Как специфический принцип организации памяти человека

Использование средств

Принцип использования внешних и внутренних средств для организации запоминания и забывания, так же как и принцип «повторения без повторения», не укладывается в русло традиционных представлений о памяти. В эволюции взглядов психологов на роль средств и специальных мнемотехнических приемов в запоминании нам представляется возмож­ным выделить три различных периода. Для первого периода характерно стремление и представителей классической ассо­циативной психологии, и современной когнитивной психоло­гии, всячески элиминировать влияние мнемотехнических при­емов на запоминание, воспринять их как досадное препятст­вие на пути исследования «чистых» законов памяти. Второй период — это период пересмотра отношения ряда современ­ных психологов к вопросу о роли средств в запоминании. Использование средств уже не воспринимается исключительно как помеха или как трюкачество, которому место лишь на

* Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. С. 3.

театральных подмостках, где выступают люди, демонстрирую­щие феноменальную память, а становятся предметом, достой­ным специального исследования. В использовании средств видится частичное, но тем не менее, достойное интереса свойство памяти. Наиболее репрезентативной для этого второго периода является работа Дж. Миллера, Ю. Галантера и К. Прибрама «Планы и структура поведения» (М., 1965). И, наконец, в третьем заключительном периоде использование средств начинает рассматриваться как специфически челове­ческий принцип организации памяти. Именно использование средств как особых орудий, позволяющих человеку овладеть своим собственным поведением, принимается в качестве кри­терия, на основе которого проводится граница между естест­венной биологической памятью и памятью человека как исто­рического социального существа. Подобный решающий пере­лом во взглядах на роль средств в запоминании, и шире, в человеческом поведение вообще, отражен в работах ведущих советских психологов Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева и А.Р. Лурии в конце 20 — начале 30-х гг. нашего века. Интересно отметить, что наша периодизация не совпадает с простой хронологией исследования памяти. Понимание истинной роли средств в запоминании падает как раз на 30-е гг., тогда как традиционной психологии только в конце 60-х гг. средства становятся предметом специального анализа. Такое несовпаде­ние во времени еще раз подтверждает простую, но часто игнорируемую истину, что далеко не всегда последние во времени теории и концепции являются последним словом в науке. В США лишь в 1977 г. появляются работы, в которых на основе теории Л.С. Выготского дается адекватное освеще­ние роли средств в запоминании и производится попытка соотнести принцип использования средств с данными совре­менной когнитивной психологии. Вначале мы остановимся на двух первых периодах, характеризующих понимание роли средств в запоминании в традиционной и когнитивной психо­логии, а затем проанализируем сущность принципа использо­вания средств как специфически человеческого принципа запоминания в том виде, в каком этот принцип сложился в культурно-исторической теории психики Л.С. Выготского и его школы.

В первом периоде — игнорирования роли средств и специальных приемов в запоминании — психологи пытались избавиться от «искажающего» влияния этих средств по не­скольким причинам. Представитель классической психологии времен Г. Эббингауза пытался избавиться от мнемотехнических приемов при заучивании списка бессмысленных слогов, по­скольку использование испытуемыми разных неизвестных приемов при заучивании одного и того же списка слогов существенно затрудняет интерпретацию результатов.

Поэтому, например, бессмысленные слоги подбирались таким образом, чтобы они не рифмовались друг с другом. Тем не менее, испытуемые, пользуясь мнемоникой, все же ухитрились пре­образовывать в осмысленный материал ту бессмыслицу, кото­рую им предлагали экспериментаторы. Аналогичная картина складывается и при исследовании кратковременной памяти в когнитивной психологии. Психологи исходят из предложения, что в КП хранится информация ограниченной емкости. В связи с этим они всячески старались ввести специальные приемы, либо мешающие структурированию на уровне КП, либо затрудняющие перевод информации из КП в ДП. Иными словами, когнитивные психологи делали буквально все, чтобы испытуемые не смогли прибегнуть к своим обычным приемам запоминания материала.

Изменение такого отношения представителей ассоциатив­ной и когнитивной психологии к специальным приемам, облегчающим задачу запоминания, очень хорошо иллюстриру­ет высказывание Д. Нормана: «Сегодня мы склонны игнориро­вать эти приемы..., но мы не можем отрицать, что эти приемы действуют. В действительности, нам следовало бы с большей тщательностью рассмотреть процедуры, упрощающие работу по запоминанию, не только потому, что они могут оказаться полезными в жизни, но и потому, что секреты тех, кто практически занимается искусством запоминания, должны пролить некоторый свет на устройство и действие механизмов памяти. Безусловно, те вещи, которые нужно делать, чтобы легко заучивать материал, имеют некоторое отношение к способу действия информационных процессов»*.

Второй период исследования роли средств и специальных мнемотехнических приемов запоминания привел многих пси­хологов к убеждению, что без этих приемов не осуществляется деятельность запоминания. Миллер, Галантер и Прибрам отмечают, что стоит психологу задаться вопросом, что делает испытуемый при припоминании, станет ясно, что без анализа специальных приемов нельзя обойтись. Исходя из отсчетов испытуемых, можно вычленить по меньшей сере три наиболее распространенных приема запоминания. Первый из этих при­емов — замена бессмысленных слогов словами, а затем превращение слов в целые предложения. Второй прием изве­стен как «метод мест». Он заключается в том, что испытуе­мый расставляет объекты, которые ему нужно заучить, в различные физические места. Так, известный мнемонист Шерешевский, описанный А.Р. Лурией, превращал предлага­емые для запоминания слова в «образы», а затем «расставлял» эти образы на какой-нибудь знакомой дороге. Затем при воспро-

Норман Д. Память и внимание // Зрительные образы: феноменология и эксперимент / Отв. ред. В.П. Зинченко Душанбе, 1973. С. 195.

изведении он как бы совершал прогулку по городу и «нахо­дил» оставленные в разных местах улицы слова или слоги. Третий распространенный прием — это ритмическая группи­ровка. Все эти приемы облегчают процесс припоминания.

Та бесспорная роль, которую выполняют мнемотехнические приемы в запоминании, а именно — облегчение процес­са запоминания — как бы закрыла от внимания представите­лей ассоциативной и когнитивной психологии действительное значение внешних и внутренних средств в организации мнемического акта. Там, где представители указанных направле­ний усматривают лишь приемы, облегчающие запоминание, Л.С. Выготский и его последователи видят переход к принци­пиально новому типу приспособления человека к действитель­ности и соответственно к новому типу организации памяти. Дело не в легкости или сложности запоминания, а в том, что человек, используя вспомогательные средства как орудия осо­бого рода — «психологического орудия», — овладевает при их помощи своим поведением, переходит к преднамеренной про­извольной регуляции поведенческого акта. Л.С. Выготский, анализируя различные направления традиционной психологии (ассоцианизм, бихевиоризм), подчеркивает, что все они знали и исследовали лишь одну форму приспособления к действи­тельности, общую для животных и человека.

Существенной чертой этой формы приспособления являет­ся полная определяемость поведения стимуляцией. С перехо­дом же от естественного, подчиняющегося исключительно законам биологической эволюции, развития поведения к раз­витию поведения человека как социального существа меняют­ся и лежащие в основе поведения законы. Появляется новая черта в приспособлении человека к действительности — автостимуляция. Суть автостимуляции как нового регулятив­ного принципа заключается в социальной детерминации пове­дения, осуществляемой с помощью искусственно созданных стимулов — средств знаков. Человек не просто подвергается воздействию потока стимулов, к которым он пассивно приспо­сабливается. Он создает знаки и употребляет эти знаки в качестве особых орудий, посредством которых он овладевает своим собственным поведением. Поведение, опосредствуемое знаком, социально детерминируемое и произвольно регулиру­емо», Л.С. Выготский называет высшим поведением, или высшей психической функцией. Немалое значение в выделении специфики высших психических функций сыграли именно те факты, в которых ассоцианисты и когнитивные психологи видят лишь приемы, облегчающие запоминание.

Совершенно иное раскрывает в этих фактах Л.С. Выгот­ский: «Если вдуматься глубоко в тот факт, что человек в узелке, завязываемом на память, в сущности, конструирует извне процесс воспоминания, заставляет внешний предмет напомнить ему, то есть напоминает сам себе через внешний предмет и как бы выносит, таким образом, процесс запомина­ния наружу, превращая его во внешнюю деятельность, если вдуматься в сущность того, что при этом происходит, один этот факт может раскрыть перед нами все глубокое своеобра­зие высших форм поведения. В одном случае нечто запомина­ется; в другом — человек запоминает нечто. В одном случае временная связь устанавливается благодаря совпадению двух раздражителей, одновременно воздействующих на организм; в другом — человек сам создает с помощью искусственного сочетания стимулов временную связь в мозгу.

Самая сущность человеческой памяти состоит в том, что человек активно запоминает с помощью знаков. О поведении человека в общем виде можно сказать, что его особенность в первую очередь обусловлена тем, что человек активно вмеши­вается в свои отношения со средой и через среду изменяет свое поведение, подчиняя его своей власти»*.

Так описывает Л.С. Выготский основные особенности лю­бой высшей психической функции, в том числе и высшей формы запоминания. Но между описанием предполагаемых и вычленяемых в ходе анализа особенностей высших форм поведения и их исследованием пролегает целая пропасть. Чтобы перебросить через нее мост, необходимо, по меньшей мере, сделать две следующие вещи: а) попытаться на различ­ном этническом материале рассмотреть этапы развития вы­сших форм запоминания в истории человечества — в социогенезе; б) провести экспериментальное исследование, на основе которого можно было бы изучить судьбу высших форм запо­минания в онтогенезе. Эти две взаимодополняющие задачи и были решены в исследовании А.Н. Леонтьева.

А.Н. Леонтьев, анализируя историко-культурные и этно­графические факты, описывает тот путь, который проходит развитие памяти от своих низших биологических форм, от непосредственной памяти, до высших специфических челове­ческих форм, до опосредствованной памяти.

Вслед за Выготским А.Н. Леонтьев видит основную специ­фическую черту высшей формы памяти в ее опосредствован­ном характере. Он приводит пример использования австра­лийцами так называемых «жезлов вестников», в качестве специальных пособий для памяти. «Одна лишь огромная сила впечатления..., — отмечает А.Н. Леонтьев, — не в состоя­нии, конечно, гарантировать всплывание нужного воспомина­ния в тот самый момент, когда послание (которое должен передать вестник. — А.А.) должно быть передано. Для того чтобы воскреснуть, механически удержанные памятью следы должны через какое-нибудь общее звено вступить в естествен-

* Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1983. Т. 3. С. 85 — 86.

ную связь с данной ситуацией; вот это-то общее звено и не может быть гарантировано, когда оно не создается заранее в самом процессе запоминания... Как поступает австралийский вестник, когда ему нужно обеспечить надежное воспроизведение в нужную минуту соответствующего послания? Нанося на свой жезл зарубки, он как бы искусственно создает это необходи­мое общее звено, соединяющее настоящее с некоторой буду­щей ситуацией; сделанные зарубки и будут служить ему тем выполняющим функции средства запоминания промежуточ­ным стимулом, с помощью которого он таким образом, овладе­вает своей памятью...

Активное приспособление к будущему и есть такой непря­мой акт, структура которого является специфической имен­но для высшего поведения человека» (подчеркнуто мной. — А.А.).* Опять мы встречаемся с мыслью, что память есть активное приспособление к будущему, но в ином контексте. Здесь отмечается, что «стимул — средство» готовится заранее для извлечения необходимой информации из памяти в нуж­ный момент. То есть, во-первых, приспособление к будущему протекает как произвольное действие; во-вторых, акт приспо­собления к будущему является непрямым опосредствованным актом по своей структуре; в-третьих, такого рода вспомога­тельный стимул как «жезл вестника» представляет собой изобретение, присущее человеку определенной культуры. Предвосхищение будущего как принцип организации памяти, присуще и животным, но указанные выше черты приспособле­ния к будущему свойственны человеку и только человеку. Специфической особенностью высшей человеческой памяти является применение стимулов — средств не только для организации запоминания, но и для преднамеренной органи­зации деятельности забывания. Существует немало примеров преднамеренного употребления стимулов — средств для забы­вания. Остановимся, вслед за А.Н. Леонтьевым, на одном из них. В одном мексиканском племени женщины, чтобы прове­сти сбор определенной породы кактуса, должны избавиться, «очиститься» от грехов. Если хоть один грех будет забыт во время исповеди, то женщину постигнет неудача. «Так как это очень важно, то каждая женщина изготовляет для себя особую веревочку, на которой она для памяти завязывает узелок на каждого любовника. Она приносит с собой в храм эту веревочку, и, стоя перед огнем, поднимает ее высоко, чтобы узелки были отчетливо видны. По окончании исповеди она бросает веревочку в огонь...»**. Бросая веровочку в огонь, она разрушает тот стимул, который был предназначен для извле­чения грехов из памяти и, тем самым, овладевает собствен-

* Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1981. С. 438. ** Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики, с. 441 — 442.

ным процессом забывания. Все указанные выше особенности отличают высшую память человека от его низшей биологиче­ской памяти.

Развитие высшей опосредствованной памяти идет по двум линиям. Одна из этих линий — это линия развития и усовершенствования средств запоминания в форме действую­щих извне раздражителей. Двигаясь по этой линии, мы раскрываем социогенез памяти — историю становления пись­менности, превращение внешних мнемотехнических знаков в письменные знаки.

Специальный интерес представляет другая линия развития высших форм памяти, а именно линия превращения внешних средств запоминания во внутренние средства. Ее анализ приводит к раскрытию механизма высшей логической волевой памяти человека. Уже простые наблюдения показывают, что в качестве средств запоминания могут выступить не только специально изготовленные средства вроде письменных знаков, но и малоспециализированные средства, например, узелки на память, зарубки, и даже органы нашего тела и наши собст­венные действия. Человек может сказать себе: как только я возьму шляпу, я тотчас должен позвонить такому-то человеку. «Чем же отличается эта форма опосредствования своего запо­минания от описанных нами раньше приемов? — спрашивает А.Н. Леонтьев. — Прежде всего тем, что стимул — средство, то есть соответствующее действие внешне отсутствует в тот момент, когда между ним и объектом запоминания устанавли­вается связь, определяющая функцию этого стимула. Запоми­нающий лишь представляет себе то действие, которое должно произойти, то есть у него имеется лишь внутренний след от его предшествующего опыта. Таким образом, исходная связь запоминаемого материала устанавливается здесь с некоторым внутренним элементом предшествующего опыта, который и выполняет в этой операции запоминания инструментальную функцию. Стимул — средство, прежде действовавший в форме внешнего раздражителя, замещается внутренним стимулом-средством...

Такое опирающееся на систему внутренних стимулов-средств запоминание представляет собой сравнительно поздний этап развития памяти»*.

Тут мы вплотную подошли к основной идее гипотезы А.Н. Леонтьева о развитии памяти в онтогенезе человека. Согласно этой гипотезе развитие высших форм запоминания происходит на основе перехода от натурального запоминания к опосредст­вованному запоминанию. Эта гипотеза и была подвергнута экспериментальной проверке.

Общий методический прием данного экспериментального

Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики, с. 446.

исследования заключался в следующем: испытуемому предла­галось два ряда стимулов: один ряд стимулов, например, ряд слов или бессмысленных слогов испытуемый должен был запомнить, другой ряд стимулов, «стимулов-средств», испыту­емому предлагалось использовать в качестве средств для запоминания тех стимулов, которые были в основном ряду. В качестве стимулов-средств использовались карточки с изобра­жениями различных предметов. Испытуемый для запоминания того или иного слова выбирал карточку, связанную с этим словом, чтобы впоследствии, опираясь на нее как на стимул-средство, воспроизвести соответствующую информацию. Сле­дует подчеркнуть, что содержание карточек-картинок не сов­падало с содержанием слов, подлежащих запоминанию. Мы не будем останавливаться на детальном описании этого изве­стного исследования, а перечислим лишь наиболее значимые результаты и выводы. Было установлено, что на первых ступенях интеллектуального развития ребенка способность к опосредствованному запоминанию довольно низкая. Введение стимулов-средств не изменяет у умственно отсталых детей и у дошкольников эффективности запоминания, то есть эффектив­ность запоминания значимо не различается в серии со стимулом-средством и серии без стимула-средства. Интересно отметить, что умственно отсталые дети способны установить ассоциации предъявляемых в основном ряду слов с картинками, но не способны использовать эти картинки как вспомогатель­ные средства при воспроизведении. Следовательно, развитие опосредствованного запоминания не совпадает целиком с раз­витием элементарных ассоциаций. Использование карточки в качестве средства, и, тем самым, превращение запоминания в опосредованную операцию и установление ассоциации с карточкой — принципиально отличные процессы.

На более высокой ступени развития у школьников введение карточек резко повышает число удержанных в памяти слов, то есть использование вспомогательного средства существенно расширяет естественные границы памяти. Казалось бы, что у студентов эффективность запоминания при использовании вспомогательных средств будет еще более значимо выражена по сравнению с запоминанием без вспомогательных средств. Однако у взрослых испытуемых коэффициенты запоминания в обеих основных сериях сглаживаются. Как же объяснить подо­бные результаты? А.Н. Леонтьев дает следующий ответ на этот вопрос: «...употребление внешнего средства, превращающего непосредственные акты запоминания в акты опосредствован­ные, инструментальные, тем самым создает предпосылки и к употреблению внутренних средств памяти, и эффективность запоминания в первой серии опытов начинает также возра­стать вследствие постепенного перехода его в запоминание опосредствованное. Таким образом, у наших взрослых испытуемых мы встречаемся с опосредствованнным запоминанием уже во всех сериях опытов».* Различие между сериями состоит лишь в том, что во второй основной серии взрослый испытуемый опирается на внутренние приемы и элементы опыта, в то- время как в третьей серии он опирается на внешние средства.

Итак, благодаря исследованию А.Н. Леонтьева, перед нами возникает сложная картинка развития памяти в онтогенезе. На первом этапе развитие памяти происходит как развитие есте­ственной способности к запечатлению и воспроизведению. В течение этого этапа человек пользуется памятью, а не господ­ствует над ней. На смену первого этапа — непосредственной памяти — приходит этап опосредствованной памяти. Дети раннего школьного возраста при помощи внешних средств овладевают собственной памятью. Использование внешних средств радикально изменяет структуру акта запоминания. Появление опосредствованной памяти означает, что использо­вание прошлого опыта принимает новую форму: наше поведе­ние освобождается из-под слепой власти автоматического стихийного воздействия прошлого. Ребенок раннего школьного возраста, говоря словами Выготского, уже не просто пользует­ся памятью, а начинает господствовать над ней. На третьем этапе — высшей волевой логической памяти — внешние средства «вращиваются», становятся внутренними средствами управления памятью. В качестве таких внутренних средств могут выступать элементы опыта человека, которые начинают использоваться в особой инструментальной функции. Для высшей опосредствованной памяти человека характерно именно то, что субъект использует различные внутренние мнемотехнические приемы и средства для того, чтобы гарантировать успеш­ность воспроизведения подлежащего запоминанию материала.

Итак, мы вновь вернулись к мнемотехническим приемами специальным средствам запоминания, но роль этих средств и приемов в запоминании открылась в совершенно ином свете. За фактом использования внешних и внутренних средств стоит, как это было показано выше, присущий лишь человеку регулятивный принцип памяти. Этот принцип свойствен как мнемонистам, так и все людям. Однако у мнемонистов эти «вращенные» внешние средства как бы вновь выносятся наружу, становятся объектом специальной кропотливой работы по осознанию этих приемов и расширению их арсенала. Обычный же человек использует эти средства уже стихийно, то есть он господствует над памятью, не замечая своего господства. Таким образом, фундаментальный принцип орга­низации человеческой памяти — принцип использования внешних и внутренних средств для овладения памятью —

Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики, с. 461.

позволяет объяснить и такой узкий специфический феномен как феноменальная память мнемониста. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что на принципе использования внутрен­них и внешних средств основывается грандиозная по своей сложности работа человеческой памяти.

Литература

Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1983, т. 3, с. 368. Леонтьев А.Н. Развитие высших форм запоминания. — В кн.: Леон­тьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1984, с. 436 — 480.

Лурия А.Р. Маленькая книжка о большой памяти. М., 1968, с. 88.