2015-05-18
353
Мягкий и доверчивый по характеру и образу действий, Тургенев никогда не поступался своими искренними убеждениями и серьезно выработанными взглядами и не склонял свою выю без критики перед тем, кто претендовал на всеобщее признание. Он не был никогда «жрецом минутного, поклонником успеха». Недаром его часто изображают в воспоминаниях — оживленно спорящим, и нередко в ироническом тоне. Логические и нравственные уродливости в людях встречаемых им на жизненном пути, воспринятые его впечатлительным умом, выливались у него в форме насмешливых прозвищ, эпиграмм и крылатых словечек, которые затем с поспешным злорадством передавались разными дружественными вестовщиками по адресу. В этом отношении Тургенев мог сказать словами русской поговорки: «Язык мой — враг мой»....
Тургенев сам говорит: «Я не мог дышать одним воздухом, оставаться рядом с тем, что я возненавидел... Мне необходимо нужно было удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали напасть на него. В моих глазах враг этот имел определенный образ, носил известное имя: враг этот был крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решил бороться до конца, — с чем я поклялся никогда не примиряться... Это была моя «Аннибаловская клятва»».…
В своем «Гамлете» и «Дон Кихоте» он, безусловно, становится на сторону последнего, как символ его неустанной борьбы со злом. Но его смущает безволие русского человека и затрата им больших природных сил на пустяки,— отсутствие настойчивости и выдержки,— и практическое оправдание им в жизни горестного изречения о том, что «суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано».
…М. М. Ковалевский, видевший его в 1872 году, был поражен его внешностью, напоминавшего престарелого и усталого льва. Особенно привлекали его глаза: столько было в них мягкости, доброты, сочувствия и жалости к людям! По словам Писемского, они напоминали глаза умирающей газели. Описывая его в своем дневнике, Гонкур говорит: «Это очаровательный колосс, ласковый, седой гигант, имеющий вид лесного или доброго духа. Он прекрасен, величаво и чрезвычайно прекрасен, с небесной голубизной в глазах».
…Едва ли нужно говорить о том, как широко, великодушно и деликатно он приходил на помощь множеству всякого рода нуждающимся, неудачников и горемык, растрачивая на эту помощь средства, в которых часто нуждался сам, испытывая при этом очень часто на себе справедливость скептического афоризма одного из своих приятелей о том, что «ни одно доброе дело не остается без наказания». Сообщая в 1874 году Пичу о невозможности приобрести рекомендуемую ему картину бедного художника, он пишет: «У меня теперь было денег больше, чем обыкновенно, но я, разумеется, не замедлил выбросить их в окошко». Но не только деньги у него иногда очень бесцеремонно занимались или путем прозрачных намеков выпрашивались у него всяким, стучавшим в его окошко, — его время, драгоценное для родного слова время безжалостно расхищались разными бездарными или самомнящими истеричками, требовавшими его отзывов о своих «творениях» и затем изливавшими на него свои жалкие обвинения в «непонимании» и «лукавстве». Можно привести массу примеров того, как он щадил самолюбие тех, кому помогал, стараясь остаться в тени или вовсе безвестным. Достаточно указать на его хлопоты о том, чтобы бедная и больная учащаяся девушка пользовалась советами знаменитого французского врача, для чего он ездил к алчному французу и внес ему гонорар за несколько приемов вперед, уверив в то же время больную, что у этого врача можно ограничиться платой в несколько франков.
…Тургенев, по его собственному выражению был однолюб, и любовь, роковой характер которой он так кратко и сильно определил, захватила и связала его волю, сконцентрировала его чувство и ввела его в заколдованный круг неотразимого влияния властной и выдающейся женщины. Он отдал себя — свое время и сердце — всецело семье госпожи Виардо. Его дружеские письма к немецкому критику Пичу переполнены теплыми отзывами о дочерях госпожи Виардо и даже о ее сыне, скрипаче Поле, несмотря на то, что он «ужасно неотесан и подчас невыносим», нежными заботами об их удобствах и удовольствиях, постоянными тревогами о малейшем нездоровье госпожи Виардо и восторженными успехами о вокальных успехах «этой чудной женщины». Жалуясь на свое скверное настроение, «серое с желтоватыми пятнышками», на жестокие приступы подагры и на разные житейские неприятности, Тургенев никогда не забывал прибавить, что к счастью, вся семья Виардо благополучна или все идет в ней хорошо, а это, в конце концов, самое главное.
…Заканчивая эту полосу личной жизни Тургенева, я невольно обращаюсь о встречах с ним в Париже 1879 года. Я вижу перед собой его две небольшие комнатки, … неприбранные, заброшенные, неуютные, его летнее пальто с оторванными и не пришитыми пуговицами, я слышу его торопливое заявление в кружке близких знакомых, что он должен их оставить. Так как вследствие болезни дочери госпожи Виардо ему, может быть, придется сходить в аптеку или съездить за доктором....
