Групповые факторы определения ситуации. Наша принадлежность к определенному социальному и культурному слою объек­тивно оказывает влияние на то

Наша принадлежность к определенному социальному и культурному слою объек­тивно оказывает влияние на то, «в каких наиболее типичных стрессовых или конфликтных ситуациях мы оказываемся, а также как мы справляемся с ними» (Хьелл, Зиглер, 1997, с. 31).

Даже психоаналитики с их приверженностью к преимущественно интрапсихическому объяснению конфликтов человека по мере отхода от ортодоксального пси­хоанализа обращаются к культурным факторам их возникновения. Хорни пишет, что хотя «судьбой отдельного человека является иметь деспотическую или "жертвующую собой ради детей" мать, но тот или иной тип матерей определяется данными культурными условиями» ([Хорни, 1993, с. 8).

Тот факт, что большинству людей в данной культуре приходится сталкиваться с теми же самыми проблемами, наводит на мысль, что эти проблемы порождены спе­цифическими жизненными условиями, су­ществующими в данной культуре

К. Хорни

Тема «культурного» происхождения проблем человека далее становится ведущей у многих психологов. Мэй на примере анализа появляю­щихся у невротиков проблем показывает их изменение во времени. Пациентов Фрейда с их сексуальными проблемами сменили невротики с повышенной агрес­сивностью. Тридцатые — начало сороковых годов были отмечены появлением у па­циентов тревоги как общей черты характера. Сменившая ее проблема идентичнос­ти уступила место переживаниям людьми чувства апатии, связанной с утратой или обесцениванием смысловых основ существования. Мэй, правда весьма критичес­ки, но все же упоминает точку зрения, в соответствии с которой в наше время слово «невроз» должно быть заменено на «соционоз» (Мэй, 1997, с. 19-23).

В рамках интеракционистской традиции выполнено немало исследований, осно­ванных на том предположении, что индивиды, живущие или функционирующие в условиях, гомогенных по значимым физическим, биологическим, социальным, культурным характе­ристикам, будут в определенной степени разде­лять общие представления о мире и проявлять сходство в восприятии общих ситуаций (Stokols, 1981). Это справедливо для индивидов, принадле­жащих к одной и той же культуре, к одной и той же субкультуре, к одной и той же рабочей группе, к одной и той же паре и т. д. (Magnusson, 1981, с. 28).

Традиционными в этом отношении являются попытки изучения зависимости вос­приятия тех или иных ситуаций от факторов культуры. Например, в исследовании Магнуссона и Статтин были выявлены отчетливые культурные различия в восприя­тии разных ситуаций (например, «быть одному дома», «быть одному в лесу» и др.) с точки зрения вызываемой ими тревожности (Magnusson, 1981, р. 29) (рис. 6-4).

Психологическая диагностика профессиональных групп также исходит из пред­положения о переживании лицами одной и той же профессии общих ситуаций. Так, в серии работ К. Маслач показано, как представители так называемых «помогаю­щих» профессий постоянно оказываются в ситуациях, вызывающих эмоциональ­ный стресс, что постепенно может приводить к развитию у них «синдрома выгора­ния» (Maslach, 1982).

В наше время человек, раздираемый пси­хологическими страстями, несет в себе бремя сотрясающих его эпоху конфликтов

Р Мэй

Рис. 6-4. Профили кросс-ситуацион­ной реакции для тинэйджеров из Венгрии, Японии и Швеции (Magnusson, 1981)

Приведем пример нашего исследования, в котором были получены аналогичные данные об общности ситуаций, переживаемых членами организаций, находящими­ся в одной и той же организационной позиции.

В трех разных организациях был проведен анкетный опрос рабочих и работни­ков среднего руководящего звена (всего было опрошено 304 человека). Среди про­чего были получены двусторонние (руководители по отношению к рабочим и рабо­чие по отношению к руководителям) оценки одной и той же системы взаимоотно­шений и степени ее конфликтности. Если бы речь шла просто об обусловленности реакций людей объективными факторами, то оценки одной и той же ситуации раз­ными категориями работников в рамках одной организации должны были бы быть близки друг к другу. Однако, сопоставив данные, полученные в разных организаци­ях, мы обнаружили совпадение оценок не по «общему пространству жизни» в орга­низации, но по принципу позиции, занимаемой работниками в организации, т. е. категории, к которой они относились. Опрос рабочих трех совершенно разных орга­низаций продемонстрировал значительное совпадение «профилей конфликтности» их отношений с руководителями. Оценки тех же отношений со стороны руководи­телей не совпадали с оценками их подчиненных, но обнаруживали несомненную близость между собой (рис. 6-5). Аналогичные данные получены и при двусторон­ней оценке (рабочими и руководителями) социально-производственной ситуации по другим параметрам (не по частоте конфликтов): хотя между оценками рабочих и руководителей может быть обнаружена известная близость, мнения рабочих трех разных организаций оказались значительно ближе друг другу (это же касается и позиций, которых придерживаются их руководители).

Таким образом, между факторами объективной ситуации и их восприятием воз­никла опосредующая переменная — позиция индивида относительно этой ситуа­ции, его место в системе взаимоотношений с соответствующими правами, обязан­ностями^ степенью ответственности и т. д., которая оказала более сильное влияние на его оценку ситуации, чем объективные аспекты самой этой ситуации.

Описанные выше факторы «среды», относятся ли они к культурному, или орга­низационному пространству, будут оказывать влияние на то, какова структура ти­пичных, повседневно окружающих человека обстоятельств и какие из них с боль­шей вероятностью будут интерпретироваться как стрессовые, конфликтные.

Рис. 6-5. Частота возникновения конфликтов в оценке руководителей(верхняя часть рисунка) и рабочих (нижняя часть рисунка) По оси абсцисс — показатели частоты, по оси ординат — аспект производственной ситуа­ции. Показаны три различные организации

Многочисленные данные относятся к влиянию возраста и пола на преимуще­ственный характер конфликтов.

Например, можно говорить о наличии разных возрастных проблем и соответствен­но о структуре потенциальных конфликтных ситуаций, связанных с возрастом. Изве­стно, что в общем жизненном цикле человека различаются отдельные возрастные стадии, смена которых — переходные периоды — может проходить достаточно бур­но, сопровождаться трудностями и эмоциональными переживаниями, сопутствую­щими возникновению качественных перемен в жизнедеятельности личности.

Возрастные периоды, помимо особенностей психического и личностного разви­тия, различаются еще и по характеру проблем, встающих перед индивидом, по тому, какие типичные трудности, критические ситуации или кризисы переживает человек в том или ином возрасте.

Конфликты раннего детства были предметом наиболее пристального внимания в психоаналитической традиции: описывая конфликтную природу человека, психо­аналитики придавали проблемам детства особое значение. В предисловии ко второ­му изданию своей работы «Конфликты детской души» К. Юнг пишет о множествен­ности возможных подходов к этой проблеме: фрейдовской психологии с ее принци­пом удовольствия, адлеровской психологии с позиции принципа власти, с точки зрения развития логических процессов у ребенка, наконец, с религиозно-психоло­гических позиций и развития у него понятий о Боге. Сам Юнг считает свой подход психобиологическим, основанным на развитии у ребенка сексуального интереса, а также на значении мышления и понимания в решении душевных конфликтов. На­пример, четырехлетняя Анна проявляет интерес к проблеме смерти и тому, что про­исходит с человеком после нее, переживает рождение брата, страх смерти матери, обдумывает и обсуждает проблемы происхождения детей, отношений родителей и т. д. Она фактически пытается создать собственную концепцию жизни, ищет отве­ты на появляющиеся у нее вопросы и старается как-то разрешить возникающие при этом противоречия. Проблема смерти и рождения находит у Анны логически при­емлемую для нее интерпретацию: после смерти человек становится ангелом, а за­тем — ребенком. Рождение братика требует новых объяснений, к которым добавля­ется детская ревность, потребность в осмыслении своего нового опыта и места в системе семейных отношений и подтверждении материнской привязанности и т. д. (Юнг, 1995) Многие работы психоаналитиком, подобно работе К Юнга, содержат примеры прекрасных описаний проблем детской души и отношений детей с миром взрослых.

Из других периодов детства наиболее часто предметом внимания психологов становился подростковый возраст, в котором конфликты приобретают особое зна­чение.

Общеизвестно выражение «трудности переходного возраста», ставшее устойчи­вым штампом обыденной речи, используемым для характеристики проблем подрост­кового периода. Левин считал подростка маргинальным человеком, находящимся между двумя группами, вышедшим из мира детства л не пришедшим в мир взрос­лых. В этом образе отчетливо видна и «переходность» подростка, и сущность его психологических проблем: он уже не хочет быть ребенком, но еще не может быть взрослым в глазах окружающих, да и своих собственных. Именно это главное про­тиворечие подросткового периода развития и приводит к типичным трудностям, пе­реживаемым в это время, прежде всего, к проблемам в отношениях со взрослыми, неадекватным поступкам вплоть до девиантного поведения, направленного на под­тверждение своей «взрослости». Причем, по Левину, эти конфликты и их протека­ние зависят от того, насколько резкими являются границы между этими двумя группами — миром взрослых и детей.

В любом случае одной из главных особенностей поведения подростка становит­ся его эмансипация, отдаление от родителей и растущая ориентация на мир сверст­ников и их групповых отношений.

Конфликты в этом возрасте могут являться естественным следствием интенсив­ного, но не всегда адекватного овладения подростками новыми для них формами социального взаимодействия, но могут обладать и своего рода самоценностью.

М. В. Розин, изучавший подростковую субкультуру, отмечает особую роль кон­фликтов в этом возрасте: «Семейные конфликты для подростка не побочные след­ствия неформальной жизни, а предмет гордости. Неформалы постоянно пересказы­вают друг другу свои домашние приключения, и чем они серьезнее, тем сильнее поднимается статус подростка в неформальной группе. Конфликты нужны подрост­ку так же, как длинные волосы или клепаная куртка, чтобы демонстрировать их пе­ред сверстниками» (Розин, 1990, с. 92).

Образ родителей может включать в себя разные характеристики — они «ограни­ченные», «не понимающие своих детей», «мещане» или «добрые», «заботливые» и т. д. Неизменным, однако, остается общий принцип: «Родители всегда мешают жить». Сам подросток при этом в собственном описании предстает «пассивным в конфликте с родителями, он живет так, как ему представляется правильным, не за­девает родителей, пытается отстраниться от них, разграничить сферы жизни, роди­тели же оказываются активной, нападающей стороной, пытаются с помощью силы изменить своего ребенка» (там же, с. 93). По мнению автора, одна из причин подоб­ных конфликтов для ребенка — это потребность в событийности.

Как известно, детский и подростковый возраст в прошлом были объектом осо­бенно пристального внимания психологов.

Меньшая изученность старших возрастов не исключает, однако, возможности прийти к определенным заключениям о потенциальных причинах конфликтов, ха­рактерных для данной возрастной категории. Примечательно, что одну из глав своей книги о возрастных проблемах людей Г. Шихи называет «предсказуемые кризисы зрелого возраста». Какие же это кризисы' Это отдаление от дома после восемнадцати лет, поиск своего места в жизни двадцатилетними, осмысление сделанного и новые искания в тридцать, середина жизни между тридцатью пятью и сорока годами, когда постепенно начинают уходить молодость и физические силы меняются привычные роли и, наконец, старший возраст, где человека ожидают удовлетворенность прожитой жизнью или новые кризисы (Шихи, 1999).

Эмпирические доказательства возрастной предрасположенности человека к «проблемности» тех или иных аспектов своего взаимодействия с окружающими приводятся в социально-психологических исследованиях отношений в rpyппах или организациях. Например, в проведенном нами масштабном исследовании в производственных коллективах, (в котором участвовали более трех тысяч человек) выявлены бесспорные различия в оценках частоты конфликтов между рабочими разных возрастов: на общем фоне явно выделялась самая молодая группа работников, для которых были характерны причины конфликтов, очевидно связанные с проблемами их адаптации к производству и социальной ситуации в группе.

В том же исследовании были получены данные о влиянии фактора пола расположенность к оценке тех или иных аспектов своего взаимодействия с другими как конфликтных. Так, в нашем исследовании женщины в производствен коллективах были склонны считать свои отношения с коллегами более конфликтными в тех аспектах, которые прямо касались их личных потребностей (зарплата деление премий, время отпусков, сменность работы и т. д.), тогда как мужчины отмечали повышенную конфликтогенность организационных проблем (распределение обязанностей, производственные трудности и др.). Частоту конфликтов с руководителем мужчины оценивали как более высокую, связывая при этом причины возможных конфликтов с нарушением должностных инструкций (например, с необходимостью выполнения функций, не входящих в прямые обязанности, производственными трудностями, условиями труда и перспективами роста.

Основываясь на приведенных данных, можно сказать, что в каждой культуре и в каждом социальном слое существуют имплицитные представления о природе конфликта, которые определяют наше восприятие тех или иных ситуаций как конфликтных. Этнографические описания изобилуют забавными примерами коллизий, возникающих между исследователями и местными жителями на почве несовпадения их культурных обычаев, норм поведения, ритуалов и т. д. Вспомним уже приводившийся пример исследования, в котором было показано, что содержание, вкладываемое членами группы в понятие конфликта, различалось в зависимости от характерра этой группы и уровня ее развития. Далее, каждый социальный слой, профессинальная или, например, возрастная группа имеют в своем жизненном пространстве ряд типичных стрессовых или конфликтных ситуаций. Для членов научного коллектива особенно важны взаимные оценки профессиональной компетентности,научная добросовестность и уважение авторских прав друг друга и т. д; у подростков действуют свои стереотипные представления о том, какие ситуации взаимодействия; поступки товарищей считать неприемлемыми. Так проявляется наше «коллективно разделяемое» знание о том, что такое конфликт. В таких случаях мы и го обусловленности нашего поведения и восприятия окружающего мира групповыми факторами.