2015-07-14
355
Во всём европейском мире, включая и Россию, говоря о японках, как о сексуальном объекте, в первую очередь подразумевают гейш. Общался с гейшами и Купчинский, в «О-Ику-сан» есть упоминание о них (однажды, перепутав онсэн со столовой, туда приходят голодные русские пленные и вначале зовут работниц гейшами. Таким образом описывается, что, до того как попасть в Японию, русские не имели представления о том, кто такие гейши). Однако герои «О-Ику-сан», даже поняв, что «девочки» из онсэна гейшами не являются:
«… глядя на девочек полными вожделения взглядами, шёпотом обменивались между собой впечатлениями от увиденного, из тех, что не принято обсуждать вслух».
Другими словами, интерес заключённых вызвали обычные японские женщины, в отношениях с которыми не было никакой финансовой подоплёки.
В произведении Рейнгардта, которое, как полагают, Купчинский взял за основу своей повести, описывается опыт отношений с реально существовавшей девушкой по имени О-Хана-сан. О-Хана-сан и герой повести попадают в тюрьму после того, как обнаруживается их переписка. Но в повести «О-Ику-сан» военнопленный тоже переписывается с Биа и О-Ику. То есть Купчинский позаимствовал любовную линию у Рейнгардта и распределил её между двумя героинями – медсестрой и работницей онсэна «Митиато». По признанию самого Купчинского (в его «Очерках», если верить сноскам), больше всего его привлекали японские медсёстры и если внимательно посмотреть на повесть «О-Ику-сан», то в роли «медсестёр» выступают обе героини. О-Ику, хоть и не является непосредственно медсестрой, но приходя к Спасову на гауптвахту, становится своего рода сиделкой, сестрой милосердия для одинокого пленника. Такую же роль играли, в общем, и все девушки онсэна «Митиато».
Джон Дали (John Daly, “Professional Nursing: Concepts, Issues, and Challenges”, 2005) обращает внимание на то, что когда медсестра ухаживает за мужчиной, взаимоотношения полов переворачиваются. Бессильный пациент, находящийся во власти медсестры, теряет свои мужские качества. В попытках вернуть всё на свои места и снова стать мужчиной, пациент жаждет переспать с медсестрой (в оригинале: 挿入 – «ввести, вставить», но почему-то мне кажется, что «пациент мечтает вставить медсестре» это немного чересчур, хотя дословно именно так). В литературе весьма распространён сюжет, в котором медсёстры становятся объектами мужских сексуальных фантазий.
Если применить эту концепцию к русским военнопленным, то для них японки выступали медсёстрами, излечивая раны, полученные на полях сражений и сёстрами милосердия, исцеляющими душевные раны. И, кроме того, у русских не было иного выхода, как отдаться на милость женщин страны, с которой они воевали, их врагов. Так что, принимая заботу, по сути, из рук врага, русские утрачивали свой авторитет и как мужчины, и как воины. Поэтому для них столь важно было в сексуальных фантазиях восстановить свой мужской авторитет. Но если бы Купчинский в своей повести изобразил героя, берущего женщину за деньги или силой, это не позволило бы ему вернуть самоуважение ни как европейцу, ни как мужчине, ни как воину. И только если японская женщина по собственной воле полюбит пленного и сама захочет отдаться ему, да ещё будет страдать в конце – вот тогда бывший бессильным русский пленник докажет своё превосходство и вернёт свой авторитет, «покарав» тем самым Японию. Таким образом, изображая отношения обыкновенной японки, выступающей в роли сестры милосердия и русского пленника, Купчинский восстанавливает самоуважение, утраченное им в японском плену и, в особенности, уважение к себе как к мужчине.
Однако, сделав О-Ику не «чистокровной» японкой, а ребёнком от смешанного брака, Купчинский хоть и вернул самоуважение как мужчина, но как представитель Западного мира и, что важнее, как русский, проигравший войну, возможно, не был удовлетворён полностью.
Внимательно читая произведение Купчинского – то, как Биа вспоминает отношения со Спасовым, её речь – трудно не заметить сходство в отношениях Спасова и с Биа, и с О-Ику. Да и не только О-Ику – как уже отмечалось, сексуальный интерес у пленных вызывали все работницы онсэна. И всё же именно в отношениях Спасова с полукровкой О-Ику сделан акцент на их сексуальной стороне. Не намекает ли тем самым Купчинский на невозможность каких-либо сексуальных контактов между русским, как представителем европейского мира и натуральной, чистокровной японкой? Таким образом, дитя смешанного брака О-Ику не просто вызывает интерес у европейцев, но делает в принципе допустимым проявление подобного сексуального интереса к представителю иной расы.
Весьма любопытна иллюстрация в «О-Ику-сан» Купчинского, выполненная его младшей сестрой. На этой иллюстрации О-Ику выглядит чистокровной японкой, какие-либо признаки смешанной крови у неё отсутствуют. Благодаря этому читатель видит перед собой образ страдающей, проливающей слёзы японской женщины. О-Ику с голубыми европейскими глазами, описанная в книге – полукровка, воспринимающая сама себя как японку – и японка на иллюстрации, порождают некий гибридный персонаж. Сложно судить, насколько эта иллюстрация отражает точку зрения самого Купчинского. Однако эту повесть, вместе с иллюстрацией, созданной младшей сестрой, он посвятил другой своей сестре – Вере. Думается, что если бы это издание «О-Ику-сан», с иллюстрацией, на которой О-Ику изображена японкой, не соответствовало авторскому замыслу, Купчинский просто не дал бы согласие на печать. Была ли О-Ику преднамеренно изображена японкой? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно. Но как бы то ни было, видя перед собой это издание 1911 года, в котором повествуется о полукровке О-Ику, вполне можно допустить мысль и о сексуальных отношениях европейца с японкой. И в этом отчётливо проявили себя расистские взгляды русских. В конечном счёте русский пленник «покарал» изображённую на картине японкой О-Ику. И точно так же, получая садистское удовольствие, русские читатели могут любоваться печальной японской девушкой.
