Ганька смотрела то на мать, то на чужую женщину, коротконогую, с выступавшими по-калмыцки на лице скулами:
− Чего это она кричит?
− Та мабуть больная, скаженная. Есть такая хвороба, что человек кричит и кричит день и ночь и не может замолчать. Не смотри туда, бо сама можешь заразиться…
А когда они дошли до своей калитки, мать пропустила Ганьку вперёд и строго прикрикнула:
− А ну, марш в хату, чего уставилась? Не видела больных, психических?
Потом, поставив во дворе вёдра, взяла коромысло и, выглянув из-за плетня, показала его Катерине. Та сразу будто схватила ларингит, перестала кричать и юркнула за Нюркину крепость: калитку и плетень. А вдруг эта Федькина приживала кинется с коромыслом? − мгновенно подумалось Катерине. − Да и Федя узнает, то ему не понравится наша потасовка…»
«Ах ты, деревенская тыква, − подумала Ульяна. − От хорошей бабы, если она любит, мужик не уйдёт. Не показывай, дура, ему всю ж….. Кое-что и прятать от мужика надо. Любить лучше будет. Но всё это работа лысого дурака: не надо было туда ходить. Затронул незасохший кизяк – вот и завоняло. Ну нет, хоть и лысый, хоть и курносый, а пока я тебе его не отдам, бо нужен ещё мне. А ему этого не прощу. Интересно, шо у них там было?»
|
|
Знала, что було ни них там не то, что нужно, но успокаивала себя: «А может ничего и не було? Мой лысый не дурак, чтоб променять меня на такое шкидло…»
Тут же было решено отомстить Фёдору. Нашла в кладовой ножовку, пошла к лесозаводу поискать кусок подходящей доски: «Сделаю полку, пусть бачэ який он безрукий хозяин. Холера потащила его на ту охоту. Вон дома сколько работы! Хорошо, что Катерину бачила, а так бы подумала, что у неё…»
Долго измеряла, прикидывала в уме как оно будет. Полку делала большую: от угла хаты до двери. Наконец сделала, полюбовалась своей работой и какая она умная: в руках всё так и горит. Гарной получилась полка: и дети с неё ничего не достанут, и вместительной. Почему раньше такое не пришло на ум?
Достала мешочек муки, что недавно принесла от матери, развела дрожжи, поставила их в тёплое место, чтоб подошли. Потом смешала опару с мукой в здоровенной макитре, чтоб не вылезло тесто из неё, когда забродит и начнёт подниматься. Вскорости пришёл и Фёдор. Без фазанов, без утки. Впустую пробродил день.
Ульяна молча повертелась около полки, а тот вроде и не замечал её изобретение, знал, что она затевает, наверное, скандал.
Нет, не скандал. Она просто демонстративно медленно горшки и чугунки стала ставить с лавки на полку. Мол, не видишь, бисова душа с мужиком, чем пришлось заниматься самой. А это твоя работа. Твоя. Но Фёдор упорно молчал, видя в каком ажиотаже находилась жена. «Вот это да! − подумала Ульяна. − Такого ещё не було».