Горгий: истоки тоталитарного манипулирования?

Истоки манипулирования без труда находят в концепции софистической риторики легендарного Горгия из Леонтины. Речь идет не столько о логических уловках, о знаменитых софизмах, придуманных греками на заре риторики, сколько о самом принципе скрытого речевого воздействия, принципе суггестии, как называют сегодня манипулирование, когда хотят смягчить его сущность. Вопрос, однако, в том, насколько то, что предложила школа софистов, похоже на тоталитарную риторику.

Эффект скрытого воздействия на слушателя Горгий видел в чарующей речи [14]. Именно подобному очарованию поддалась, как утверждал сам ритор, Елена Прекрасная, что, по его мнению, снимало с нее ответственность за супружескую измену и Троянскую войну. Отметим сразу же две черты, которые отличают риторику Горгия от современного манипулирования.

Во-первых, Горгий не опирался на категорию номинативности, которая оставляет самую суть тоталитарной риторики и тех манипулятивных приемов, которыми пользуется обычная политическая и коммерческая риторика. Именно разбору этой категории посвящены работы «оруэлловского» направления, разоблачающие технологию манипулирования. Ср.: «Основная мысль этих работ [имеются в виду работы Циммермана и Грайфенхагена [15]] – «кто называет вещи, тот овладевает ими». Эта же мысль является центральной и для англоязычной лингвистики [даются ссылки на указанные выше работы Болинджера, Вайнриха и Блакара]» [16]. Горгий подобного принципа не провозглашал, что было бы и неуместно в контексте античной мысли, близкой к тому, чтобы понять его буквально [17]. Во всяком случае Горгий не делал откровенной ставки на номинативность.

Во-вторых, Горгий был бесконечно далек от тупой итеративности, на которой держится воздействующая сила рекламы [18]. Очарование слова состояло для него не в том, чтобы повторять его бесчисленное количество раз через отсутствующие в Древней Греции динамики. Похоже, что единственным в своем роде примером итеративного воздействия, выходящего за пределы конкретной речевой манифестации, была повторяемая Катонном фраза о Карфагене, но это было почти на полтысячелетия позже.

Вот характерный отрывок из современного текста о Горгии. Обратим внимание на то, что две приведенные фразы стоят рядом: «Риторика Горгия провозгласила автономию слова, он обратил внимание на то, что слово имеет силу в конструировании нашей жизни, оно является носителем убеждения, верования, внушения. Горгий открыл эстетическую ценность слова» [19]. Если бы речь шла о современном манипуляторе, второе предложение было лишним или его появление требовало бы особых комментариев. В то время как первое предложение можно оставить без изменения.

Тем не менее Гогрий использовал средства внушения. Три фигуры, называемые горгианскими, касаются ритмической структуры текста и идеально подходят для гипнотического заговаривания неискушенного в критике, но обладавшего художественной впечатлительностью слушателя. Это исоколон, гомеотелевтон и антитеза.

Исоколон есть равенство колонов, т.е. частей высказывания. «Поэзию я считаю и называю речью, имеющей мерность; от нее исходит к слушателям и страх, полный трепета, и жалость, льющая слезы, и страсть, обильная печалью», - говорит Горгий в «Похвале Елене». «Страх», «жалость» и «страсть» со своими определениями образуют три равных колона.

Учение о ритмико-синтаксической стороне речи навсегда осталось самой неразвитой частью древней риторики. Очень широкое определение периода у Аристотеля, трактат Дионисия Галикарнасского «О соединении имен» [20] – все это не складывалось в законченную теорию. Для риторики периода демократических институтов такие фигуры не были актуальны, и в трактатах горгианские фигуры занимали периферийное место. Они слишком искусственно выглядят, они уместны либо в торжественных речах вроде речи Горгия о победителях на состязании, либо в декламациях вроде декламации Горгия о Елене, либо, в еще большей мере, в формальных упражнениях эпохи заката античной цивилизации. Зрелая риторика, предполагающая словесное состязание людей, не обладающих никакими преференциями и связавших свою судьбу с исходом словесных баталий, будет чуждаться нарочитой симметрии. Зато декоративная риторика, будь то декорум-риторика времен Ломоносова [21] или сталинское «плетение словес» пронизано горгианскими фигурами, и в частности исоколонами.

Гомоетелевтон – равенство окончаний частей колона. Попросту – рифма в конце отрезков речи, соизмеримых ритмически и синтаксически. Например, у Горгия в той же речи: «…ежели похвальны они – хвалою почтить, ежели непохвальны – насмешкой сразить».

Греки различали гомеоптотон, когда совпадают падежи или иные грамматические формы, и гомеотелевтон, когда совпадение форм приводит к созвучию окончаний. В древнерусской традиции стихотворная рифма выросла именно из этого приема. Нарочитость гомеотелевтона бросается в глаза еще сильней, чем нарочитость исоколона.

Антитеза – избыточное словесное построение, сегодня соотносимое с амплификациями. Это, как известно, противопоставление, однако виды антитезы настолько разняться функционально, что ее трудно накрепко связать с другими горгианскими фигурами. Но обычная антитеза (не диафора, не парадиастола [22]), сопровождающая параллелизм синтаксических конструкций, вполне вписывается в этот ряд.

Функционально близки к горгианским фигурам всевозможные симметричные повторы, например комбинация анафоры и эпифоры. Такими фигурами, в частности, насыщены речи Сталина, выдержанные в горгианском духе и носящие в большей степени декоративный, чем аргументативный характер.

Сталин, однако, был исключением среди советской номенклатуры и по положению, и по своему семинаристскому прошлому (источнику горгианства в его случае). Обычно же манипулятивная риторика далеко не так красочна [23].

Вообще говоря, проблема расподобления манипулятивного (скрыто воздействующего) и убеждающего (связанного с прояснением мысли) в риторической фигуре никогда и никем, как это ни удивительно, не ставилась. Что же касается соотношения манипулятивного и изобразительного в тропах, здесь кое-что сделано, и мы коснемся этого вопроса уже в следующем параграфе. Отметим, что для риторики тоталитарной манипулирование с помощью фигур большого значения не имеет. А вот манипулирование с помощью тропов и символизация действительности – один из главных приемов тоталитарной риторики.

Горгия, таким образом, нельзя рассматривать, как прямого предшественника современных манипуляций. Ему принадлежит лишь общая концепция манипулятивного воздействия, но предложенные им самим средства, как и вообще редакция этой концепции, тесно связанной с представлением о прекрасном, к тоталитарной риторике прямого отношения не имеют. Манипулирование горгианского типа не является ее ведущей чертой.