Физики, лирики и космонавты

Культурным героем эпохи стали космонавты. С одной стороны, они были простыми парнями, из соседнего двора, обыкновенными, советскими, с дру­гой — их окружали таинственность небожителей и высокие достоинства служителей культа. Космонавты, вознесшиеся буквально выше всех, соче­тали рабоче-крестьянскую доступность с интеллигентностью, принадлеж­ностью к высшим сферам — во всех смыслах слова³². Общественное созна­ние было заворожено высотой и бескорыстием идеи полета в космос.

Полеты космонавтов стали возмож­ны благодаря достижениям советской науки. Наука, интеллект, богатая куль­турная жизнь превращались в новый общественный культ истины с прису­щей культу непонятностью ее выра­жения. Ученые приобрели статус по­священных; не случайно на газетном жаргоне эпохи их называли жрецами науки. 1960-е гг. продолжили традицию востребованности науки в советском обществе. Как ни наивно выглядят постулаты этой научной религии, они оказали огромное влияние на общественные идеалы 1960-х гг.

1960-е гг. — эпоха удивительного общественного дискурса под названием «физики и лирики»: что важнее для человека — наука и прогресс или искус­ство и поэзия? В нем участвовали, кажется, все — от мала до велика. Всем было интересно, что главнее для будущего цивилизации — ум или сердце, душа или разум, естествознание или искусство. В те годы наука имела пре­имущество перед поэзией, так как она соединяла авторитет абстрактного знания и значимость практического результата.

«Поверив во всесилие науки, в собственное всесилие и избранничество, техническая интеллигенция решила оспорить авторитет гуманитариев, в осо­бенности пользовавшихся тогда популярностью поэтов. Так начался знаме­нитый спор между физиками и лириками. Утверждая превосходство логичес­кого, аналитического мышления над образным, физики говорили о бесполез­ности гуманитарной сферы, возрождая старый миф о том, что все не имеющее практической ценности вредно. Инженер Полетаев, зачинщик одной из тог­дашних дискуссий, утверждал, что в эпоху научно-технической революции жизненно важны только точные, естественные науки и знания, а литература, искусство и все, что с ней связано, пригодны лишь для развлечений, «на де­серт». Избыточная чувствительность и умозрительные мечтания только отвле­кают от серьезных дел. В век физики и завоевания космического простран­ства литература и искусство утрачивают свою значимость. Лирики протесто­вали. Однако доводы их были не так логически выверены, и в спорах они проигрывали. Проблема была и в том, что физики и лирики говорили на раз­ных языках: физики апеллировали к интеллекту, лирики — к чувствам»³³.

³² Турина М. Мифологемы шестидесятничества. Штрихи к портрету эпохи // Независимая Газета.
2000. 11 окт.

³³ Там же.

В самый разгар общекультурного диспута, т.е. в 1968 г., был снят филь­мом «Еще раз про любовь» Натансона с Татьяной Дорониной и Александ­ром Лазаревым в главных ролях. Картина насквозь пропитана особым ду­хом 1960-х, отмечая особые приметы того времени — и физики тут в таком же явном почете, в каком явном загоне лирики, и пьют в кафешке-забега­ловке дешевый портвейн под стихи Вознесенского, Рождественского и Ев­тушенко, и физики-лирики до смешного всерьез доказывают, что энтузиазм ни в какое сравнение с деньгами не идет. На поединки физиков и лириков, творцов атомной бомбы и авангардной поэзии в Москве в Политехничес­ком музее собирались огромные толпы.

Общественное внимание было при­ковано к успехам естествознания, в науку стали инвестировать огромные средства. Результаты не заставили себя ждать. Впервые советские физики ста­ли получать нобелевские премии. Была реабилитирована кибернетика. Шла отчаянная борьба за генетику. Возникали новые научные центры — Дубна, Академгородок в Новосибирске. В 1962 г. по экранам с огромным успехом прошел фильм Михаила Ромма «Девять дней одного года». Новый культур­ный герой был найден, он не мог не быть физиком.

В 1960-х гг., когда осуществились первые полеты в космос, а мода на ино­планетян только-только захватывала воображение жителей Земли, физика считалась одной из важнейших наук. Техническая интеллигенция тогда была элитой, в моде были ЛЭТИ и политехнические институты. Передовые стра­ны, в том числе СССР, переживают бум научно-технического прогресса: стро­ятся ускорители, разгоняются пучки частиц высоких энергий, кажется вот-вот

Врезка

0. Попов

Об эпохе — с ностальгией

За всю жизнь это были лучшие годы. Тогда краси­вый костюм много значил, он делал жизнь. Пос­ле него уже нельзя было опуститься... А в моду уже входила замшевая куртка. В ней были одер­жаны первые победы. Воротник приподнят, голо­ва как-то откидывалась. Но одежда, надо ска­зать, стоила дорого. Тогда был культ одежды. Все ныне модные вещи носили в 1950-е гг.: например, песочное пальто с поясами. Мода осталась такой же, только все невзрачным стало. Помню, отмечал свой первый гонорар, получил 40 рублей и на эти деньги снял кабинет. И в этом ка­бинете было четыре манекенщицы, самые шикар­ные, был там ныне знаменитый физик Миша Пет­ров, дважды лауреат премий за плазму. Был совер­шенно сумасшедший вечер, кто-то потом сцепился с милиционером, отвезли нас в милицию, а утром отпустили. И мы пришли на демонстрацию мод. Девушки там ходили по подиуму и все время ис­чезали... Потом мы пришли к ним за кулисы, спро-

сили: «Девушки, чего ж это вы так работаете», а они сказали: «Блюем». То есть на 40 рублей лег­ко можно было расстроить работу всего Дома моделей на Невском. И поломать жизнь, так ска­зать, нескольким представительницам прекрас­ного пола.

Позвал я в гости Горина, Арканова и Розовского. Пошел на «Крышу» купить соку. И там сидел Ак­сенов Василий с Асей Пекуровской, такая была знаменитая красавица, бывшая жена Довлатова. В это время она жила с Васей Аксеновым. При­шли ко мне домой на Саперный, и на следующее

и мы найдем предсказанный наукой кварк — кирпичик мироздания! Но сквозь ширму научной эйфории уже проглядывают темные контуры технического тупика: не приведет ли взлет науки к обесцениванию гуманитарных основ культуры? Во времена, когда начиналось освоение «мирного атома», о послед­ствиях техногенной революции никто особенно не задумывался. Тогда, в на­чале 60-х, в обществе царила эйфория, физики и лирики были на подъеме. Что там атомные электростанции? Какие еще радиоактивные отходы?

Сегодня следы той эпохи — отходы «мирного атома» — переполнили пла­нету. Одних только металлических радиоактивных отходов (МРО), не го­воря о жидких, в России скопилось около 600 тыс. т. Идея порочности тех­нологической цивилизации волновала тогда и американскую молодежь, а уче­ных-физиков всего мира вынудила выступить против угрозы термоядер­ной войны и за всеобщее разоружение. Так возникло известное Пагоушское движение. Для отечественной культуры 1960-х гг. спор физиков и лириков решился неожиданно и к обоюдному согласию. Лирики увлеклись математической формой стиха, а физики стали шутить и читать Достоевского. Город Дубна, центр экспериментальной физики, тогда была притягательным центром для знаменитых бардов и вольнодумцев. Симбиоз физиков и лириков проявил себя и в авангардной музыке. Центрами рок-групп в 1960-е гг. стали техни­ческие, а не гуманитарные вузы, где на многих факультетах шло обучение английскому языку и где осваивать западную музыкальную культуру было

утро снова оказались в «Европейской», то есть это был в полном смысле штаб, клуб, все что угод­но. Все знали, где найти себе подобных. Был такой узел, что, когда совсем уже денег нет, приходишь в ресторан «Восточный», там, где те­перь «Садко», тебя сажают, поят из жалости. Я помню, сидит Симонов, который играл Петра Первого, обнимает двух женщин. Очень важны были «Зеркала» на углу Невского и Литейного. Там любили отражаться все пижоны. Сначала главным был отрезок от Маяковского до Литейного, когда я учился в школе в 1957-1958 гг. Ну и самое легендарное место, которое я в своей жизни видел — это кафе «Север». Там было вид­но, с кого делать жизнь. Туда приходили такие кра­савцы, такие красавицы. Откуда?.. Аристократи­ческого вида, абсолютно замечательно одетые. Я до сих пор помню: такие зеркала, такие пирож­ные, такие вина, такие профитроли! Взбитые сливки!!! Кафе «Север» 1950-х гг. — это сгусток гигантов. Реальная Вена показалась гораздо про­ще. Там уже сидят в пальто в каких-нибудь кафе, непонятный сброд...

Куда потом все это поколение исчезло? Казалось, что мы уже пришли к победе, вот ощущение этих «европейских» вечеров. Все — талантливые, кра­сивые, нашли свое место в жизни, посидим в «Ев­ропейской», утром пойдем делать открытия, пи­сать романы. Это время — это такой запас счас­тья, которого до сих пор хватает. Вот почему шестидесятники такие крепкие, ничего их не бе­рет — запас такого счастья и уверенности. То был рай, который мы покинули. Другое дело, что экономически было неверно, что студенты могли ходить в рестораны. Это был переход — мы соединяли капиталистическое мышление с соци­алистической экономикой. Сейчас мы имеем сво­боду, но не имеем ресторанов. А имеют рестора­ны те, кто работает в криминальной структуре. А вот это совмещение материального счастья с духовной работой — это именно черта 1960-70 гг. Все кончилось в 1980-е.

Сокращено и адаптировано по источнику: По­пов В. Шестидесятники — самое удачливое поко­ление в истории страны // Пчела. 1996. № 6 (ок­тябрь).

несравненно лучше. Однако для первых отечественных рок-групп куда важ­нее чем английский язык было наличие исправной аппаратуры: усилителей, акустики, микрофонов, гитар. «Технари» имели в этом неоспоримое преиму­щество. Кроме того, в физики в первой половине 1960-х гг. шла самая луч­шая часть школьников, а конкурс в естественные вузы превышал конкурен­цию в гуманитарные.

1960-е гг. — эпоха спора «физиков» и «лириков»: что важнее для человечества — наука и прогресс или искусство и поэзия