Птичья фамилия

Люди часто размышляют о таинственной силе имени или на худой конец фамилии. Её же можно выдумать на любой вкус. Порой нелепо, порой дерзко или глупо люди придумывают себе псевдонимы, фамилии или даже имена. Обычно этим грешат люди совершенно земные, далёкие от мистики и постижения загадки метафизического мира, или наоборот, очень тонкие натуры, знающие, что с изменением имени, или даже, найдя удачный псевдоним, изменяется в какой-то мере и сама жизнь или в лучшую сторону или, сами понимаете. Большинство же из живущих даже и не размышляют о действенной силе имени: что получили от предков, то получили. Попробуйте поговорить с кем-нибудь о судьбоносном значении имени, о везении или невезении в жизни и делах, в зависимости от перемены его. Ответ всегда один и тот же: «Ах, нам не до этого». Был у меня знакомый по фамилии Курочкин, крепкий парень, сильный, жизнерадостный, но не нравилась ему фамилия, он её называл позорной. Что я ему только не говорил, как не уговаривал, всё без толку. И генеалогическое древо рисовал, и пафосно пробуждал патриотические чувства, и читал из Достоевского отрывок о Видоплясове. Помните «Село Степанчиково», где этот «поэтище» неудачно менял фамилии? И прочее, прочее. Ни в какую! Хочу, говорит, взять фамилию жены. У неё конечно фамилия известная - Ломоносова. Но тебе-то что проку от этого? Тебе с твоим телосложением и характером лучше взять фамилию Носоломов. Он обиделся, меня не послушал и фамилию поменял. Уже через год Курочкина, простите, Ломоносова, нельзя было узнать. Он весь высох, скукожился, сгорбился. Жизнь его била-колотила, да ещё вдобавок ко всему запил. Вот такой поворот. Кто-то скажет, это от неудачной женитьбы, а я думаю, от перемены фамилии. Но что там о Курочкине, эта история не о нём, а о Серёже по фамилии Воробей. Хотя фамилия тоже птичья.

Серёжа по фамилии Воробей действительно её оправдывал. Маленький, серенький, лысоватый, несмотря на молодые годы. Птичья внешность странным образом передалась от птичьей фамилии: большие уши, глаза навыкат, огромный лоб, кончавшийся за ушами, где чернели кучеряшки волос. Даже носик у него был загнут книзу, словно клювик у птички. Любимым занятием Воробья были шумные компании, пьянство и чтение своих стихов. Когда Серёжа Воробей с друзьями попадал в чужую компанию, разыгрывался один и тот же спектакль. Представление было особенно захватывающим, если там присутствовали женщины. Происходило это примерно так. Дружки- собутыльники начинали упрашивать его:

-Давай, Серёга, почитай стихи, не стесняйся.

-Воробей, давай, давай почирикай, – уговаривали обычно для пущего интересу для незнающих продолжения. Интерес естественно возникал. Дамы ласково просили:

-Действительно, Серёженька, если вы поэт, почитайте. Мы все любим стихи, не стесняйтесь, просим, просим!

Дамы хлопали в ладоши и… Серёженька не стеснялся, отнюдь, он забирался на стол, замотавшись в простыню, заранее приготовленную к этому случаю друзьями, принимал позу Цицерона и заунывно, нараспев начинал в манере поэтов-символистов. Простите, но привести даже несколько строк их я не могу. Серёженька читал такие пошлые стихи, что даже видавшие виды мужчины предпочитали удалиться, а некоторые женщины даже падали в обморок от первых стихотворных строк. Проще говоря, через две-три минуты комната, где проходил «вечер поэзии» пустела. Однажды это развлечение для друзей Воробья закончилось. Серёженька влюбился и прекратил публичные выступления. Девушка у Серёжи была тоже с птичьей фамилией, и даже чем-то на него похожа. И всё бы хорошо, да вот только беда – Воробей оказался очень, очень ревнивым кавалером. Своей Марии, так звали девушку, он не позволял без себя буквально ничего. Ни ходить в гости, ни беседовать с друзьями, даже звонить по телефону. Воробей ходил за Марией и гнусавым голосом, да ещё не выговаривая букву р, постоянно талдычил: «Нет, только со мной. Мария, я тебя умоляю». То есть уничтожал самое дорогое, что есть у человека – свободу. Но самое странное, избранница воробьиного сердца всё это безропотно сносила. Как тут не вспомнишь: «любовь зла, полюбишь и козла». Мария жила на пятом этаже, и дошло до того, что Воробей каждый вечер забирался к ней по балконам, а то и ночью «взлетал», как он говорил, с проверкой. Это не закончилось и после того, как однажды ворвавшись в квартиру через открытый балкон, он сорвал одеяло с онемевших от испуга родственников Марии, приехавших погостить на несколько дней. Сорвав одеяло и увидев чужих людей, Воробей не растерялся и спросил:

-А-а-а, Марии здесь нет? – после чего также ошеломляюще удалился через балкон. В другой раз, заподозрив хозяина, принимавшего гостей, в скрытой страсти к его Марии, Воробей, улучив минуту отсутствия- гости вышли покурить- нагадил на ковёр посреди гостиной. Проще говоря, справил большую нужду, но не пойман – не вор, а вечеринка испорчена. Все сюрреалистические художества Воробья и вспоминать не хочется, но, несмотря на странности, роман продолжался, более того, всё шло к свадьбе. Серёжа познакомился с родителями Марии. Папа, узнав о ночных похождениях будущего родственничка, отреагировал рассказом - воспоминанием юных лет:

-Когда мы с мамой учились в институте, у нас было высокое многоэтажное общежитие. Один парень повадился ползать к девчонкам. Всё ползал и ползал по балконам, но однажды сорвался, упал и разбился, – папа многозначительно посмотрел на будущего зятя. Воробья этот рассказ задел, что говорится, за живое. Повернувшись к Марии печальным, дрожащим голосом, чуть-чуть не плача, он всхлипнул:

-Слышишь, Маша, упал и разбился!

Весной должна была состояться свадьба. Воробей продолжал «тренировки альпиниста» и экстравагантные выходки. К ревнивцу постепенно привыкли и перестали замечать Серёжу, который словно прилепился к Маше и ходил за нею буквально, как нитка за иголкой. На одной вечеринке произошло чудо, Воробей в самом разгаре веселья исчез. Мария даже не знала, как себя вести, вдруг лишившись опеки. Подивились, поискали, покричали и продолжили гулять почти до самого утра. Когда все разошлись, остались только Мария да хозяин квартиры Толик, тайный воздыхатель Марии. Где же и когда ещё представится случай наедине объяснить свои чувства? Толик с жаром попытался их выразить. Мария отказала мягко, но убедительно. Вдруг открылась дверь шифоньера и из него вылез Воробей.

-Молодец, Маша! Я всегда знал, что принадлежишь ты только мне! – прогнусавил Воробей, свысока глядя, разумеется, из шифоньера на остолбеневшего Толика.

Через неделю состоялась свадьба. Мария вышла замуж за Толика, сменила птичью фамилию, а Серёжа Воробей продолжил карьеру поэта символиста.

Глядя на море, в голову приходят удивительные мысли. Скажете, что о мыслях мы уже говорили? Нет, я сейчас не о тех мыслях, которые приходят в голову. Правильнее сказать, они и не приходят, а мы находимся в потоке мыслей, в бушующем океане мыслей. Наши головы, словно антенны, что-то воспринимают из этого потока сообразно своему устройству. Ветер гонит волны, но вдруг затихает – штиль, мёртвая гладь воды. И поток мыслей, словно ветер затих- и нет людей. Впрочем, этот ветер мыслей никогда не останавливается - человек выходит из него. Редко над морем не бывает ветра, редко морская свежесть не вдохновляет. Даже самые грубые натуры ликуют, утопая и пьянея от морского величия. В такие минуты хочется писать стихи, потому что иначе свои мысли не выразить: на фоне великолепия и мысли хочется сделать более изящными, чтобы слиться с потоком, чтобы передать увиденное как-то особенно, красиво. Фотографировать глазами – я вижу жёлтый песок, синее небо, бурное море- кажется глупостью. Хочется символов, образов, хочется самому участвовать в движении ветра, оживлять увиденное в словах. Почему оживлять? Потому что уйдя в поток образов, останавливаешься, со стороны наблюдая за жизнью, которая сама странно останавливается, и река мыслей плавно несёт тебя над застывшим движением в кораблике с названием «Поэзия». Удивительное путешествие. Случается, что взрослый человек вдруг находит где-нибудь на чердаке тетрадку со своими старыми, детскими стихами, сдувает с жёлтых листов паутину и пыль. Сердце трепещет, вспоминая лучшие мгновения жизни, и начинается, а может, просто продолжается это путешествие.

Корабль печали – сердце, где парусом душа.

Поток воспоминаний уносит не спеша.

Там в лабиринтах памяти ждёт юность – лоцман мой,

Скрипит кораблик старый, зовёт волна с собой.

С улыбки беззаботной далёкой той поры,

С грёз полузабытых, наивных слов игры

Бумаги пожелтевшей снимается вуаль.

Листки смешных тетрадей – мой грустный календарь.