2015-05-20
1179
Константи́н Никола́евич Ба́тюшков (18 (29) мая 1787, Вологда — 7 (19) июля 1855, Вологда)Мать умерла когда ему было 6, ее душевная болезнь передалась по наследству.В совершенстве изучил латинский язык и занялся изучением литературы древнего классического мира; стал поклонником Тибулла и Горация, которым он подражал в первых своих произведениях.
Батюшков присоединился к карамзинскому направлению «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств». Вращаясь в их кругу, Батюшков и сам начал писать стихи. В 1805 году в журнале «Новости русской литературы» появилось стихотворение «Послание к стихам моим» — первое выступление К. Н. Батюшкова в печати.
В 1807 году выступил в Пруссию. Во время похода им написано несколько стихотворений и начат перевод поэмы Тасса «Освобождённый Иерусалим». Во время лечения в Риге он влюбился в дочь местного купца Мюгеля, Эмилию; продолжения роман не имел, остались лишь два стихотворения Батюшкова — «Выздоровление» и «Воспоминания 1807 года».
В 1808 году уже начало проявляться материнское наследство: его впечатлительность стала доходить до галлюцинаций необыкновенной яркости, в одном из писем Гнедичу он писал: «если я проживу еще лет десять, то наверное сойду с ума». В 1810—1811 впечатлительность его стала почти болезненной, всё больше и больше овладевала им хандра и предчувствие будущего сумасшествия.
Начавшаяся Отечественная война 1812 года усилила в душе поэта патриотическое чувство. Во время его приезда в Петербург в конце 1812 года он влюбился в молодую девушку Анну Фёдоровну Фурман (1791—1850).
В марте 1813 года в битве под Лейпцигом был убит друг Батюшкова И. А. Петин, которому он посвятил несколько стихотворений, например «Тень друга» считается едва ли не самым лучшим произведением поэта. В 1814г вернулся Петербург.
Не встретив полного и горячего ответа на свою любовь, Батюшков заболел, в начале 1815 года, тяжёлым нервным расстройством, продолжавшимся несколько месяцев. Годом позже он объяснил Е. Ф. Муравьёвой причину своего отказа от брака: «Не иметь отвращения и любить — большая разница. Кто любит, тот горд», а А. Ф. Фурман готова была идти замуж не по взаимному чувству, а по воле опекунов.
В 1817 году расстройство личных отношений с отцом дополнилось смертью последнего. Теперь в Батюшкове стало постепенно пробуждаться религиозное настроение; только в религии видел он помощь для борьбы с пылкою страстью, овладевшей всем его существом; Жуковский поддерживал Батюшкова в трудные минуты. Перед новым 1816 годом ушел в отставку и отправился в Москву. В это время он относительно много писал: за год он написал двенадцать стихотворных и восемь прозаических произведений и начал готовить издание собрания своих сочинений, вышедшее в октябре 1817 года под названием «Опыты в стихах и прозе»
Но одно из самых печальных сторон жизни Батюшкова была смерть матери, Константин Николаевич лишился её в то время, когда ему не было и восьми лет. Изображая впоследствии, в своей знаменитой элегии «Умираюший Тасс» (1817г), разлуку ребенка Тасса с матерью, он в своих стихах не только воспроизводил подлинные слова итальянского поэта, но и высказывал свои собственные чувства. Заставляя Тасса произносить эти слова, Батюшков выражал то горькое чувство, которое с детских лет нашло себе приют в его сердце и становилось всё более жгучим с годами..
Ещё в 1815 году Батюшков был заочно выбран членом литературного общества «Арзамас» и получил имя «Ахилла», но только 27 августа 1817 года он впервые попал на его заседание.
В 1821 году (на лечении в Германии) его душевная болезнь сказывалась в поведении поэта. Бестактная публикация в журнале «Сын отечества» П. А. Плетневым анонимного стихотворения «Б…ов из Рима» способствовало ухудшению состояния его психики, — у Батюшкова появились подозрения, что его преследуют какие-то тайные враги. Зиму 1821—1822 года он провёл в Дрездене; здесь было написано последнее, стихотворение, считавшееся одним из лучших — «Завещание Мельхисидека». В 1822 году болезнь обострилась, его сумасшествие проявилось уже в самых трагических формах: в Симферополе он неоднократно покушался на самоубийство. В Москве острые припадки почти прекратились и безумие его приняло тихое, спокойное течение. Пять лет он пробыл в Москве. В 1830 году его посещал А. С. Пушкин, стихотворение которого «Не дай мне Бог сойти с ума», предположительно, навеяно впечатлением от этого визита. В 1833 году Батюшков был уволен в отставку и его поместили в Вологде в доме его племянника Г. А. Гревенса, где он просуществовал до своей смерти ещё 22 года, скончавшись от тифа 7 июля 1855 года.
Значение Батюшкова в истории русской литературы и главная заслуга его заключается в том, что он много потрудился над обработкой родной поэтической речи и придал русскому стихотворному языку такую гибкость, упругость и гармонию, каких ещё не знала до тех пор русская поэзия. По мнению Белинского, совершенство пушкинского стиха и богатство поэтических выражений и оборотов было в значительной мере подготовлено трудами Жуковского и Батюшкова. В руках Батюшкова русский язык, действительно, является послушным орудием, и искусство владеть им никому из современников, кроме Крылова, не было доступно в равной с ним мере. Красота и совершенство формы, правильность и чистота языка, художественность стиля составляют главное достоинство стихотворений Батюшкова. Безукоризненность отделки каждого стихотворения составляло постоянную заботу Батюшкова; над каждым словом он работал упорно и мучительно: «Я слишком много переправляю. Этой мой порок или добродетель?» Батюшков прежде всего старался быть искренним и избегать всего натянутого, надуманного, искусственного. Он понимал, что чем искреннее будет его творчество, тем вернее достигается высокое, облагораживающее значение поэзии — «живи, как пишешь, и пиши, как живешь». В письме Жуковскому Батюшков писал: «Во всём согласен с тобой насчёт поэзии. Мы смотрим на неё с надлежащей точки, о которой толпа и понятия не имеет. Большая часть людей принимает за поэзию рифмы, а не чувство, слова, а не образы». Г. А. Гуковский отметил, что слово у Батюшкова работает не своими прямыми словарными значениями, но смысловыми ассоциациями. О стихотворении «Мои пенаты», которые подвели итог первому, довоенному этапу творчества Батюшкова, Пушкин писал: «…дышит каким-то упоеньем роскоши, юности и наслаждения — слог так и трепещет, так и льётся, гармония очаровательна», но указывал на «явное смешение древних обычаев мифологических с обычаями подмосковной деревни». Стихотворения первого периода творчества Батюшкова были проникнуты эпикуреизмом(чувственность, поиск наслаждений). Вообще, значительное место занимали во всём творчестве Батюшкова переложения греческих авторов; эта работа привлекала его возможностью вступить в состязание в красоте слога с оригинальным автором сюжета. Но жизнерадостный, артистический эпикуреизм классической древности был непонятен русской душе. Батюшков указывал, что «язык русский, громкий, сильный и выразительный, сохранил еще некоторую суровость и упрямство», однако прочитав его строки «Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус / Любви и очи и ланиты», Пушкин восхищается: «Звуки италианские! Что за чудотворец этот Батюшков». Но к этому времени Батюшков уже почти заканчивал свою литературную деятельность. Слишком серьёзные вещи происходили на его глазах в 1812—1814 годах, которые стали годами перелома в душевном настроении Батюшкова. В разрушительности наполеоновского нашествия он усмотрел плоды французского Просвещения, а в испытаниях и торжестве России — её провиденциальную миссию. Беззаботное эпикурейство поменялось на диаметрально противоположное состояние, — этот поворот иногда обозначают как путь от гуманиста-скептика М. Монтеня к христианскому мыслителю Б. Паскалю. «Переход через Рейн», «Тень друга», «На развалинах замка в Швеции» уже не имели ничего общего с весёлыми напевами прежних лет. Современники поражались точности изображения им войны, умению раскрыть её народный характер, дух эпохи, мироощущение русского солдата; «Переход через Рейн» Пушкин назвал «лучшим стихотворением поэта — сильнейшим, и более всех обдуманным». Элегия «Воспоминания» даёт представление о картине печальных ощущений, ещё недавно безгранично-жизнерадостного поэта. Кроме поэзии творческое наследие Батюшкова составляют прозаические статьи. Его проза занимает в русской словесности столь же высокое место, как и стихотворения. Главное достоинство прозы Батюшкова — яркий, чистый, благозвучный и образный язык, в нём глубокое благочестие и истинно христианские чувствования. «О лучших свойствах сердца», «О характере Ломоносова», «О сочинениях Муравьёва» и «Вечер у Кантемира», свидетельствуют о доброте сердца и основательности ума автора, а «Речь о влиянии легкой поэзии на язык» и «Нечто о поэте и поэзии» доказывают изящества его вкуса. Те же достоинства, которые составляют отличительные черты прозы Батюшкова, то есть, чистота, блеск и образность языка — наблюдаются и в письмах Батюшкова к его друзьям, а некоторые из этих писем представляют собою вполне законченные литературные произведения. В. Г. Белинский, говоря о значении Батюшкова в развитии русской лирики, указывал: «Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно».
Тема11. И.А. Крылов как знаменитый русский баснописец.
После переезда в Петербург творчеству Крылова открываются большие перспективы. Для Крылова биография тех времен больше посвящена драматургии. Он пишет трагедии «Филомела», «Клеопатра», а также комедии.
Учился Крылов мало, но читал довольно много. По словам современника, он «посещал с особенным удовольствием народные сборища, торговые площади, качели и кулачные бои, где толкался между пестрой толпой, прислушиваясь с жадностью к речам простолюдинов». В 1782 г. Крылов ещё числился подканцеляристом, но «у оного Крылов на руках никаких дел не имелось», и жалованья он, по-видимому, не получал. Скучая бесплодной службой, Крылов в конце 1782 г. поехал в Санкт-Петербург с матерью, намеревавшейся хлопотать о пенсии и о лучшем устройстве судьбы сына. Крыловы остались в Санкт-Петербурге до августа 1783 г., и хлопоты их были не бесплодны: по возвращении, несмотря на долговременное незаконное отсутствие, Крылов уволился из магистрата с награждением чином канцеляриста и поступает на службу в петербургскую казённую палату.
В это время большой славой пользовался «Мельник» Аблесимова, под влиянием которого Крылов написал, в 1784 г., оперу «Кофейница»; сюжет её он взял из «Живописца» Новикова, но значительно изменил его и закончил счастливой развязкой. Крылов отнёс свою оперу к книгопродавцу и типографу Брейткопфу, который дал за неё автору на 60 руб. книг (Расина, Мольера и Буало), но оперы не напечатал. «Кофейница» увидела свет только в 1868 г. (в юбилейном издании) и считается произведением крайне юным и несовершенным, к тому же написанным неуклюжими стихами. При сличении автографа Крылова с печатным изданием оказывается, однако, что последнее не вполне исправно; по удалении многих недосмотров издателя и явных описок юного поэта, который в дошедшей до нас рукописи ещё не совсем отделал свою оперу, стихи «Кофейницы» едва ли могут назваться неуклюжими, а попытка показать, что новомодность (предмет сатиры Крылова — не столько продажная кофейница, сколько барыня Новомодова) и «свободные» воззрения на брак и нравственность, сильно напоминающие советницу в «Бригадире», не исключают жестокости, свойственной Скотининым, равно как и множество прекрасно подобранных народных поговорок, делают оперу 16 летнего поэта, несмотря на невыдержанность характеров, явлением для того времени замечательным. «Кофейница» задумана, вероятно, ещё в провинции, близко к тому быту, который она изображает.
В 1789 г., в типографии И. Г. Рахманинова, образованного и преданного литературному делу человека, Крылов печатает ежемесячный сатирический журнал «Почта духов». Изображение недостатков современного русского общества облечено здесь в фантастическую форму переписки гномов с волшебником Маликульмульком. Сатира «Почты духов» и по идеям, и по степени глубины и рельефности служит прямым продолжением журналов начала 70-х годов (только хлёсткие нападки Крылова на Рифмокрада и Таратору и на дирекцию театров вносят новый личный элемент), но в отношении искусства изображения замечается крупный шаг вперёд. По словам Я. К. Грота, «Козицкий, Новиков, Эмин были только умными наблюдателями; Крылов является уже возникающим художником».
В 1805 г. Крылов был в Москве и показал И. И. Дмитриеву свой перевод (с французского языка) двух басен Лафонтена: «Дуб и Трость» и «Разборчивая невеста». По словам Лобанова, Дмитриев, прочитав их, сказал Крылову: «это истинный ваш род; наконец, вы нашли его». Крылов всегда любил Лафонтена (или Фонтена, как он называл его) и, по преданию, уже в ранней юности испытывал свои силы в переводах басен, а позднее, может быть, и в переделках их; басни и «пословицы» были в то время в моде. Прекрасный знаток и художник простого языка, всегда любивший облекать свою мысль в пластическую форму аполога, к тому же сильно наклонный к насмешке и пессимизму, Крылов, действительно, был как бы создан для басни, но всё же не сразу остановился он на этой форме творчества: в 1806 г. он напечатал только 3 басни, а в 1807 г. появляются три его пьесы, из которых две, соответствующие сатирическому направлению таланта Крылова, имели большой успех и на сцене: это «Модная лавка» (окончательно обработана ещё в 1806 г. и в первый раз представлена в Петербурге 27 июля) и «Урок дочкам» (сюжет последней свободно заимствован из «Précieuses ridicules» Мольера; представлена в первый раз в Петербурге 18 июня 1807 года). Объект сатиры в обеих один и тот же, в 1807 г. вполне современный — страсть нашего общества ко всему французскому; в первой комедии французомания связана с распутством, во второй доведена до геркулесовых столпов глупости; по живости и силе диалога обе комедии представляют значительный шаг вперёд, но характеров нет по-прежнему. Третья пьеса Крылова: «Илья Богатырь, волшебная опера» написана по заказу А. Л. Нарышкина, директора театров (поставлена в первый раз 31 декабря 1806 г.); несмотря на массу чепухи, свойственной феериям, она представляет несколько сильных сатирических черт и любопытна как дань юному романтизму, принесённая таким крайне неромантическим умом.
Басни, написанные Крыловым, различаются по своему характеру и виду. Некоторые представляют собой сатирический памфлет («Рыбья пляска», «Пестрые овцы», «Щука»), многие — рассказы в стихах («Три Мужика», «Мот и Ласточка»), есть басни — бытовые сцены («Два Мужика», «Купец»), есть и басни-аллегории («Лев, Серна и Лиса», «Дикие Козы») и т. д.
Поразительно широк тематический охват басен Крылова — вся Россия, от мужика до царя, представлена в них. Острие сатиры направлено против дворян-тунеядцев, вельмож, бюрократов и взяточников, чиновников и судей. Крылову очевидно, что безнаказанность мошенников — следствие негодности системы управления государством. Больше того, басни «Рыбья пляска» и «Пестрые овцы» возлагают ответственность за безобразия в стране на царя зверей — льва, в образе которого выведен император Александр I. В баснях своих Крылов выступает от лица народа. Он знает, что в крепостнической России люди страдают от волчьего закона: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Крылов пишет о радости плодотворного труда на благо общества, славит скромных тружеников, тех, кто:
· За все труды, за весь потерянный покой,
· Ни славою, ни почестьми не льстится,
· И мыслью оживлен одной:
· Что к пользе общей он трудится.
· («Орел и Пчела»)
В басне «Листы и Корни», как явствует из ее названия, Крылов противопоставляет два понятия — верх и низ, свет и тьму, пишет о тех, кто работает и кто пользуется чужими трудами — о барах и мужиках, о крестьянстве и дворянстве. Сложных сюжетов он не любил и предпочитал простые и ясные позиции. Так и начинается басня:
· В прекрасный летний день,
· Бросая по долине тень,
· Листы на дереве с зефирами шептали…
Зефир в древнегреческой мифологии — легкий западный ветер, несущий прохладу в жаркий день, и с ним тихо переговаривались Листы. Они
· Хвалились густотой, зеленостью своей
· И вот как о себе зефирам толковали…
Роль, которую играют зеленые листья в круговороте природы, была еще неизвестна, и Крылов не мог упоминанием о ней усилить достоинства листьев, а потому и отметил только два внешних признака — густоту и зеленость. Этого было довольно, чтобы Листы могли загордиться и говорить о себе:
· «Не правда ли, что мы краса долины всей?
· Что нами дерево так пышно и кудряво,
· Раскидисто и величаво?
· Чтоб было в нем без нас?
· Ну, право, Хвалить себя мы можем без греха!»
И далее Листы с увлечением болтают о том, что им удается укрывать от зноя пастуха и странника, своей красивостью привлекать пастушек, что раннею и позднею зарей среди листвы насвистывает соловей, и, наконец, сами зефиры почти не расстаются с Листами.
· Это беспечное хвастовство не прошло незамеченным:
· «Примолвить можно бы спасибо тут и нам»,— Им голос отвечал из-под земли смиренно.
· Голос принадлежал Корням дерева, но даже «смиренно» сделанное ими замечание Листам представляется дерзостью, бунтом.
· Заметим, что в начальной редакции на месте этих резких строк была длинная фраза с вопросительной интонацией:
· «Кто смеет с нами так считаться дерзновенно?»
Сравнительно вежливую форму Крылов заменил сердитым окриком, снял слово «дерзновенно», в котором есть оттенок смелости поступка, благородности порыва, и поставил «дерзко», то есть неуважительно, нахально, что больше подходило настроению Листов.
· «Мы те,— Им снизу отвечали,— Которые, здесь роясь в темноте, Питаем вас. Ужель не узнаете? Мы корни дерева, на коем вы цветете». Работая над басней, Крылов изменил редакцию этих строк. Вначале было: «Тех голоса им отвечали».
«Тех»— значит, Корней — было не очень ловко сказано. Он усилил ответ Корней, указал, что речь идет снизу, из-под земли, чем постыдил их. Корни выражают удивление, что Листы не узнают кормильцев, вовсе не просят каких-то новых прав, они только рекомендуют Листам не слишком заноситься. А если сказать о Крылове, то существовавший порядок вещей, монархическое правление, привилегии дворянства он полагал незыблемым основанием государства. И в этой басне он отмечает несомненные достоинства Листов — покрытое листвой дерево дает тень, под ветвями приятно танцевать, слушать пение соловья. Однако нельзя забывать о тех, кто неустанно трудится, сочувствовать им и по возможности облегчать их положение.
Басни Крылова утверждают демократическую мораль. Как определил Гоголь, «его притчи — достояние народное и составляют книгу мудрости самого народа».
Тема 12: Драматургия начала 19 века. Творчество А. С. Грибоедова.
Грибоедов Александр Сергеевич(4/15/01/1795 (по др. данным 1794) - 30.01/11.02/. 1829), писатель и дипломат. Родился в Москве в семье гвардейского офицера.
В 1806 поступил в Московский университет на философский факультет.
Комедия "Своя семья, или замужняя невеста" написана в 1817 году в основном Шаховским, но с помощью Грибоедова.
В сер.1818 Грибоедов назначен секретарем русской миссии в Персии.
1819 Грибоедов приехал в Тавриз. Вероятно,к этому времени относится отрывок из его поэмы "Путник" (или "Странник") - "Кальянчи"
С 1822 Грибоедов состоит в штате главноуправляющего Грузией генерала А.П.Ермолова "по дипломатической части" в Тифлисе. Здесь написаны 2 первых акта комедии "Горе от ума"
С 22 янв. По 2 июня 1826 Грибоедов находился под следствием по делу декабристов. Однако никаких обвинений против него не выдвинули. Более того,выяснилось, что задолго до декабристского путча Грибоедов вышел из саксонской ложи, отказавшись с ней сотрудничать.
В 1827 ему предписано ведать дипломатические отношениями с Турцией и Персией.
В авг.1828 в Тифлисе,перед отъездом а Персию, Грибоедов обвенчался с Н.А. Чавчавадзе. Во время истребления русского посольства в Тегеране Грибоедов был убит1 толпой персидских фанатиков. Тело его было перевезено в Тифлис и похоронено на горе св.Давида.
Грибоедов вошел в ряд великих русский мировых драматургов как автор комедии "Горе от ума"
Действия разворачиваются в Москве.
В комедиях высмеются такие пороки как: ложь, безделье, лесть и тд.
В произведениях Грибоедова создаются типы. Это ни в коем случае не карикатуры.
Положительный или отрицательный Чацкий до сих пор спорный вопрос.
Значение "Горе от ума" как картина нравов, типичность его действующих лиц.
