Попытка научного объяснения

Если трудно с уверенностью утверждать что вампиры существуют и встречи с ними можно считать делом вполне нормальным[11], то можно, по крайней мере, попытаться найти научное объяснение поверью, которое их породило. За исключением предполагаемой нетленности тел отлученных от церкви, остаются два вполне ес­тественных, хотя и редких феномена, стоящих у его истоков: каталепсия и неподверженность некоторых тканей разложению.

Как состояние каталепсии, так и мнимая смерть, частота возникновения которых, должно быть, не сильно менялась в течение веков, ни­когда не становились объектом пристального изу­чения. «Mors certa, mors incerta, — пишет Уинслоу (Winslow), два раза похороненный по ошибке, — moriendum esse certum omnino, mortum esse incertum aliquando»[12]. Известно, что во Франции, например, исследование Пино (1776) осталось без последствий, и пришлось дожидаться, пока будет обнародован Наполеоновский кодекс, что­бы установить разумную отсрочку перед захоро­нением. И она еще далека от установленных Ликургом одиннадцати и римским законом - семи дней такой отсрочки. Учитывая результаты не­давних экспериментов в области зимней спячки и искусственной реанимации, некоторые врачи (в частности, доктор Дрю (Drew) и профессор Мати (Mathey)) попросили пересмотреть сроки, определенные законом. Ло их словам, случайно - но с некоторым опозданием - можно было бы выявить слишком поспешное захоронение и оп­равдать зарифмованную Мольером поговорку:

Qui tot ensevelit bieп souvent assassine

Et te/ est cru defunt qui n'en que la mine [13].

Это могло бы объяснить пресловутое «жева­ние» мертвых в могилах, исследованное в трудах Рериуса (1679) и Ранфта (1728). Эти мертвые, которых глупо было бы заподозрить в том, будто бы они развлекаются тем, что жуют все находя­щееся рядом с ними, были на самом деле людь­ми, похороненными в состоянии каталепсии, ле­таргии или даже сильного опьянения. Надо ду­мать, такие случаи встречались достаточно час­то, потому что в Германии существовал обычай подкладывать ком земли под подбородок умерше­го и крепко обвязывать ему горло платком.

Разве предполагаемый покойник, умерший от чумы, холеры или другой болезни и благодаря какой-нибудь - поистине чудесной - случайнос­ти очнувшийся от своей летаргии, извлеченный из могилы и вверенный заботам родных, не мог бы вполне сойти за вампира? Разумеется, кроме тех случаев, когда его возвращение в этот мир совершилось бы в присутствии многих свидете­лей или речь шла бы о воскрешении, о чуде из тех, какие совершали Иеремия, Моисей, Самуил и Елисей, Христос, Аполлоний Тианский или хри­стианские святые (Петр, Павел, Макарий, Спири-дон, Станислас...)

Напротив, чудесная сохранность крови свято­го Януария и некоторых других останков, при­стальным изучением которой занимался Юбер Ларше, — мы говорим а Розелин де Вильнёв, Терезе д'Авила, Франциске-Ксаверии и монахе-мароните Шарбеле, — могла бы убедить в под­линности вампиризма. Примеры, которые Ларше приводит в «Может ли кровь победить смерть?» («Le Sang peut-H vamcre fa mort?», Париж, Gallimard, 1957), относятся к «чудесным трупам» святых или блаженных. Но обезвоживание, от­сутствие воздуха и охлаждение, послужившие причиной такой сохранности, вполне могли про­явиться множеством других способов. Автор упо­минает и случаи естественного бальзамирова­ния, наблюдавшиеся в Палермо, Бордо, Тулузе и на Большом Сен-Бернарском перевале. Мож­но вспомнить и еще один недавний случай: в окрестностях Анконы было эксгумировано тело женщины, умершей в 1920 году в возрасте семи­десяти лет, и при эксгумации из ее левого коле­на потекла кровь (газеты от 17 апреля 1952). Не говоря определенно о вампиризме, г-н Ларше приходит, однако, к вопросу, «а не существуют ли, помимо сохранности тела — феномена, в конечном счете, пассивного, несмотря на его физиологию, — в субстанции мертвого некие элементы, предвещающие метаморфозу, актив­ные проявления материи и энергии, согласую­щиеся с гипотезой Гельмгольца и не поддающи­еся «термодинамическому выравниванию»?». Так Наука, которая хранит банки крови и тканей, сходится с константами теологии, демонизма и фантастической литературы. Церковь, которая в конце XVIII века позволила Лазарю Спалланцани произвести интересные изыскания насчет мни­мой смерти, приостановки жизненной активности и своеобразной зимней спячки, сегодня допуска­ет пересадку роговицы. В мае 1956 года Пий XII заявил, что с нравственной и религиозной точки зрения «ничего нельзя возразить против отсадки роговицы трупа... По отношению к усопшему, у которого берут роговицу, ничего плохого не де­лают - его не лишают имущества, на которое он имеет право, и не ущемляют в правах на это имущество. Труп не является в собственном смысле слова субъектом права, поскольку не является личностью, которая только и может быть субъектом права». За этим последовали пересадки сердца и других органов... Тем не менее многие еврейские секты - наиболее «интегристские» — продолжают возражать против проведения вскрытий.

Если мы в конце концов допустим, что вампи­ризм может существовать, то столкнемся с теми же трудностями, с какими встретился Дом Кальмет, пытаясь объяснить, каким образом бруколаки могут выбраться из могилы: «Как тело, покрытое четырьмя или пятью футами земли, не имеющее никакой возможности шевелиться, запеленутое в саван, придавленное крышкой гроба, может выб­раться наверх, вернуться на землю и проделывать там все, о чем рассказывают; и как оно после этого возвращается под землю, где его находят здоро­вым, целым, полным крови и в позе живого чело­века? Не скажут ли на это, что эти тела проходят сквозь землю, не раскапывая ее, подобно воде и испарениям, которые опускаются под землю и под­нимаются на ее поверхность, не производя ощути­мых передвижений ее частиц? Хорошо бы, чтобы рассказы о возвращении вампиров были более на этот счет вразумительными».

Для того чтобы осуществить эту двойную опе­рацию - уход из могилы и возвращение под землю - вампиру, в самом деле, следовало бы подвергнуться изменению структуры, он должен был бы преобразиться, уменьшиться так, чтобы суметь, как делают колдуны, проходить через дымоходы и замочные скважины. Какими бы неправдоподобными ни казались эти факты, заранее отвечает Станислас Гуайта, «все же следует их признать под страхом обесценить все критерии исторической достоверности. Будет ли предел скептицизму ученых, если они отвергают самые прямые свидетельства и ни во что не ставят подлинные протоколы, составленные на месте юридическими или общественными влас­тями?» («Храм Сатаны»). Монтегю Саммерс вслед за Гуайтой вступает в эту полемику; он находит, что Дом Кальмет был чрезмерно кате­горичен, утверждая, будто вампиры не могут выходить из своих могил. Он, если позволите, опровергает его аргументы, настаивая на том, что вампиры могут пробираться через растрес­кавшуюся землю некоторых кладбищ; он упоми­нает об эктоплазме, приводит пример Эвсапии Палладино (sic) и тот факт, что вампир принима­ет вид тумана, чтобы проходить в окна... Точь-в-точь как Алиса проходила сквозь зеркало...

Дело в том, что, благодаря кинематографу и спиритизму, омоложенный вампиризм повернулся новой стороной. Еще в 1891 году Ж.К.Гюисманс замечал в своем романе «Бездна» («La-Bas»), что в наше время «беспроигрышные роли инкубов и суккубов чаще исполняют мертвые, которых призы­вают, чем демоны. Иными словами, в прежние времена в случае суккубата для подвергавшегося ему живого существа это было одержимостью. Из-за призывания мертвых, присоединившего к демо­ническому аспекту жестокий плотский аспект вам­пиризма, одержимости в полном смысле слова больше не существует, но теперь дело обстоит куда хуже. В результате Святая церковь растерялась; следовало либо хранить молчание, либо признать, что призывание мертвых, запрещенное еще Моисе­ем, было возможно, а такое признание таило в себе опасность, поскольку распространяло знание о дей­ствиях, ставших более доступными, чем прежде, с тех пор как спиритизм, сам того не подозревая, указал путь!»

Кроме того, многие по-прежнему склонны ве­рить в подлинность феномена вампиризма. Но идея насилия, совершенного вампиром над жи­вым человеком своего или же противоположного пола, не существовавшая у древних авторов, благодаря литературе и кинематографу стано­вится мифом, способным укорениться. Прежде знали лишь укус сказочного чудовища и, наобо­рот, тот, что могли нанести умершему влюблен­ные в него живые. Этот новый ужас астрального эротизма породил невероятные похоронные об­ряды современной Америки, где каждый стара­етсязащитить умерших. Погребальные прокля­тия Мари и формулы проклятий фараонов Егип­та вышли из обихода, зато существуют школы бальзамировщиков и роскошь смерти, достигшая невероятной степени безвкусицы. Тот, кто не может позволить себе литой медный гроб «клас­сической красоты и достойный самого прекрасного мавзолея», может приобрести цементную обо­лочку, которая защищает тела от червей... и вам­пиров; оболочку, до странности напоминающую глиняные саркофаги неошумерской эпохи. Эти дорогостоящие загробные прихоти в чести и в Стране Советов, и у католических народов» где процветают братства Доброй Смерти и мошенни­ческая торговля одеяниями святого Франциска. Кое-где вроде бы развитые люди держат дома прах дорогих покойников, пристроив его где-ни­будь между банками с горчицей и корнишонами; другие регулярно ездят на Сицилию или в Апулию, чтобы смахнуть пыль с родительских чере­пов. Наконец, некоторые тратят огромные деньги на грандиозные похороны, а кое-кто, как, напри­мер, Карузо, требует, чтобы его труп каждые пять лет переодевали в новый костюм. Невероятное исчезновение в июне 1962 года гроба Анри Бидара, сделанного по мерке из резного дуба, в кото­ром он любил полежать при жизни, дает пред­ставление о фантазиях некоторых «тронутых умом»[14], всех тех, к кому приложимы слова песни:

О que renaisse le temps des worts bouffis d'orgueil

L'epoque des m'as-tu-vu dans mon joli cerqueil

Ou quitte a tout depenser Jusq'au demier ecu

Les gens avaient a coeur d'mourir plus haut

qu'leur cul [15].

Параллельно с этими более или менее извра­щенными обычаями мы замечаем, что подраста­ющее поколение современной Америки поддер­живает существование ликантропического и вампирического мифов. Каждый знает, насколько ощутимо присутствие смерти в мексиканском на­родном искусстве и сколько мрачных и кровавых легенд в боливийском фольклоре. Но, может быть, менее известно, какое влияние оказывают на юных американцев комиксы и некоторые жур­налы. Многие газеты (прежде всего мы имеем в виду «Famous Monsters») и специализированные фирмы предлагают детям в возрасте от десяти до пятнадцати лет самую разнообразную «про­дукцию ужасов»: мультфильмы, серии рисунков, фотографий и переводных картинок, фильмы ужасов, истории, от которых волосы на голове встают дыбом, маски волков, вампиров и мумий, запонки с портретами Франкенштейна или изоб­ражениями чудовищ. Резина, пластмасса, ней­лон, которых не знали ни Дом Кальмет, ни Брэм Стокер, дают возможность создавать устрашаю­щие и подвижные кошмарные лица, достойные снов Торквемады и тибетских монахов. За незна­чительную сумму милые крошки могут купить кукольные гробики, фальшивые ступни с когтями, резиновых тарантулов и летучих мышей, хоро­шенькие рубашечки с изображением отрезанной кривляющейся головы... И так вплоть до того дня, когда они, облачившись в мрачный плащ Дракулы, набрасываются на товарищей по играм, чтобы их убить...