Bachelierus 7 страница

Метафору называют сокращенным сравнением потому, что в метафоре в одном слове скрывается и образ, и предмет, о кото­ром говорится. «Скрипело» — значит неладно, неспокойно, не­ровно шло (хозяйство). Вот смысл этого слова в данном кон­тексте. Можно было бы отбросить слова «как немазанное ко­лесо» и сказать, что «недавно заведенное на новый лад хозяй­ство скрипело», и при этом оставалось бы несомненным, что в хозяйстве не всё благополучно.

В метафоре всегда соединяются одновременно два значения. Одно значение, которое определяется контекстом, и другое зна­чение, которое определяется привычным употреблением слова, т. е. значение, присущее данному слову вне контекста. Первое значение, которое определяется контекстом, называется обычно переносным значением, а то значение, которое свойственно слову как таковому, называется прямым значением. Пере­носное значение — это предмет высказывания, а прямое значе­ние—образ высказывания.

Подобно тому, как это было со сравнениями и эпитетами, целью метафоры является присоединение к предмету того при­знака, который скрыт в самой метафоре, в этом свернутом срав­-

нении. Следовательно, метафора по отношению к сравнению не только сокращена в том смысле, что в одном слове соединены предмет и образ, но еще и в том, что в метафоре никогда не на­зывается признак, по которому это сближение сделано, и о нем надо догадываться. Тот факт, что надо догадываться, т. е. про­явить некую активность восприятия, и делает метафору более сильным стилистическим средством, нежели сравнение. В срав­нении, как указывалось, тоже иногда связки нет, и о ней надо догадываться, но предмет и образ не совмещены. В метафоре читатель должен активно разобраться в соотношении между предметом и образом и догадаться, что общего между ними, какой признак применим одновременно и к предмету и к об­разу.

Чтобы догадаться, на основе какого признака строится сравнение, скрытое в метафоре, необходимо осознать, что об­щего имеется между предметом, выраженным переносным зна­чением, и образом, выраженным прямым значением метафори­ческого слова, или, что то же, какое сходство можно найти между предметом и образом.

Итак, метафора — это сокращенное сравнение или, что то же самое, сближение двух понятий на основании их сходства. В основе метафоры лежит сходство. В метафоре образ и предмет совмещены в одном слове таким образом, что слово обладает сразу двумя значениями: прямым и переносным. Прямое зна­чение — есть образ, переносное значение — есть предмет. Между этими двумя значениями нужно найти сходство. Элемент сход­ства и есть тот признак, который писатель возбуждает в вообра­жении читателя, когда употребляет метафору.

Несколько примеров на метафоры. Из стихотворения Пле­щеева «Бурлила мутная река»:

Бурлила мутная река.

Почуяв близкие оковы...

Где здесь троп, т. е. слово, употребленное не в своем значении? Речь идет о реке. Может она быть мутной? Может. Значит троп не в слове мутная. Бурлила — тоже употреблено в прямом зна­чении и не является тропом. Почуяв — уже метафора, но еще бо­лее выразительная метафора — оковы. В самом деле, что такое оковы? Оковы — это цепи, которые стесняют движения. Но что они означают в данном контексте? Это уже вопрос воображе­ния. В каждой метафоре есть маленькая загадка, которую при­ходится разгадывать. Здесь сказано: почуяв близкие оковы. В стихотворении речь идет о приближающейся зиме. Что ожидает реку зимой? Очевидно, то, что она замерзнет. Следовательно, оковы означают лед. Что общего между льдом и оковами в пря­мом значении? То, что и то и другое стесняет движение. Подоб­но тому, как цепи сковывают человека, лед сковывает реку. Прямое значение слова оковы — цени, вообще всё, что сковы­-

вает; переносное значение — лед. Какая связь между прямым и переносным значением? Некое сходство, некий общий признак. Река течет свободно, а подо льдом она как бы окована, как бы в плену, и оковы, цепи также стесняют свободу движений, ско­вывают.

Эту метафору можно было бы развернуть в сравнение — до­казательство того, что это действительно метафора. Другие виды тропов в сравнения не развертываются.

Еще пример:

Острою секирой ранена береза,

По коре сребристой покатились слезы...

(А. К. Толстой, «Острою секирой ранена

береза», 1857).

Что означает в этих стихах слово слезы? Ясно, что на березе слезы в обычном, прямом смысле появиться не могут. Следова­тельно, это слово употреблено в переносном значении: слезы— капли сока. Одно значение заменено другим по принципу общих признаков. И то и другое капли: слезы представляют собой кап­ли, и сок, который вытекает из ранки на березе, выступает кап­лями. Капли и есть общий признак, т. е. прямое и переносное значения сближаются по принципу сходства. Следовательно, слово слезы в данном контексте — метафора.

Как видно, загадочность метафоры не так уж трудно разга­дать. Бывают и затрудненные метафоры, над которыми прихо­дится поломать голову, но обычно метафоры разгадываются относительно легко.

Однако в распоряжении писателя существуют и специальные средства, которые помогают сделать метафору понятной. Одним из них является так называемый метафорический эпитет.

Метафорический эпитет — такой эпитет, который сам по себе представляется метафорой. Например:

Седая зима. Седая — эпитет зимы, но в то же время и мета­фора, потому что в прямом значении зима не может иметь этого определения. Но именно то, что этот эпитет соединен со словом зима, заставляет читателя думать в определенном плане, подби­рать те качества зимы, которые имеют какое-то соотношение со словом седая. В данном случае речь идет о том, что всё покры­вается снегом, становится белым.

Злая буря. Здесь слово буря дает уже определенную уста­новку, где надо искать разгадку слова злая.

Бурная жизнь. Жизнь ориентирует читателя, в чем искать разгадку слова бурная.

В поэзии классического периода, а также в поэзии раннего романтического периода, т. е. в поэзии Жуковского и следующих за ним, очень часто применяется при метафоре родительный опре­делительный, который собственно и объясняет в чем дело. На­пример: «разорвав тоски оковы». Само по себе слово оковы еще ничего не говорит, но достаточно прибавить слово тоски (родит.

падеж), как становится ясным, что оковы это и есть тоска или какое-то свойство тоски. Здесь как бы сопоставляется слово в прямом значении и слово метафорическое.

Родительный определительный был в некоторые периоды ти­пичным средством грамматического определения, например: «Когда постиг судьбины гнев», «Скромная жизнь под сенью уединенья» и т. п. Ср.:

Но раздумья крупной солью

Я веселье посыпал.

(Н. Тихонов, «Цинандали»).

Вообще же метафора разгадывается словами прямого значе­ния в пределах того же словосочетания. Так, когда существи­тельное употреблено в прямом значении, а глагол в переносном значении, тогда сразу ясно, что данный предмет не может иметь того действия, которое обозначено данным глаголом. Напри­мер: «мечты кипят». Ясно, что мечты кипеть в обыкновенном смысле не могут, следовательно, с ними происходит что-то на­поминающее кипение, что и дает разгадку метафоры. Или: «мы (люди) вянем», «дни бегут», «шепчет лес», «ненастный день по­тух». Обыкновенно в сочетании существительного-подлежащего и глагола-сказуемого метафоричны бывают глаголы и лишь в редких случаях происходит обратное, т. е. сказуемое дается в прямом значении, а подлежащее — в переносном.

Метафоры, как и сравнения, могут быть проходные, случай­ные и развитые. Проходные метафоры одна с другой не связаны, т. е. если осмыслить метафору в прямом значении слова, то ее нельзя по значению совместить со словом, стоящим рядом; они совместимы только в их переносном значении. Но иной раз под­бираются слова так, что параллельно с развитием мысли в пря­мом значении слов развивается и образ, слагающийся из пере­носных значений.

В стихотворении «Евпатория» (1928) Маяковский пишет:

Чуть вздыхает волна,

и, вторя ей,

ветерок

над Евпаторией.

Ветерки эти самые

рыскают,

гладят

щеку евпаторийскую.

Здесь ряд метафор: волна вздыхает, ветерки рыскают, гладят щеку евпаторийскую. Любопытно, что здесь все переносные зна­чения понятны: в Евпатории гладкий берег, на берег набегает волна, в это время ветерок пробегает и т. д. В то же время в пе­реносном значении всё это согласуется: волна вздыхает, под­ходит ветерок и гладит ее по щеке, т. е. действие метафоры как бы совершается на глазах. Эти развернутые метафоры, соб­-

ственно говоря, представляют сравнения, где все время оба плана—прямой и переносный — развиваются параллельно. Раз­вернутая метафора очень часто приближается к сравнению.

В этом плане очень характерным является стихотворение Маяковского «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926):

Говоря по вашему,

рифма —

вексель.

В сущности, это сравнение в форме определения (рифма как вексель). Сравнение это не очень понятное, поэтому оно дальше развивается:

Учесть через строчку! —

вот распоряжение.

И ищешь

мелочишку суффиксов и флексий

в пустующей кассе

склонений

и спряжений.

Сравнение постепенно перерастает в развернутую метафору, потому что в дальнейшем уже нет сравнений, а сразу все тер­мины, относящиеся к векселю, переносятся на стихи. «Учесть через строчку» — значит зарифмовать; у Маяковского, как из­вестно, стихи рифмуются главным образом через строчку. Но термин «учесть» применим только к вексельной операции; век­сель учитывают, т. е. сначала его выдают, потом оплачивают. Рифма как бы является векселем, который оплачивается второй рифмующей строчкой. Далее говорится, каким образом проис­ходит оплата вексель оплачивается деньгами, взятыми из кассы; тождественные суффиксы и флексии служат часто источ­ником рифм; такие рифмы расцениваются как слабые; отсюда метафора: «мелочишка» — одновременно и мелкая монета, и неважная рифма.

В том же стихотворении через несколько строк:

Говоря по-нашему,

рифма —

бочка.

Бочка с динамитом.

Строчка —

фитиль.

Строка додымит,

взрывается строчка, —

и город

на воздух

строфой летит.

Опять в начале сравнение: рифма подобна бочке с динамитом. А дальше — развернутая метафора, где слова одновременно от­носятся к бочке с динамитом в прямом значении и к рифме — в

переносном. Эффект рифмы, замыкающей строку, сравнивается с взрывом. Впрочем, взрыв здесь означает и взрывчатую силу поэтической мысли.

Таким образом, не всегда бывают ясны границы между срав­нением и метафорой, особенно метафорой развернутой. Развер­нутая метафора имеет несколько иной эффект, чем метафора проходная, сказанная одним словом, а дальше забытая. К ме­тафоре в этом смысле применимо то же самое, что говорилось о сравнениях.

Иногда метафора получает значительное развитие; когда автор одновременно раскрывает самый предмет и развивает об­раз, тогда получается сложная система иносказания, но иноска­зания, пронизанного одной определенной идеей, одной опреде­ленной мыслью. Примером этого может послужить стихотворе­ние Баратынского «Дорога жизни» (1825). Уже в самом назва­нии стихотворения заключен элемент метафоры. Эта метафора раскрывается на протяжении всего стихотворения, содержание которого представляет собой иносказательное истолкование че­ловеческой жизни:

В дорогу жизни снаряжая

Своих сынов, безумцев нас,

Снов золотых судьба благая Дает известный нам запас:

Нас быстро годы почтовые

С корчмы довозят до корчмы,

И снами теми путевые

Прогоны жизни платим мы.

Композиция стихотворения, как это видно, основана на развер­тывании одной метафоры. Метафора эта: жизнь — дорога. Ба­ратынский исходит из тех представлений о дороге, которые были в его время, т. е. о почтовой дороге, когда на каждой станции меняли лошадей и платили прогоны (путевые расходы). Исходя из этих представлений о почтовой дороге, поэт описывает жизнь.

В дорогу жизни снаряжая

Своих сынов, безумцев нас,

Снов золотых судьба благая Дает известный нам запас...

Судьба метафорически изображается в образе матери, сна­ряжающей в дорогу своих сыновей. Своим детям в качестве прогонов она дает запас золотых снов. Сны — это уже метафора иного порядка, не связанная с основным образом дороги. Но эпитет золотые, связанный с представлением о деньгах, необхо­димых для расходования в дороге, включает и эту метафору в единую систему иносказаний. В стихотворении далее говорится:

Нас быстро годы почтовые

С корчмы довозят до корчмы...

Всё время параллельно развивается и разговор о жизни, о годах, и тут же слова метафорического значения: «годы поч­товые» — годы связываются с почтовыми лошадьми; «с корчмы довозят до корчмы», т. е. определенные этапы жизни рассматри­ваются как почтовые станции.

И снами теми путевые

Прогоны жизни платим мы.

Картина простая: человек по дороге расходует деньги; но оказывается, это не деньги, а золотые сны. Золотые сны — ха­рактерные для юности мечты, увлечения, надежды. И своими мечтами, увлечениями и надеждами человек постепенно распла­чивается за будничную жизнь. Образная картина — езда по почтовой дороге, предмет иносказания — жизнь, на протяжении которой человека постепенно встречают разочарования под влиянием жизненного опыта.

Это уже довольно сложное построение. Такая развитая ме­тафора уже превращается в аллегорию. Изображение почтовой дороги является как бы аллегорией жизненного пути. Соотно­шение между образной частью и самим предметом высказыва­ния здесь такое же, как в сравнении и в метафоре. В виде худо­жественно построенного образа здесь конкретизируется какая-то более простая и обыденная тема.

На данном стихотворении можно проследить, как само сти­листическое построение в развитии этого образа гармонирует с развитием основной идеи. Здесь темой служит противопостав­ление психологии молодого существа, очарованного жизнью и ожидающего от нее очень многого, и психологии зрелого чело­века, более практичной, более будничной, и уже лишенной этих фантастических мечтаний молодости. В соответствии с таким развитием темы в стихотворении подобрана и лексика. В первых двух строках первого четверостишия лексика высокая, торже­ственная. «Снов золотых» — здесь эпитет золотой тоже отно­сится к довольно высокой лексике. Слово благая — церковно­славянизм. Однако последняя строка четверостишия «дает из­вестный нам запас» — уже подготовляет ко второму четверо­стишию:

Нас быстро годы почтовые

С корчмы довозят до корчмы,

И снами теми путевые Прогоны жизни платим мы.

Конечно, слова «годы почтовые с корчмы довозят до корч­мы» не воспринимаются уже как слова высокого порядка. Здесь подбор лексики становится совершенно иным. И это снижение лексики соответствует развитию темы.

Метафора - явление не только стиля. В живом языке к ме- тафоризации прибегают очень часто для создания нового значе­ния слова. Новый предмет или явление часто обозначают по
сходству с другим предметом или явлением, и поэтому очень многие значения возникают из первоначальной метафоры. Мета­форы от постоянного их повторения постепенно стираются и превращаются в новые значения старых слов. Человек, впервые увидевший или сделавший стол, произнес метафору, сказав, что у этой мебели имеются ножки. Затем эта метафоричность стер­лась, потому что другого названия для «ножек» не было, и это стало новым значением слова. Ножки теперь уже не метафора, а новое значение.

Если одну и ту же поэтическую метафору постоянно повто­рять, то она стирается и приобретает новое значение, хотя и употребляемое только в стихах. Например, на протяжении всего XVIII и в начале XIX в. (и у Пушкина это можно найти) очень злоупотребляли метафорой любовь — пламень. Слово пламень употребляли в значении любовь. Употребление это стало посто­янным, и можно считать, что в поэтическом языке слово пламень приобрело новое значение — любовь. Когда поэт писал «пламень в груди», то уже ни о чем догадываться не нужно было, метафо­ричность слова утратилась, на воображение это перестало дей­ствовать. Метафора превратилась в обыкновенное слово поэти­ческого обихода.

Привычность и непривычность метафоры — фактор весьма существенный, и он в значительной мере определяет степень вы­разительности метафоры.

В противоположность привычной, стершейся метафоре, све­жая метафора сильнее действует на воображение, так как тре­бует большей активности. Чем загадочнее метафора, тем она действеннее, — конечно, до известного предела, потому что, когда метафора превращается в чистую загадку, она уже теряет поэтическую функцию.

Стершиеся метафоры очень типичны для делового языка, ими часто злоупотребляют. А между тем всё-таки и в стершейся метафоре еще ощущается какой-то элемент первоначального значения. Если стершаяся метафора попадает в окружение ме­тафор более свежих, то ее метафорический характер освежается и стертый ее образ вспоминается.

Вот пример злоупотребления стершимися метафорами. В од­ной театральной рецензии имелось такое место: «Основные сю­жетные линии прочерчены в спектакле четко и выпукло». Сю­жетная линия — давно стершаяся метафора. Само по себе такое сочетание слов не вызывает ни геометрических, ни графических представлений. Но следующее слово — прочерчены воскрешает стертую внутреннюю форму слова, и мы невольно представляем себе руку чертежника, проводящего по линейке или по лекалу чертежную линию. Но это заставляет воскрешать внутреннюю форму и следующих слов. Если еще слово четко не царапает слуха (хотя слово четкий первоначально и значило «легко чи­таемый», но давно стало синонимом «отчетливый»), то нельзя

сказать того же про наречие выпукло. «Прочертить выпукло» не­возможно, и это вызывает впечатление противоречивости фразы и стилистической небрежности. Иногда подобное противоречивое сочетание стершихся метафор именуют катахрезой (букв, злоупотребление). Поэтому, когда человек употребляет эти стер­шиеся метафоры, забывая какое значение эти слова имели пер­воначально, это производит несколько комическое впечатление и является большим пороком языка. К сожалению, это часто встречается в литературоведческом, публицистическом, газетном языке.

Подобные нагромождения стершихся метафор вредят чистоте стиля. В французских учебниках стилистики приводится класси­ческий пример парламентской речи, в которой фигурировала фраза: «Le char de l’etat navigue sur un volcan» («Государствен­ная колесница плавает по вулкану»). Каждое слово в отдель­ности привычно для политического применения, и хотя мысль оратора ясна (государственному порядку угрожает револю­ция), но соединение в ней противоречивых метафор комично.

Стилистическое качество метафор и сравнений в значитель­ной степени зависит от того, к какому кругу понятий Относятся предмет и образ и каково смысловое соотношение между ними. Хотя сравнения и метафоры не менее индивидуальны, чем эпи­теты, однако имеются довольно устойчивые смысловые связи, существующие между предметом и образом. В первую очередь следует выделить явление одухотворения («прозопопеи») и, в частности олицетворения, когда мертвому предмету в образе его придаются черты живого, и в частности свойства человека.

Заря багряною рукою

От утренних спокойных вод Выводит с солнцем за собою Твоей державы новый год.

(Ломоносов, ода 1748 г.).

Нежная матерь, природа!

Слава тебе!

(Карамзин, «Выздоровление», 1789).

Между камня выползали Полусонные кусты.

(М. Горький, «В Черноморье»).

Часто душевные движения или человеческие действия и каче­ства отождествляются с явлениями природы или стихийными бедствиями (например, с пожаром):

Он шел, как столп, огнем палящйй,

Как лютый мраз, всё вкруг мертвящий!

(И. Дмитриев, «Ермак», 1794).

В твоих глазах свет солнца зрела...

(Карамзин, «Раиса», 1791).

Частным случаем таких сравнений и метафор является обра­щение к образу растения, и особенно цветка:

Она бледна как лист увядший...

(Карамзин, «Раиса»).

Я твою бы миловидность

И стыдливость применил

К нежной розе; а невинность

С белой лилией сравнил.

(И. Дмитриев, «К Севериной», 1794).

В этом случае значение подобного сравнения связано с так называемым «языком цветов», в котором каждому цветку при­писывается свойство выражать то или иное душевное состояние или сторону человеческого характера. Ср. в лицейском стихо­творении Пушкина «Роза» (1815):

Где наша роза,

Друзья мои?

Увяла роза,

Дитя зари.

Не говори:

Так вянет младость!

Не говори:

Вот жизни радость!

Цветку скажи:

Прости, жалею!

И на лилею

Нам укажи.

Особого типа метафоры и сравнения, в которых фигурируют драгоценные камни. Горький, описывая морской вал, говорил:

Но седой, на эти груды Набегая, — им дарил

Только брызги-изумруды,

И о чем-то говорил...

(«В Черноморье»).

Ср.:

В старый сад выхожу я, росинки

Как алмазы на листьях горят.

(Плещеев, «Весна»).

Подобных классов сравнений и метафор много, и их следует изучать в историческом плане. Так, для классицизма характерно применение мифологических, отчасти библейских иносказаний. Образы порядка рай, ангел, фимиам, алтарь и т. п., часто встре­чающиеся в поэзии XVIII в., позднее применялись значительно реже и главным образом в силу их традиционности. В настоящее время подобные метафоры показались бы архаичными.

Метонимия

Наряду с метафорой существует еще не менее употребительный вид тропа, так называемая ме­тонимия (от греческого μετονομία— букв, «перемена имени»).

Метонимией называется троп, в котором предметы или

явления, означаемые прямым и переносным значением, связаны по своей природе.

Уже говорилось о том, что художественные тропы представ­ляют собою явление, по своей природе совпадающее с явлением образования новых значений слов в самом языке. Различие за­ключается только в том, что новое значение, возникшее в языке, становится обязательным и общераспространенным, в то время как художественные тропы имеют специальные выразительные функции и вообще не сохраняют за собой временных значений, возникающих в соответствующем контексте.

Новые значения разных слов образуются в языке по двум классам: по классу метафоры и по классу метонимии.

Имеется, например, такое перенесение значения, как глазок в смысле почки при прививке. Это перенесение основано на том, что эта почка похожа на маленький глаз. Значит перенесение произведено по методу сходства, т. е. по принципу метафоры. Таково же значение слова шляпка гриба.

Но есть и другие случаи. В стекольном деле употребляется слово алмаз. Алмазом называется при этом весь инструмент, а не только камешек, который вставлен в этот инструмент. Здесь пере­несение не по сходству, а по какому-то другому отношению. Ин­струмент называется алмазом потому, что в него действительно вмонтирован алмаз, который является его основной частью.

В речи часто встречаются такие выражения, как «устал с до­роги», «собрался в дорогу». Здесь дорога означает путешествие, поездку. Путешествие, поездки совершают, как правило, по до­роге. Дорога — это то средство, при помощи которого люди со­вершают поездку, путешествие.

Когда говорят стол в значении питания — хороший стол, или вегетарианский стол, то здесь переносится значение с мебели на пищу. Пища называется по той мебели, на которой эта пища ставится, когда едят.

Говорят иногда: два ведра воды. Но это вовсе не значит, что воду обязательно носили бы ведром. Здесь ведро — мера, со­ответствующая данному количеству воды.

Это всё такие перенесения, которые основаны вовсе не на сходстве, а на том, что между двумя понятиями имеется реаль­ная связь. Это может быть материал, из которого сделан пред­мет, это может быть функция, которую выполняет предмет, и т. д. Например: масло в значении — картина масляными кра­сками (термин обычный в каталогах музеев и выставок или при репродукциях картин); рог в значении музыкального инстру­мента (хотя современный музыкальный инструмент изготов­ляется не из рога, а из меди); следовательно, здесь перенесение не только по материалу, но и — вторично — по функции; перо, которым пишут и т. д. Сюда же относятся такие случаи, когда словом дом обозначают учреждение «Дом крестьянина», «Дом творчества» и т. д., словом село или город означают насе-

ление («сбежалось всё село», «весь город узнал об этом»). Та­ковы же выражения дым, двор и т. п. для обозначения семьи в сельской местности, кабинет как правительство, портфель как круг ведения министра, автор вместо произведения («театр ставит Шекспира», «читать Чехова») и пр.

Такие примеры, как рог, перо, показывают, что среди мето­нимий встречаются и такие, когда предмет называется по при­знаку прежде реальному и необходимому, а ныне утраченному или ставшему несущественным. Собственно, следовало бы к ме­тонимическим перенесениям отнести современное значение слова чернила (буквально — то, чем чернят). Когда-то признак чер­ного цвета был обязательным и характеристическим для чернил. Теперь он совершенно необязателен и нам кажутся естествен­ными сочетания «лиловые чернила», «красные чернила» и т. д. Еще яснее это наблюдается на слове стрелять, т. е. поражать стрелами. Когда мы говорим «игральные кости», мы вовсе не предполагаем, что они сделаны из кости, а не из какой-нибудь пластмассы и т. п. Подобное явление отметил С. Маршак в од­ном из своих стихотворений:

Давным-давно прошла пора,

Когда чинили перья.

И всё ж —

По правилам старинным —

Нож

Называют перочинным.

(«Мастерская в кармане»).

Метонимия, перенесение значений по смежности, широко употребляется и в художественных произведениях для достиже­ния конкретных стилистических заданий.

В «Тамбовской казначейше» (1836) Лермонтов пишет.

Амфитрион был предводитель —

И в день рождения жены,

Порядка ревностный блюститель,

Созвал губернские чины

И целый полк.

Амфитрион — имя царя, который отличался гостеприим­ством. Эта черта гостеприимства перенесена с собственного име­ни на нарицательное отношение. Подобного рода перенесения вообще встречаются очень часто: собственные имена превра­щаются в нарицательные по тому качеству, которое было свой­ственно данному человеку. Так, говорят меценат или называют кого-нибудь Дон-Кихотом, Гамлетом. Это тоже по природе своей метонимические перенесения.

В приведенном отрывке из «Казначейши» слова «созвал губернские чины» тоже представляют метонимию: здесь имеются в виду не «чины», а носители этих чинов, чиновники. Под сло­вами «целый полк» подразумевается, конечно, не полк, а офи­-

церы, служившие в данном полку. Вместо того чтобы сказать «офицеры», называется та военная единица, в которую они входят.

В оде Ломоносова 1761 г. имеются такие строчки:

Европа ныне восхищение

Внимая смотрит на Восток.

Здесь употреблено слово Европа в значении жителей за­падноевропейских государств. А слово Восток означает восточные государства. Эта ода имеет политическое содержание, и она го­ворит об отношениях, которые существуют между западноевро­пейскими и восточноевропейскими государствами. Слова Европа и Восток — это метонимия. Пример из другой оды:

Герои храбры и усерды

............................................

На вас лавровые венцы

В несчетны веки не увянут...

(Ода 1762 г.).

Слова лавровые венцы означают славу; автор хочет ска­зать, что слава будет прочной, останется в веках — в древности за геройские поступки, за всякие отличия увенчивали лавро­выми венками. Отсюда лавры, которые и до сих пор означают не только растения, но и награждение, отличие и прочее (ср. «лауреат»); есть выражение «пожинать лавры» и т. д. Это всё метонимические выражения, связанные с реальным предме­том — лавром.

Еще примеры из Ломоносова:

Екатерине скиптр вручен...

(Ода 1761 г.).

Здесь скипетр — знак государственной власти. А вот у него до­вольно сложная метонимия:

Брега Невы руками плещут...

(Ода 1742 г.).

Это типичная метонимия того времени, когда целые страны и целые области именовались по той реке, которая там протекала. В данном случае брега Невы — это Петербург. Так же можно было употребить брега Волш — т. е. области, расположенные по Волге; брега Сены — Париж, брега Тибра — Рим, и т. д. Впрочем, в данном случае имеется в виду, конечно, не сам Пе­тербург, а жители Петербурга. Именно они «руками плещут». В переводе на современный язык это значит «аплодируют». Име­лись здесь в виду не реальные аплодисменты, а выражение во­сторга, одобрения, которое в некоторых условиях сопровож­дается аплодисментами. Это довольно сложная метонимия, ко­-

торая вызывает не обычный образ. И впечатление получается от этой метонимии резкое и сильно действующее именно благо­даря тому противоречию, которое появляется в связи с осмыс­лением.

Всё это были примеры метонимии, возникающие в поэзии, по­тому что ни в одном словаре брега не будут пониматься как го­род, равно как и другие слова в переносном их значении. Это возможно только в поэтическом употреблении.

Метонимию, как и метафору, можно развить.

Перифраз

Когда развивают метонимию, получается то, что носит название перифраз (от греческого περίφρασίζ— пересказ). Перифраз — это замена слова иносказатель­ным описательным выражением. Перифраз строится на опреде­лении предмета вместо прямого его называния. Вообще подобное определение формулируется словами в их прямом значении, но не исключен случай, когда это определение само по себе мета­форично; следовательно, в общем случае перифраз и метафора могут быть совмещены в одном выражении.