Архитектура как знание

Итак, речь идет здесь о том виде знания, который поддается отслоению, обособлению от непосредственного предмета работы зодчего. Такому знанию можно и даже должно придать литературную форму, т. е. упорядочить его в соответствии с принятыми в каждую эпоху правилами литературного изложения. Уже поэтому ясно, что знание в архитектуре как обособленный ее компонент чисто технически не может оформиться до того времени, пока не утвердилась в правах проза. Это знание не могло получить форму выражения раньше, чем поэт Гекатей и историк Геродот совершили литературный подвиг, высвободив речь от жесткости поэтической конструкции.

Разумеется, поэтическая конструкция не была непременно препятствием. Уже тексты Гомера, в особенности "Одиссея", содержат огромный объем положительного знания о множестве умений.

К примеру:... Медные стены во внутренность шли от порога и были Сверху увенчаны светлым карнизом лазурной эмали.Вход затворен был дверями, литыми из чистого -злата.или:Близко к дверям запертым кладовой подошед, ПенелопаСтала на гладкий дубовый порог (по шнуру обтесавшиБрус, тот порог там искусно уладил строитель, дверныеВ нем косяки утвердил и блестящие двери навесил).Один лишь этот фрагмент, где дворец царя Алкиноя описан как явственно микенский, говорит о многом. Как и другие подобные фрагменты, включая описание щита Ахилла или прекрасного кубка Нестора, убедительно подтвержденные археологическими находками нашего времени, он давал греку Гомеровой эпохи сообщение опыта, с каким он уже не мог сталкиваться непосредственно. Наследование прекрасных, идеальных образцов древней культуры осуществлялось в полноте.Оставаясь лишь служебным элементом эпического повествования, сведения такого рода были чрезвычайно важны, ведь эти тексты знал каждый грек. Однако такое знание не обособляется, оно не имеет признаков профессионализации и в то время еще не может его иметь. Знание в архитектуре исторично: мало было обладать нормой прозаического описания, необходим еще достаточно емкий, стабильный спрос на систематизированный текст, вобравший в себя опыт персонального мастерства зодчих. В пределах "классической" Греции такого спроса все еще не было - и потому, что все искусства занимали скорее невысокое место в сознании культурного эллина, и потому, что объем строительных работ, нуждавшихся в чем-то большем, чем прямое воспроизводство умения, был невелик. Прошло всего лишь два десятилетия после строительной лихорадки времен Кимона и Перикла, и ситуация радикально меняется. Наступает очень длительный застой, и речь Демосфена "О новом устройстве государства" превосходно передает его характер: ".. Теперь, афиняне, в общественной жизни наше государство довольствуется тем, что сооружает дороги, водопроводы, штукатурит стены и еще делает разные пустяки".Эллинистические империи Птолемеев и Селевкидов, а затем Рим создают почву для распространения литературно оформленного знания, складывают устойчивый читательский спрос на "техническую" литературу.Наконец, эпоха эллинизма уже порождает частного заказчика (по поводу чего так яростно негодовал Демосфен в цитированной выше речи), а это, в свою очередь, увеличивает спрос на такую форму знания об архитектуре, какой может воспользоваться не только архитектор, но и заказчик. В общественном строительстве резко расширяется круг задач, в решении которых невозможно просто воспроизводить образец, освященный традицией, и необходимо переносить признаки одних сооружений на другие. Это, вместе с развитием античного "туризма", создает спрос на путеводители, справочники и сравнительные описания, сопоставляющие опыт посещения разных, разбросанных по Ойкумене мест.Из сказанного отнюдь не следует, что нам предстоит говорить о теории, ведь теория представляет собой лишь частный случай знания, результат его долгой эволюции. Знание, собиравшееся в трактаты, относительно которых до нас дошли надежные сведения, это масса сведений о том, как можно решить те или иные виды строительных задач. Было бы напрасно искать в трактатах, известных целиком, в отдельных фрагментах или только по названию, обсуждения целей и смысла работы архитектора, обсуждения в них функций архитектуры, чисто художественных вопросов. Все эти материи античные авторы полагают самоочевидными. Подразумевается наличие полного согласия между автором и его читателем, полное совпадение их культурных ожиданий.Для того чтобы названные и им подобные вопросы возникли, и более того, заняли место ключевых, требовалось, чтобы знание вошло в динамичное и напряженное отношение с критической мыслью, о чем нам предстоит говорить позже. Здесь нас занимает только лишь "положительное" знание, практически совсем свободное от критического осмысления, утвердившегося уже только в Новом времени.

Архитектор уже не должен подходить к задаче как отдельной и самостоятельно устанавливать правила, согласно которым ее надлежит решать. И умение, и мастерство сохраняют значение, но как бы отодвигаются на задний план, а на авансцену выходит знание - обо всех задачах, какие решались в прошлом, и обо всех, какие могут возникнуть перед зодчим в будущем.