Проблема. Метод мозгового штурма

Метод мозгового штурма

В 1930-х годах Алекс Осборн изобрел метод мозгового штурма, суть его в четырех простых правилах. Вот они:

-первое правило: критика исключается. Идеи критикуются после, а не во время их обсуждения;

-второе правило: все правила хороши: чем оригинальнее идея, тем больше в ней может быть интуитивного предвосхищение того решения, которое требуется от команды. Легче обработать сумасбродную идею, чем придумать новую;

-третье правило: идей должно быть много: чем больше высказано идей, тем больше вероятность того, что в них найдется рациональное начало;

-четвертое правило: предлагайте и развивайте: всем тем, кто занят в обсуждении проблемы, рекомендуется не гасить инициативы, а предлагать новые идеи или развивать уже высказанные.

В 1964 году вышла книга Артура Кестлера «Акт творчества», в которой он исследовал то, что сам назвал «бисоциативным мышлением». Речь идет о способности мозга создавать ассоциации, воспринимая оду и ту же ситуацию или идею в двух внутренне согласованных, но обычно не совпадающих между собой системах координат. Например, игра слов, когда разум воспринимает оба значения слова одновременно.

Всесторонний подход

Согласно Эдуарду де Боно, успех в творчестве зависит от фокусированного внимания. В этой связи он различает два подхода:

-вертикальный подход: это обычное логическое мышление. Оно постепенно идет от проблемы к решению. С помощью вертикального подхода ищут правильный ответ. Чтобы получить его, правильным должен быть каждый этап решения. Классический пример вертикального подхода – решение арифметической задачи;

-всесторонний подход: это когда мысль скачет с одного на другое. Его цель найти не правильный ответ, а новую идею. Следовательно, правильность действия на каждом этапе для такого подхода не важна. Его цель не решить, а найти нечто новое. Классический пример всестороннего подхода видеть, что два не похожих друг на друга предмета на самом деле похожи.

Морфологический анализ

Морфологический анализ означает просто анализ формы. Как техника творчества он обычно означает создание сетки или матрицы из трех или более переменных и изучение всех комбинаций. Методика была разработана швейцарским астрономом и астрофизиком Фрицем Цвики в 1940-х годах, который работал в области ракетных исследований. В чем суть предложенного им метода?

Например, инновационная команда, которая ищет возможности запуска на рынок нового продукта, могла бы установить переменные, например, производственные процессы, рынки, сырье и поместить их друг против друга на сетке или модели. Какие-то комбинации дали бы уже существующие продукты. Другие могли бы предложить новые идеи: например, возможную или еще не апробированную комбинацию, процесс, сырье или рынок, которые могли бы привести к успеху продукта.

Этот вид анализа распространен в промышленности, частично потому, что управление сложными производственными ситуациями тогда приобретает некоторую неопределенность, частично потому, что он, несомненно, нравится системно мыслящим инженерно-техническим специалистам. Это не совсем творчество без мышления, но оно придает творческому мышлению приятную механическую цикличность.

ТРИЗ

В 1940 – 1950-е годы необычный вид морфологического анализа был разработан в России. Его идея принадлежит Генриху Сауловичу Альтшулеру, инспектору-патентоведу. На основе исследованных им тысяч патентов он объявил об открытии моделей, лежащих в основе всех изобретений.

Синектика

Уильям Гордон и Джордж Принс записывали на пленку процесс работы инженеров-конструкторов и обнаружили, что накануне прорыва к открытию, команда входит в зону совершенно особого психологического состояния. Были разработаны рекомендации по вхождению в подобную зону, это метод социальной динамики для поощрения метафорического мышления. Результаты изложены в книге Дж.Принса «Практика творчества».

Следует иметь в виду, что синектика начинает работать, когда заканчивается мозговой штурм. Она развивает идеи Алекса Осборна и более систематизирована. В ходе занятий по синектике тщательно отслеживается роль отдельных личностей, дисциплины процесса и навыки межличностного общения. Важным элементом тренинга является «экскурсия», которая уводит команду от цели, как ее понимают, то ест желаемой инновации, на метафорический ландшафт, где эта цель может предстать в неожиданном виде. Мост может стать жестом дружбы. Автомобильный двигатель может превратиться в местный праздник или производить деньги вместо того, чтобы обеспечивать движение вперед. В целом, искусственно созданная метафора поощряет ассоциативное мышление и интуитивное понимание. Синектика получила развитие в промышленных кругах.

Стереотипы, их преодоление

Здесь мы должны обратиться к исследованию знаменитого британского нейрофизиолога Криса Фрита. (Фрит К. Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир. – М.: Астрель, 2010. – 335с.).

Информативность того или иного сообщения определяется степенью, в которой оно меняет наши убеждения. То есть истинность некоторого утверждения есть предполагаемая мной вероятность того, что это утверждение истинно. Так вот, чтобы узнать, какой объем информации содержится в сообщении, нужно узнать, каковы были убеждения получателя сообщения к этому времени. Тогда мы сможем увидеть, насколько эти убеждения изменились после того, как сообщение было получено. Но можем ли мы определить такие априорные убеждения и происходящие в них изменения, вот в чем вопрос.

К.Фрит предлагает обратиться к творчеству Томаса Байеса (1702 – 1761), небольшой труд которого по логике вероятностей стал предметом повышенного внимания специалистов в теории вероятности. Вот как Байес формулирует свои задачи (Бернстайн П. Против богов: укрощение риска. – М.: Олимп-Бизнес, 2000. – 400с.):

-дано: число случаев (в выборке), в которых некоторое событие наступает, и число случаев, в которых оно не наступает;

-требуется определить: вероятность того, что вероятность наступления события в одном испытании (в генеральной совокупности) находится в некотором заданном интервале значений.

Математическая формулировка теоремы такова:

р(A|X) = p(X|A) p(A) / p(X).

Теорема показывает, насколько именно изменится мое убеждение относительно А в свете новых сведений Х. В приведенном выше уравнении p(A) – мое первоначальное, или априорное, убеждение об А до поступления новых сведений Х, p(X|A) – вероятность получения сведений Х в случае, если А действительно будет иметь место, а р(A|X) – мое последующее, или апостериорное, убеждение об А с учетом новых сведений Х.

Байес задается вопросом, как определить вероятность того, что событие будет иметь место, при том, что мы знаем только, что оно в определенном числе случаев наступило и в некотором другом числе случаев не наступило. Другими словами, булавка может оказаться бракованной или качественной. Если мы обнаружим десять бракованных булавок в выборке из ста, какова вероятность, что во всей совокупности булавок – не только в выборке из ста – процент брака окажется в интервале между 9 и 11%?

Для доказательства своей точки зрения Байес использовал не очень подходящий для священника пример – бильярд. Запущенный по бильярдному столу шар где-то останавливается и остается на месте. Затем другой шар многократно запускается таким же образом, и подсчитывается число случаев, когда он останавливается справа от первого. Это число случаев, когда неопределенное событие наступило – успех. Неуспех – это число случаев, когда событие не наступило, то есть шар оказался слева от первого. Вероятность местонахождения первого шара – единичное испытание – следует вывести из успеха или неуспеха второго.

Важнейшее применение подхода Байеса заключается в использовании новой информации для уточнения вероятности, основанной на старой информации, или, пользуясь языком статистики, сравнении апостериорной вероятности с априорной. В случае с бильярдными шарами положение первого шара представляет собой априорную, а многократные оценки его местонахождения повторяющиеся запусками второго шара – апостериорную вероятность.

Процедура пересмотра выводов относительно старой информации по мере получения новой имеет источником философскую точку зрения, делающую достижения Байеса чрезвычайно современными: в динамичном мире в условиях неопределенности нет однозначных ответов. Математик А.Ф.М.Смит сформулировал так: каждая попытка научно обосновать ответы, возникающие в ситуации сложной неопределенности, является тоталитарной пародией на считающийся разумным процесс познания.

П.Бернстайн приводит следующий пример подхода Байеса к статистическим задачам. Допустим, булавочная компании имеет две фабрики. Старая фабрика выпускает 40% продукции. Это означает, что взятая наугад булавка, бракованная или нет, с вероятность в 40% выпущена на этой фабрике. Это – исходная вероятность. Известно, что на старой фабрике процент брака вдвое больше, чем на новой. Если клиент звонит и сообщает о купленной им бракованной булавке, на какую из двух фабрик должен звонить менеджер по сбыту?

Исходная вероятность побуждает нас утверждать, что, скорее всего, бракованная булавка сделана на новой фабрике, выпускающей 60% продукции. С другой стороны, частота появления брака на этой фабрике вдвое меньше, чем на старой. Пересмотрев исходную вероятность с учетом этой дополнительной информации, получаем, что вероятность выпуска бракованной булавки новой фабрикой равна только 42,8%. Это значит, что с вероятностью 57,2% виноват персонал старой фабрики. Эта новая оценка становится отныне апостериорной вероятностью.

Важность теоремы Байеса состоит в том, что она дает нам возможность очень точно измерять степень, в которой новые сведения должны менять наши представления о мире, дополняет К.Фритс.

Но есть еще один важный аспект теоремы, который даже важнее для понимания того, как работает наш мозг. В формуле Байеса два ключевых компонента: р(A|X) и p(X|A). Величина р(A|X) говорит нам, насколько мы должны изменить наше представление об окружающем мире (A) после получения новых сведений (X). Величина p(X|A) говорит нам, каких сведений (X) мы должны ожидать, исходя из нашего убеждения (A). Мы можем взглянуть на эти элементы как на средства, позволяющие нашему мозгу делать предсказания и отслеживать ошибки в них. Руководствуясь своими представлениями об окружающем мире, наш мозг может предсказывать характер событий, которые будут отслеживать наши глаза, уши, обоняние и осязание: p(X|A).

Что же происходит, когда такое событие оказывается ошибочным? Отслеживать ошибки в подобных предсказаниях особенно важно, потому что наш мозг может использовать их для уточнения и улучшения своих представлений об окружающем мире: р(A|X). После внесения такого уточнения мозг получает новое представление о мире и может снова повторять ту же процедуру, сделав новое предсказание о характере событий, которые отслеживаются органами чувств. С каждым повтором этого цикла ошибка в предсказаниях уменьшается. Когда ошибка оказывается достаточно маленькой, наш мозг «знает», что творится вокруг нас. И все это происходит так быстро, что мы даже не осознаем выполнения всей этой сложной процедуры. Нам может казаться, что представления о том, что творится вокруг, даются нам легко, но они требуют неустанного повторения мозгом этих циклов предсказаний и уточнений.

Наше восприятие зависит от априорных убеждений. Это не линейный процесс, вроде тех, в результате которых возникают изображения на фотографии или на экране телевизора. Для нашего мозга восприятие – это цикл. Если бы наше восприятие было линейным, энергия в виде света или звуковых волн достигла бы органов чувств, эти послания из окружающего мира переводились бы на язык нервных сигналов, и мозг интерпретировал бы их как объекты занимающие определенное положение в пространстве. Именно этот подход и сделал моделирования восприятия на компьютерах первого поколения такой сложной задачей. Мозг, пользующийся предсказаниями, делает почти все наоборот.

Наше восприятие на самом деле начинается изнутри – с априорного убеждения, которое представляет собой модель мира, где объекты занимают определенное положение в пространстве. Пользуясь этой моделью, наш мозг может предсказать, какие сигналы должны поступать в наши глаза и уши. Эти предсказания сравниваются с реальными сигналами, и при этом обнаруживаются ошибки. Характер ошибок говорит ему, как сделать модель, которая будет лучше прежней. В итоге цикл повторяется вновь и вновь, до тех пор, пока ошибки не станут пренебрежимо малы. Для этого обычно достаточно всего несколько циклов, на которые мозгу может потребоваться лишь 100 миллисекунд.

Парадокс восприятия

Если восприятие – это циклический процесс, начинающийся с априорных знаний, то откуда они берутся? Мы не можем ничего воспринимать без знания, но не можем и ничего знать без восприятия.

Откуда же наш мозг берет априорные знания, необходимые для восприятия? Частично это врожденные знания, записанные у нас в мозгу за миллионы лет эволюции. Например, у многих видов обезьян цветовая чувствительность нейронов сетчатки идеально подходит для высматривания плодов, которые встречаются в их среде обитания. Эволюция встроила в их мозг априорную гипотезу о цвете спелого плода. В нашем мозгу система зрительного восприятия формируется в течение первых нескольких месяцев жизни под действием зрительных ощущений. Некоторые сведения об окружающем мире меняются очень слабо и, в связи с этим, становятся сильными априорными гипотезами.

Мы можем видеть тот или иной объект только тогда, когда его поверхность отражает свет, которые попадает нам в глаза. От света возникают тени, которые позволяют нам судить о форме объекта. В течение миллионов лет на нашей планете был только один источник света – это Солнце. А солнечный свет всегда падает сверху. Это значит, что вогнутые объекты будут темнее сверху и светлее снизу. В то время как выпуклые объекты будут светлее сверху и темнее снизу.

Это простое правило жестко прописано в нашему мозгу. С его помощью мозг решает, выпуклый или вогнутый тот или иной объект.

В этом можно убедиться, нарисовав костяшку домино 6 – 6, где на верхней половине 5 выпуклых кружков и одно вогнутое, а на нижней половине 2 выпуклых и 4 вогнутых. По крайней мере, нам так покажется, хотя лист будут совершенно плоским. Вы будите рассматривать эти пятнышки как выпуклые и вогнутые потому, что их затенение напоминает тени, возникающие от падающего сверху света. Поэтому, если вы перевернете лист на 180 градусов, выпуклые пятнышки станут вогнутыми, а вогнутые – выпуклыми: ведь мы исходим из того, что свет падает сверху. Если вы повернете лист боком, пятнышки перестанут выглядеть вогнутыми и выпуклыми и покажутся вам отверстиями, через которые мы смотрим на сложную затененную поверхность.

Когда априорные знания нашего мозга неверны, наше восприятие оказывается обманчивым. Современные технологии позволяют создавать множество новых изображений, правильно интерпретировать которые наш мозг не способен. Такие изображения мы неизбежно воспринимаем неправильно.

К объектам, которые мы почти не в состоянии воспринимать правильно, относится вогнутая внутренняя поверхность маски, повторяющая форму лица. Когда мы смотрим на маску изнутри, мы невольно видим в не подобие нормального выпуклого лица. Априорное убеждение, что лица выпуклы, а не вогнуты, оказывается слишком сильным, чтобы наш мозг мог его поменять. Если маска при этом медленно вращается, создается еще одна иллюзия. Так как вогнутая поверхность маски выглядит выпуклой, кончик носа кажется ближайшей к нам точкой этой поверхности, хотя на самом деле это самая далекая от нас точка. В результате мы неправильно интерпретируем движение маски, и, когда она поворачивается к нам внутренней стороной, нам кажется, что она вращается в противоположную сторону.

Часть мозга отображает окружающий мир в свете наших действий. Простые движения помогают нашему восприятию, но движения, совершаемые с некоторой целью, помогают восприятию еще больше. Например, когда вы должны начертить на доске схему солнечной системы, мозг непрерывно подсказывает, каким должен быть следующий шаг, исходя из целостного представления о задаче. Всякий раз, когда мы совершаемо подобные действия, эти предсказания проверяются, и наша модель мира совершенствуется, исходя из ошибок в таких предсказаниях.

Что мы воспринимаем: мир или его модель?

То, что мы воспринимаем, это не те необработанные и неоднозначные сигналы, поступающие из окружающего мира к нашим глазам, ушам, пальцам. Наше восприятие намного богаче – оно совмещает все эти необработанные сигналы с накопленным арсеналом нашего опыта. Наше восприятие – это предсказание того, что должно быть в окружающем нас мире. И это предсказание постоянно проверяется действиями.

Но любая система, когда дает сбои, совершает определенные характерные ошибки. По счастью, эти ошибки весьма информативны. Они не только важны для самой системы тем, что она учится на них, они также важны для нас, когда мы наблюдаем за этой системой, чтобы разобраться, как она работает. Ошибки дают нам представление о параметрах системы, соответственно, о том как она работает.

У системы будут возникать проблемы во всякой ситуации, допускающей неоднозначную трактовку. Например, когда два разных объекта окружающего мира вызывают одно и то же ощущение.

На самом деле любая ситуация допускает неоднозначные трактовки. Любой характер активности наших органов чувств может иметь разные причины. Чтобы разобраться в них, нужно решить так называемую обратную задачу. Именно поэтому для восприятия так важны априорные знания.

Такие проблемы обычно решаются за счет того, что одна из возможных трактовок намного вероятнее другой. В итоге система бывает обманута, когда маловероятная трактовка на деле и есть правильная. Многие зрительные иллюзии, которые так любят психологи, работают именно потому, что обманывают наш мозг подобным образом. Так устроена комната Эймса, фигура и фон. Бывает так, что обе трактовки (фигура и фон) правдоподобны. Тот факт, что наш мозг реагирует подобным образом на двусмысленные изображения, свидетельствует о том, что наш мозг представляет собой байесовское устройство, познающее мир путем предсказаний и поиска причин наших ощущений.

Причина цветовой гаммы

Реальному миру тоже свойственна неоднозначность. На это указывает проблема цвета. Мы узнаем цвет объектов исключительно по отражаемому ими свету. Цвет определяется длиной волны этого света. Длинные волны воспринимаются нами, как красный цвет, а короткие, как фиолетовый. Волны промежуточной длины – как все остальные цвета. У нас в глазах есть специальные рецепторы, чувствительные к свету с разной длиной волны. Сигналы, идущие от этих рецепторов могут сказать нам, какого цвета помидор или лимон.

Однако здесь возникает проблема. Суть ее в том, что мы видим не цвет помидора. Это характеристика света, отражаемого помидором. Если осветить помидор белым светом, он отражает красный свет, поэтому он и выглядит красным. Но что, если осветить помидор синим цветом? Теперь он может отражать только синий цвет. Будет ли он теперь выглядеть синим? Нет, мы по-прежнему воспринимаем его как красный. Судя по цветам всех видимых объектов, наш мозг решает, что они освещены синим цветом, и предсказывает «истинный» цвет, которым должен обладать каждый из этих объектов. Наше восприятие определяется этим предсказанным цветом, а не длинной волны света, попадающего в наши глаза. Учитывая, что мы видим этот предсказанный, а не «истинный» цвет, можно создать эффективные иллюзии, в которых элементы рисунка, от которых поступает цвет с одинаковой длинной волны, кажутся окрашенными по-разному.

Восприятие и реальность

Итак, наш мозг строит модели мира и постоянно их видоизменяет на основе сигналов. Получается, что мы воспринимаем не сам мир, а именно его модели, создаваемые нашим мозгом. Эти модели и мир – не одно и то же, но для нас это, по существу, одно и то же. Можно сказать, что наши ощущения – это фантазии, совпадающие с реальностью.

В отсутствие сигналов от органов чувств наш мозг находит, чем заполнить возникающие информационные пробелы. В сетчатке глаза есть слепое пятно, где нет фоторецепторов. Оно находятся там, где все нервные волокна, передающие сигналы от сетчатки в мозг, собираются вместе, образуя зрительный нерв. Для фоторецептора там нет места. Мы не осознаем, что у нас есть слепое пятно, потому что наш мозг всегда находит чем заполнить эту часть поля зрения. Наш мозг использует сигналы, поступающие от непосредственно окружающего слепое пятно участка сетчатки, чтобы восполнить этот недостаток информации.

Поместите карандаш прямо перед глазами и внимательно посмотрите на него. Затем закройте левый глаз и медленно перемещайте карандаш вправо, но при этом продолжайте внимательно смотреть прямо перед собой. В какой-то момент времени карандаш исчезнет, а затем снова появится, пройдя слепое пятно. Но когда на карандаш придется это самое слепое пятно, ваш мозг заполнит пробел узором на стене, на фоне которой виден карандаш, а не самим карандашом.

Но даже то, что мы видим в центре нашего поля зрения, определяется тем, что наш мозг ожидает увидеть в сочетании с реальными сигналами, поступающими от органов чувств. Иногда эти ожидания оказываются столь сильными, что мы видим то, что ожидали увидеть, а не то, что есть на самом деле. В этом позволяет убедиться эффект, когда испытуемым демонстрируют визуальные раздражители, например, буквы алфавита, так быстро, что зрение едва различает их. Испытуемый ожидает увидеть букву А, поэтому он настаивает на том, что видел ее, даже если на самом деле ему показали букву В.

Зрительные иллюзии помогают нам разобраться в том, как мозг моделирует действительность. Куб Неккера – довольно хорошо известная зрительная иллюзия. Мы можем видеть на этом рисунке куб, передняя сторона которого направлена влево и вниз. Но тут наше восприятие внезапно меняется, и мы видим куб, передняя сторона которого направлена вправо и вверх. Объясняется это очень просто. Наш мозг видит на этом рисунке скорее куб, чем плоскую фигуру, которая там есть на самом деле. Но как изображение куба этот рисунок неоднозначен. Он допускает две возможных трехмерных трактовки. Наш мозг спонтанно переключается с одной трактовки на другую в поисках найти вариант, который лучше соответствует сигналам, поступающим от органов чувств.

Но что произойдет, если за дело возьмется неопытный человек, который никогда раньше не видел куба Неккера? Он ведь не знает, что куб кажется направленным то в одну, то в другую сторону? Если ненадолго показать ему рисунок, чтобы он успел увидеть лишь один вариант куба, а затем попросить представить себе эту фигуру? Что произойдет? Случится ли переключение образом, когда он снова будет смотреть на эту фигуру в своем воображении?

Оказывается, что в воображении куб Неккера никогда не меняет своей формы. Наше воображение совершенно некреативно. Оно не делает предсказаний и не исправляет ошибок. Мы ничего не творим у себя в голове. Мы творим, облекая наши мысли в форму набросков, штрихов, схем, черновиков, которые позволяют нам извлечь пользу из тех неожиданностей, которыми полна жизнь. Благодаря этим неиссякаемым неожиданностям взаимодействие с окружающим миром и приносит нам столько радости.

Итак, мы не осознаем всей работы, которую проделывает наш мозг. Мы осознаем лишь модели, которые получаются в результате этой работы. Поэтому нам и кажется, что мы воспринимаем окружающий мир напрямую, не прилагая особых усилий. Но это далеко не так.

Как мозг моделирует внутренний мир

Сигналы, поступающие от наших органов чувств, позволяют мозгу создавать модель нематериального мира представлений, желаний и намерений.

Глядя на то, как двигается тот или иной объект, уже можно сказать, живое ли это существо или неживое. Способность видеть движение живых объектов глубоко укоренена в нашем мозге. Уже в 6 месяцев младенцы предпочитают смотреть на движущиеся светящиеся точки, которые образуют фигуру человека, а не на те точки, которые движутся похоже, но размещены случайным образом.

Движения могут выдавать намерения. Одно дело, когда мы наблюдаем животное, другое дело – человека. Однако проникнуть в их внутренний мир нам помогают не сами способы передвижения этих живых объектов, а их намерения: вот кошка крадется к добыче, выполняя весьма специфические движения, а вот человек, выражающий своими движениями состояние глубокого волнения. Где-то здесь открывается граница к внутреннему миру другого существа.

Даже очень простые движения могут сообщить нам что-то о целях и намерениях других. 12-месячным детям показывали ролик, где были маленький серый и большой черный мяч, разделенные барьером. Затем маленький мяч перепрыгивает через барьер и останавливается возле большого черного мяча. Детям показывают ролик до тех пор, пока он им совсем не наскучит. Затем им показывают другой ролик, где те же мячи, но без барьера. В первом задании серый мяч двигался точно также, он подпрыгивал, словно преодолевал барьер, и останавливался около черного мяча. Во втором задании серый мяч двигался к черному по прямой линии. Ожидалось, что младенцев заинтересует второй случай. Однако их намного больше удивляло то, что в отсутствие барьера серый мяч продолжает прыгать. Когда преодолевать нечего, возможно, что цель мяча состоит в подскоках? А ведь люди интересуют нас гораздо больше, чем мячи.

Особенное внимание люди уделяют глазам других людей. Мы на расстоянии 1 метр способны заметить движение глаз, при котором они смещаются менее чем на 2 миллиметра. По положению глаз мы можем точно сказать, куда смотрит человек, а, значит, чем он интересуется.

Кроме того, у нашего мозга есть склонность машинально повторять любые движения, которые мы видим. Но чтобы подражать кому-то, нужно знать его цели. Важность осознания целей показывает следующий опыт. Экспериментатор просит маленькую девочку, сидящую за столом напротив, повторять его действия. Затем он поднимает правую руку. Она в ответ поднимает левую руку. Допустила ли она ошибку? Она ведь подняла не ту руку. Но она повторяла движения, как это сделало бы зеркальное отображение. Взрослый дотрагивается до своего левого уха левой рукой. Она дотрагивается до своего правого уха правой рукой. Взрослый тянется до правого уха левой рукой. Она не повторяет это движение, а делает это так: левой рукой дотрагивается до левого уха. Допустила ли она ошибку? Она достигла цели наиболее разумным способом. Вместе с тем она в точности повторяет движение взрослого, когда тот, наклонившись к столу, дотрагивается лбом до рисунка.

Итак, когда мы подражаем действиям другого человека, мы внимательно наблюдаем за ним, но при этом не воспроизводим собственно его движений. Мы стараемся понять по его движениям нечто скрытое в его сознании, понять цель этих движений. Затем мы подражаем ему, совершая движения, имеющие ту же цель. Отсюда острая тема – люди и роботы.

Что происходит с нами, когда мы видим страдания другого человека? У нас в мозгу активизируются те же участки, когда мы сами испытываем состояние боли. Но как такое может быть? Как я могу ощущать то, что чувствует другой? Да, мы способны разделить психическое ощущение боли другого человека, но не ее физическую сторону. Мы можем строить модели материального мира и способны разделять ощущения внутреннего мира других людей.

Однако наша способность создавать модели внутреннего мира влечет за собой и некоторые проблемы. Наша картина материального мира представляет собой фантазию, ограниченную сигналами органов чувств. Точно так же и наша картина внутреннего мира (своего и других) представляет собой фантазию, которая ограничена поступающими сигналами о том, что мы сами говорим и делаем. Когда эти ограничения не срабатывают, у нас возникают иллюзии относительно совершаемых и наблюдаемых нами действий.

Проблема слов и смыслов представляет собой более усложненный вариант проблемы движений и намерений. Смысл движений неоднозначен. Многие разные цели требуют одних и тех же движений. Столь же неоднозначен смысл, который заключен в словах. Одни и те же слова могут означать разное.

Решение обратной задачи

Инженеры называют этот поиск смысла обратной задачей. Взять нашу руку, она представляет собой простое механическое устройство. Мы двигаем рукой, прилагая силу мышц к костным соединениям. А что произойдет, когда мы определенным образом приложим силу к этой системе? Поиск ответа на этот вопрос называют прямой задачей.

Эта задача имеет однозначное решение. В механическом устройстве, таком, как наша рука, имеется прямая связь между причиной (силами, которые мы прилагаем к костям) и следствием (как движется наша рука). Зная, как будут действовать силы, инженер может точно предсказать, как будет двигаться рука.

Но существует также обратная задача. Какие силы нам нужно приложить, если мы хотим, чтобы наша рука заняла определенное положение? У этой задачи нет единственного решения. Мы можем двигать рукой по разной траектории и с разной скоростью так, что в итоге она все равно окажется в одном и том же месте. Можно приложить силы многими способами, чтобы заставить руку занять нужное положение. Как же мы решаем, какие силы нужно приложить? Ведь, двигая рукой, вряд ли мы одновременно или предварительно это рассчитываем. Расчет делает наш мозг. И лучшим решением бывает такое, которое требует меньше усилий.

Но точно такую обратную задачу мы решаем, когда слушаем речь другого. Как мы выбираем из потока смыслов наиболее значимые для нас?

Главное здесь то, что это точно такая же задача, как та, которую мозг давно научился решать, воспринимая окружающий нас мир. Смысл (в данном случае – причина) сигналов, достигающих наших органов чувств, точно также допускает разные интерпретации. Многие разные объект окружающего мира могут вызвать одни и те же сигналы, поступающие от органов чувств. Нечто, что выглядит как сложная геометрическая фигура на плоскости, может быт простым трехмерным кубом. Как мы уже убедились, что мозг решает эту проблему, пользуясь предположениями об окружающем мире и предсказывая, что произойдет дальше в ходе взаимодействия с ним. Ошибки в таких предсказаниях позволяют нам совершенствовать свои предположения до тех пор, пока мы не получим хорошую модель того, что есть в окружающем мире. Точно так же мы выдвигаем предположения о том, какие цели может преследовать тот или иной человек, и затем предсказываем, что он будет делать дальше. Мы предполагаем, что человек пытается что-то нам сообщить, и затем предсказываем, что он скажет дальше.

Априорные знания и предрассудки

С чего начинаются наши предположения? Это очень хороший вопрос. Предположения, как ни странно это будет выглядеть, начинаются с предрассудка, с предубеждения. В работах Ханса – Георга Гадамера по теории понимания (герменевтике) предрассудок получил заслуженную реабилитацию. Пред-рассудок совершенно необходим для полноценной работы мозга. Предрассудок дает нам возможность приступить к выдвижению предположений, а затем начинается работа по корректировке ошибок. Наш мозг всегда ожидает, что свет будет падать сверху, что движение людей совершается по правилу минимума усилий. Все это врожденные предрассудки. Однако они дают нам отправную точку, чтобы начать цикл предположений и предсказаний, посредством которых наша модель окружающего мира делается все более и более точной.

Итак, у нас есть врожденная склонность к предрассудкам. Все наши социальные взаимодействия начинаются с предрассудков. Содержание их получено нами из взаимодействия с нашим окружением, а также из слухов.

И в этом плане предрассудки начинаются со стереотипов. Социальные стереотипы дают нам отправную точку для взаимодействия с незнакомыми людьми. Они позволяют нам делать первые предположения относительно намерений этих людей. Эти первичные предположения будут очень расплывчаты.

Что делать дальше? Дело в том, что мы очень хорошо понимаем свои собственные действия, поэтому знаем, что будет дальше. Наш мозг запускает виртуальные модели того, что может случиться. Есть важное отличие общения с людьми от взаимодействия с окружающими миром. Мир совершенно безразличен к вашим попыткам как-то трактовать его. Строя модель внутреннего мира другого человека, наш мозг решает задачу, требующую проникновения в чужое сознание. Именно эта способность строить модели чужого сознания и создала пропасть между людьми и другими видами живых организмов. Иначе у нас не было бы ни науки, ни культуры.

Взаимодействие с внешним миром может быть прервано в одностороннем порядке, как это только нам потребуется. Но в нашем внутреннем мире поведение меняется под действием знаний. Мы можем использовать знания, чтобы поменять поведение других. Передача опыта – это не только слова. Если я расскажу вам о своем опыте, в вашем мозгу произойдут изменения, которые произошли бы, если бы это был ваш собственный опыт. В терминах И.Павлова болевое воздействие – это безусловный раздражитель, а усиление мозговой активности – безусловный ответ. Никакого обучения здесь нет. В примере выработки условного рефлекса, связанного со страхом, страх, связанный с болевым воздействием, вызывается посторонним зрительным сигналом. Но ведь я с самого начала мог бы сказать вам, что вот этот зрительный сигнал будет связан с появлением у вас болевого ощущения. Этот метод работает только на людях. Признаки страха появляются в мозгу человека автоматически, вслед за сигналом.

Мы можем управлять поведением других людей, поставляя им ложные сведения и воздействуя на их убеждения. Это темная сторона нашего общения. Без осознания того, что поведением могут управлять убеждения, даже если эти убеждения ложны, умышленный обман и ложь были бы невозможны. Ложные модели внутреннего мира других людей проверить не так-то просто. И иногда человек весьма успешно продолжает делиться ложными моделями с другими.

Людям свойственен альтруизм, иногда он проявляется в отношении не только близких, но и других, незнакомых нам людей. Экономисты изучают это поведение на примере несложных игр с деньгами. Одна из таких игр называется «Диктатор»: один из игроков получает 100 долларов и может выдать из них сколько захочет другому игроку, которого он не знает и больше никогда не увидит. Ничто не может помешать ему оставить все деньги себе. Но обычно он выдает другому игроку примерно 30 долларов. Возникает вопрос, почему?

Есть и еще одна очень схожая игра с названием «Ультиматум». В ней первый игрок также получает 100 долларов и может выдать часть из них другому игроку. Но в этой игре исход зависит именно от второго игрока6 если он отвергнет деньги, то денег не получит ни один из участников игры. Так вот, второй игрок отвергает предлагаемые ему деньги, если их оказывается меньше 30 долларов. Почему?

Одно из объяснений состоит в том, что у нас всех есть сильное чувство справедливости. Нам кажется несправедливым не предложить другому игроку деньги, но наша собственная выгода требует, чтобы мы оставили себе немногим больше половины. Точно также нам кажется несправедливым и нечестным, если мы получаем намного меньше половины. Поэтому в таких случаях в игре «Ультиматум» мы наказываем другого игрока, отвергая его предложение, несмотря на то, что сами оказываемся в убытке. По сути, мы платим деньги за то, чтобы наказать его. Это явление называется альтруистическим наказанием.

В игре, называемой «Общее благо» участвуют много игроков. Если они все готовы сотрудничать и вносят собственные деньги в общий фонд, то каждый оказывается в выигрыше. Но всегда найдется несколько человек, которые поступают нечестно. Это так называемые безбилетники, или игроки, которые понимают, что могут нажиться на честном поведении других, не внося своих денег.

Если в группе появляется такой игрок, другие постепенно перестают сотрудничать друг с другом. Даже самый щедрый игрок перестает понимать, зачем он должен поддерживать кого-то, кто ничего не вносит в общественный фонд. В итоге в конце игры у группы оказывается меньше денег, чем, если бы все дружили.

Вот где скрываются истоки альтруистического наказания. Когда разрешили наказывать безбилетников, поставили условие: наказывай на три доллара, но сам теряешь один. Эффект сотрудничества вновь стал возрастать. Но при этом стало заметным желание досадить безбилетнику, которое формировалось уже на уровне мозга.

Решение проблем (по Найдлеру и Хибино)

Всемирное общество будущего обнародовало список из 2653 проблем, стоящих перед человечеством, а в 1991 году было выпущено третье издание Энциклопедии мировых проблем, в которой содержалось 13 тысяч глобальных проблем – от некомпетентности до уничтожения лесов. На уровне конкретного человека также существуют свои проблемы.

Проблема в ее простейшем определении – это условия или ряд обстоятельств, которые должны быть изменены.

Подходы к решению проблем

-праздный подход. Он заключается в том, чтобы ничего не предпринимать;

-вероятностный подход. В этом случае исходят из значимости элемента случайности;

-аффективный подход. При этом ставка делается на проницательность, интуицию, ощущения и неординарность мышления;

-рациональный подход. Этот подход опирается на структурированные, строго рациональные и научные процессы.

Основные ошибки, которые встречаются при решении проблем таковы:

-применение к проблеме неверных априорных предпосылок;

-принятие неверного подхода к проблеме;

-привлечение неподходящих специалистов;

-попытки решить не ту проблему;

-обращение к проблеме в неподходящее время;

-неверный выбор методов контроля за нахождением решения;

-ошибочное принятие неверного или неокончательного решения;

-ошибочный отказ от правильного и эффективного решения.

Называют также некие мифологемы, препятствующие решению проблем:

-миф об альтруизме. Этот миф исходит из того, что программы улучшения условий труда предназначены для повышения благосостояния работников. Этот миф рассчитан на возросшее рвение работников. Между тем, все дело в максимальном задействовании интеллектуального потенциала сотрудников;

-миф о полном знании. Миф основан на том, что совершенствование условий труда – это количественная наука, и специалистам в этой области можно полностью доверять. В научном исследовании требуется, чтобы данные были объективными и беспристрастными, а подход к исследованию любых объектов был одинаковым. Но это не лучший путь для реализации организационных проектов. Важнее бывает не только использовать людей как источник информации, но и задействовать их в планировании и проектировании. Надо, чтобы информация не отрывалась от контекста;

-миф о «моментальном снимке». Миф исходит из того, что внедрение решения, допустим, речь идет о программе совершенствования условий труда, это некий прикладной процесс, не требующий слишком тщательного планирования. Ожидать, что программа реализуется сама собой, значит, согласиться на то, что решение обречено на неудачу;

-миф о мгновенном вознаграждении. Нередко полагают, что достаточно согласовать и принять план по программе совершенствования условий труда, как работники сразу приступят к его выполнению; только немногие будут противиться изменениям;

-миф о клонировании. Предполагается, что программа, которая дала хорошие результаты в одной компании, будет точно также работать в другой. Следует остерегаться слепо копировать программу. Любой метод есть лишь грубый инструмент, который может обеспечить успех только в том случае, если его приспособить к специфике условий;

-миф о стереотипах. Считается, что поведенческие стереотипы людей могут быть спрогнозированы в ответ на изменения. Однако люди не могут предугадать своих реакций на организационные изменения, пока не испробуют их на себе. Процесс апробирования чего-то нового включает в себя программу внедрения и часто связан с проблемой обучения человека. Нужно предоставлять людям возможность выбора, а не распоряжаться ими, исходя из неких стереотипов;

-миф о «бланковом» отделе. Это вера в то, что для управления изменениями следует учредить отдел, ответственный за это. На деле следует использовать вероятностный, аффективный и рациональный подходы, описанные выше.

Чтобы преодолеет перечисленные и другие мифы, следует руководствоваться некими принципами, блокирующими их. Вот эти принципы:

-принцип уникальности: каждая проблема по-своему уникальна и может потребовать уникального решения;

-принцип целенаправленности: сосредоточение на целях и их расширение способно помочь отбросить несущественные аспекты проблемы;

-принцип опоры на конечное решение: ориентация на будущее целевое решение дает направление для выработки решений, рассчитанных на ближнюю перспективу и встраивания в более крупные задачи и проблемы;

-принцип системности: каждая проблема есть часть более крупной проблемы и системы проблем, поэтому решение одной влечет появление следующей. Четкое представление о структуре решения и составляющих его элементах и изменениях обеспечивает его работоспособность и реализуемость;

-принцип ограниченности сбора информации: накопление избыточного количества данных, возможно, и не сделает вас экспертом в области рассматриваемой проблемы, но поможет обнаружить альтернативы;

-принцип работы с людьми: нужно самым надежным способом подключать к решению проблем тех, кто будет затем участвовать в реализации всех следующих шагов. Следует учесть также, что если решение предназначено для других людей, в его формулировку должны входить только самые основные моменты, что даст впоследствии некоторую свободу маневра при реализации решения;

-принцип непрерывности и своевременности усовершенствований: способ сохранить жизнеспособность решения – это заложить в него программу, которая предусматривает возможность регулярного внесения изменений, и затем непрерывно отлеживать ее.

Существует перечень средств, полезных при решении новаторских проблем: это принципы, аналогии и метафоры, свободные ассоциации, технологическая фантастика, воображение, разнообразие видов мышления. Дадим краткую характеристику этим средствам:

-принципы (базовые знания). Практически в любой содержательной области знаний, устройств, технологий, процессов (будь то бытовая кухня, электронное устройство, поток машин или налогообложение) имеется базовое знание или принципы, которые описывают желательные и идеальные условия или решения для различных компонентов системы. К ним относят организационную структуру, компьютерную систему, размещение, предотвращение аварий на дорогах.

Так вот, мысленно дайте этим принципам по очереди пересекаться с вашей целью и попробуйте выработать новые идеи. Например, вы конструируете кухню. Возьмите принципы, которые могут руководить решениями относительно плана размещения, выбора оборудования, покрытия пола, освещенности. Сделайте так, чтобы они пересекались с выбранной целью;

-аналогия и метафоры. Метафора – иное название предмета или действия, которое ему дается на основе сходства с другим предметом или действием. Это скрытое сравнение. Например: язык собаки и языки пламени. Для более продуктивного решения проблемы, выберите аналогичную задачу, разработайте альтернативы для этой задачи, затем используйте полученное решение для переноса на вашу цель. Или выберите необычные объекты в качестве метафоры для стимулирования идей. Привлекайте весь ваш запас знаний, памяти и информации из самых разных источников для поиска стимулов;

-свободные ассоциации. Часто мы испытываем затруднения в поиске отправной идеи. Например, учитель побуждает учеников выделять в сложном тексте его тематическое содержание и основную мысль. Для этого он использует такого рода ассоциации. Текст – это чистый родник слов и мыслей, когда мы хотим сказать о чем этот текст, мы черпаем из родника кувшином краткости только очень важные слова и мысли, а когда хотим понять основную мысль текста, то из кувшина должны выпить только один глоток чистой и прохладной воды. Следует иметь в виду, что любая мысль способна пересекаться с другой. В итоге возникают ассоциации, побудительные стимулы, способные привести к появлению творческих идей.

-технологическая фантастика. Это попытка представить решение проблемы, придумав, как в идеальном варианте можно было бы достигнуть основной цели различными способами: а что, если использовать новые материалы, вложив в них требуемые нам параметры?

-воображение. Как вы думаете, что победит, если в вас будут бороться сила воли и воображение. Уповая на силу воли в решении бросить курить, не отвлекаться от поставленной цели, вы будите испытывать настоятельную потребность контролировать себя, постоянно понукая и принуждая себя. Воображение имеет колоссальное значение в формулировке проблем и поиске их решений. В мировой художественной литературе есть великолепные примеры потрясающей настойчивости в осуществлении своей цели у тех людей, которые были под властью воображаемых ими чар любви или желаний;

-разнообразие видов мышления. Выделяют следующие виды мышления.

Во-первых, это мышление синтеза: составление части в целое из множества альтернатив, чтобы в результате синтеза рассматривать различные варианты.

Во-вторых, дивергентное мышление (по принципу «опыт – рефлексия»), или способность генерировать множественные объяснения одного и того же опыта, чтобы осознать его как можно более полно для поиска потенциальных решений проблемы. Это обилие альтернативных идей, концепций и подходов.

В-третьих, конвергентное мышление (по принципу «концептуализация – экспериментирование»), соединяет разные факты и категории с единым центром. Это мышление дает нам ответы и говорит нам, правы мы или нет, оно фокусируется на выборе лучшего из множества альтернативных решений.

В-четвертых, дедуктивное мышление, оно обычно ассоциируется с логическим анализом, хотя и не всегда. Оно переходит от существующих теорий и фактов к конкретным фактам или решениям, оно ищет ответ на проблему.

В-пятых, индуктивное мышление, когда рассуждения ведут от частного к общему. Именно этим путем создаются научные теории. При этом часто пользуются решениями аналогичных проблем. Индуктивное мышление тесно связано с синтетическим и дивергентным.

Инновации (по Баркеру)

Было давно замечено (А.Маршалл), что инновации процветают на территориях определенного вида. Такие районы демонстрируют некоторые положения теории сложности, например, производство, дезинтегрированное по вертикали, а также сравнительно густую плотность населения, занятого на них. Что порождает ситуация, когда все учатся друг у друга.

Были предложены две настоящие теоретические модели, разработанные в 1980-е годы шведскими учеными. Гуннар Тернквист предположил, что любая инновационная культура содержит в себе 4 элемента:

-информация, распространяемая между людьми;

-знания, хранящиеся в живой памяти или в записях;

-умение действовать так, как того требует окружающая среда;

-творческий потенциал, создание чего-то нового на основании этих трех видов деятельности.

Аке Андерсон считает, что здесь действуют еще несколько факторов:

-надежная, слегка регламентируемая финансовая система;

-подлинные основополагающие знания и способности;

-дисбаланс между испытываемой потребностью и реальными возможностями;

-разноплановая в культурном отношении община;

-хорошая система коммуникации.

Исследователи особо выделили структурную неустойчивость своих моделей. Эта идея возвращает нас к теории сложности. Культура, согласно этим моделям становится инновационной на грани хаоса, когда ее внутренний порядок находится в точке перехода или радикальной трансформации.

Первую рабочую модель паровой машины изобрел Герон александрийский в 65 году, но она не была востребована. Большинство инноваций терпят поражение.

Между операционной и инновационной работой существует динамическая связь, но их нельзя объединять в один цикл. У них разные цели. Требования, способ думать, виды деятельности и ресурсы для каждой различны. Два цикла дополняют друг друга, и даже сходятся в одной точке, но они самостоятельны.

Операционная работа – это работа, которую мы делаем, чтобы продолжить делать то, что мы делаем всегда. Этот цикл состоит из 4 стадий:

-планировать: делать что-то, менять что-то или тестировать процесс;

-делать то, что запланировано, изменить или протестировать;

-изучать результаты;

-вносить изменения или отказаться от них.

Инновационный цикл таков:

-исследовать: призвать на помощь любопытство, заглядывать вперед;

-открывать нечто интересное, определяемое множеством критериев;

-развивать на основе открытий и перемен, совершенствовать непрестанно;

-применять новые решения к практической сфере жизни.

Отделение инновационной работы от операционной выдвигает ряд требований:

-организуйте инновационный процесс отдельно;

-интегрируйте инновацию в политику и практику организации;

-внедряйте новшества, не разбрасываясь;

-ответственность должна быть высокой;

-впишите расходы на инновации в бюджет отдельной строкой;

-через отчетность инновационное подразделение занимает свое место в организации.

Матричная структура управления просто создана для возникновения трений. Руководители проекта должны уметь оказывать влияние на функциональных менеджеров, которые им не подчиняются. Они могут конкурировать с другими руководителями проекта за использование одних и тех же ресурсов. Им нелегко убедить людей отдавать проекту все силы. Они ведь могут оказаться под влиянием других менеджеров. Единственный способ разрешить трудности состоит в том, чтобы изолировать проект. Здесь есть свои сложности. Решение часто находят в обращении к венчурным группам.

Вернемся к проблемам творчества. Инновационный процесс представляет сочетание двух миров: это творческий мир чувств и рациональный мир суждений.

А.Баркер полагает (и он не одинок), что мир идей и творчества это мир чувства. Мы вкладываем в идеи очень многое из того, что есть в нас самих. Более того, идеи рождаются с участием того игривого, инстинктивного, экспериментального, что заложено в нас еще с детства. В мире чувства инстинкты свободно правят нашим воображением и самовыражением. Непосредственность восприятия следует репетировать, как неотъемлемую часть инновационного мышления. В основе творческих импульсов инстинктивный подход, спонтанное выражение, способность к созданию ассоциативных связей, свобода, субъективность. К таким людям надо быть терпеливыми, понимать их.

Рациональный мир – это результат нашего обучения, это практицизм, реализм, дисциплина, умение ставить цели и формулировать их, стремление к структурному упорядочению информации и связей, к объективности на основе суждений, к планированию деятельности и сравнению на основе оценок. Таким людям свойственна ясность, методичность, регулярность, жесткость к другим.

Диалектика такова, что, хотя идеи приходят из творческого мира, задача состоит в том, чтобы как можно быстрее перевести их в формализованный вид, избавляясь от субъективности. Отделить творческие, мягкие элементы от процесса принятия решения почти невозможно, да и нежелательно. Творчеству нужна цель. Генерирование идеи нуждается в достаточно ясной инструкции, структуре для ее удержания. Эти два мира часто путают: они существуют параллельно и по большей части нам приходится довольно искусно обращаться с ними обоими одновременно, объединяя их.

Процесс генерирования идеи не однороден. Маршрутная карта выглядит так:

-инструкция: определение проблемы;

-сбор внутренней информации и перевод ее на язык возможностей или потребностей;

-локализация и отбор возможностей;

-широкий поиск идей и отправных точек;

-работа в группе, отбор, создание, т.е. построение и вынашивание идей (повторяются);

-построений концепций и шлифовка.

Чтобы поддержать идеи в тот момент, когда они больше всего в этом нуждаются, нужна особая культура. На этом этапе надо руководствоваться принципом «понять», а не «осудить».

Философия команды

Инновации создаются командами, таков признак времени. Слово команда имеет значение «роды», что ассоциируется с рождением творческих импульсов. Сегодня выделяют команды двух типов – функциональные (футбольные, хоккейные) и инновационные.

В функциональной команде группа людей выполняет функцию ячейки внутри более крупного процесса. Каждый человек выполняет по сути один и тот же вид работы. Они равны и работают под руководством лидера. К типу функциональных команд относятся финансовый и материально-технический отделы.

В инновационной команде группу людей с различными навыками

Метафора как способ творческого изменения

Метафора, перенос свойства одного явления на другое на основании какого-нибудь общего для обоих явлений признака – это мощное оружие ассоциативного мышления. Как работает метафора? Испанский философ Ортега-и-Гасет называет ее самой плодотворной силой которая есть у человека. В работе «Феноменология искусства» он объясняет, как метафоры изменяются у нас в уме. Он полагает, что лучше всего мы используем метафору как средство создания нового посредника для творческого изменения, который может обладать сильным эмоциональным влиянием на человека, который его открыл. Наш ум, похоже сделан для метафор. Это очень личный процесс. Влияние тренинга метафорического мышления становится глубже, если ученики опираются на лично значимые для них метафоры.

Цикл познания

Корпоративное обучение включает четыре этапа:

-конкретный опыт;

-рефлексия;

-концептуализация;

-экспериментирование.

Опыт соответствует тому, что называют пониманием или знанием через ознакомление. Это можно назвать неявным знанием.

Рефлексия трансформирует это знание через намерение: мы связываем полученный опыт с уже известным, и помещаем его в нашу собственную структуру смыслов. Рефлексия помогает нам сделать неявное знание явным, трансформируя его в язык.

Концептуализация управляет явным знанием через язык и обобщает смысл в универсальные теории. Она снова трансформирует знание через так называемое понимание, поскольку наше знание на этой стадии охватывает больше, чем на других стадиях.

Затем экспериментирование проверяет теорию с помощью расширения: возвращая обобщенное знание к опытному знанию. Явное знание, зашифрованное в языке, еще раз трансформируется в неявное знание.

Таким образом, цикл познания повторяется и стремится интегрировать рациональную и эмпирическую стороны обучения. Опыт эмпиричен, а концептуализация рациональна. Рефлексия и экспериментирование стремятся выступить посредниками между ними. Следует иметь в виду, что каждый цикл связан с разными видами мышления:

-дивергентное мышление (опыт – рефлексия) дает сущность понятия, генерирует множественные объяснения одного и того же опыта, чтобы осознать его полнее;

-ассимилятивное мышление (рефлексия – концептуализация) сортирует определенные знания по категориям. Оно упорядочивает наши знания в смысловые структуры. Оно работает от конкретных примеров к общим истинам. Мы приходим к пониманию;

-конвергентное мышление (концептуализация – экспериментирование) соединяет разные факты и категории с единым центром. Оно дает нам ответы (имя понятия) и говорит нам, правы мы или нет, что нам следует делать;

-аккомодативное мышление (экспериментирование – опыт) меняет понятия, теории и категории в свете конкретных знаний. Приспосабливает общие истины к конкретным примерам. Мы вновь достигаем стадии понимания, но уже на примере конкретного опыта.

Сильная сторона предложенной схемы состоит в ее динамизме. Предполагается, что обучение – это многосторонняя деятельность, требующая как беспорядочного эмпирического опыта, так и дисциплины рациональной мысли.

Недостатком схемы является акцент на индивидуальном подходе. В случае с инноватикой более востребован опыт не приспособления, а генерирования идей.

Двойную петлю обучения предложил Крис Арджирис, который исследовал сознательные и бессознательные мыслительные процессы. Он утверждает, что мы держим в голове схему, по которой планируем, выполняем и проверяем наши действия. Для объяснения наших действий мы пользуемся двумя теориями:

-теорией, которая соответствует тому, что мы говорим;

-теорией, которая соответствует тому, что мы делаем.

Наша поддерживаемая теория – это мировоззрение и ценности, которые мы исповедуем и которые лежат в основе нашего поведения.

Наша теория в действии – это наше фактическое мировоззрение и ценности, проявляемые в поведении.

К.Арджирис предполагает, что ничего из того, что мы делаем, не бывает случайным. Мы задумываем наши действия, хотя часто не отдаем себе в том отчет. Дело в том, чтобы сочетать обе теории.

Тогда мы должны признать, что руководящие ценности – это убеждения, которые мы пытаемся сохранить чрез наши действия. У нас всех есть много руководящих ценностей. Наши действия наверняка повлияют на некоторые из них, и любая ситуация может спровоцировать обмен между ними. Стратегия действия - это то, что мы делаем, чтобы сохранить наши руководящие ценности. У этих стратегий будут последствия как запланированные, когда мы убеждены, что результат будет именно таким, так и незапланированные. Если стратегия действия приводит к тому, что мы достигаем цели, то намерение сочетается с результатом и наша теория в действии подтверждается. Однако последствия стратегии действия могут быть незапланированными и непродуктивными. В этом случае намерение и результат не совпадают. К.Арджирис предполагает, что мы можем реагировать на это несовпадение двояко. Он называет эти реакции обучением единой и двойной петли.

Первая реакция на несоответствие между задуманным и результатом – это поиск другой стратегии. Таким образом изменяется действие, а не руководящая ценность. Это единичная петля обучения.

Еще одной возможной реакцией было бы сомнение в полезности руководящих ценностей. От них можно отказаться и заменить их новыми. В этом случае меняются и стратегия действия, и руководящие ценности.

Полагаясь на отличие между явным и неявным знанием в работе М.Полани «Личностное знание», мы можем обратиться к конверсии знания, которая заключается в четырех процессах: социализация, экстернализация, комбинация, интернализация. Рассмотрим их по порядку:

-социализация (явное переходит в неявное) – знанием делятся. Эту форму обучения называют ученичеством, это обучение по ходу работы, умственные модели и технические навыки как бы поглощаются самим процессом того, что называют «делиться опытом»;

-экстернализация (неявное переходит в явное) – превращение неявного знания в явное, формулированное. Это суть процесса создания знания, потому что через экстернализацию частное мышление можно передавать другим без передачи опыта. Простейший пример – документальное фиксирование процесса. Письмо – это искусство преобразования неявного знания в явное. Но экстернализация может принимать и другие формы. Метафора, образность, гипотеза, аналогия, моделирование – все это способствует экстернализации. Данный процесс запускают рефлексия и диалог;

-комбинация (явное переходит в явное) – систематизация концепций, создание системы знания. Идеи выражаются всеми доступными средствами, в ход идут дедукция, индукция, диалектика, метафора, аналогия. Документы, деловые совещания, сети и базы данных – все это помогает сочетать различные компоненты явного знания. Это решающий этап создания новых идей, инновационного процесса;

-интернализация (явное переходит в неявное) – запечатление явного знания в неосознанной компетенции или переход его в основу всех ценностей. Хороший способ интернализировать знание – передать опыт, обучать через действие. Полезно и документирование, играют свою роль с рассказы очевидцев, воспоминания: они помогают интернализировать ценности через эмоциональное сопереживание.

Инновация рождается во взаимодействии неявного и явного знания. Спираль знания выступает возможной моделью этого процесса. Вот ее схема:

-подтверждение концепции. На этой стадии концепции усовершенствуются для того, чтобы пройти оценку на предмет их пригодности для использования. На этом этапе происходит как количественная, так и качественная проверка концепции;

-создание архетипа. Подтвержденная концепция превращается в нечто неосязаемое: прототип, прототеория, пилотный запуск эксперимента. Чтобы выяснить, насколько хорошо она может работать, ее объединяют с уже существующим знанием. Здесь особую важность приобретают детали;

-перекрестное распространение знания. Создание знания, которое породило инновацию, выходит на новый уровень. Знание, ставшее инновацией внутри организации, может послужить толчком для возникновения новых идей в других частях организации или стимулировать интерес и создание новых знаний в других подразделениях. Процесс создания нового знания может иметь циклический характер.

Итак, мы имеем цикл обучения в виде конкретного опыта, рефлексии, концептуализации, экспериментирования. Формы трансляции знания в виде социализации, экстернализации, сочетания (комбинирования), интернализации. Создание организованного знания в виде передачи неявного знания, создания концепций, подтверждения концепций, создания архетипа, перекрестного распространения знания. Вот это и есть спираль знания.

Создание организованного знания развивается по спирали. Начинается развитие с уровня личности, продвигается оно через все возрастающее взаимодействие личностей, которое пересекает границы между секциями, отделами, подразделениями организации.

Самая суть творчества и инновации состоит в создании и распространении знания, которое само по себе связано с мудростью. Это одна из частей, которая образует взаимосвязанный процесс:

-факты – информация – знание – мудрость или опыт.

Связь творчества и мудрости признается многими древними традициями.

Прежде чем перейти к приемам, которые помогают мыслить парадоксально, укажем на четыре типа сотрудников и методы работы с ними:

-способных людей, которые живут по принципу буду/могу, нужно высоко ценить и поддерживать;

-готовым работать людям, которые живут по принципу буду/не могу, нужно помогать, их нужно обучать необходимым навыкам;

-циникам, которые живут по принципу не буду/могу, нужно помочь перейти на другую работу, в другу команду, так как их влияние будет разрушительным;

-неработоспособным людям, которые уже стали жить по принципу не буду/не могу, нужно устроить теплые проводы при уходе с работы.

И еще одно замечание. Опасно попасть в плен номинализации. Номинализировать – это превращать глагол (или прилагательное) в существительное. Возникает некий иллюзорный объект, которого на деле нет. Греческий царь Мидас был буквально помешан на золоте, и он добился от богов возможности превращать в золото все, чего прикасался рукой: и вот любимые им люди превратились в металл. Практика психиатрии показывает, что номинализация может сосредоточить разум пациента на несбыточной мечте и парализовать его действия как раз тогда, когда действовать совершенно необходимо. Нас гипнотизирует слово: язык номинализации завораживает, и средства становятся целями. Большинство модных теорий, о которых говорят, что они забыли о человеке, излагается номинализированными терминами: абсолютное качество, реорганизация бизнес-процесса, управление отношениями с клиентами. Еще одной такой волшебной формулой очень легко может стать инновация, особенно если ее не связать с технологией, созданием новых продуктов и машин. Разрушить эти злые чары поможет деноминализация.