Философия средневекового Востока

В начале нашей эры большинство ведических богов ушло в прошлое, и их не могли заменить божества брахманизма (Брахман, Атман, Пуруша). Они были понятны только духовной элите: жрецам-брахманам, аскетам, йогам. Люди нуждались в божествах, силу и могущество которых можно зримо представить, к которым можно обращаться, на которых можно надеяться.

В ходе переработки, иногда примитивизации древних философских теорий и мифологических представлений возникла доступная массам религиозная доктрина. Преломленные через призму мифо-поэтического восприятия, обогащенные неарийскими и доарийскими представлениями, божествами, ритуалами, древние ведические принципы в упрощённом виде стали доступными для всех.

Выделяются три аспекта единого Абсолютного Бытия (Брахмана) по его отношению к миру множественности: создание (проявление), сохранение, разрушение (возвращение к изначальному единству). Эти три аспекта олицетворяются тремя главными богами индуизма (вместе они называются Тримурти): Брахмой, Вишну, Шивой.

В отличие от китайской философии, где активным считается мужское начало, а женское – пассивным, в индийской традиции с мужским связывают сознание, созерцательный, непроявленный аспект Абсолюта, с женским же – энергию (Шакти), деятельный аспект. В религиозных представлениях Шакти – энергия – олицетворяется Великой Богиней, Матерью мира. Она, как и мужское начало, почитается в нескольких аспектах, которые символизируются женами богов Тримурти.

Жена Брахмы, Творца мира, – Сарасвати, покровительница наук и искусств, изображается восседающей на цветке лотоса с музыкальным инструментом в руках. Лакшми, спутница вседержителя Вишну, – богиня счастья и процветания. Супруга Шивы известна в нескольких аспектах и под несколькими именами. Это любящая, нежная, кроткая жена и мать – в этом проявлении она зовется Парвати. В грозном воинствующем аспекте она – Дурга, ее изображают сидящей на льве, с оружием в руках. В ужасающем аспекте времени, пожирающего все, им порожденное, она – Кали, с окровавленным языком и в ожерелье из черепов.

В иудаизме, христианстве, исламе Богу поклоняются как Создателю мира. В Индии религиозным идеалом является освобождение от мира множественности и осознание своей тождественности с Абсолютом, единственной Реальностью, поэтому деяние Брахмы особого благоговения не вызывает. В огромной Индии существует лишь один храм, посвященный Брахме. Большинство же индуистов делятся на шиваитов, вишнуитов и шактистов.

Хотя в индуизме содержатся тысячи религиозных направлений, все они имеют общие черты, которые позволяют считать индуизм не конгломератом религий, а одной религией. Вот эти черты.

– Есть единая, всепроникающая, абсолютная Реальность, аспектом которой является весь проявленный мир;

– мир проходит бесконечные циклы творения, сохранения и исчезновения;

– существует карма – закон причин и следствий, – согласно которому каждый человек сам творит свою судьбу своими поступками, словами и мыслями;

– душа неоднократно воплощается;

– все души эволюционируют по направлению к единству с Богом и обретают в конце концов Просветление и свободу от круга перерождений;

– существуют невидимые миры, населенные духовными сущностями, а ритуалами и священнодействиями люди вступают с ними в отношения;

– все формы жизни священны и достойны любви и поклонения, поэтому индуисты соблюдают ахимсу (ненасилие, невреждение);

– ни одна религия не вправе исповедовать единственный способ спасения, превознося его над всеми остальными; различные религии составляют грани единого Пути к одной и той же Истине.

В середине I тысячелетия нашей эры Индия переживала период застоя в духовной жизни, упадок буддизма и индуистских культов.

" Всякий раз, когда в этом мире наступает дхармы упадок.

Когда нагло порок торжествует, Я себя порождаю. Арджуна.

Из века в век Я являюсь, чтоб восстановить погибшую дхарму,

Чтобы вновь заступиться за добрых, чтобы вновь покарать злодеев", - так говорит Бог в Бхагавад Гите. Именно в подобное время ро­дился тот, кого считают аватарой (воплощением) Шивы - Шанкара. Множеством знамений сопровождалось его рождение, и великими свершениями ознаменовалась короткая (32 года) земная жизнь Шанкары. К восьми годам он овладевает религиозно-философским наследием и принимает обет бродячего аскета - саньяси. Тогда же он встречается со своим учителем Говиндой и на его вопрос: "кто ты?" отвечает так:

"Я не земля, не вода, не огонь и не воздух.

Не пространство, не органы чувств и не скопище их.

Ибо невечно все это, пребывающее в непроявленном.

Я - ТО, единое, запредельное, благое, свободное.

Я не вверху, не внизу, не внутри, не снаружи.

Не в центре, не между, не спереди и не сзади.

Ибо я всюду, подобно пространству, и по природе своей неделим.

Я - ТО, единое, запредельое, благое, свободное.

Я не учитель и не наука, не ученик, не ученье.

Я не "ты" и не "я" и не эта вселенная.

Ибо в истинной сути Я - просветленье за пределами образов.

Я - ТО, единое, запредельное, благое, свободное".

К шестнадцати годам Шанкара создает большую часть своих ком­ментариев и трактатов, а также поэм и гимнов, воспевающих Шиву и Вишну. Остальные 16 лет его жизни были посвящены проповеди ве­данты, странствованию по Индии.

Шанкара сыграл огромную роль в обновлении духовной среды Индии, стараясь привести десятки разнообразных, иногда противоречащих друг другу религиозно-философских направлений и культов к одной общей основе, к единой цели – познанию Истины. Не разрушая ни одного социального или религиозного института, он все многооб­разие проявлений жизни объединял всепронизывающёй Истиной. Шанкару называют "восстановителем шести доктрин", так как он восстановил шесть основных путей почитания Бога, очистив их от на­копившихся смысловых искажений.

Главная идея Шанкары – адвайта (недвойственность), кратко она выражена в знаменитом афоризме: "Брахман подлинен, мир неподли­нен, джива (живое существо) – не что иное, как Брахман". Постиже­ние тождества между Атманом и Брахманом – единственное средст­во освобождения от уз конечного мира. Исполнение обрядов не помо­жет, только Знание способно уничтожить причину вовлеченности в преходящее бытие. Эта причина – Неведение. Действие не устраняет незнания, так как не противоречит ему; только Знание устраняет не­знание, как свет разгоняет мрак.

Майя, космическая иллюзорная сила, скрывает истинную сущ­ность Брахмана, поэтому бесконечный и вечный Абсолют проявляет­ся как Сущность, ограниченная пространством и временем. В соеди­нении с космической Майей Брахман проявляется как Ишвара (лич­ный Бог), а в соединении с индивидуальной майей как джива - инди­видуальная душа. Кажется, что майя как ограничивающий принцип изменяет природу Сущности, которая проявляется в виде божеств, ангелов, людей, животных, растений, камней. Но в действительнос­ти майя не привносит никаких реальных изменений. Когда она отброшена Знанием, объект, который раньше воспринимался в силу незна­ния ограниченным, осознается вездесущим Брахманом.

Относительная реальность глубоко укоренилась в сознании людей. Чтобы ее отвергнуть, мало интеллектуального понимания, необходима медитация, различение вечного и преходящего, истинно­го вечного Я и преходящего личного "я", необходимо нейтральное от­ношение ко всему преходящему и стремление к освобождению. Стремление должно быть таким же сильным, как стремление задыха­ющегося под водой глотнуть воздуха.

Шанкара понимал, что каждый уровень сознания имеет свое понятие о божественном, и это нормально. Невозможно требовать от че­ловека с неразвитым сознанием глубокого философского представле­ния о бескачественном безличном Брахмане. Важно лишь, чтоб этот человек выполнял свою дхарму, не был плохим человеком. Шанкара полагал, что любое религиозное представление делает человека луч­ше, чище. Поэтому, странствуя, он посещал все храмы, которые встречались на его пути, молился местным богам вместе со всеми, и даже помогал восстанавливать пришедшие в упадок древние верова­ния и культы.

Адвайта-веданта Шанкары не может удовлетворить людей эмо­ционального склада, им больше подходит интерпретация Веданты Рамануджей (XI-ХПвв.). Рамануджа в отличие от Шанкары при­знает реальность, вечность, неслиянность бесчисленного множества "духовных единиц". Дживы (живые существа) представляют собой "части" или подчиненные модификации Брахмана. В этом учении, по­лучившем название "ограниченного недуализма" (вишишта-адвайта), особое значение приобретает личный аспект божества, а любовь к не­му (бхакти-йога), в сочетании с выполнением религиозно окрашенного долга, – главное и высшее средство спасения. В бхакти-йоге особен­но важна самоотдача, препоручение себя божественному покрови­тельству.

К этой ветви веданты принадлежит современное движение "Сознание Кришны".

Считается, что чань-буддизм возник в Китае после того, как туда переселился из Индии в начале VI века знаменитый патриарх индий­ского буддизма Бодхидхарма. На вопрос принявшего его известного покровителя буддизма императора У-ди, как будут оценены его за­слуги (строительство монастырей и храмов, пожертвования, копиро­вание сутр), Бодхидхарма ответил, что все это ничего не стоит. По­кинув разочарованного У-ди, Бодхидхарма удалился с групппой по­следователей и положил начало новой секте – чань.

Название "чань" (как и японское "дзэн") произошло от санскрит­ского "дхьяна" – медитация.

После смерти пятого патриарха чань распался на северную и южную ветви. Звание шестого патриарха стали оспаривать двое – Шэнь-сю, бывший сторонником традиционной точки зрения, согласно кото­рой просветление – это закономерный результат длительных усилий и медитаций, и Хуэй-нэн, противопоставивший этому каноническому тезису идею о внезапном озарении в результате интуитивного толчка. Вскоре более каноническая северная ветвь пришла в упадок и практи­чески заглохла, а идеи Хуэй-нэна, нашедшие отражение в известной "Сутре шестого патриарха", стали основой для последующего разви­тия секты в ее китайском и японском вариантах.

Чань-буддизм – это слияние даосизма и буддизма, причем влияние даосизма выражено сильнее. Приверженцы чань не стремятся вперед в поисках Истины, не пытаются достичь нирваны и стать Буддой. Все это прах и суета. Истина и Будда всегда с тобой, вокруг тебя, надо только уметь их увидеть. Истина и Будда во всем – в пении птиц, в нежном шелесте листвы, в красоте гор, в тиши озера, в разумной сдержанности церемониала, в очищающей силе медитации, в скром­ном величии простой физической работы. Кто не видит Будды и Ис­тины во всем этом, тот не сможет найти их ни на небе, ни в раю, ни сегодня, ни в отдаленном будущем.

Пробуждение – это вопрос дерзости, решимости "отпустить себя", не откладывая ни на миг, не сомневаясь в том, что естественное, спон­танное поведение человека и есть ум Будды. Чань против любой вербализации (облечения в слова), тексты сами по себе могут явиться препятствием к Просветлению, так как рождают привязанность к "имени и форме". Сущность вещей и явлений постигается, когда че­ловек освобождается от привязанности к слову и знаку.

В чаньской практике обучения широко распространены коаны –парадоксальные задачи. Как правило, вначале используются коаны "Изначальное лицо" Хуэй-нэна, "У" Чжао-чжоу или "Одна рука" Хакуина. На первой встрече наставник велит ученику найти свое "из­начальное лицо", то есть свою основную природу, какой она была до зачатия. Ученик должен явиться, когда обнаружит его, и привести до­казательства своего открытия. Ученик обнаруживает, что у наставни­ка нет терпения выслушивать философские или еще какие-либо сло­весные ответы. Он требует, чтобы ему "показали", ему нужно определенное доказательство, ученик начинает демонстрировать ооразцы реальности" – камни, листья и ветви, он "выдает" крик, жест – все, что ему приходит в голову. Но все это отметается наставником, пока ученик, уже не в состоянии вообразить ничего нового, не придет в полное замешательство – и в этот миг он начинает нащупывать пра­вильный путь. Он знает, что не знает.

В буддизме есть известное положение: "Любая собака обладает природой Будды". Когда обучение начинают с коана Чжао-чжоу "У", ученику предлагают выяснить, почему Чжао-чжоу ответил "У ("Нисколько!") на вопрос, "обладает ли собака природой Будды". Наставник требует, чтобы ему показали это "нисколько". В Китае есть поговорка "одной рукой не хлопнешь в ладоши". Отсюда коан Хакуина: "Каков звук от хлопка одной ладони?" Можно ли услы­шать то, что не звучит? Может ли издать звук предмет, которому не обо что хлопнуть?

В чань-буддизме большое значение имеет непосредственный кон­такт учителя с учеником. Часто чаньский наставник своим странным поведением, неспровоцированными ударами, противоречивыми вы­сказываниями ввергает психику ученика в хаотическое состояние, ру­шит ее структуры, позволяя увидеть мир no-новому, таким, какой он есть на самом деле. Но методы "шокотерапии" не могли заменить ин­тенсивной внутренней работы, ведущей к его духовному преображе­нию. Они служат лишь побудительным толчком к такой практике или же в ее кульминации выводят из логического тупика, вызывая внезап­ное просветление (сатори). Чаньские учителя сравнивают такую си­туацию с встряхиванием дерева, на котором находится созревший плод: достаточно тряхнуть дерево и плод упадет, но если он еще не со­зрел окончательно, трясти бесполезно.

Говорят, что человек, цепляющийся за свое "я", живет как бы с по­стоянным шипом в теле, а буддизм – это другой шип, с помощью ко­торого извлекаемся первый. Когда же шип вытащен, оба шипа выбра­сывают. Но как только буддизм, философия или религия становятся средством обретения духовной безопасности, новым способом цепляния за свое "я", то оба шипа сливаются в один – и как тогда их выта­щить? Получается, как говорил чаньский наставник Банкей, "смывание крови кровью". Поэтому в Дзэн нет "я", нет Будды, за которых можно уцепиться; нет добра, которое можно приобрести, и зла, кото­рого следует избегать, нет ума, который нужно очищать, тела, кото­рое погибает, и души, которая спасется. Все абстракции разбиваются одним ударом:

Чтобы спасти жизнь, ее надо разрушить.

Когда она полностью разрушена, человек впервые обретает покой.

Одно слово успокаивает небеса и землю.

Единым мечом уравнивается весь мир.

После закрытия Юстинианом последней философской школы в Афинах, гонимые философы – платоники и аристотелики, как и многие ученые (принадлежавшие в основном к несторианским и монофизитским кругам), нашли себе пристанище в Иране. Они сохранили античное философское и научное наследие и распространили его в культурных центра» Ближнего Востока. С греческого языка на си­рийский переводилось огромное количество произведений. В Багдаде для переводов с сирийского на арабский халиф Мамун учредил даже особый "Дом мудрости". В IX веке в арабоязычном мире были изве­стны все главные произведения философской и научной мысли антич­ности.

Исламская философская мысль развивается на основе синтеза коранических идей и наследия античного мира (Платона, Аристотеля, пифагорейцев, неоплатоников). Оказывали влияние также буддизм и индуизм. Вначале у арабов были особенно популярны идеи Платона и нео­платоников, но постепенно все больше внимания уделялось филосо­фии Аристотеля.

У истоков исламской философии стоят два крупных мыслителя: аль-Кинди (800-870) и аль-Фараби (870-950). На Западную фи­лософию особое влияние оказали Авиценна (араб. Ибн Сина, 980-1037) из Бухары, Аверроэс (араб. Ибн Рушд, 1126-1196) из испан­ской Кордовы.

Если в начале богословие и философия развивались отдельно, то в XII-XIII произошло их согласование и сближение. Этому весьма способствовали труды ал-Газали (ум.1111), примирившего суфизм с ортодоксальным исламом.

Период крестовых походов привел к богатым и плодотворным контактам между западноевропейской культурой и культурой вос­точных стран. Начиная с XII века, Европа главным образом через арабское и еврейское посредничество знакомилась с наследием Ари­стотеля. Арабские версии переводились на латынь, лишь затем Ари­стотеля стали переводить непосредственно с греческого.

Особое место в исламе занимает суфизм – путь мистического (непосредственного) познания Бога. Суфий – это влюбленный в Истину. Истина, Реальность, Бытие, Бог – эти слова в суфизме считаются синонимами. Принцип единства бытия выражается су­фиями через аналогию: безграничному океану подобно Абсолют­ное Бытие, а конкретные вещи и индивидуальные существа – вол­нам. Бог манифестирует себя в мире, но не полностью. Он прячет­ся за покрывала темноты (природные тела) и покрывала света (тонкие духи). Мир – проявление Бога, и человеку легче всего най­ти Бога в собственном сердце. Но когда человек постигает Исти­ну, он бессилен выразить ее вербально. Единственно возможный способ передачи истинного знания – язык символов и знаков. По­этому в суфийской литературе богато представлены притчи, ино­сказания, метафоры. Наиболее распространенными являются парные метафоры мотылек-свеча, соловей-роза, символизирующие влюбленного и возлюбленную, то есть ищущего Истину суфия и Бога-Истину. Мотылек и соловей всегда страдают в разлуке и достигают единения с Возлюбленной, лишь сгорая в огне любви или погибая от смертельных уколов шипов розы. Соотношение человеческого "Я" и вселенского "Я" передается образами капли и океана. Акт познания Истины сравнивается с опьянением, где суфий – опьяненный, Истина – вино, пророк или духовный наставник – виночерпий.

Чтобы достичь единения с Богом, надо освободиться от своего эго. До тех пор, пока ты остаешься собой, ты не увидишь Бога. Капля не может увидеть Океан глазами капли. Она должна сначала потерять себя в Океане, чтобы увидеть Океан глазами самого Океана. Часть не понимает целого; она должна соединиться с це­лым, чтобы постичь его. «Бог говорит с каждым… Он нашептывает в «ухо сердца», но не каждое сердце слышит Его. Его голос громче грома, а Его свет ярче солнца, о, если бы вы только могли видеть и слышать! Чтобы достичь этого, нам следует убрать эту непроницаемую стену, этот барьер – наше эго» (Джалаладдин Руми).

Суфии отказываются от временных и относительных благ, от своего ограниченного "Я", а приобретают абсолютное и непрехо­дящее, о чем говорит Ибн аль-Фарид:

Смерть захлебнулась валом бытия,

И вновь из смерти возрождаюсь я.

Я отдал все, моих владений нет,

Но я – весь этот целокупный свет.