Ветер народа

Ветром народа сорван,

ветром народа взвеян,

голос мой каждым звуком

с ветром народа сверен.

Плеть до земли склоняет

темные лбы воловьи,

но головы не клонит

лев в белозубом реве.

Народ мой - не вол в упряжке,

народ мой иной породы:

при каждом ударе множась,

встают из глубин народа

лавины отваги львиной,

теснины орлиных кличей

и в гордых рогах утесов

гранитные гряды бычьи.

Волы никогда не жили

на нашей земле суровой.

Так кто же на это племя

накинет ярем воловий!

Так кто же стреножит бурю,

и вал заарканит пенный,

и молнию в тесной клетке

удержит орлицей пленной!

Отважные астурийцы

и вы, сыновья Кастильи,

отточенные, как лемех,

и трепетные, как крылья;

кипучие андалузцы,

чью бронзу из слез отлило

расплесканного рыданья

клокочущее горнило;

бесстрашные арагонцы,

изваянные веками;

туманные галисийцы

и баски - кованый камень;

ржаные эстремадурцы,

мурсийцы - порох и солнце;

веселые валенсийцы

и твердые каталонцы;

наваррцы, верные стражи

нужды, топора и пота,

монархи темных забоев,

сеньоры черной работы;

все, кто в земле пролагает,

как корневища тугие,

путь от рождения к смерти,

путь от могилы к могиле.

Ярмо вам сковали люди,

в чьих венах - настой цикуты;

скорее об их же спины

разбейте стальные путы!

Воловьи потемки тают,

когда рассветает небо.

Ложатся волы под обух,

одетые в запах хлева,

но львы умирают стоя,

в кровавом наряде гнева.

И жалкая смерть воловья

ни для кого не потеря,

но дарит миру величье

кончина гордого зверя.

Так пусть же, голову вскинув,

приму я удар кровавый

и, мертвый и трижды мертвый,

лицом к раскаленной лаве

застыну, сжимая зубы,

впиваясь губами в гравий!

Я песнею смерть встречаю,

как тот соловей весенний,

который в кольце винтовок

поет на полях сражений!

Перевод А. Гелескула