Юродивый Андрюша

Конечно же, неотъемлемой частью жизни нашего города в 50-60-х годах 20 века был юродивый Андрюша. Ни одни похороны и поминки не обходились без него. С собой в руке у него постоянно была белая сумочка, куда он складывал поминальные подаяния. Фамилия Андрюши была Тулупов, он жил с матерью где-то в северной части города, в районе старого кладбища. Мать Андрея Тулупова рассказывала людям, что будто бы Андрюша в детстве был обыкновенным нормальным ребенком, но что-то натворил дома, и когда лег спать, то в это время пришел домой отец, увидел, что он наделал, схватил ремень и начал бить его, сонного. Будто бы от испуга все эти искалеченные и сведенные судорогой ноги и руки остались у него на всю жизнь. Но, как мне кажется, все это выдумка матери. У Андрея от рождения был детский церебральный паралич, отсюда у него и умственная отсталость, и искривление одной ноги и руки. Раньше таких детей было очень мало, а тем более взрослых ребят. Андрей был единственным в нашем городе. В толковом словаре В.И. Даля сказано, что юродивыйэто «безумный, божевольный, дурачок, отроду сумасшедший; народ считает юродивых Божьими людьми, находя нередко в безсознательных поступках их глубокий смысл, даже предчувствие или предвидение». И еще одно пояснение В.И. Даля: «Дурак, дура от роду, малоумный, напустивший на себя дурь». Я никак не мог понять, что значит быть сумасшедшим и ничего не понимать, что тебе говорят люди. Я часто думал, что Андрей и ему подобные просто, как говорит В.И.Даль, «напустили на себя дурь». Так и жить легче, и спросу с тебя меньше. Я считал, что им очень серьезно надо сказать: «Ты что из себя Дурака строишь? Ты такой же, как и все! Прекрати дурить, одумайся и живи, как живут все. Думай своей головой, соображай, о чем тебя спрашивают, и отвечай разумно». Что-то подобное я хотел сказать и Тулупову Андрею, чтобы ему от моей речи толкнуло в мозги и он очнулся от этой дурости истинной или мнимой. И я стал искать встречи с Андреем, чтобы все это сказать ему.

И однажды такой случай выпал. Я шел за чем-то в центр города и увидел впереди себя прихрамывающего Андрея. Он шел по улице Ленина, наверное, домой и перешел уже Петровскую площадь. Я ускорил шаг, чтобы догнать его. Когда уже было недалеко, я крикнул: «Андрей!» Он идет, не оборачивается и будто не слышит меня. Я еще раз крикнул: «Андрей!» Никакой реакции. Тогда я подумал, что Андреем его никто никогда не называл, и поэтому он не реагирует на это имя. И тут я крикнул, как звали его все: «Андрюша!» Он услышал меня, остановился, повернул голову и как-то недоверчиво, исподлобья посмотрел, словно волк на своего врага. Я догнал его и без всяких предварительных пояснений начал говорить: «Андрюша, ты что же это из себя дурака строишь? Одумайся и пойми, что ты такой же, как и все. Думай и соображай так, как и все люди». Он молча слушал меня, уставив как-то странно свой взгляд в мои ноги, а потом произнес: «А я знаю, где ты живешь». «Вот! - обрадовался я. - Он уже поразумному начал соображать». И скорее, чтобы у меня не исчезло это радостное предчувствие, я у него спросил: «Где?» «Там, где Ситнянская», - ответил он. «Ну, умница ты у меня! Ну, молодец!» - похвалил я его. Он заулыбался какой-то глупой, бессмысленной улыбкой. Да, я действительно жил около стадиона, а разговор у меня с ним происходил за Петровской площадью. Это более километра от моего дома. Точно было еще и то, что на нашей улице жила Ситнянская, которая ходила по приглашению родственников к умершим и читала над ними всю ночь священные книги. Видел ли меня когда-нибудь Андрюша на этой улице или нет - не знаю. Но я точно знаю, что я его здесь никогда не встречал. Возможно, это уже у него началось просветление разума.

Еще за несколько лет до этой встречи с Андреем и до выше написанного разговора с ним я учился в Павловском гидромелиоративном техникуме, был страстным фотолюбителем и постоянно носил с собой фотоаппарат. И, встретив как-то раз в городе Андрюшу, который шел со своей неразлучной белой сумочкой с поминок, я отдал товарищу фотоаппарат и попросил его, чтобы он сфотографировал меня с Андреем. Я его позвал, он остановился. Я стал ему показывать газету «Комсомольская правда» и разъяснять, что вышло новое постановление партии и правительства об очередном снижении розничных цен на промышленные и продовольственные товары. Когда он стал рассматривать газету, товарищ и сделал этот снимок. От всей жизни человека осталась только вот эта одна-единственная фотография. Когда она была уже сделана, я увидел Андрея в городе и говорю ему: «Андрюша, отнеси матери вот эту фотографию и покажи ее ей».

Он посмотрел, узнал себя и как раскричался на всю улицу: «Молодец! Молодец, что сделал! Понесу мамке, покажу, она будет рада!» Андрей кричал так громко, что посторонние люди подходили к нам, чтобы узнать, что тут случилось, и мне было от этого так неудобно. Узнав, в чем дело, они со смехом продолжали дальше свой путь.

В.И. Даль в своем словаре говорит, что разговоры с юродивыми или их появление в каких- либо местах люди связывали с предчувствием чего-либо нехорошего. Такое предчувствие павловчане связывали и с появлением Андрюши в каком-либо месте города. Если он искал какой-нибудь дом, то жильцы этого дома очень боялись потом, чтобы кто-либо из них не умер в ближайшее время.

Об Андрюше по городу ходило много разных анекдотов. Вот некоторые из них: «Пришел Андрюша в какой-то дом и спрашивает: «Где тут тетка померла, белый дом, новые ворота? Я поминать пришел». Женщина с испугом говорит ему: «Что ты, Андрюша! Бог с тобой, Христос с тобой! Она не померла, она болеет только!» Андрюша повернулся к двери и мрачным голосом говорит хозяйке: «Ну, пусть пока поболеет, а я на лавочке подожду».

За Андреем все время присматривала мать, пока была жива. А после ее смерти Андрея отправили в какой-то пансионат милосердия, где он и умер. Автор этой статьи обошел все райсобесы и больницы, но так и не смог узнать, куда отправили Тулупова Андрея.

13АПРЕЛЯ 1709 ГОДА- ВИВАТ ОСЕРЕЦКОЙ КРЕПОСТИ!

На протяжении последних двухсот лет историки и краеведы в печати время от времени поднимают вопрос о том, в какой именно день в апреле 1709 года Петр Первый ступил на нашу павловскую землю. Как краеведа меня тоже интересовал этот вопрос, и я давно занимался им, отыскивал и изучал специальную литературу, и теперь хочу высказать свое мнение, Основным источником, взятым мною во внимание, были, конечно же, «Походные журналы» Петра за 1706,1707,1708 и 1709 годы. Это поденные записи, которые вел летописец. Или писарь, или секретарь, как хотите его назовите, один из приближенных Петра, который постоянно следовал за ним во время его постоянных разъездов по России. Все эти журналы были переизданы в С-Петербурге в 1854 году. Нас особенно интересуют записи «Походного журнала» за апрель 1709 года. Именно в это время Петр совершал поездку из Воронежа в Азов и по пути заезжал в Осередскую крепость, которая по его спешному приказанию была заложена в апреле 1708 года. Проехать мимо и не посмотреть ее - было бы грехом со стороны его величества. Вот записи за апрель 1709 года из журнала Петра Первого: «А в 9-й день, пополудни, из Таврова поехали в путь рекою Доном, в Азов, на дву Руских бригантирах и на нескольких скомпавиях Италиянских. В Коротаяку Царское величество прибыл 11 дня по утру, а протчие бригантиры пришли в полдни и тут ночевали, а дожидались дву брегантир, которые назади остались. И по утру, то есть 12-го дня, не дождався тех брегантин, изволил отъехать паки в Свой путь. В 14 день проехали Донецкой первой казацкой город, который весь разорен и никакого жилья не было». «Походные журналы», 1709 год. С-Петербург, 1854 год, стр. 3-4.

Запись летописца в данном очерке воспроизводится в таком виде, в котором она была им записана в апреле 1709 года.

«И по утру, то есть 12 дня, не дождався тех брегантин, изволил отъехать паки в свой путь» (из Коротояка. - И.А.)

Это была последняя запись на пути к Осередской крепости. Что было потом - неизвестно, запись прерывается. Или летописец был болен, или все приближенные Петра «обмывали» новую крепость «по-царски», то есть с обильной выпивкой и криками «Виват Осерецкой крепости!» под нескончаемый грохот орудийных залпов, и очнулись только на другой день, когда проехали первый казацкий городок, и писарь опять стал вести свой походный журнал.

«В 14-й день проехали Донецкой первой Казацкой город, который весь разорен и никакого жилья не было». Это первая запись после 12 апреля. И по нашим расчетам, что бы там ни случилось в крепости: болел ли летописец, или его величество и приближенные были мертвецки пьяны, но в промежуток между числами 12 и 14 апреля 1709 года (всего один день) они находились в крепости, и больше нигде. Поэтому 13 апреля 1709 года по старому стилю мы считаем днем посещения Петром Первым Осередской крепости. И другого никак не может быть. Это наше окончательное мнение.

Этот перерыв в записях летописца невольно вызывает сомнение в наших рассуждениях. А не случилось ли так, что Петр Первый торопился скорее в Азов, проехал мимо и не заглянул в год тому назад по его же спешному приказанию заложенную крепость на Осереди на пути восставших донских казаков, которые стремились к Воронежу, чтобы сжечь строящиеся там корабли. Тогда и нам, говорили они, жить будет спокойнее: никто не будет посылать нас на лесоразработки, на стаскивание бревен лошадьми к берегам рек, на сплав по ним плотов к судоверфям и на другие подряды государственной повинности. Только бегство крепостных крестьян к донским казакам спасало их от этих каторжных повинностей: казаки не подчинялись ни государю, ни его чиновникам. Беглых крестьян невозможно было вернуть оттуда назад, к своим помещикам.

Чтобы рассеять наши сомнения в том, был ли Петр в Осередской крепости, есть одно неопровержимое доказательство. В известном «Письме обер-коменданту города Воронежа Степана Колычева к Петру от 7 августа о подыскании места для корабельной верфи в устье реки Осереды» говорится: «И оные ж жители сказывали, что самая великая вода была в прибытие вашего величествия и по отшествии вашем стояла де в одной мере дней з десять, и потом умалилась и вошла в береги меньше недели».

Если все это упростить и сказать современным языком, то получится: «И те же жители говорили, что самая большая вода (в Осереди. - И.А.) была в приезд вашего величества, и после вашего отъезда стояла в одной мере дней с десять, а потом убавилась и вошла в берега меньше, чем за неделю».

Факт пребывания Петра на Осереди нами доказан, определен и день, когда он впервые ступил на нашу землю. Теперь посмотрим, что говорят историки и краеведы прошлого и наших дней по этому вопросу.

Известный церковный историк и краевед архимандрит Димитрий Самбикин в 19 веке издал четыре выпуска «Указателей храмовых празднеств в Воронежской губернии». Выпуски 1- 4-й. Воронеж, 1884 год. В четвертом выпуске сделано подробное упоминание, когда Петр Первый был в Осередской крепости. Вот запись Димитрия Самбикина: «В апреле 1709 года Петр отправился из Воронежа в Азов и, плывя р. Доном, заехал в новоустрояемую крепость (с 21 апреля по 22-е)». Разумеется, даты приведены по старому стилю (И.А.). Но обратите внимание, что

14апреля Петр был уже на территории донских казаков, а 22 апреля он будет еще дальше, и в Осередской крепости он никак не мог быть. У Димитрия Самбикина в этих четырех выпусках о церквях столько ошибок, что и в дату пребывания Петра в нашей крепости не очень верится.

В статье нашего павловского автора Владимира Ефимовича Верещагина «На всех парусах» («Маяк Придонья», 20 апреля 2001 года) сказано: «6-7 мая 1709 года Петр Первый ступил на нашу землю и повелел...» Если в этом сообщении 6-7 мая даны по новому стилю (а я думаю, что так оно и есть), то отнимем 11 дней, и получим, что Петр посетил нашу крепость 25-26 апреля по старому стилю. Очень большое несовпадение с цифрой, которую утверждаем мы:

13апреля 1709 года, то есть на целых 13 дней. Но тут совсем неясно, как можно приехать в крепость один раз, а указать, что это было 25-26 апреля. Если только приехал 25, а выбыл 26 апреля, то это совсем иное дело.

В другой статье «Мой город родной» («Вести Придонья», 2004 год, 24 апреля) Владимир Ефимович при помощи расчета движения судов по р. Дон определил: «В любом случае 14 апреля 1709 года (по старому стилю) можем считать датой прибытия Петра на наш берег».

Но мы не считаем эту дату абсолютно верной, потому что далее летописец в «Походном журнале» за апрель 1709 года сделал уже известную нам запись: «В 14 день проехали Донецкой первой казацкий городок, который весь разорен и никакого жилья не было».

(«Походные журналы», 1709 год, С-Петербург, 1854 год, стр. 3-4). Как же мог Петр Первый «в любом случае 14 апреля 1709 года» быть в Осередской крепости, когда он этого числа уже был на земле донских казаков?

Следовательно, подсчет, произведенный Владимиром Ефимовичем, неправильный и не соответствует точной записи летописца. И эта дата приезда Петра в наши края отпадает. Потому что она неверна.

В книге Л.В. Кригер и Г.А. Чеснокова «Архитектура исторических городов Воронежской области» (Центр духовного возрождения Черноземного края. Воронеж. 2002 г.) по интересующему нас вопросу (о пребывании Петра Первого в Осередской крепости) сказано: «И когда государь в 1709 году (в июне) плывши из Воронежа рекою Доном к Азову, заехал в оную, то столько пленился местным положением ее, что решил с тех пор перевесть туда же Воронежскую и Тавровскую верфь к сей крепости» (стр. 223). Авторы книги не уточняют день приезда царя в Осередскую крепость, а ограничиваются общим упоминанием - в июне.

Но, как мы знаем, Петр ехал по Дону в половодье, а в июне у нас давным-давно никакого половодья не бывает. Так что июнь тут вообще неприемлем.

Из всего сказанного только 13 апреля 1709 года, по нашему мнению, абсолютно верная дата, и ее мы считаем днем первого пребывания царя Петра на наших берегах.

Не где ей быть, а как ей быть.

В книге Л.В. Кригер и Г.А. Чеснокова «Архитектура исторических городов Воронежской области» кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России ВГУ Александр Николаевич Акиньшин делает справедливое замечание, что в годах по поводу закладки Осередской крепости есть некоторые разночтения. Так, Евгений Болховитинов и ряд других авторов пишут, что в апреле 1708 года по спешному указанию Петра Первого крепость на Осереди была

Уже заложена. Между тем, в хорошо известном нам, воронежским краеведам, письме обер-ко- менданта города Воронежа Степана Колычева к Петру I от 7 августа 1709 года о подыскании места для корабельной верфи в устье реки Осереди говорится о том, «как быть крепости и другой линии». Выходит, что крепости в августе 1709 года еще не было, когда другие авторы считают, что она была заложена еще в апреле 1708 года.

Мне хотелось бы высказать свою точку зрения по этому вопросу, основываясь на уже упомянутом письме Степана Колычева, а также на других распоряжениях Петра I.

Когда на Дону поднялось восстание донских казаков под предводительством Кондратия Булавина и появилась явная угроза уничтожения в Воронеже строящихся там кораблей, то Петр вспомнил о местности в устье реки Осереди, которую он видел во время азовских походов, когда он проплывал рекой Доном, и решил там заложить крепость.

Помимо опасности для Воронежа донское казачество могло нанести серьезные разрушения и всем строениям в устье реки Осереди. В 1708 году там имелись «заведения для постройки кораблей и другие принадлежащие к тому строения... в значительном объеме». (Ласковский Ф. «Материалы для истории инженерного искусства в России. Часть 2. Опыт исследования инженерного искусства в царствование императора Петра Великого». СПб., 1861 г., стр. 484).

Это и заставило Петра отослать срочное распоряжение в Воронеж адмиралу Ф.М. Апраксину, чтобы тот, «не мешкав, с большой поспешностью» приступил к закладке крепости при впадении реки Осереды в Дон. И крепость в 1708 году была заложена. Но это было примитивное, сделанное наспех сооружение, так как в нем была крайняя необходимость, ибо донские казаки уже продвигались к Воронежу для уничтожения строящихся там кораблей. Крепость не имела еще ни рвов, ни валов и не была обустроена по требующимся в те годы правилам устройства земляных крепостей. Здесь всего лишь на ровной площадке, на самом возвышенном месте будущего города и крепости были поставлены девять батарей пушек, способных одновременно обстреливать донских казаков, которые могли двигаться на Воронеж сухопутным путем и плыть по Дону в лодках. По нашему предположению, эти девять батарей стояли на высоком песчаном холме, где в наше время находилась кирпичная водонапорная башня городского водопровода (теперь из нее сделали жилой дом). Ведь недаром же впоследствии там находили чугунные ядра, случайно оставшиеся в земле еще с того неспокойного времени. Поэтому многие историки-краеведы отметили, что в апреле 1708 года крепость уже действовала, но какой она была по устройству, никто не обмолвился ни словом. Это была еще не крепость, а что-то наподобие крепости. Весной 1708 года восставшие казаки были разбиты под Бобровом, угроза для Воронежа миновала, и срочная необходимость в обустройстве крепости, как преграде идущим на Воронеж казакам, отпала.

У Петра Первого были другие, более важные государственные дела. И об Осередской крепости на два года пришлось забыть.

Но на будущее царь решил верфи Воронежа и Таврова перевести на Осереду и сделать эту верфь главной базой по строительству кораблей для Азовской флотилии. В мае 1709 года обер-коменданту Воронежа С.А. Колычеву было приказано «в Таврове никакого строения вновь не прибавлять, потому что верфь оттуда приказано перевести на Середу». А для охраны строящихся судов необходима была крепость с мощной артиллерией. И Петр решил возобновить работы по дальнейшему строительству Осередской крепости. После успешного окончания Полтавской битвы с войсками шведского короля Карла XII Петр в письме к Колычеву, исполнявшему в то время должность воронежского губернатора, писал 10 июля 1709 года: «Шведов отсель из армеи послано будет на Коротояк 3 000, и на оных приготовить там заране провиянту. А когда на Середе крепость зачнется, тогда их взять туда для работы. Того для надобно заране прислать чертеж к полковнику месту, где быть на Середе городу, и начертать фортецыю (крепость. - Прим. И.А.) как ей быть».

Обратите внимание, что Петр дает указание не подыскать место для будущей крепости, а начертать чертежи на уже выбранной местности, согласно этому чертежу распланировать крепость, «как ей быть». Это говорит о том, что место для нее уже заранее, до начала строительства, было известно. Очевидно, решено было оставить под строительство самое возвышенное и самое удобное место, где она была размещена первоначально.

Итак, подводя итог всему сказанному, годом закладки крепости стоит считать 1708 год, не беря во внимание, какая еще это была крепость, но ведь ее заложили уже, и на ней стояло девять батарей пушек, готовых открыть огонь по восставшим донским казакам, а год 1709 - это начало капитального обустройства Осередской крепости. Обустройства, а не закладки. Обустраивали уже заложенную в 1708 году крепость, приводили ее в такое состояние, какой она должна была быть по инструкции того времени. Вокруг нее был сделан земляной вал высотой до 8 метров, а перед ним ров глубиной до 4 метров, на дне которого стояли заостренные дубовые столбы, закопанные в землю и предназначенные для отпора неприятельской конницы. Этот ров и вал тянулись вокруг крепости на два с половиной километра. Вот, пожалуй, и все, что мне хотелось сказать по поводу разночтения дат закладки Осередской крепости.