Глава вторая. Происхождение и характер «высочайшей власти»

Прокопович полагает, что нет такой высокой заслуги, за которую наградой является прямое право на корону, поскольку «всякий Государь, наследием ли или избранием скипетр получивший, от Бога оное приемлет», власть и сила дается Богом[24]. Это рассуждение приводится в контексте обоснования права монарха завещать престол кому вздумается, но отсюда так же очевидно следует, что власть дается царю от Бога.

Вдаваясь в подробности происхождения слова «величество», Феофан, опираясь на авторитеты мыслителей прошлого, выводит еще одну формулу самодержавия, согласно которой, царь имеет право творить любые законы, но при этом сам остается неподсудным никому. Словно спохватившись, он сразу же делает оговорку: царя не вправе судить никто, кроме Господа Бога. В доказательство правомочности этого нового утверждения приводится мысль о том, что, поскольку власть царя – верховная и дана Богом, то она и не может быть осуждена человеческим судом, поскольку повинующиеся не могут судить «того, которому повинуются»[25].

Расписав все возможные, по его мнению, формы правления идеолог самодержавия заключает, что каждая из них и в том числе наследственная монархия «имеет начало от первого в сем или оном народе согласия, всегда и везде по воле своей, премудро действующую смотрению Божию»[26]. Таким образом, нам открывается новый аспект в теории абсолютизма: общественный договор. Однако и здесь Прокопович не отходит от богословских догм полностью, а наоборот умелым образом сочетает два, казалось бы, несовместимых аспекта – прогрессивную для того времени теорию общественного договора и древнюю, устаревающую формулу власти царя от бога. Думаю, современному человеку кажется нелепым сочетать волю народа с волей божьей. Массами людей с легкостью манипулируют те, кому выгодно, подавая нужную для этого информацию, а «божья воля», которой оправдывались многочисленные зверства в истории человечества, такие как инквизиция или опричнина, есть лишь прикрытие опять-таки для действий, которые осуществляют те, кому выгодно. То есть, по большому счету, оба этих понятия не имеют того смысла, который им принято приписывать. Но для первой четверти 18 века, когда было нужно доказать законность царской власти, это сочетание было вполне подходящим.

Автор обращает внимание на то, что существует два вида монархии: выборная и наследственная. В первом случае «по смерти Монарха единого, избирает народ Монарха по согласию своему», во втором – престол переходит по наследству либо от отца к сыну, либо от брата к брату, а «иногда же по отце и дщерь царствует»[27]. Это последнее замечание навело меня на мысль о том, что Петр мог всерьез рассчитывать передать наследие престолом одной из своих дочерей. Действительно, во время написания этого текста Петр не знал, когда он отойдет в мир иной, а его прямых потомков мужчин уже не осталось. Если учесть, что «Правда» писалась, чтобы подготовить умы к будущим свершениям, моя мысль обретает больший вес. Не думаю, что в «Правде воли монаршей» что-либо сказано, не имея целью воздействовать нужным образом. Все, что ни написано, должно внушить определенную мысль в таком политизированном произведении как это.

Полагаю, следующее высказывание кратко и в то же время полно изложит характер абсолютизма по теории Прокоповича: «Может Монарх Государь законно повелевать народу, не только все, что к знатной пользе отечества своего потребно, но и все, что ему не понравится; только бы народу не вредно и воли Божией не противно было»[28]. И не добавишь.