное и преходящее, но образует себя необходимо и постоянно. Любая фундаментально-онтологическая конструкция, нацеленная на раскрытие внутренней возможности разумения бытия, должна набрасыванием вырывать у забытости устанавливаемое наброском.
Потому основным фундаментально-онтологическим актом метафизики Dasein как обоснования метафизики является "воспоминание".
Однако подлинное воспоминание всякий раз должно усваивать, делать внутренним воспоминаемое, т.е. все более и более позволять ему отзываться согласно его внутреннейшей, сокровенной, возможности. В отношении к проведению фундаментальной онтологии это значит, что свои главные усилия она направляет на то, чтобы дать вопросу о бытии в полной мере стать единственным и постоянным ориентиром, чтобы таким образом удерживать поставленное ей в качестве задачи раскрытие экзистенциальной аналитики Dasein на правильном пути.
§ 43. Подступ и ход фундаментальной онтологии 293
Dasein в человеке определяет его как то сущее, которое, существуя среди сущего, относится к нему как к таковому и в этом отношении к сущему определено в своем собственном бытии сущностно по-иному, нежели все прочее, выявляющееся для Dasein сущее.
Так что аналитика Dasein с самого начала должна стремиться к усмотрению Dasein в человеке в свете именно того способа бытия человека, который по своей сущности тяготеет к тому, чтобы отставлять Dasein и его разумение бытия, т.е. изначальную конечность, в забытость. Этот – исключительно фундаментально-онтологически рассматриваемый – решающий способ бытия Dasein мы называем повседневностью. Ее аналитика имеет и методическую цель – не допустить перехода интерпретации Dasein в человеке в область антропологическо-психологических описаний его "переживаний" и "способностей". Тем самым антропологическо-психологическое познание не объявляется "ложным". Следует, однако, показать, что при всей его возможной правильности оно не способно от начала и до конца удерживать проблему экзистенции Dasein, т.е. его конечности, что является необходимым согласно ведущей проблематике вопроса о бытии.
Экзистенциальная аналитика повседневности не собирается описывать то, как мы обращаемся с ножом и вилкой. Она должна показать факт и характер того, что в основании любого обхождения с сущим, даже того, которому дело представляется так, будто существует лишь сущее, уже лежит трансценденция Dasein – бытие-в-мире. Ею свершается, пусть сокрыто и большей частью неопределенно, набросок бытия сущего вообще, и именно так, что оно выявляется поначалу и преимущественно нерасчлененным, но все-таки в целом доступным для уразумения. При этом различие между бытием и сущим как таковое остается сокрытым. Сам человек еще рассматривается как сущее среди другого сущего.
Однако бытие-в-мире есть не только отношение между субъектом и объектом, но то, что прежде всего уже делает возможным такое отношение, поскольку трансценденция исполняет набросок бытия сущего. Это набрасывание (понимание) в экзистенциальной аналитике усматривается сначала лишь в том окружении, которое открывает ее подступ. Так что следует не столько бросаться прослеживать понимание вплоть до самого внутреннего состава трансценденции, сколько прояснять его сущностное единство с расположенностью и заброшенностью Dasein.
Всякий набросок – и, следовательно, любая "творческая" деятельность человека – являются заброшенными, т.е. определенными неснимаемой отнесенностью Dasein к уже сущему в целом. Однако заброшенность не заключается лишь в сокрытом свершении прихождения-к-существованию (Zum-Dasein-Kommens), но и властвует непосредственно над Dasein как таковым. Это выражается в свершении, проявляющем себя как обреченность (Verfallen). Она же означает не столько негативно и культурно-критически оцениваемые ситуации человеческой жизни, сколько неотделимый от заброшенного наброска внутреннейший характер трансцендентальной конечности Dasein.
Так что начинаемая анализом повседневности экзистенциальная онтология единственной целью имеет разработку единства трансцендентальной праструктуры конечности Dasein в человеке. В трансценденции само Dasein проявляется как нуждающееся в разумении бытия. Эта трансцендентальная нужда (Bedürftigkeit) в принципе "озабочена" тем, чтобы вообще могло быть нечто подобное здесь-бытию. Она есть внутреннейшая, несущая на себе Dasein конечность.
Единство трансцендентальной структуры внутреннейшей нужды человеческого Dasein получило название "заботы". Но дело не в слове, а в понимании того, что аналитика Dasein попыталась выделить с помощью названного им. Если же принимать выражение "забота" – несмотря и вопреки уже данному недвусмысленному указанию на то, что дело не идет о некоторой онтической характеристике человека – в смысле мировоззренческо-этической оценки "человеческой жизни", а не в качестве обозначения структурного единства в себе конечной трансценденции Dasein, то все окажется запутанным. Мы тогда вообще теряем из виду единственно ведущую аналитику Dasein проблематику.
Так или иначе, следует продумать то, что именно в целях обоснования метафизики востребованная разработка внутреннейшей сущности конечности сама принципиально всегда должна быть конечной и никогда не сможет стать абсолютной. Отсюда, однако, следует лишь то, что новое осмысление конечности не может быть достигнуто через сопоставление и опосредующее сравнивание точек зрения, для последующего обретения скрытым приемом устанавливаемого в качестве "в себе истинного" абсолютного познания конечности. Напротив, следует идти путем разработки проблематики конечности как таковой, которая выявляется в своем существе лишь тогда, когда она постоянно удерживается на пути раскрытия в перспективе изначально постигнутого основного вопроса метафизики, хотя этот путь, конечно, никогда не может рассматриваться в качестве единственно возможного.
Уже отсюда становится ясным, что метафизика Dasein, как обоснование метафизики, обладает собственной истиной, которая сама по себе еще остается совершенно сокрытой. Мировоззренческая, т.е. всегда популярно-онтическая (в том числе – любая теологическая), установка как таковая -признает она это или отрицает – вообще не вступает в измерение проблемы метафизики Dasein. Ведь, как сказал Кант, «критика разума никогда не сможет стать популярной, но также и не нуждается в том, чтобы быть таковой»294.
Поэтому, если кто-то пожелает дать критику трансцендентальной интерпретации "заботы" как трансцендентального единства конечности – а кто будет отрицать возможность и необходимость этого? – то в первую очередь следует показать, что трансценденция Dasein, и тем самым – разумение бытия, не представляют собой внутреннейшей конечности в человеке, затем же – что обоснование метафизики вообще не имеет этой внутренней связи с конечностью Dasein, и наконец – что основной вопрос обоснования метафизики не заключается в проблеме внутренней возможности разумения бытия.
Фундаментально-онтологическая аналитика Dasein проводится с целью непосредственно до единообразной интерпретации трансценденции "как заботы" дать анализ "ужаса" ("Angst") как "решающей основной расположенности", и таким образом дать конкретное указание на то, что экзистенциальная аналитика постоянно направляется побуждающим ее проведение вопросом о возможности разумения бытия. Ужас обозначается как решающая основная расположенность не с целью мировоззренческого провозглашения конкретного идеала экзистенции: он обладает этим решающим характером исключительно из перспективы проблемы бытия как таковой.
Ужас – это та основная расположенность, которая ставит перед "ничто". Однако бытие сущего вообще становится понятным только в том случае (и в этом заключается глубочайшая конечность трансценденции), если Dasein в основании своего существа выдвигается в "ничто". Это себя выдвижение в "ничто" не есть произвольное "мышление" "ничто", на которое отваживаются лишь временами, но свершение, лежащее в основе любого себя-расположения среди уже сущего, по своей внутренней возможности и должное быть проясненным в фундаментально-онтологической аналитике Dasein.
Так, т.е. фундаментально-онтологически, понятый "ужас" лишает интерпретацию "заботы" безобидности категориальной структуры. Он дает ей необходимо присущую основному экзистенциалу остроту и, таким образом, определяет конечность в Dasein не как наличное свойство, но как постоянный, хотя как правило и сокрытый трепет (Erzittern) всего экзистирующего.
Однако разработка заботы как трансцендентального основного состава Dasein есть лишь первая стадия фундаментальной онтологии. Для дальнейшего продвижения к цели нам предстоит обратиться к все более раскрывающемуся в своей безусловности направляющему воздействию со стороны вопроса о бытии.
