Не поможет

Сейчас, когда мы входим в кризис, возрос интерес к причи­нам краха СССР, к которому не­посредственно привела пере­стройка. В СМИ часто прово­дится аналогия между нынеш­ним кризисом и падением цен на нефть в 1986 г. На мой взгляд, эта аналогия – фаль­шивка. Не существует никакого подобия между процессом унич­тожения СССР и актуальными процессами в мировой системе и на постсоветском простран­стве. Это две совершенно раз­ные системы. Даже нет смысла спорить об этом.

Однако разобраться в системе «крах СССР» нам необходимо: те сдвиги в сознании, кото­рые раз­рушили духовную основу СССР, не были скорректированы после его гибели и теперь они делают беспомощными уже граждан постсоветской России.

На мой взгляд, будет полезен разбор частной и простой мето­дологической диверсии 80-х го­дов, чтобы затем показать, что структура этой диверсии ис­пользуется и в подрыве боль­шого числа фундаментальных основ нашего мировоззрения. Итак, сначала вводная нагляд­ная часть (простой пример).

Одной из важных «глав» про­паганды реформы (деиндуст­риализации России) была и ос­тается дискредитация политики ускоренного развития металлур­гии и увеличения металличе­ского фонда страны. Успех этой пропаганды имел большие по­литические и даже геополитиче­ские последствия. Но главное – принципиальные изменения в мировоззрении населения и особенно молодежи.

В частности, в 1980-е годы в массовое сознание была вне­дрена психология «общества потребления». Доводы были та­ковы: раз СССР по годовому объему производства прибли­зился к уровню Запада, то мы можем и имеем право перейти к показателям потребления, как на Западе. А тридцатилетний молокосос рассуждал: наш МИГ-29 не хуже американских «фан­томов» – значит, я имею право ездить на «фольксвагене», а не на «ведре с гайками» с ВАЗа.

А.Н. Яковлев в 1988 г. призы­вал: «Нужен поистине тектони­ческий сдвиг в сторону произ­водства предметов потребле­ния». Очевидно, для этого надо было изменить экономику и со­циальный строй по типу запад­ного, а также ликвидировать СССР.

Эти доводы оказались силь­нее, чем довод, казалось бы, гораздо более очевидный: «же­лезо – фундамент цивилиза­ции». Издавна показателем раз­вития страны является накоп­ленный в ней металлический фонд. С.Г. Струмилин писал: «С полным основанием можно кон­статировать, что современная мировая материальная культура строится на этой базе, дости­гающей 5,5 млрд. т накоплен­ного металлического фонда».

Каково же было положение СССР со сталью? Все хозяйство страдало от острого дефицита металла.

Напомним, что динамику про­изводства стали:

– в 1913 г. произведено 4,2 млн т;

– в 1940 г. в СССР 18,3 млн т;

– в 1960 г. 65 млн т;

– в 1970 г. 116 млн т;

– в середине 80-х ста­бильный уровень около 160 млн т.

Тогда и возник миф об «из­бытке стали». Действительно ли надо было так наращивать про­изводство стали?

Ведущие экономисты-рефор­маторы (включая академиков РАН) утверждали: «Мы произ­водим и потребляем стали в 1,5-2 раза больше, чем США». Это подлог, элемент методоло­гической диверсии. В экономи­ческой науке уже с середины XIX века четко различались по­нятия «потока» ресурсов и «фонда» или «запаса» ресурсов (stock). Их ввел У.С. Джевонс в книге «Угольный вопрос» (1865), в которой он дал прогноз запа­сов и потребления угля в Вели­кобритании до конца ХIХ века. Очевидно, даже в рамках про­стого здравого смысла, что го­довое производство стали – это «поток», прирост запаса, а «по­требляем» мы весь действую­щий в хозяйстве металл. Точно так же, как живем мы в домах, построенных за многие десяти­летия, а не только за последний год. Может ли экономист не различать две категории – жи­лищный фонд в 1990 г. и ввод в действие жилья в 1990 г.?

Каков же был металлический фонд Российской империи, а за­тем СССР?

В 1911 г. он был равен 35 млн т. Прирастать он начал с 1924 г. и достиг к концу 1932 года 55-60 млн т. К началу 1941 г. в СССР было 118-124 млн т.

За время войны металличе­ский фонд СССР понес боль­шой ущерб, но разруху преодо­лели быстро, и к концу 1950 г. металла в СССР было в 1,5 раз больше, чем до войны. До конца 60-х годов увеличивался разрыв в величине металлического фонда СССР и США. Но нако­нец СССР обогнал США по при­росту, и в 1973 г. металлический фонд СССР достиг 1 млрд т.

Таким образом, металличе­ский фонд на душу населения СССР вырос с 300 кг в 1920 г. до 3700 кг на 1 января 1972 г. С этой базы и началось развитие тех трех пятилеток, программу которого во время перестройки высмеивали как абсурдную и ненужную, сравнивая СССР и США. Каков же был металличе­ский фонд у США?

В 1920 г. металлический фонд СССР составлял 40 млн т, а США – 476 млн т ­– металла у нас было в 12 раз меньше, чем в США! В 1970 г. металлический фонд США составлял 1639 млн т, а в СССР 857 млн т. На душу населения в СССР приходилось 3,7 т металла, а в США 8,0 т.

К 1980 г. СССР приблизился к размерам того фонда, которым США располагал в 1970 г. Этот рост сорвали реформой. При этом в СССР металлоемкость основных фондов объективно должна была быть существенно выше, чем в США – из-за боль­ших расстояний, климатических условий (как в сельском хозяй­стве и строительстве), из-за геологических условий залега­ния главных полезных ископае­мых.

Таким образом, в 1950 г. СССР имел металличе­ский фонд в размере 160-180 млн. т, и чтобы к 1970 г. стать по этому показателю развитой промышленной страной, пришлось осуществить форсированную про­грамму развития метал­лургии. Чтобы в усло­виях такой программы устроить «общество по­требления», треть насе­ления должна была буквально вырвать кусок хлеба у осталь­ных соотечественников. Неу­жели это было трудно понять в 80-е годы? Понять-то было не трудно, но у влиятельной части общества шкурные интересы и ненависть затмили разум. Но и сейчас мало кто думает, какой ценой сейчас оплачен «достой­ный уровень потребления» для 40% населения.

Теперь от металлургии перей­дем к более обширной про­блеме­ – к разнице масштаба национального богатства Рос­сии и Запада, накопленного, скажем, за последнее тысяче­летие. Не будем пока даже учи­тывать тот факт, что последние четыре века Запад вывозил бо­гатства из ¾ Земли, которую удалось превратить в колонии и полуколонии.

Даже если взять только хорошо описан­ное в истории время с Х по XIX век, то станет очевидно, что практиче­ски все богатство Рос­сии создавалось сель­скохозяйственным тру­дом крестьянства. Так давайте сравним ус­ловия земледелия и главный показатель этого хо­зяйства – урожайность зерно­вых.

В ХIV веке в Англии и Фран­ции поле вспахивали три-четыре раза в год, в ХVII веке четыре-пять раз, в ХVIII веке ре­комендовалось производить до семи вспашек. Это улучшало структуру почвы и избавляло ее от сорняков. Главными усло­виями для такого возделывания почвы был мягкий климат и стальной отвальный плуг, вве­денный в широкий оборот в ХIV веке. Возможность пасти скот практически круглый год и высо­кая биологическая продуктив­ность лугов позволяла держать большое количество скота и обильно удобрять пашню (во многих местах Европы имелась даже официальная должность инспектора за качеством на­воза).

А в 1910 г. в России в работе было 8 млн. деревянных сох, более 3 млн. деревянных плугов и 5,5 млн. железных плугов.

Вот что пишет об условиях России академик Л.В. Милов:

«Главным же и весьма небла­гоприятным следствием нашего климата является короткий ра­бочий сезон земледельческого производства. Так называемый беспашенный период, когда в поле нельзя вести никакие ра­боты, длится в средней полосе России семь месяцев. В таких европейских странах, как Англия и Франция, “беспашенный” пе­риод охватывал всего два ме­сяца (декабрь и январь).

Столетиями русский крестья­нин для выполнения земле­дельческих работ (с учетом за­прета на труд по воскресеньям) располагал примерно 130 сут­ками в год. Из них около 30 су­ток уходило на сенокос. В итоге однотягловый хозяин с семьей из четырех человек имел для всех видов работ на пашне (ис­ключая обмолот снопов) лишь около 100 суток. В расчете на десятину (около 1 га) обычного крестьянского надела это со­ставляло 22-23 рабочих дня (а если он выполнял полевую барщину, то почти вдвое меньше).

Налицо колоссальное разли­чие с Западом. Возможность интенсификации земледелия и сам размер обрабатываемой пашни на Западе были неизме­римо больше, чем в России. Это и 4-6-кратная пахота, и много­кратное боронование, и дли­тельные “перепарки”, что по­зволяло обеспечить чистоту всходов от сорняков, достигать почти идеальной рыхлости почвы и т.д. В Парижском регионе затраты труда на десятину поля под пшеницу составляли около 70 человеко-дней. В условиях рос­сийского Нечерноземья земле­делец мог затратить на обра­ботку земли в расчете на деся­тину всего 22-23 дня (а барщин­ный крестьянин – вдвое меньше). Значит, если он стре­мился получить урожай на уровне господского, то должен был выполнить за 22-23 дня объем работ, равный 40 чело­веко-дням, что было невоз­можно даже путем чрезвычай­ного напряжения сил всей се­мьи, включая стариков и детей...

По нормам XIX в. для ежегод­ного удобрения парового клина нужно было иметь 6 голов круп­ного скота на десятину пара [то есть 12 голов на средний двор – С.К-М]. Поскольку стойловое содержание скота на основной территории России было не­обычайно долгим (198-212 су­ток), то, по данным XVIII-XIX вв., запас сена должен был состав­лять на лошадь – 160 пудов, на корову – около 108 пудов, на овцу – около 54 пудов… Однако заготовить за 20-30 суток сено­коса 1244 пуда сена для одно­тяглового крестьянина пустая фантазия… Факты свидетельст­вуют, что крестьянская лошадь в сезон стойлового содержания получала около 75 пудов сена, корова, наравне с овцой, – 38 пудов. Таким образом, вместо 13 кг в сутки лошади давали 6 кг, корове вместо 8 или 9 кг – 3 кг и столько же овце. А чтобы скот не сдох, его кормили соло­мой. При такой кормежке удоб­рений получалось мало, да и скот часто болел и издыхал» [Милов Л.В. Природно-кли­матический фактор и особенно­сти российского исторического процесса].

Какова же была урожайность на Западе и в России? Ф. Бро­дель приводит множество доку­ментальных сведений. В име­ниях Тевтонского ордена в Пруссии урожайность пшеницы с 1550 по 1695 г. доходила до 8,7 ц/га, в Брауншвейге была 8,5 ц/га, в хороших хозяйствах во Франции с 1319 по 1327 г. пше­ница давала урожаи от 12 до 17 ц/га (средний урожай сам-во­семь). В 1605 г. французский обозреватель сельского хозяй­ства писал о средних урожаях: «Хозяин может быть доволен, когда его владение приносит ему в целом, с учетом плохих и хороших лет, сам-пять – сам-шесть» [Ф.Бродель. Структуры повседневности].

В целом по Англии дается та­кая сводка урожайности зерно­вых: 1250-1499 гг. 4,7:1; 1500-1700 гг. 7:1; 1750-1820 гг. 10,6:1. Такие же урожаи были в Ирлан­дии и Нидерландах, чуть ниже во Франции, Германии и Скан­динавских странах. Итак, с ХIII по ХIХ век они выросли от сам-пять до сам-десять. Какие же урожаи были в России? Читаем у Л.В. Милова:

«В конце XVII в. на основной территории России преобладали очень низкие урожаи. В Ярославском уезде рожь давала от сам-1,0 до сам-2,2. В Костром­ском уезде урожай­ность ржи колебалась от сам-1,0 до сам-2,5. Более надежные све­дения об урожайности имеются по отдельным годам конца XVIII в.: это сводные погуберн­ские показатели. В Московской губернии в 1788, 1789, 1793 гг. средняя по всем культурам урожайность составляла сам-2,4; в Костромской (1788, 1796) – сам-2,2; в Тверской (1788-1792) средняя по ржи сам-2,1; в Новгородской – сам-2,8».

Мы видим, что разница колос­сальная – на пороге ХIХ века урожай в России сам-2,4! В четыре раза ниже, чем в Западной Европе. Надо вду­маться и понять, что эта раз­ница, из которой и складыва­лось «собственное» богатство Запада (то есть полученное не в колониях, а на своей земле), на­капливалась год за годом в течение тысячи лет. Величина этого преимущества с трудом поддается измерению.

А ведь в России и крестьянин, и лошадь работали впроголодь. Как пишет Л.В. Милов, в Древ­нем Риме, по свидетельству Ка­тона Старшего, рабу давали в пищу на день 1,6 кг хлеба (т.е. 1 кг зерна). У русского крестья­нина суточная норма собран­ного зерна составляла 762 г. Но из этого количества он должен был выделить зерно «на при­корм скота, на продажу части зерна с целью получения денег на уплату налогов и податей, покупку одежды, покрытие хо­зяйственных нужд».

Как известно, Запад делал инвестиции для строительства дорог и мостов, заводов и уни­верситетов главным образом за счет колоний. У России колоний не было, источником инвести­ций было то, что удавалось вы­жать из крестьян. Насколько прибыльным было их хозяй­ство? Л.В. Милов пишет:

«На этот счет есть весьма вы­разительные и уникальные дан­ные о себестоимости зерновой продукции производства, веду­щегося в середине XVIII века в порядке исключения с помощью вольнонаемного (а не крепост­ного) труда. Средневзвешенная оценка всех работ на десятине (га) в двух полях и рассчитанная на массиве пашни более тысячи десятин (данные по Вологод­ской, Ярославской и Московской губерниям) на середину века составляла 7 руб. 60 коп. Между тем в Вологодской губернии в это время доход достигал в среднем 5 руб. с десятины при условии очень высокой урожай­ности. Следовательно, затраты труда в полтора раза превы­шали доходность земли… Взяв же обычную для этих мест скуд­ную урожайность (рожь сам-2,5, овес сам-2), мы столкнемся с уровнем затрат труда, почти в 6 раз превышающим доход» [Л. Милов. Земельный тупик: Из ис­тории формирования аграрно-товарного рынка в России].

Понятно, что в этих условиях ни о каком капитализме речи и быть не могло. Организация хо­зяйства могла быть только кре­постной, общинной, а затем колхозно-совхозной. Реформа Столыпина была обречена на неудачу по причине непреодо­лимых объективных ограниче­ний. Как, впрочем, и нынешняя попытка «фермеризации». Л.В. Милов делает вывод:

«Общий итог данного обзора можно сформулировать так: практически на всем протяже­нии своей истории земледель­ческая Россия была социумом с минимальным совокупным при­бавочным продуктом. Поэтому если бы Россия придержива­лась так называемого эволюци­онного пути развития, она нико­гда не состоялась бы как вели­кая держава… И в новейший период своей истории… в области аграрного производства Россия остается в крайне невыгодной ситуации именно из-за краткости рабо­чего периода на полях. По той же причине российский крестья­нин лишен свободы маневра, компенсировать которую может только мощная концентрация техники и рабочей силы, что, однако, с необходимостью ве­дет к удорожанию продукции… В значительной мере такое по­ложение сохраняется и поныне. Это объективная закономер­ность, которую человечество пока не в состоянии преодо­леть».

Но наши интеллектуалы, ко­торые проклинали колхозы, бездорожье, пятиэтажки – и хо­тели, чтобы им «сделали кра­сиво», как в Англии – всего этого не хотели слушать. Они со своей куцей логикой уже не могли этого освоить.

Что же мы при таком мышле­нии можем ждать от будущего?

http://sg-karamurza.

livejournal.com/204912.html

---------------------------------------------

= наша почта =