Но я ему — 8 страница

Скандовка для правильного стиха есть операция естествен­ная, так как она является не чем иным, как подчеркнутым про­яснением размера. Если стих имеет определенный размер, то его можно скандовать одним только способом. Никакого произвола скандовка не допускает.

После того как мы проскандуем стих, расставим ударения (а это никогда не представляет большого затруднения), мы де­лаем вторую операцию, причем надо помнить, что эта вторая операция— искусственная. Вот из чего она состоит. Проскандовав стих таким образом, мы видим, что ударение возвращается через один слог,на второй. Значит, длина периода — два слога. Мы можем сказать, что имеем дело с двусложными стопами, И вот мы разрезаем стих, отсчитывая от начала по два слога. Это разрезание — операция, чисто искусственная, только для того, чтобы подобрать номенклатурное название для данного размера. Что же мы наблюдаем? В каждой из этих стоп слоги распределяются одинаково: сначала неударный слог, потом ударный. Определяем количество стоп — 5. Это пятистопный ямб. Вот обычная операция для того, чтобы определить размер стиха. Возьмем такие стихи Пушкина:

На́ша ве́тхая̀ лачу́жка

И́ печа́льна, и́ темна́...

(«Зимний вечер», 1825).

При скандовке мы прибавили в первой строке одно ударение, которого нет в реальном чтении. Опять определяем, что ударе­ние возвращается через один слог на второй. Значит, стопа дву­сложная. Сколько стоп? Четыре. В каждом отрезке сначала ударный, потом неударный слог. Значит, стих написан четырех­стопным хореем. Если нам нужно охарактеризовать этот стих точнее, указать на тот факт, что при скандовке получается лиш­нее ударение, то следует сказать, что это — четырехстопный хо­рей, а на третьей стопе у него пиррихий.

Эта операция требуется только вначале, а потом это автоматизуется и на слух уже легко определяется размер, без вся­кой дополнительной скандовки. Тем не менее скандовка всегда помогает проверить, не ошиблись ли вы в определении размера. Скандовка аналогична счету вслух при разучивании музыкаль­ной пьесы или движению дирижерской палочки.

Теперь перейдем к рассмотрению самих размеров двуслож­ных, пока не переходя к вопросу о трехсложных размерах.

Двусложные размеры: ямб и хорей

Самый распространенный двусложный размер — это ямб. Ямбом написана подавляющая часть русской поэзии. Так повелось от Ломоно­сова, и так держится до наших дней. Несмотря, на то что разнообразие размеров сейчас гораздо большее, чем когда создавалась новая русская поэзия, тем не менее домини­рующим размером является ямб. Из различных форм ямба

самый распространенный — четырехстопный ямб. Кстати, этот размер и является первым размером, который получил извест­ность в русской поэзии. Этот размер был применен Ломоносовым в его одах, в частности и в первой оде Ломоносова (1739 г.), связанной со знаменитым «Письмом о российском стихотвор­стве». Выше говорилось о том, что эта ода не сохранилась в своем первоначальном виде, мы знаем ее только по изданию сти­хотворений Ломоносова, куда она вошла уже в несколько изме­ненном, обработанном виде. А так как взгляд Ломоносова на стих менялся, то можно подозревать, что обработанная редак­ция не совсем соответствует первоначальной редакции. Тем не менее рассмотрим стихи из этой оды:

Восторг внезапный ум пленил,

Ведет на верх горы высокой,

Где ветр в лесах шуметь забыл

В долине тишина глубокой.

Особенностью данной оды является одно свойство, отражаю­щее теоретические взгляды Ломоносова. Ломоносов говорил, что правильные ямбические стихи могут состоять из одних ям­бов. А Тредиаковский считал, что ямбы иногда могут заме­няться хореями, иногда — пиррихиями, иногда — спондеями. Ло­моносов никакой замены, в том числе замены ямба через пирри­хий, не допускал, вернее — допускал только в песнях, в воль­ных стихах, но не в серьезных произведениях.

В этой оде преобладают стихи со всеми четырьмя ударе­ниями, т. е. такие стихи, в которых и при чтении, и при скан­довке ударения остаются те же самые. И только в последнем стихе «В долине тишина глубокой» (здесь — типичная инверсия поэзии того времени), если мы начнем скандовать, то поставим одно лишнее ударение, иначе говоря, в этом стихе есть пирри­хий. Он находится на второй стопе. Такие стихи изредка встре­чаются в данной оде. Посмотрим, куда эти пиррихии попадают. Вот какие здесь имеются стихи с пиррихиями:

Кото́рый за̀всегда́ журчи́т... (пиррихий на второй стопе)

Не Пи́нд ли по̀д нога́ми зрю́... (пиррихий на второй стопе)

Но есть стихи другого рода:

Крепи́т оте́чества̀ любо́вь. (пиррихий на третьей стопе)

Умы́тым кро́вию̀ мече́м... (пиррихий на третьей стопе)

И пе́рсы в жа́ждущѝх степя́х... (пиррихий на третьей стопе)

А вот какие еще есть стихи:

Что про̀тека́ла ме́жду ни́ми... (пиррихий на первой стопе)

И прѐдставля́ет стра́шный ви́д... (пиррихий на перной стопе)

Итак, в этой оде имеется несколько стихов, разных по строю:

в одних пиррихий на второй стопе, в других — на третьей стопе, в некоторых — на первой стопе. Иначе говоря, пиррихий падает на любую стопу, кроме последней. На последнюю стопу пиррихий никогда не падает, а на все остальные может падать. И это справедливо для любого ямба, для любого хорея. Так как на последней стопе ударение неподвижное, она называется кон­стантой. Это ударение иной природы, чем прочие ударения в стихе: им заканчивается ритмическая фраза.

Отмечу сразу и другое явление, которое обнаруживается уже к первой оде Ломоносова. В оде есть такой стих:

Взя́т ку́пно све́т и ду́х тата́рам.

(«Ода на взятие Хотина», 1739 г.).

Этот стих тоже ямб, а ударение встретилось на слабом месте. Это очень редкое явление. Неударный слог на сильном ме­сте — нормальное явление, а ударный слог на слабом месте — уже исключение. Характерно, что это ударение появилось на первом слоге. Неметрические ударения, т. е. такие, которых не должно было быть по схеме, чаще всего встречаются именно на первом слоге. Иногда они встречаются внутри стиха, но то­гда это обычно бывает после синтаксической паузы, т. е. тогда, когда какая-то часть находится в тех же синтаксических усло­виях, в которых находится начало стиха. Начало стиха всегда начинает фразу, но если внутри стиха есть фразовый разрез, то иногда после такой паузы тоже появляется неметрическое уда­рение. По-видимому, неметрическое ударение возможно только и интонации зачина фразы. Так как стих начинается с зачина, то иногда (хотя всё же редко) эти неметрические ударения по­падают на начало стиха, еще реже — после паузы внутри стиха.

Уже на первой оде Ломоносова мы получаем некоторое пред­ставление о тех явлениях, которые встречаются в четырехстоп­ном ямбе.

Я уже сказал, что эти явления, встречающиеся в первой оде Ломоносова, противоречили его теоретическим взглядам. Ломо­носов утверждал, что в важных стихах пиррихиев быть не мо­жет. И весьма вероятно, что в первоначальной редакции оды встречались лишь единичные пиррихии, прокравшиеся в текст в результате недосмотра. У нас есть некоторое основание так думать. Правда, большинство од Ломоносова нам известно по его позднейшему изданию, где они являются в переработанном виде, но есть некоторые оды, которые сохранились в первона­чальном состоянии, непереработанном. Возьмем, например, оду 1741 г., посвященную Иоанну VI Антоновичу. Имя Иоанна Ан­тоновича было запретным именем, и нельзя было переиздать оду, воспевавшую императора, который как бы являлся претен­дентом па занятый Елизаветой престол. Но несколько экземпля­ров этой оды сохранилось, причем в первоначальном виде. Ода эта имеет 210 стихов, и любопытно, что из них только 5 стихов

с пиррихиями: 3 стиха — с пиррихиями на второй стопе, 1 стих с пиррихием на третьей стопе и 1 стих с пиррихием на первой стопе. Вот эти стихи:

Вас хра́брость на̀д луно́й поста́вит... (пиррихий на второй стопе)

В чудо́вищѐ одно́ сросли́сь... (пиррихий на второй стопе)

Мой ѝмпера́тор гро́м прима́ет... (пиррихий на первой стопе)

Разу́мный Го̀стомы́сл при сме́рти... (пиррихий на второй стопе)

Язы́ков бо́льше два̀дцати... (пиррихий на третьей стопе)

Если на 210 стихов приходится только 5 пиррихиев, а мы знаем, что в «Письме» Ломоносов отрицал возможность поста­новки пиррихиев, то ясно, что эти пиррихии попали в оду па не­досмотру.

Самые эти недосмотры, из-за которых пиррихии всё же по­падались в первых одах Ломоносова, вероятно, раскрыли ему глаза в большей степени, чем теоретические взгляды Тредиаков­ского, который защищал пиррихии. Ломоносов, по-видимому, пи­сал стихи на слух, а не отщелкивая пальцами. И на слух Ломо­носов допускал пиррихии, следовательно, они не портили рит­мического впечатления. А убедившись в том, что пиррихии не портят ритмического впечатления, Ломоносов стал допускать их с гораздо большей свободой. Возьмем, например, оду 1762 г. В оде 1741 г. — 210 стихов. Для того чтобы наши цифры при сравнении совпадали, возьмем из оды 1762 г. такое же количе­ство стихов, т. е. 210, и посмотрим, сколько на это количество стихов приходится стихов с пиррихиями? Оказывается, стихов с пиррихиями на первой стопе — 8, на второй стопе — 50, на третьей стопе — 77; стихов с двумя пиррихиями: на первой и на третьей стопе— 13, на второй и третьей стопе — 2. Итого в оде 1762 г. из 210 стихов — стихов с пиррихиями 150, а в оде 1741 г. из 210 стихов — стихов с пиррихиями было всего 5. Так измени­лась манера письма Ломоносова. Это имело последствия и для словаря оды. Если мы в той же оде 1741 г. сосчитаем общее ко­личество слогов и ударений (а каждое ударение определяет одно слово), а затем поделим количество слогов на количество ударений, то получим среднюю длину слова. Средняя длина слова в оде 1741 г. — 2,2, т. е. около двух слогов. В русском языке средняя длина слова около 3—2,9 слога. Каким же об­разом выходит воде 1741 г. средняя величина слова 2,2 — за счет чего? За счет отказа от длинных слов. Эта ода построена исклю­чительно на коротких словах, т. е. большое количество русских слов не втиснулось в эту оду, был произведен искусственный от­сев, словарь был сужен; целый ряд слов нельзя было употре­бить в стихах, потому что пиррихий не допускался. Если взять оду 1762 г. и проделать ту же операцию, то получится, что сред­няя длина слова в этой оде 2,8, т. е. всего на 1/10 она отличается от естественной длины слова, почти такая же длина, как в прозе,

как вообще в языке. Иначе говоря, допустив пиррихии, Ломо­носов получил возможность строить оду на естественном со­ставе словаря. Те же самые слова, которые употреблялись в прозе, оказались пригодными в поэзии. Допущение пиррихия, таким образом, позволяет приблизить двусложный стих к нор­мальному словарному составу и не делать искусственного от­бора. Строгий ритмический порядок должен соблюдаться, но не нужно производить такого отсева, как если бы Ломоносов про­должал писать в таком же духе, как вначале. Манера измени­лась и, по-видимому, без особых «корыстных» соображений со стороны Ломоносова. Вряд ли он думал при этом о приближе­нии стиха к нормальной длине слова. Не это было основанием к тому, чтобы писать такие стихи. Основанием было то, что рит­мически, по художественному впечатлению, эти стихи оказались нисколько не хуже, чем те стихи, где все ямбы стоят на своих местах и где нет ни одного пиррихия. Значит, нисколько не сни­жая художественного достоинства од, при помощи подобных приемов, при помощи допущения пиррихиев, Ломоносов полу­чил полную свободу в распоряжении словарем русского языка.

Кроме того, обнаружилось, что эти стихи гораздо своеобраз­нее и выразительнее. Когда все четыре ударения стоят на своих местах, стих производит монотонное, невыразительное впечат­ление:

Восторг внезапный ум пленил...

Здесь ритм очень однообразный, барабанный. А когда эта ямбическая фраза растворяется пиррихиями, она приобретает своеобразную физиономию:

Здесь в мире расширять науки

Изволила Елисавет...

То, что во втором стихе выделяются два ударения, а осталь­ные затушевываются, придает выразительное своеобразие дан­ной фразе. Это своеобразие характерно для Ломоносова. Если мы будем сравнивать ломоносовские стихи со стихами других поэтов, то заметим в распределении пиррихиев следующее яв­ление. Есть одно место, где пиррихии появляются закономерно при любой манере. Это — предпоследняя стопа (третья стопа для четырехстопного ямба). Здесь обычно приглушено ударе­ние. Законы языка требуют, чтобы к константе — послед­нему сильному ударению — подходили через ослабленные уда­рения. Но совсем не безразлично, куда поставить пиррихий. У Ломоносова явная тенденция к постановке пиррихия на вто­рой стопе. Физиономия его стиха такая: на первой стопе — уда­рение, на второй стопе — нет, на третьей стопе — нет, на четвер­той стопе— ударение, т. е. опорные ударения — первое и послед­нее: «Изволила Елисавет...» Взлет голоса вначале и в конце.

Это, по-видимому, особая ораторская форма одических стихов XVIII в., которую мы встречаем у всех поэтов, одописцев XVIII в.: Ломоносова, Державина, Петрова, Сумарокова. У всех этих поэтов имеется доминирующая форма: сильное ударение вначале, затем голос скользит и, наконец, сильное ударение в конце.

Бывают, конечно, и другие ораторские ходы, один из них — с пиррихием на первой стопе, что встречается реже:

Елисаве́тиных похва́л...

Вот основные два ритмических типа. Они характеризуют осо­бое строение фразы, типичное для четырехстопного ямба XVIII в.:

Возлю́бленная тишина́.

Великоле́пной колесни́цы.

Однако в XVIII в. в основном преобладал первый ритмиче­ский тип.

Перелом произошел при Жуковском. В стихах Жуковского появилось равновесие между этими двумя ритмическими струк­турами; это выразилось в том, что количество пиррихиев, па­дающих на первую стопу, уравнялось с количеством пиррихиев, падающих на вторую стопу, в то время как у Ломоносова пре­обладали пиррихии на второй стопе. А начиная с Пушкина, этот первый ритмический ход почти исчезает, и становятся типич­ными стихи второго пипа. Эта смена положения пиррихиев в стихе показывает, что поэт не безразлично относится к этому вопросу, что какое-то тяготение к определенной структуре пред­ложения, выражаемого стихом, заставляет принимать одни фор­мы и отвергать другие: по мере изменения вкусов меняется структура фразы.

Но вернемся к судьбам четырехстопного ямба. Для XVIII века характерно было употребление четырехстопного ямба пре­имущественно в оде. Он встречается, впрочем, и в других фор­мах, но относительно редко. Единственно, куда начинает еще проникать четырехстопный ямб, — это в стихи шутливые, паро­дические. Но ведь пародия есть высокая, важная форма на­изнанку; поэтому появление в пародиях того же размера, что и в важном, высоком стихе, не свидетельствует об изменении функции. Но особенность четырехстопного ямба в том, что его объем (8—9 слогов) соответствует естественному объему про­заической фразы. Отсюда следствие, что четырехстопный ямб лучше всего передает естественную речь человека. А человече­ская речь разнообразна. Вот почему и ритмическая функция ямба оказалась разнообразной. Шутливое применение ямба по­казало, что он удобен не только в ироническом плане, но подхо­дит и для выражения любых лирических переживаний.

Если четырехстопный ямб XVIII в. сохранял на протяжении всего века характер особой декламационной торжественности,

приподнятости, в некоторой степени даже ходульности, то под пером Жуковского он довольно резко изменил свой характер; этой приподнятости и ходульности в его стихах мы уже не чув­ствуем:

Однажды пери молодая

У врат потерянного рая Стояла в грустной тишине;

Ей слышалось: в той стороне,

За неприступными вратами,

Журчали звонкими струями Живые райские ключи,

И неба райского лучи

Лились в полуотверсты двери,

На крылья одинокой пери;

И тихо плакала она

О том, что рая лишена.

(«Пери и ангел», 1812).

Четырехстопный ямб приобрел в стихах Жуковского гораздо большую выразительность и гибкость. В дальнейшем четырех­стопный ямб стал одним из самых распространенных размеров в самых различных жанрах. Это был излюбленный размер Пуш­кина. Характерно, что свои большие произведения, почти все, за редкими исключениями, Пушкин писал четырехстопным ямбом, начиная с «Руслана и Людмилы», кончая «Медным всадником». Самое крупное произведение Пушкина — «Евгений Онегин» — написано четырехстопным ямбом. Большая часть лирических произведений Пушкина тоже писана четырехстопным ямбом. Именно под пером Пушкина этот размер приобрел максималь­ную гибкость и выразительность. Этим объясняется тот факт, что он стал ходовым размером не только самого Пушкина и ближайших его друзей, но и многочисленных эпигонов новой ли­тературной школы, настолько, что в конце своей жизни Пушкин даже стал несколько подозрительно относиться к этому размеру, впрочем, не изменяя ему. В «Домике в Коломне» Пушкин писал:

Четырехстопный ямб мне надоел:

Им пишет всякий; мальчикам в забаву

Его пора б оставить...

т. е. ямб стал самым доступным для всех поэтов размером. И хотя в своих стихах Пушкин все-таки не отказался от четы­рехстопного ямба — в дальнейшем развитии русской поэзии че­тырехстопный ямб перестал играть роль первенствующего раз­мера. Правда, он остался распространенным размером, но на­ряду с ним уже у Лермонтова мы видим большое количество других размеров, варьирующих ритм стиха. У Некрасова четы­рехстопный ямб отступает на второй план. Таким образом, расцвет четырехстопного ямба совпадает примерно с деятель­ностью Пушкина, т. с. относится к 20—30-м годам XIX в., так же как в 50—60-х годах XVIII в. он связан с поэзией Ломоно­сова. Следовательно, размер этот имеет две вершины: ломоно-

совский четырехстопный ямб с его своеобразной торжественной, одической интонацией и гибкий, разнообразный, разговорный четырехстопный ямб Пушкина, который господствовал в его время.

Но обратимся к другим формам ямбического стиха, и опять- таки обратимся к обзору историческому. Какие еще ямбические размеры появились вслед за четырехстопным ямбом? Таким размером, весьма характерным для XVIII в., наряду с четырех­стопным ямбом, является ямб шестистопный.

Поэма Ломоносова «Петр Великий» (1760—1761)—одно из первых произведений, писанных шестистопным ямбом.

Пою премудрого российского героя,

Что грады новые, полки и флоты строя,

От самых нежных лет со злобой вел войну,

Сквозь страхи проходя, вознес свою страну;

Смирил злодеев внутрь, и вне попрал противных.

Рукой и разумом сверг дерзостных и льстивных;

Среди военных бурь науки нам открыл,

И мир делами весь и зависть удивил.

Шестистопный ямб состоит из шести стоп. В середине нахо­дится цезура, т. е. на шестом слоге кончается слово, и седьмой слог всегда начинает новое слово. При этом не только слова обязательно разделены на этом месте, но обыкновенно вся фраза, заключающаяся в шестистопном ямбе, синтаксически делится на два интонационных члена, довольно тесно связанных между собой. Особенность шестистопного ямба та, что он цезурован в определенном месте, каждый стих распадается на две части:

Пою премудрого| российского героя,|

Что грады новые, | полки и флоты строя,|

От самых нежных лет |со злобой вел войну,|

Сквозь страхи проходя, | вознес свою страну;|

Смирил злодеев внутрь,| и вне попрал противных.|

Как уже говорилось, вокруг этой цезуры тоже были споры. Например, Тредиаковский обязательно требовал, чтобы слог перед цезурой был бы константой, т. е. пиррихий на этой цезуре не допускался. С ним особенно ретиво спорил Сумароков, который доказывал, что пиррихий на третьей стопе вполне допустим, Ломоносов в данном случае примкнул к мнению Сумарокова. В самом деле, здесь пиррихий часто падает на третью стопу:

Пою́ прему́дрого̀ росси́йского̀ геро́я.

Расставив естественные ударения, мы определяем, что один пиррихий падает на третью стопу, перед цезурой, а другой пиррихий падает на пятую, предпоследнюю, стопу, где мы чаще всего ожидаем положение пиррихия. Ломоносов с самого на­чала стал применять свободное расположение пиррихиев на лю­бой стопе, а не так, как рекомендовал Тредиаковский,

В такой форме сложился шестистопный ямб в XVIII в., и в такой форме он просуществовал до наших дней. Правда, в на­стоящее время редко пишут шестистопным ямбом, но иногда всё же пишут.

В XVIII в. шестистопный ямб прикреплялся к определенным жанрам. Приведенный пример взят из поэмы. Эпические поэмы XVIII в. писались обязательно шестистопным ямбом. Другие размеры для поэм не допускались. Кроме эпических поэм, важ­ным, значительным жанром в XVIII в. была трагедия. И тра­гедия точно так же писалась шестистопным ямбом. Вот при­мер— стихи из трагедии Сумарокова «Синав и Трувор», 1750г.:

О небо, укрепи ее ослабшу силу,

И ободри ее ум томный, мысль унылу!

Дай многи лета жить ей, здравие храня,

И проливай свой гнев на одного меня!

Последующему зловреднейшей судьбине,

Подай утеху мне, живущему в пустыне...

Этот шестистопный ямб на сцене допускал особую деклама­цию. Эта певучая, искусственная театральная декламация XVIII в. получила большое распространение, продержавшись примерно до 20-х годов XIX в., потому что пьесы ставились главным образом стихотворные, написанные шестистопным ям­бом, и самая игра уже предполагала эту стихотворную декла­мацию. Шестистопный ямб — это самый длинный ямбический стих, где фраза достигает необычайно широкого развития. Это придает ей какую-то важность, торжественность, именно соот­ветствующую эпосу, соответствующую трагедии.

И комедии писались шестистопным ямбом. Но комедии эта, писанные шестистопным ямбом, были довольно серьезными про­изведениями, требовавшими также искусственной декламации.

Наиболее характерными жанрами для шестистопного ямба были именно одическая поэма и трагедия. Этим важным жан­рам. и соответствовал такой своеобразный пышный стиль.

В XIX в. происходит дискредитация шестистопного ямба. Он настолько сросся с классическими жанрами, т. е. с одической поэмой и трагедией, что когда заколебались эти жанры и стали нащупываться новые жанры, — от шестистопного ямба отказа­лись. Пушкин писал свои поэмы уже не шестистопным, а четы­рехстопным ямбом. Правда, есть одна поэма, писанная в конце жизни Пушкина, — «Анджело», где мы находим шестистопный ямб; встречаем мы шестистопный ямб и в мелких вещах.

Ни одного произведения драматического (кроме одного наброска) Пушкин не написал шестистопным ямбом. Его драма­тические произведения написаны другим размером. И Пушкин это отметил в том же «Домике в Коломне», где он пишет о ше­стистопном ямбе следующее: «У нас его недавно стали гнать», И действительно, началось гоиение на шестистопный ямб, кото­рый казался уже архаическим стихом и стал применяться в тех

произведениях, где имитировалась старина, например в неболь­ших произведениях, воспроизводящих картину древней Греции, в стилизованных стихотворениях.

Шестистопный ямб называется иначе «александрийским сти­хом». Откуда произошло это название? В разных учебниках дают разное истолкование. Есть даже учебник, где автор свя­зывает александрийский стах с городом Александрией. Но там никогда не писали этим стихом и не могли писать по той при­чине, что шестистопный ямб выходил за пределы античных гре­ческих размеров. Происхождение «александрийского стиха» иное. Это название перенесено из другого стиха, который не со­всем похож на наш стих, но в слоговом содержании совпадает с ним. Название «александрийский стих» французского происхо­ждения. Но французский александрийский стих и русский але­ксандрийский стих — не одно и то же, потому что во Франции писали стихом силлабическим. В слоговом объеме (12—13 сло­гов) они совпадают, цезура у них одинаковая. Этот стих по­явился во Франции и был назван александрийским. Название связано с поэмой XII в. об Александре Македонском из цикла легендарных преданий. Этот своеобразный «роман» был напи­сан подобного рода стихом, и отсюда идет его название. Фран­цузское название несколько искусственно перенесено на русский стих, потому что наш стих тонический, а французский — силла­бический. Но роднило их то, что в XVII—XVIII вв. они приме­нялись в тех же жанрах, т. е. французские трагедии писались александрийским стихом и французские поэмы писались але­ксандрийским стихом, и поэтому стих, соответствующий по жанру и по слоговому наполнению, и у нас стал называться александрийским. И немцы, которые подражали французам, тоже писали александрийским стихом (шестистопным ямбом)., а потом перестали. В XIX в. он уже там не встречается, а у нас живет до сих пор, но живет очень бедной жизнью.

Следовательно, это второй ямбический размер, и он по своей интонации сильно отличается от четырехстопного ямба. Четырехстопный ямб — живой, разговорный, гибкий стих, а этот — медленный, с очень широкой интонацией, с длинными фразовыми отрывками певучего чтения. Его трудно читать на нормальном тоне, нормальным языком, в нормальных речевых интонациях. Пушкин называл его «точная змея и даже с жа­лом».

Среди ямбических размеров следует еще учитывать пяти­стопный ямб, который в театре пришел на смену стиху шести­стопному. Когда пала классическая трагедия и создалась новая романтическая трагедия, то появился новый стих — так назы­ваемый «белый стих», который является не чем иным, как пя­тистопным ямбом. Следовательно, пятистопный ямб сравни­тельно нового происхождения. Правда, он употреблялся и- в XVIII в., но чрезвычайно редко. У Крылова «Послание о пользе

страстей» написано пятистопным ямбом. Но более широкое рас­пространение этот размер получил уже в XIX в., прежде всего в трагедии. Жуковский перевел «Орлеанскую деву» Шиллера (1817—1821) пятистопным ямбом. Пятистопный ямб стал тра­гическим стихом. Пушкин применил его в «Борисе Годунове» и в маленьких трагедиях. Особенностью пятистопного драматиче­ского ямба является то, что он без рифмы — «белый стих».

Название «белый стих» объясняется каламбуром и не очень удачным. Дело в том, что этот трагический стих связывался главным образом с шекспировской трагедией. Шекспир пользо­вался подобного рода стихом. Не Шекспир его изобретатель; в XVI в. этот стих проник в Англию из Италии. В подражание итальянскому^[130] он стал называться так: blank verse. При этом первое слово имело то значение, которое сохранилось в русском языке, — бланк, т. е. какой-то незаполненный, с пустыми ме­стами текст. Он так назывался потому, что он был лишен та­кого украшения, как рифма. По отношению к рифме его можно было назвать пустым. А так как это слово мы восприняли вс французском значении (а во Франции под blank подставили blаnc—белый), то получился каламбур. Первоначально назва­ние «белый стих» означало именно пятистопный стих, стих без рифмы. А потом стали называть «белым» всякий стих, если в нем нет рифмы.

Стих «Бориса Годунова»:

Еще одно последнее сказанье...

имеет своеобразную интонацию, сильно отличающую его от щестистопного ямба, от александрийского стиха.

Эта новая интонация требовала и новой декламации. Она соответствовала настроениям, намерениям поэтов уже романти­ческого направления. Это есть стих романтической трагедии. Затем он стал вообще стихом в исторических драмах. Трилогия А. К. Толстого, исторические хроники А. Н. Островского напи­саны пятистопным ямбом.

Если мы рассмотрим пятистопный ямб XVIII в. и затем обра­тимся к этому размеру у Баратынского, у Пушкина до 1830 г., то заметим одну особенность. Старый пятистопный ямб был цезурован. В частности, в «Борисе Годунове» после каждого четвертого слога в стихе имеется остановка. Это — особенность старого пятистопного ям<ба. Но впоследствии, в 30-х годах, Пушкин отказался от этой цезуры (впрочем, и раньше Жуков­ский, например, не соблюдал этой цезуры), и в «Домике в Ко­ломне» (1830) ее уже нет. Там после четвертого слога никакой остановки нет. Именно об этом пишет Пушкин:

Признаться вам, я в пятистопной строчке

Люблю цезуру на второй стопе.

Иначе, стих то в яме, то на кочке,

И хоть лежу теперь на канапе,

Всё кажется мне, будто в тряском беге

По мерзлой пашне мчусь я на телеге.

(«Домик в Коломне», VI).

Пушкин привык к правильному делению, и когда отказался от цезуры, пришел к выводу, что интонация стиха не так гладка. Вы видите, что в приведенном отрывке не в каждом стихе после четвертого слога остановка. У Жуковского еще больше свободы.

Итак, в развитии пятистопного ямба есть рубеж: старый пя­тистопный ямб цезурован, а новый пятистопный ямб, который раз­вился на протяжении XIX в., — бесцезурный стих. Таким стихом писали Жуковский, Кюхельбекер. Пушкин впоследствии, когда написал «Бориса Годунова», выражал сожаление, что в своей тра­гедии «Борис Годунов» сохранил цезуру после четвертого слога. Без этой цезуры стих более разнообразен, более выразителен.

Кроме белого пятистопного ямба, есть еще пятистопный риф­мованный стих, который применяется в различных строфиче­ских формах — в сонетах, октавах, терцинах, но о них будет речь дальше.

Мы перечислили основные ямбические размеры. Другие ям­бические размеры встречаются гораздо реже. Так, трехстопные ямбы одно время культивировались карамзинистами. Батюш­ков, Вяземский писали этим размером шутливые дружеские послания. Стихотворения Пушкина «Городок» (1815) и «К моей чернильнице» (1821) написаны трехстопным ямбом. Это — стих более легкий. Он звучит несколько иначе, чем остальные ямби­ческие стихи. В стихотворении «К моей чернильнице» ямб со­всем иного интонационного хода, чем тот, о котором шла речь раньше: