Девятнадцать

Вот и настал декабрь, а зимой так и не пахнет. Все также прохладно, но не холодно. А снега и не ожидается. Это приводит меня в печаль, ведь я так надеялась в последний раз увидеть настоящую зиму. И с первым днем зимы ко мне пришла Фелиция.

— Идем, нужно поговорить, — сказала она, только увидев меня на пороге.

Я, быстро одевшись, выскочила из дома и направилась за девушкой. Она некоторое время молчала, возможно, собиралась с мыслями. И когда я уже хотела начать разговор, Фо заговорила:

— Он тебе напишет, можешь и не сомневаться, — говорит она.

— Кто? — спрашиваю.

— Майки. Он пригласит тебя прогуляться, будет рассказывать о тебе, просить обличить свою душу, с условием, что ты сама не будешь рассказывать ничего о себе. Ему кажется, что ты не такая, как все, необычная, чем-то отличаешься от других девушек. Ну, а я думаю, что ты самая обычная, просто невезучая.

Я вспоминаю о парне. Ведь я не видела Майки с того дня в школе, а это было уже почти месяц назад. Он не появлялся в школе весь месяц.

— Я тебя не понимаю. Зачем Майки рассказывать мне откровения, — как он выразился сам — которые нельзя рассказывать незнакомцам?

— Ты ему нравишься.

Я опешила. За все свои почти семнадцать лет я узнавала, что нравлюсь какому-нибудь парню всего два раза, может быть, три. Но они мне не нравились. И когда я узнавала о скрытых чувствах парней, влюбленных в меня, то я давала по тормозам, избегала их, игнорировала и не замечала вовсе. Не нужно в меня влюбляться. Я чудовище.

Но сейчас мне почему-то не страшно.

Не заметив, что мы покинули район, в котором я живу, я оказалась где-то в другом месте. Даже тот факт, что я живу в этом городе всю жизнь, не мешает мне не знать множество кварталов, районов и нахождения улиц. Я легко могу заблудиться. Мы подошли к старой аптеке, к ней как раз подъехал фургон с лекарствами. Люди начали его разгружать. Мы спрятались за стеной.

— Но вопреки всему ты будешь слушать меня: я запрещаю тебе с ним видеться, с ним общаться. Он мой брат, и я обязана его защищать, — продолжила Фелиция.

— Я его что, убью? — Решила пошутить.

— Может быть. — Фо посмотрела на меня сурово, а затем перевела взгляд на фургон, выглянув из-за стены. — Там один. Иди, отвлеки его, а я возьму то, что мне нужно.

— Ты это украдешь? — удивляюсь я.

— А ты раньше так не делала? — Фо ехидно улыбается. — У меня нет столько денег, чтобы купить это, придется украсть.

Она вытолкнула меня, и я пошла к водителю. Он заметил меня почти сразу, потом насторожился и, поставив руки в боки, ждал, пока я подойду. Это был довольно молодой мужчина — лет двадцати семи — тридцати.

— Здравствуйте, — произнесла я и встала сбоку от фургончика.

Моё сердце колотится, как ненормальное. Сейчас мы нарушаем закон. Стараюсь не выдать дрожь в руках и коленках. Мужчине пришлось развернуться, чтобы ответить мне. Фо, ловя момент, пока водитель ничего не видит, начала прокрадываться к фургону.

— Тебе что-то нужно? — спрашивает он.

Фо скрывается за фургоном. Я уверена, что она в него уже залезла и теперь ищет то, что ей нужно.

— Да, понимаете, я заблудилась. Вы не могли бы подсказать, где я нахожусь, и в какой стороне находится метро?

Мужчина начинает все рассказывать, жестикулируя. Он показывает, куда и как нужно идти. Но я сказала, что не запомню — тогда он полез в кабинку и начал искать ручку с листком бумаги. Я следила за тем, как он рисует мне выход отсюда. Затем услышала свист.

— Спасибо большое, вы мне очень помогли, — говорю.

— Не за что.

И я быстрым-быстрым шагом иду, поглядывая на листочек, в направлении, начерченном там. Я боюсь, что он все поймет и начнет погоню за мной, но, к счастью, этого не происходит. А затем скрываюсь за стеной, где меня уже поджидает Фелиция. Она держит в руках несколько пачек каких-то таблеток, я не успеваю прочесть название, потому что девушка, увидев мой взгляд, прячет их в карманы куртки. Она кивает — это её благодарность.

— Так почему же я его убью? — Настаиваю на внятном ответе от девушки.

Она меня поставила в неловкое положение, рассказала то, что заставило меня недоумевать, и она не уйдет от меня без ответа.

— Он не тот, кем кажется. Если ты его отвергнешь — это может вылиться в не лучшем результате.

Фелиция идет впереди и не смотрит на меня. Я не могу видеть её лицо, но уже знаю заранее, какой у неё взгляд.

— Может быть, это его жизнь? Ты заботишься о нем, словно о маленьком ребенке. А этот ребенок должен сам делать ошибки и учиться на них. Тебе должно быть все равно.

Я говорю это спокойным голосом. Возможно, даже понимаю, что не права, но не подаю вида. Я самая младшая в семье — мне не о ком заботиться, ведь я не знаю, каково это иметь младшего брата. Но я знаю, каково это, когда тебя опекают.

Фо разворачивается ко мне, я совсем не ожидаю этого и врезаюсь в неё. А подняв голову, вижу её глаза, полные гнева и отчаяния. Она начинает говорить, шипя:

— Но мне не все равно. Мне не все равно! — выкрикивает она. — Потому что я волнуюсь за него. Ты не знаешь, какого мне было, когда он сидел в комнате, не покидая её пределов несколько дней. Он отказывался ото всего: от еды и воды, от его любимых вкусностей. Я навещала его, просила, чтобы он пришел в себя, но он лишь бурчал, чтобы его оставили в покое.

А затем… затем я услышала, как что-то упало, а дверь в его комнату просто оказалась закрытой. Я стучусь, кричу, прошу его открыть её, но никто не отвечает. А затем дверь выломал еще один мой брат. И знаешь, какая первая мысль была, когда я увидела, что он сидит на полу по ту сторону кровати? — спросила Фо, но я поняла, что это риторически. — Я подумала: «Слава богу, он в порядке».

Но потом, подойдя ближе, я увидела нож для бумаги и его всего в крови. Я хватаю его, смотрю в его глаза, что-то кричу на него, но он лишь закатывает глаза и выключается. Брат хватает его, бежит с ним на улицу, бежит… Но он. Он. — Фо начала заикаться. Она вся в слезах. Я вижу, как они катятся по её подбородку на мои руки, потому что я прижала их к груди девушки. Я её обнимаю. — И по его пальцам… она течет. Такая густая. И тот ковер из комнаты Майки… Я не могу. Я смотрю на него и не могу ему помочь. И скорая…

Я все поняла. Я поняла, как ошиблась, когда посчитала Майки грубияном. На самом деле, он точно такой же, как и я. И он ранимый.

— Пожалуйста, не подпускай его близко и держись от него подальше, — сквозь слезы произнесла Фо.

Я кивнула. Но в мыслях было одно: «Я не могу. Не могу. Прости, Фо».

Это был фестиваль мотоциклов. Он проходит в одном из центральных парков нашего города. Повсюду стояли разнообразные байки, мотоциклы и даже скутера и их хозяева. Все хвастались своим транспортом: одни тем, что накопили денег и купили мотоцикл своей мечты, другие — что собрали и отремонтировали его сами из запчастей, которые выбрасывают на свалку.

Через четыре дня после встречи с Фо мне в чат написал Майки. Он сказал, что извиняется за свое поведение и не понимал в тот момент, почему он так говорит. Я волновалась, как маленькая девочка, и полчаса думала, что же ответить на его сообщение — это со мной впервые. Я не могла отказать ему в приглашении о встрече. А затем всю ночь меня грызли непонятные мысли, почему же он, парень, который приводит меня в бешенство и раздражает, заставляет меня так волноваться.

— Ты серьезно? Ты сам собрал этот байк? — удивленно спросила я у Майки, когда он рассказал мне о своем увлечении в области механики. Майки кивнул. — Я и не знала, что у меня есть знакомый-механик.

— И не узнала бы. — Он пожал плечами. — У меня есть старенький пикап, на котором ездил еще отец, я и его отремонтировал. И хоть он и медленно едет, и постоянно нужно пополнять бак, зато он работает.

Мне хотелось говорить с Майки совсем не о том, о чем мы сейчас беседуем и беседовали двадцать минут назад. Порой мы говорим людям совсем не то, что хотим сказать. Но я не могла себя пересилить, мне просто нравилось, что он со мной беседует и не грубит. Я не могла себя понять, почему же буквально месяц назад я его почти что ненавидела, а сейчас… спокойно с ним беседовала и не желала прекращать этот разговор.

После того, что мне рассказала Фелиция, я смотрела на этого импульсивного и эмоционального парня по-другому. Только сейчас я заметила, что он всегда ходит в рубашках и толстовках с длинными рукавами. Одно лишь меня волновало: почему и зачем он это сделал. Майки вовсе не похож на того, у кого какие-нибудь проблемы в семье, личной жизни и душевные волнения. Но я не спрашивала о причинах, потому что боялась, что снова его разозлю.

Сегодня Майки был спокойным, словно его кто-то подменил. Не было чрезмерной гиперактивности, которую я заметила еще в прошлую с ним встречу, и постоянное молчание не сменялось вдруг разговорчивостью. Словно его душевное состояние привели в равновесие. Он говорит тогда, когда это было нужно, умалчивал то, что нужно было, и просто ничего не говорил, когда не было причины, чтобы отвечать. А когда он сказал, что ему очень нравятся мои новые волосы, и потрогал их кончиками пальцев, мои щеки залились румянцем. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам и как горят мои уши, и опустила взгляд, еле заметно улыбаясь. Во мне бушевал ураган.

— Почему мне кажется, что ты такая необычная? — спросил он.

Я не знала, что ответить. Я отвела взгляд в сторону, а затем и вовсе развернулась. Мне было страшно от того, что я услышала, волнение накатывало на меня и захлестывало с головой, словно огромная волна, катимая ветром и прибоем к берегу. Никогда никто не говорил мне что-то подобное. Я сделала замок из рук, потому что они дрожали — и вовсе не от холода, ведь я была в перчатках.

— Майки! — окликнул кто-то и тем самым спас меня от ответа. Но когда я увидела, кто это был, я вообще пожалела, что не ушла. Это было моё прошлое, от которого я все старалась убежать, но сейчас оно меня вновь настигло. — Я так и знал, что увижу тебя здесь, — произнес парень, подходя к Майки, и пожал ему руку. Я сжала губы и молилась, чтобы он меня не узнал.

— Джон! — ответил Майки. — Рад тебя видеть.

Я развернулась на девяносто градусов, делая вид, что что-то рассматриваю, и Майки это заметил. Он свел брови к переносице, недоумевая. Я чувствовала на себе взгляд Джона. Боковым зрением видела, что он сначала смотрел на мой профиль, а затем потихоньку наклонял голову, чтобы рассмотреть меня в анфас. Он хмурил брови, стараясь понять, где же меня видел, а затем поднял их от удивления и, раскрыв рот, произнес:

— Эмили? Эмили Джейн Беннет? Не уж-то это ты? — спросил он. Я закусила губу и повернулась к Джону. Уже нет смысла прятаться. Майки, сложив руки на груди, внимательно наблюдал за нами. Но Джон не ждал моего ответа, ему захотелось меня подколоть: — Я-то уж думал, психиатрия с тобой еще недолго расстанется. — Он усмехнулся. — Да знаешь, весь наш класс так считал.

— Психиатрия? — переспросил Майки.

Я оцепенела. Нет, конечно, я знала, что мой бывший класс теперь против меня был настроен, считая меня душевно больной самоубийцей, но я не думала, что они будут трепаться об этом при каждом удобном случае.

— А ты что, не знаешь, с кем познакомился? — Ухмыльнулся Джон. — Она стащила у меня байк, когда я и еще несколько ребят из нашего класса решили на них прокатиться, а затем специально решила разбиться на нем. — Джон обратился ко мне: — Сумасшедшая.

Да, теперь я вспомнила. Джон был тем самым человеком, который предложил нам покататься. И я разбила его мотоцикл.

Майки смотрел на меня, прищурив глаза, а когда услышал, что Джон сказал мне, посмотрел на него так, словно готов был убить его, словно он готов в любую секунду броситься мне на защиту, подставить свою грудь под пули, лишь бы я оказалась цела. И снова в моей голове было лишь одно: «Почему?».

— Не смей так говорить о ней, — произнес он. Джон опешил, видя взгляд Майки.

— Ладно-ладно, я ведь пошутил, — сказал он. А затем добавил: — Ну ладно, я пойду. Может, увидимся еще когда-нибудь.

Далее мы молчали. Я понимала, почему Майки сказал то, что сказал. Ведь, если я сумасшедшая, которая решила покончить с собой, то, значит, и он сумасшедший. В некотором роде, мы похожи.

— Почему ты это сделала? — произнес он спустя время. Но я не могла сказать ему.

— А почему ты это сделал? — вопросом на вопрос ответила я и взяла его за руку, легонько прикасаясь к запястью. Я вовсе и не думала делать этого, это получилось как-то внезапно, в порыве чувств. Но, думаю, он поймет, о чем я.

— Это неважно, — ответил он.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказала я.

«НАРКОТИКИ!» — Набираю на мобильнике я сообщение Лондон. Теперь ровно 1/5 моего списка ей известна. Она мне звонит и говорит, что теперь это действительно что-то стоящее. Лондон перебирает все возможные варианты: мет, кокс, экстази, травка и другие курительные смеси. Но я говорю ей, что не хочу стать торчком или откинуть копыта сразу же после них.

— Тогда грибы, — говорит она.

— Грибы?

— Ну да, это тоже что-то вроде наркотиков, только формально легальных.

Мне нельзя принимать наркотики дома, потому что это может закончиться не очень хорошо, поэтому я иду домой к Лондон. Её родители снова поглощены работой: поздно приходят, рано уходят. И её дом, можно сказать, пустует, если не брать в расчет Гарольда. Но он хороший, он ничего не расскажет.

— А ты уверена, что они не ядовитые? — сказала я, рассматривая светло-коричневые грибы на длинных ножках со шляпкой, похожей на зонтик. Они очень похожи на опята, и целая горстка, наверное, поместилась бы в руке.

— Я же не собираюсь тебя отравить, — говорит она. — Это псилоцибиновые грибы. Они вызовут у тебя позитивные, возможно, даже метофизические ощущения, — говорит она.

— Откуда ты это знаешь? — удивляюсь я тому, какие слова знает подруга.

— В интернете. Я почти что выучила статью про них. — Смеется.

Я легонько улыбаюсь. Грибы на дне прозрачного чайничка начинают подниматься, когда Лондон заливает их кипятком, и разжиматься, словно бутон, распускающийся с утра.

— А немало ли? — спрашиваю я, видя, что подруга налила воды меньше, чем пол чайника.

— В самый раз.

Вода начинает потихоньку краснеть, а сушеные грибы разбухать. Через некоторое время, Лондон разливает напиток в чашки и дает ему немного остыть. Я притягиваю чашку к себе и начинаю смотреть на жидкость — она похожа на крепкий-крепкий черный чай. А пахнет как картон или даже как старый сапог.

— И что произойдет, когда я это выпью?

— Реальность будет чуток изменяться, — ответила Лондон.

На вкус это бурая жидкость также напоминает старый и жесткий сапог, хотя я и не пробовала съесть сапоги, просто такое ощущение. Я зажимала нос и хмурилась, но после пару глотков все стало не так плохо, вкус исчез, и казалось, что я пью обычную кипяченую воду.

Я села на плетеное кресло, стоящее рядом с цветами, и наблюдала за тем, как Лондон допивают свою кружку. Остатки из чайника она вылила в раковину, грибы выбросила в мусорку и всю посуду хорошо помыла.

— И когда они подействуют? — спросила я.

А затем отвлеклась на папоротник, что стоит справа от меня. У него такие острые листья, кажется, что я обязательно порежу себя, если прикоснусь к нему, возможно, мне даже отрежет руку. Я дышу на лист, но не прикасаюсь к нему, он начинает колыхаться от моих глубоких выдохов. Вижу, как он искажается и сужается. Он меня манит. Он явно что-то замыслил. Я, не сводя взгляда с растения, аккуратно встаю с кресла — никаких резких движений, и коварное растение не заметит, что я стараюсь ускользнуть от него. А затем два его листа преображаются в пасть с тысячью острыми рубцами, он хочет меня съесть. Я словно кошка: на мягких лапах стараюсь скрыться от преследователя.

— Мне кажется — уже, — говорит Лондон.

Я врезаюсь в стул спиной и поворачиваюсь к подруге. Её волосы развеваются, словно язычки пламени, только не алого цвета. Ощущение, что все, что я вижу, искажается, трясется и колышется. Лондон начинает двигаться, а мне кажется, что она ходит как робот — её движения прерывисты. Она садится на пол и начинает рассматривать ковер, трогая его ворс. Я беру из миски с фруктами хурму — она притягивает мой взгляд — и начинаю вертеть в пальцах. Вместе с фруктом я сажусь на стул и стараюсь понять, чего же он от меня хочет. Мне кажется, что коричневатая шляпка у фрукта имеет глаза, и она смотрит на меня. А я смотрю на неё. Становится жутко от взгляда хурмы, и я кладу её обратно в миску.

Хочется пить. Беру чашку, насыпаю в неё растворимое кофе и заливаю водой. Частички тонут в воде, растворяются и просят меня о пощаде. Мне становится их жалко, и я выливаю все в раковину. На дне чашки остался осадок, он преобразуется в непонятные узоры. Я кручу чашку в своих руках, стараясь разобрать рисунок, но не могу понять, что же изображено. Затем чашка падает из моих рук и разбивается о плитку. Я смотрю на осколки с удивлением. Только что это была целая чашка, а теперь она разбилась, устроив фейерверк от прикосновения с полом. Как это классно! Я чувствую, что испытываю восторг от того, что случилось с чашкой, и мне хочется повторить это снова. Улыбаясь, я беру еще одну чашку и сразу же ставлю её на место. Мне так резко захотелось написать Майки.

— Блин, какой этот ковер классный! — произносит Лондон. Она лежит на белом ковре и гладит его, трется щекой о ворс. Эй, я тоже так хочу!

— Оставь и мне место, — говорю я и иду к своему пальто, которое весит на вешалке в коридоре.

Мы с Майки после встречи обменялись телефонами, но еще ни разу не позвонили и не написали друг другу. Я набираюсь ему сообщение: «Приходи к нам». И отсылаю. А затем вспоминаю, что он не знает, где находится это «мы», и пишу ему адрес. Радуясь, я возвращаюсь к Лондон.

— Я оставила его для тебя, — шепчет подруга и указывает на кусочек ковра рядом с ней.

Я ложусь рядом. Белый ворс напоминает мне огромное пшеничное поле, колыхающееся под ласковым ветерком. В этом ковре живет целая вселенная.

— Ты это видишь? — спрашивает Лондон, все также шепча.

— Да. — Я тоже шепчу. Мне кажется это забавным. Наверное, это какая-нибудь игра, придуманная подругой. — А почему мы говорим шепотом?

— Чтобы не спугнуть народ, живущий под плинтусом, — отвечает она. — Я их видела, они такие крошечные, что могут поместиться в ладони.

— Давай их отыщем? — предлагаю я.

Мы начинаем ползать по дому, рассматривая каждый уголок, каждую вещь и каждую щель, стараясь найти этих лилипутов. Я вижу пыль, парящую в воздухе, в лучах солнца и стараюсь поймать пылинки, но они исчезают из моих ладоней. Затем я нахожу Лондон, которая сидит на стуле, поджав ноги под себя, и смотрит на ковер, но это не тот ковер, который лежит на кухне.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я и подползаю к ней.

— Осторожно! Ты что, не видишь, сколько игл в этом ковре? — произносит она.

И правда, у этого серого ковра длинный и острый ворс, похожий на тысячи игл. Я понимаю, что на плитках и деревянном полу безопасно, но этот ковер явно таит угрозу. Затем Лондон встает на стул и перепрыгивает на стол, он шатается под ней всего доли секунд, а мне кажется, что он похож на доску для серфинга.

— Эмили, скорее лезь сюда! Лава надвигается!

И я слушаюсь Лондон. Забираюсь на стол и смотрю на приближающуюся лаву черного цвета. Она съедает всё на своем пути, и всё становится таким же темным, а затем останавливается в нескольких метрах от нас. Кто-то звонит в дверь. Наверное, это Майки.

— Майки, мы здесь! — кричу я.

Но он вряд ли знает, где мы. Потому я выкрикиваю это еще несколько раз, чтобы он шел на мой голос. Майки появляется в дверях и смотрит на нас с удивлением. Мы же с Лондон смотрим на лаву, которая снова начала приближаться к нам, с широко раскрытыми глаза.

— Скорее лезь на стол! — проговаривает Лондон.

— Зачем? — недоумевает он.

— Лава приближается, посмотри! — говорит подруга и указывает пальцем на пол. — Она сжигает все на своем пути!

Майки усмехается и произносит:

— Это всего лишь тень. Здесь много окон, а солнце скрывается за облаками.

— Нет же! — протестует Лондон.

Тогда он подходит вплотную к лаве и наступает на неё. Ничего не происходит. Мы с Лондон удивленно переглядываемся и начинаем слезать со стола. С нами тоже лава ничего не делает.

— Ты только представь, мы бессмертны! — радуется подруга.

— Мы не умрем! — отвечаю я. Я чувствую, что теперь я, действительно, не умру. Мне ничего не страшно.

Затем я поворачиваюсь к Майки и смотрю на него. Он улыбается. Но это не Майки. Моё сердце вздрагивает и наполняется теплотой и радостью. Я так счастлива его видеть, как же давно мы не встречались! Я подхожу к нему вплотную и обнимаю, уткнувшись лицом в грудь.

— Том… — Выдыхаю я ему в куртку. А затем поднимаю глаза на брата. — Как же я рада тебя видеть, Том.

— У вас обоих зрачки огромные, — заявляет Том. — Что вы приняли?

— Останься со мной, Том, — произношу я.

Лондон говорит, что мы выпили немного чая из галлюциногенных грибов. А я все тоже твержу брату, умоляя его.

— Останься со мной.

— Я останусь, — говорит брат.

— Ты же теперь не бросишь меня? — как ребенок, произношу.

Том смотрит на меня немного жалостно, поджимает губы и кивает головой.

— Нет, я тебя больше не брошу, — говорит он. — Больше нет.