Навстречу татарам

Александр с Гаврилой Олексичем и Яшей Полочанином ранним утром двинулись в путь. Вскоре они пересекли по льду Ильмень-озеро и к вечеру сделали остановку в устье реки Ловати.

Уже навстречу им тянулись беженцы с возами, груженными домашним скарбом. Некоторые, гнали отощавших коровенок, подталкивая их сзади.

На берегу Ловати дымили костры, невдалеке стояли понурые кони. Вокруг огней сидели женщины и дети.

Александр подошел к одному костру:

— Издалека ли?

— Из Осташкова. Бежали, услышав, что татары близко.

— А татар не видели?

— Мы-то их не видели, а вон там сидят сицкие, с реки Сити, так их татары потрепали. Сказывают, едва спаслись, все побросали.

Александр перешел к костру сицких беженцев:

— Татар видели?

— Как же не видели! От них и бежим.

— Какие они? Большие, страшные, лютые?

— Они дюже лютые, а ростом не больше наших мужиков, есть и поменьше. Только с виду страшные. На мохнатых коньках сидят, подобрав высоко ноги. Все в овчинных долгополых шубах. В бою визжат и воют, что волки зимней порой. Рубят кривыми мечами либо колют короткими копьями. Я свалился в сугроб и скрючился, что мертвый. Через меня проскакало много татар. Чудо, что меня кони не растоптали.

— Где ж ты их видел?

— Возле реки Сити. Была там страшная сеча. Не приведи бог, какая сеча! Много наших полегло. Целые завалы выросли из покойников. Наши ратники поклялись и крест целовали: не уступить татарам, не покориться. Все равно одна смерть — татары пощады не знают. Налетели они, как туча, и, как туча, понеслись дальше. Я выбрался, бог меня спас, и вот плетусь в Новгород. Там наймусь в лесорубы.

— А ты знаешь здесь кругом лесные тропы?

— Как же не знать? Весь край исходил вдоль и поперек. Я здесь охотничал, белковал и бобровничал. Тут везде кругом изобильные бобровники. Только добраться до них трудно. Хитер бобер: строит гати в таких трущобах, куда и не доберешься.

— А как звать тебя?

— Кондрат-бобровник <Бобровник — охотник, промышляющий ловлей бобров.>. Так все меня кличут. А зачем тебе меня нужно? — Я хочу пробраться к Осташкову.

Сидевший рядом белобрысый голубоглазый мужик сказал:

— Не-е! Не проедешь! Там всюду татары рыскают, людей ловят. Враз к ним в полон угодишь.

— А может, не угожу, — сказал Александр. — Как змея проползу.

— Татары сюда напирают, хотят в Новгород пройти.

— Мало ли что хотят, а не дойдут. Близок локоть, а вот на, укуси его!.. А кто ты такой? — спросил Александр белобрысого мужика.

— Сицкарь, Фомка-охотник с реки Сити. Аль по говору не узнал? Мы, сицкие, все шепелявые.

— Он тебе расскажет, как его «зонка пирозок в пецку посадила...».

— А ты чего потерял? Чего привязался? — рассердился белобрысый.

— Ты не сердись, а послушай, какое я тебе дело предложу, — сказал Александр. — Если ты меня проводишь на Сить или к Игнач-Кресту, через топи и бобровники, то я тебе подарю коня, дюжего, здорового коня.

— Чего смеешься? Что я, ума решился? Да разве слыхано, чтобы коня дарили за то, что дорогу человек указал? Я, кажись, не сосунок. Знаю, только в сказке такие даровья даются.

— Что я обещал, то и сделаю. Хочешь, пойдем к здешнему попу, и у него я сегодня же для тебя коня оставлю.

— Ишь ты! А конь не порченый?

— Самый первейший конь. Вон он стоит. Видишь?

Сицкарь вскочил, подбежал к коню, осмотрел его, заглянул в зубы, поднял и ноги и хвост. Потом стал хихикать:

— И взаправду это будет мой конь? Ни у меня, ни у моего батьки и деда такого коня отроду не бывало! Да я за такого коня не только через бобровник тебя проведу, но и к самому черту и лешему в медвежью берлогу доставлю и оттуда обратно живым приведу!