Во второй половине XIX века народонаселение как развивающееся и постоянно меняющееся явление вследствие естественного движения населения и внутренних миграционных процессов в Казахстане и в целом и по отдельным областям, оказало громадное воздействие на весь ход социально-экономического и политического процесса в обширном крае. При анализе общего состояния историко-демографической ситуации огромного региона, позднее вошедшего в состав в основном двух административно-территориальных управлений — Туркестанского и Степного генерал-губернаторств, явно бросается в глаза факт некоторого разночтения, вернее заметного колебания не только в численности разноязычных жителей, но и в динамике роста его в разные годы, в т. ч. по материалам всеобщей переписи 1897 г. Казахстан в силу своей геополитической расположенности никак не мог не испытывать влияния сопредельных территорий и в историко-демографическом аспекте, не говоря уже о превалирующей роли внутренних процессов в своеобразном эволюционном процессе.1
|
|
И это огромное пространство, а также его население, до завершения присоединения казахских земель в состав империи, никогда не было даже приблизительно «вычислено».
40 000 квадратных миль, что составляло 1/3 часть необъятной Сибири, определяло в основном лишь часть территории Казахстана. Более или менее располагая данными о степных зонах, дифференцированных на «киргизов сибирского ведомства» (23 000 кв. км) и оренбургского ведомства, (17 000 кв. км)2 путешественники, офицеры Генерального штаба Русской армии, члены Императорского Русского географического общества, чиновники Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторств, в целом абстрактно представляли себе, к примеру, южные районы, Жетысу, создавали легковесное мнение в целом о Казахстане, как о малопривлекательной, плоской, пустынной стране, заселенной «полудикими кочевыми азиатами».
Видный историк И. Завалишин, отвергая абсурдность подобного заблуждения, в основном верно обосновав мотивы последующей активизации планов России по освоению и заселению края, писал: «... это (Казахский край. - Ред.) ныне одно из драгоценнейших приобретений России в ее поступательном, расширяющемся движении в Среднюю Азию, даже во многом важнее Амура и Уссури, потому что действовать с Амура и делать его военным базисом страшно далеко, да страшно дорого, а Киргизская степь у Омска под рукой и в Семиреченском, в Заилийских краях проход и житница всегда обеспечивающие, ибо тут природа и растительность не только не уступают южным русским губерниям, но и Северной Италии. Наконец, в будущем это готовая и благодатная почва для обширных колоний, когда переполненные народом русские губернии настоятельно потребуют новых земель... а где у Англии и Франции такие благоприятные данные?»3.
|
|
Довольно пространная выдержка из сочинения И. Завалишина, имеет в виду взаимную обусловленность колониальных устремлений царизма в регионе с попыткой круто изменить демографическую ситуацию в пользу империи. Политические цели царизма, тесно переплетенные с экономическими интересами страны, которые в конечном счете были призваны обеспечить численный перевес русских над автохтонными жителями, могли бы достигнуть своих целей в условиях повального расселения края пришлым контингентом славянского происхождения. Один из авторов «Туркестанских ведомостей» С. Гескет следующим образом определил задачи ассимиляции региона посредством расширения «русского элемента»: «...перевес влияния всегда на стороне сильнейшей нации, при относительно небольшой разности в численности, надо довести население русских до 50% уровня населения края, подлежащего ассимиляциие4; учитель Ташкентского училища Соскольцев, выступая по поводу очередной годовщины завоевательных походов генерала М. Черняева, обращал внимание слушателей на последствия ассимиляции «аборигенов»: «...конечным результатом этого часто бывает то, что данная народность теряет свою самобытность, ассимилируется господствующей культурной нацией, удерживать его (местное население. - Ред.) навсегда в своем подданстве... когда народности Средней Азии теснее сплотятся в одно тело общего отечества под мудрым правлением самодержавного белого царя».5
Хотя конечная цель колониальной политики в регионе была четко определена, ее осуществление во многом зависело от своеобразия демографической ситуации, до реформы 1867-1868 гг. правительство не располагало достоверными статистическими сведениями о конкретной численности населения обширного Казахстана за исключением двух регионов: Букеевс-кой Орды - в 1850 г. по уточненным данным, жителей обоего пола в ней числилось 114 950 человек.6 Более достоверные данные можно привести по области сибирских казахов. Акцент внимания на нее объясняется по двум обстоятельствам: 1-е, она занимала огромное пространство и по времени своего образования занимало до 758 000 кв. верст, простираясь с севера на юг от Сибирской линии до р. Чу, с запада соприкасаясь с областью оренбургских казахов; 2-е, область сибирских казахов в большей степени, чем другие административные управления в Казахстане, примерно за 10 лет после поражения восстания хана Кенесары, вплотную приблизилась к губернской системе, объединяя 8-10 округов, вобрав в себя многое из того, что внедрено в Западной Сибири. Это обстоятельство позволяет воссоздать хотя бы приблизительную динамику роста казахского населения: в 1852 г. -181 731 муж. пола; 154 091 - жен пола, русского - 11 591 м.п, 8099 ж.п.7; в 1857 г. - 259 720 обоего пола8, в 1858 г. казахов- 268 678 человек.9
В 1858 г. население другой административной единицы -обширной Семипалатинской области, созданной в 1854 г., к которой отошел ряд внешних округов, - 261 487 чел. обоего пола.10 Приведенные сведения при выявлении дополнительных данных могут подвергнуться изменениям, в результате того, что в Казахстане предреформенного времени основную часть жителей составляли казахи, а так называемых ревизских сказок, проводившихся в других частях империи через каждые три года для определения числа податного населения, не осуществлялось. Сведения же по народонаселению, собираемые окружными приказами, «точными определить было нельзя». Однако, при этом следует оговориться относительно охвата ревизскими сказками и казахских волостей. Ими охватывались те волости, местонахождение которых более или менее было известно переписчикам, и о лояльности которых правительству нельзя было усомниться. Однако, постоянная подвижность кочевников усложняла стремление властей собрать конкретные материалы по волостям, и так сложилось, что статистика о числе скота и людей «основывалась на одних словесных объяснениях» волостных и аульных старшин.11
|
|
Своеобразие демографической ситуации в общеказахстанском масштабе за исключением Букеевской Орды и южных районов, выражалось прекращением моноэтнйчности состава его жителей еще в 50—60-х годах XIX в.
На западе в Новолинейном районе, на северо-востоке в Верхнеиртышском и Новоишимском участках в результате поощрительной миграционной политики правительства создавались небольшие центры русского переселенческого движения, чему во многом способствовало сохранение действия Положения, принятого еще в 1765 г. и запрещавшего казахам на расстоянии 50 верст приближаться к укреплениям, ставшими в 20—50-х годах XIX в. окружными центрами. Вследствие частной и правительственной колонизации лишь в Новолинейном районе проживало около 44 000 человек русских, башкир, калмыков, ногайцев, татар, проживающих в соседстве с казахским населением, число последних в 1861 г. достигло 11 538 кибиток.12
Говоря о формировании полиэтнического состава населения Казахстана, об основных его источниках и побудительных факторах, прежде всего следует охарактеризовать его начальный этап. Этот процесс, как главное катализирующее явление, за короткий срок в основном сохранил моноэтническую структуру обитателей края.
Царизм рассчитывал путем колонизации Сибири, северо-западных и юго-восточных районов Казахстана переселить крестьян из внутренних губерний России и Украины и создать в их лице социальную опору в зауральской окраине.
Почти во всех вновь образованных областях целенаправленное переселение русско-украинского крестьянства началось в начале 70-х годов XIX в. и массовый характер оно приобрело в 80-х годах. 13 июля 1889 г. царское правительство разработало и утвердило специальное положение о добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли,
|
|
Новое положение конкретно определяло районы переселения в Томской и Тобольской губерниях, а также в Семиреченской, Акмолинской и Семипалатинской областях.
Массированное переселение крестьян сопровождалось не только изменением демографической структуры населения края, но и насильственным изъятием из пользования коренных обитателей лучших земель, пригодных как для скотоводства, так и для расширяющегося земледелия. Только с 1885 г. по 1893 г. в Акмолинской области было отобрано у казахов 251 779 десятин земли и образовано 24 переселенческих участка с 10 940 жителями мужского пола, а в смежной Семипалатинской области -33 064 десятины.
Особенно интенсивно все возрастающий поток пришлого населения шел в Семиреченскую область: в 1868-1880 гг. сюда переселилось 3224 семьи, из них 2099 образовали селения, а 1225 семей обосновались в городах. За 13 лет (с 1880 по 1893 гг.) население Туркестанского края, исчислявшееся в 2 269 520 чел. обоего пола, возросло до 3 102 385 чел., т.е. приблизительно на 37% в основном за счет переселенцев.13
Основными районами переселения русско-украинского крестьянства самого крупного региона юга Казахстана - Сырдарьинской области - явились Чимкентский, Ташкентский, Аулие-Атинский уезды, где с 1884 по 1892 гг. было образовано 37 поселений. Динамика относительно бурного роста переселенческих поселений, например в Аулие-Атинс-ком уезде была следующей: село Михайловское было основано в 1874 г. с 331 жителем, в 1876 г. Шалдоварское - 1102 человека, в 1877 г. Дмит-риевское — 340 человек, в 1881 г. Покровское — 658 человек, Каменка -331, в 1884 г. Николаевское - 449, в 1885 г. Мерке - 555, в 1886 г. Александровское — 643, Кузьминское - 226, в 1889 г. Подгорное - 210, Ша-палово - 210, в 1890 г. Луговое - 71, Бурное - 71, Ключевое - 154, в 1892 г. Ровное — 106, Грозное - 753, Головочевское - 261, Гроднево -401, Степное-139.14
В 1889 г. был принят закон «О переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли», а в 1891 и 1892 годах данное положение распространилось на Тургайскую, Уральскую области. Этот акт полностью держал переселенческое движение в руках правительства, заметно ограничив частную колонизацию. Теперь для приобретения земельных наделов требовалось особое разрешение. Однако, стремление петербургских властей как-то урегулировать прежний стихийный характер миграционного процесса не совсем удалось.
Неурожай и голод 1891-1892 гг. побудил массы крестьян европейской России двинутся на Восток в поисках свободных земель. Причем, в составе переселенцев преобладали: в Семиреченской области — уроженцы Воронежской, Тобольской, Томской, Пермской, Казанской, Оренбургской, Харьковской губерний; в Сырдарьинской области - Воронежской, Астраханской, Самарской, Саратовской, Тамбовской и других губерний, а также Войска Донского.15
Возможность соединения Казахстана железнодорожными магистралями с Сибирью, Приволжским промышленным районом и Южным Уралом побуждало правительство интенсифицировать переселенческое освоение края. С этой целью экспедиция Ф. А. Щербины тщательно обследовала 12 уездов Акмолинской, Тургайской и Семипалатинской областей. Официальное ее назначение связывалось с обследованием хозяйственной жизни местных жителей. Материалы экспедиции были использованы царизмом для расширения экспроприации «излишков» казахской земли.
«С постепенным расширением русской колонизации район владений киргизских земель стал значительно сокращаться, а вместе с тем стали осуществляться некоторые ограничения для киргиз в их постоянных и беспрерывных кочевьях...»16, - так охарактеризовала «Тургайская газета»17 положение, сложившееся в земельном фонде коренного населения.
Бурный рост численности русско-украинского крестьянства следует рассматривать не только как главный результат политики переселения и вытеснения казахов с насиженных веками мест, но и как следствие перевеса рождаемости над смертностью ввиду относительной молодости, жизненной активности основной части новых поселенцев, однако следует констатировать факт исключения в этом плане казаков-старожилов, для которых прежде всего был характерен естественный рост.
В целом, о динамике численности переселенцев говорят данные за 1870-1914 гг.: Акмолинская область - 721 091 человек, Семипалатинская - 159 972, Семиреченская —156 826, Сырдарьинская—61212, Тургайская — 226 825, Уральская - 108 467, всего - 1 434 393 человека.
Говоря об основных источниках и факторах, благоприятствовавших изменению численности и формированию этнической структуры населения Казахстана, не следовало бы упускать из виду такое явление, как политическая ссылка. Участники польского восстания 1863 г., видные деятели народовольческих течений, социал-демократы в некоторой степени также активизировали миграционный процесс, а главным образом, повлияли на этнический состав жителей Казахстана. Можно привести некоторые данные: в 1863 г. в Семипалатинской области отбывало ссылку 122 человека18, Верх-неуральске-51,Петропавловске —69, в Жетысу в общей сложности - 100 человек.19 Однако, следует признать, что политическая ссылка, сыграв благоприятную роль в общественном сознании, в культурной жизни края, городов, в формировании взглядов выдающихся деятелей (в частности Абая Кунанбаева и др.), не стала доминирующим фактором в демографической ситуации.
Территория Казахстана заселялась благодаря не только притоку переселенцев из внутренних губерний, но также из Китая. С возвращением Куль-джинского края Цинской империи масса дунган, уйгуров и казахов выразила желание переселиться в Казахстан и соседнюю Кыргызию. Профессор П. Г. Галузо, рассматривая мотивы изучаемого процесса, объяснял это стремлением царизма переселением хлебопашцев ослабить экономические позиции Китая в Кульдже и, с другой стороны, усилить свое влияние в регионе. Режим рассчитывал также на использование уйгуро-дунганского контингента в случае военных осложнений на китайской границе как военную силу, способную действовать против Китая.20 Прежде всего постараемся определить численность казахов, уйгур и дунган, проживающих в ту пору в Кульджинском крае. Весьма информированный автор серьезного исследования о Кульдже С. Н. Белецкий «по приблизительным данным» определял численность казахов около 20 000 человек мужского пола; уйгур - 51 тысяча, общее число дунган - не более 4 тысяч человек.21 Сколько же проследовало в Жетысуйский край? Д. А. Исиев называет 90 тысяч человек.22 По мнению С. Ростовского, из 120 240 дунган и «таранчей» в Жетысу переселилось 60 000 человек.23 Н. Н. Пантусов дает другие данные, правда, за 1871-1877 гг. - в Верненском уезде 26 164 уйгура, 1126 дунган, всего - 27 290 душ обоего пола; в Джаркентском уезде - 19 209 уйгур, 1347 дунган, всего -20 556 душ обоего пола. Итого - 47 846 человек.24X. Сутеева пишет о почти поголовном переселении казахов, уйгуров и дунган в Жетысу вслед за русскими войсками.25
Переселение уйгуров и дунган в плотно населенные районы Жетысу объективно усилило земельную тесноту, вызвав протесты казахского населения,26 в 1896 г. в составе Семиреченского казачьего войска находилась тысяча калмыков, переселившихся из Китая и принявших российское подданство.27
Интересные данные об изменении численности и состава населения империи, в том числе Казахстана, дает первая и единственная до образования Казахской автономной республики всеобшая перепись населения 1897 г. Несмотря на некоторые недостатки,28 она является более или менее достоверным источником информации по народонаселению. Проведение ее было вызвано потребностью развития капитализма в стране.
Из-за сложности проведения переписи коренного населения, обусловленной разбросанностью и трудностью местонахождения зимовок (кыстау) кочевников, были продлены сроки переписи. Подсчет предполагалось провести в течение ноября и декабря 1896 г., т.е. значительно раньше, чем в губерниях России.29
Численность населения областей по переписи: Акмолинская - 645 232 человека обоего пола, Семипалатинская — 684 590, Семиреченская -663 769, Сырдарьинская - 835 432, Тургайская - 453 416, Уральская -645 124, всего по Казахстану - 3 927 560 человек.30
Так как перепись населения производилась впервые, допускались немалые нарушения правил и инструкций, в отдельных случаях результаты подсчета по населенным пунктам возвращались для перепроверки и уточнений. Этим и следует объяснять явные расхождения в определении итоговых данных по областям: например, в исследовании Н. В. Турчанинова, который, также, как и другие исследователи, обращался к материалам переписи о численности отдельных областей, приводятся иные данные: по Семипалатинской области - 684 590 человек, Акмолинской - 682 608 человек обоего пола.31
В обзоре за 1897 г. число жителей Семипалатинской области на 2319 человек больше по сравнению с данными Н. В. Турчанинова, а по Акмолинской на 179 человек меньше.32 Архивные же первоисточники также приводят другие цифры - по Семипалатинской области - 688 639, по Акмолинской - 668 372 человека.33 Впрочем, разноречивость сведений по переписи 1897 г. была характерна и для других районов России, если учесть факт неохвата ряда аулов из-за зимних условий и отсутствия путей сообщения, то общая численность населения Казахстана должна была превышать уровень 4 млн. человек.
Перепись населения дала возможность выявить языковое соотношение этнических групп. Конечно, казахи в двух генерал-губернаторствах составляли явное большинство: по Степному - казахским языком владело 1903 030 или 77,1% человек к общей численности населения, русским языком - 431 184 или 17,8% человек, украинским - 37 673 - 1,5%, татарским - 41765 - 1,6%, далее по принципу убавления численности носителей языковых групп следуют мордвины, немцы, евреи, башкиры, поляки, узбеки, а также языки народностей, численность которых не превышала 1000 человек - литовцы, латыши, молдаване, грузины, калмыки, чехи, французы, шведы, англичане и т.п. И в южных районах коренное население занимало доминирующее положение, также был разнообразен этнический состав жителей: казахи - 1 198 112 - 79% к общей численности, узбеки - 74 539 - 4,95%, русские - 71 049 - 4,80%, кыргызы - 58 700 - 3,9%, уйгуры - 55 815 - 3,70%, украинцы - 12 143 - 0,81% и т.п.34
Явно заниженной и неточной оказалась численность казахского населения - в порядке свыше 4 млн человек вследствие приблизительности сведений, собранных переписчиками. Это было вызвано сокрытием от переписчиков женщин-казашек, особенно тех, которые, не достигнув брачного возраста, тем не менее вступали в брак. Нередки были случаи выхода замуж в возрасте 12-13 и даже 9 лет.35 В. Юзефо, объездивший Тургайские степи в 1880 г., рассказывает о факте, когда 14-летний мальчик женится на 33-летней девочке, а через год обзаводится ребенком.36
Заметно увеличилось число русского населения: в Акмолинской области - 56%, Уральской - 40,8%, Тургайской - 37,5%, Семипалатинской -24%, Семиреченской - 23,5%, Сырдарьинской - 6,2%.37 По итогам переписи 1897 г., численность Семиреченского, Уральского, Сибирского казачьих войск соответственно составляла 33 767,114166 и 103 424 человек обоего пола.
В целом, заметные сдвиги в численности, в этническом и национальном составе населения отражали влияние капиталистических отношений на социально-экономическую жизнь не только казахского, но и других национальностей, вызвав оживление в хозяйственной сфере, во взаимоотношениях между ними. Несмотря на отдельные недостатки в организации, методике проведения, обработке сведений, всеобщая перепись населения 1897 г. имела огромное научно-практическое значение, определив основные параметры жизнедеятельности общества, разрушив экономическую замкнутость казахского аула, в дальнейшем укрепив колонизационные порядки в обширном крае и облегчив планы правительства по дальнейшему размещению пришлого контингента населения, с учетом плотности расселения, весьма пестрого по составу жителей.
КАЗАХСКИЙ АУЛ
Реформа 1867-1868 гг. изменила весь уклад социально-экономической жизни номадов, изживая из повседневных традиций обычаи, систему взаимоотношений в их общественной структуре. Старая чингизидская знать, подавленная правовыми ущемлениями и ослаблением имущественной позиции, вытеснялась разбогатевшими скотоводами, выходцами из «черной кости».
В процессе углубления социальной дифференциации новое байство, раз-иодившее скот преимущественно для нужд рынка, без особых усилий вытеснило султанов из волостных управителей, которые отошли на второй план как тень прошлого и былого могущества чингизидов.
Однако обычаи аульной общины оказались сильнее, и представители одного родоподразделения в условиях воздействия капитализма на казахский аул «проживали всегда в величайшем согласии между собою» и в случаях нужды помогали друг другу, что, между прочим, давало повод отдельным исследованиям, поверхностно представляющим своеобразие кочевой жизни казахов, прийти к односторонним заключениям о якобы отсутствии у них классового расслоения.
В общественной жизни аула тон задавали волостные управители, прошедшие «школу межродовых распрей», представители новой колониальной администрации. «... Иметь перевес во всех делах общественных»38 побуждало претендентов на должность волостного управителя не жалеть скота и разных угощений, подкупая влиятельных родоправителей.
«Степной телеграф - узын кулак» настолько оперативно распространял всякие «хабар — известия», что волостные управители, как промежуточное звено между аульными старшинами и уездным управлением, располагая общедоступными каналами, оповещая к приезду «большого начальства», успевали настроить общественное мнение в свою пользу, подстраиваясь под условия новой эпохи. «Перед приездом большого начальства, каковой не бывает внезапным..., управитель на время вступается, складывает с себя свой халат, облекается в фантастический костюм зауряд-хорунжего (фельдфебель), убирает свой трон-кровать, заменяет ее ненавистной европейской мебелью, протрезвляет писарей, закупает вина, закусок... встречает начальство»,39 - так передает свои впечатления автор замечательной работы о казахах Тургайской области И. Хохлов, которому трудно отказать в наблюдательности.
Одним из проявлений социальной жизни все более эволюционирующего аула явилось возрастание роли так называемых «аткаминеров» - в бук-
вальном смысле «ездящий верхом», а в переносном - у кочевников - так стали называть влиятельных и «почетных киргиз», от деятельных усердий которых во многом зависело общественное благополучие. Престиж, или «имидж» волостных зависел от аткаминеров, принимавших живейшее участие в политической агитации во время выборов, они заметно предопределяли успех того или иного претендента, представляя собою своеобразное проявление степного лоббизма. Они, переходя от одного претендента к другому, пользовались непременным почетом и всевозможным гостеприимством, «чувствовали себя счастливейшими людьми и проводили время в нескончаемой еде и питье (кумыса. - Ред.)». 40
Вся жизнь степного жителя была связана с состоянием скотоводства, имевшего первостепенный смысл для большей части номадов, являясь источником существования для бедных, богатства — для зажиточных; от своих стад они получали пищу, мясо свежее, вяленое и копченое (сур ет), а также молочные продукты — любимый, распространенный у тюркоязыч-ных этносов кумыс, айран, особого рода сыр - «курт» и «иримшик», одежду -овчины, мерлушки для малахая (шапки), кошмы, войлок.41
По печатным сведениям той эпохи нетрудно определить средние нормы потребления в ауле молочных продуктов на душу населения:42
Скотоводство как рычаг экономического воздействия имело первостепенное значение и в семейно-брачной жизни номадов, ибо весь калым, являвшийся непременным атрибутом бракосочетания молодоженов, уплачивался только скотом: богатый калым доходил до 100 байтал (молодых кобыл); менее богатый — в 77,67,47,37 и 27 кобыл. В. Юзефо, изучавший быт казахов Тургайской области, сообщал, что ниже вышеуказанных норм «калыма не бывает».
По установлениям шариата каждый мусульманин имел право обзаводиться не более, как четырьмя женами; немногие имели по 3 жены, широко распространенный брачный союз - по две жены, бедняки, не имевшие скота-по одной.43
При этом, согласно шариату, обладатели нескольких жен должны были обеспечить каждую из них отдельной юртой; традиция признавала за старшей женой-байбише более приближенное к хозяину положение; даже в этом случае взаимоотношения между байбише и токалами (остальными женами) оставались взаимоприемлемыми. Достаточно было одного окрика или холодного взгляда полигамного семейного правителя, чтобы в юртах устанавливалось затишье (шаңырақтан шу шыкпас).
Значение скота настолько было велико в повседневной жизни степных обитателей, что жители разных аулов при встрече, приветствуя друг друга, прежде всего справлялись о состоянии животных — «малжан аман ба?» (благополучны ли скот и души?) и только получив утвердительный ответ, с поклоном обращаясь к собеседнику, задавали другой вопрос: «бала-шага
аман ба?» (здоровы ли дети, семья?); затем учтиво вопрошали: «ат колик аман ба?» (здоров ли конь?).44 Тот же И. Хохлов рассказывал: «... вскоре один за другим в землянку полезли соседи Шукурбая (хозяин, у которого тот гостил), сняв калоши и малахаи (шапка. - Ред.), лезли на нары, и, начиная с меня, со всеми поздоровавшись, произнося обычное слово «аман ба?»... пришедший прежде всего спрашивал о здоровье скота, а затем уже о здоровье людей. На все это хозяин отвечал «аллага шукур», т.е. слава богу»,45 -т.е. при всех обстоятельствах - скот на первом плане. Отметим, что необъятные степные просторы, стремление скотовладельцев во время переписей во избежание увеличения кибиточной подати скрыть действительные размеры движимого состояния затрудняли точный учет его ввиду своеобразия природно-географических показателей. Нет сомнения в преобладании численности скота 8 четырех степных областях по сравнению с двумя южными, где Семиреченская область включала в свое подчинение и Северную Кыргызию, Сырдарьинская - несколько уездов Центральной Азии, что заметно осложняет подведение итогов в масштабе Казахстана в территориальных владениях той поры, а потому число скота в двух областях представляется явно заниженным. Ввиду неточности количества скота по разным регионам и за разные промежутки времени, да и общим неудовлетворительным состоянием статистики эпохи, трудно определить его допустимую точность в масштабах края. Тому в немалой степени способствовало суеверие животноводов, твердо уверовавших в то, что, если «сделать точное исчисление скота», а тем более раскрыть истинное количество скота чужому человеку, к тому же чиновнику по переписке, то пересчитанные табуны может постичь несчастье, и они значительно уменьшатся. Такое предзнаменование вызывало у казахов, особенно весьма зажиточных, намерение скрывать действительное состояние своего хозяйства и при расспросах непременно указывать число, менее реального, а в случаях же несчастий, природных катаклизмов, они почти всегда указывали размеры больше действительных,46 а потому зафиксированные данные следует воспринимать меньше реальных, а потери от разных несчастных случаев -несколько преувеличенными. По Семипалатинской области у оседлых жителей за 1888 г. верблюдов - 427 (на 81 больше, чем в1887 г.), лошадей -57 293 (на 3610 больше), крупного рогатого скота — 33 336 (на 1770 больше), овец — 40 862 (на 5447 больше); у номадов верблюдов -62 580 (больше по сравнению с 1887 г. на 4080 голов), лошадей -447 789 (больше на 6176), крупного рогатого скота - 203 766 (больше на 44 851) и овей- 201 170 (больше на 46 957 голов);47 по Тургайской области за 1891 год лошадей-717 588, крупного рогатого скота-395 435, верблюдов - 141 142,овец - 1 975 445, коз 126 I38;48 по Семиреченской области (данные за 1897 г.) лошадей - 85 000, волов, быков - 180 000, коров -290 000, телят -!52 000, верблюдов - 69 000, овец - около 5 000 000, коз -512 000, яков - 785, мулов - 3356, свиней - 28 500, итого - свыше 7 млн; цифра 6—7 млн может быть принимаема за стабильную для определения численности скота у кочевников Семиреченской области;49 по Сыр-дарьинской области лошадей - 644 945 голов, коров - 6 333 929, овец -4 841 263 простых, 79 284 - тонкорунных, верблюдов - 472 445, коз -811 174, ослов - I! 293, свиней - 8261; всего -7 727 034.50 В ведомости же «О скотоводстве в уездах области» за 1894 г. зафиксировано 6 566 344 головы (включая сведения по Ташкентскому уезду);51 по Акмолинской области (сведения начала XX в.) лошадей - 918 620, крупного рогатого скота-943 714, овец- 1 371 097, коз - 167 301, свиней -65 860, верблюдов - 87 785, всего - 3 554 377 голов.52
Мы полагаем, что общая численность скота в шести областях Казахстана с некоторыми колебаниями достигала не менее 40 млн голов. Для сравнения: в России за 1871 г. крупного рогатого скота было 21 604 000, лошадей
- 15 542 000, овец - 44 841 000, свиней - 9 404 000, итого - 91 391 000; в Германии соответственно- 15 140000,34445000,29 841000,9043 000, итого
- 88 469 000 голов.53 Следовательно, на каждого человека в среднем приходилось в Казахстане: верблюдов - 0,55, крупного рогатого скота -1,12, лошадей - 2,83, баранов — 6,41, коз — 0,3, итого - 11,21; по тем же показателям в России: крупного рогатого скота - 0,34, лошадей — 0,24, овец - 0,70, свиней — 0,14, итого — 1,42; в Германии: крупного рогатого скота — 0,37, лошадей - 0,23, овец - 0,72, свиней - 0,220, всего - 1,52. Итак, на каждого казаха приблизительно приходилось скота в восемь раз более, чем на каждого в Европе.54 Если же распределить наличное количество скота по кибиткам, то можно получить следующие данные: в 1870 г. — 59 голов, в 1881 г. - 29,9. в 1885 г. - 27,0, в 1890 г. - 23,3, в 1895 г. - 23,3, в 1900 - 22,3.55
Теперь рассмотрим показатели по распределению скота с учетом дифференцированной доли оседлого и кочевого населения на материалах одной степной области — Акмолинской:56
Из таблицы видно, что у кочевого населения южных уездов - Акмолинского и Атбасарского, - имелось скота 1415 536 голов, или около 70% и на 1 человека —7,7 голов, тогда как в северных уездах — около 30% и на 1 человека немногим более 4. Разница эта объясняется тем, что южные уезды, занимающие 2/3 площади области, населенные «почти исключительно» казахами, представляют собой более широкий простор, нежели северные, где почти 1/2 населения оседлое, для которого скотоводство играло второстепенную роль, хотя и продолжало сохранять немаловажное значение.57
Однако, экстенсивная, пастбищная, дикотравная система, когда скотовладелец в течение года «довольствует» свое богатство тебеневкой и скот находится на подножном корму, лошадь не знает овса, а крупный рогатый скот — сенозаготовки, обрекало животноводство на непредсказуемые последствия. Суровые зимы сопровождались массовой гибелью скота. Само слово «жут» (поглощение) приводило скотовладельцев в отчаяние. Сравнительно редко повторяющиеся лютые морозы, непосредственно следующие за ними дожди, кратковременная оттепель, опять морозы - покрывали всю поверхность степи коркой льда, гололедицей, лишавшей скот возможности добывать из-под снежного покрова остатки осенней травы, при благоприятном течении зимних месяцев, служившей единственно доступным для животных кормом. В силу суровости зимы, оледенелости снега «зажиточные киргизы теряли почти все состояние, а бедные впадали в крайнюю нужду»,58 в 1879—1880 гг. в Туркестанской, Акмолинской, Сырдарьинской областях из 13 млн голов погибло 6 млн, т.е. почти половина.59 Трудновоспол-нимые последствия этого жута настолько встревожили колониальную администрацию, что 15 февраля 1889 г. губернатор Сырдарьинской области отправил срочный запрос исполняющему обязанности туркестанского генерал-губернатора для выяснения следующих обстоятельств: какие ближайшие последствия можно ожидать от настоящей суровой зимы; какие необходимы меры для обеспечения народного благосостояния.60 Вторая часть документа заканчивается с нескрываемой тревогой, какие меры необходимы, «если зима дурно отразится на хозяйстве населения» и не повлияет ли эта зима «на возвышение цен на провиант и фураж».61 С учетом непредвиденных природно-климатических катаклизмов крупные скотовладельцы использовали старинный обычай тебеневки для облегчения естественного кормления скота, пуская его на пастбища по следующей схеме: впереди шли лошади как«самые старательные разгребатели снега», за ними — крупный рогатый скот. И, наконец, на разрыхленных местах овцы щипали почти корешки травы.
Потребности животноводства побуждали казахов расселяться мелкими группами, принимая во внимание неудобства скученности расположения аулов. Два-три хозяйства в горных районах, где для пастьбы скота была ограничена земля, 20—30 юрт - в степных районах. Чем дальше скот перегонялся на летние пастбища, тем он был тучнее; от продажи на ярмарках или обменом можно было выручить большие деньги, особенно при продаже партиями. С другой стороны, это зависело от флоры местности. К примеру, в северных уездах Тургайской области, где преобладали богаторазнотравные пастбища, у казахов были пашни, где летние кочевки не отстояли дальше 20 или 40 верст от зимовок; на юге же, где пастбища скудны, казахи уходили верст за 400 и более от своих родовых гнезд — аулов.62
В Актюбинском и Уральском уездах, а также в Приишимской и Приир-тышской полосах казахи располагали возможностью делать большие запасы сена, в некоторых районах, на худой конец, — соломы, что в некоторой степени удовлетворяло кормовые потребности скота в период зимних морозов. Относительно жайляу — летних пастбищ у казахов проблем в основном не возникало, обычно ими пользовались совместно, без ограничений; они пасли скот сколько вздумается на началах родовой принадлежности земли.63 Более того, чиновники уездных управлений, довольно плохо представлявшие районы традиционных кочевий, вследствие упорного поиска, зачастую с помощью аульных старшин, с трудом находили зимовки кочевников, ибо сведений о зимовках почти не собиралось. К примеру, в Кокче-тавском уезде, где изобилуют лесные массивы, обнаружить зимовки кибит-ковладельцев представляло большие затруднения.64.
Жизнь подсказала казахам постепенно от подножного зимнего корма для скота перейти к сенокошению, заготовке сена. Тем временем казаки, получившие большие земельные наделы, «отличнейшие земельные наделы за недостатком рабочих рук, охотно стали пускать казахов не только на перезимовку, но и на летовку с отдачей им на обоюдовыгодных условиях своих сенокосов».65 Особенно в районах Прииртышья, Приуралья, в поймах рек Ишим, Или, Тургай, получив в пользование богатые для земледелия участки, «устроившись в самых благодатных для существования»66 землях, казаки часто нанимали обезземелившихся казахов для сельхозработы; недоразумения между казахами и казаками доставляли много хлопот уездным администрациям. «Непрекращающиеся и нередко преувеличенные жалобы одних (казаков - Ред.) на постоянные потравы кочевниками отведенных крестьянам (переселенцам. -Ред.) лугов и пастбищ»,67- как признавал в официальном отчете генерал-губернатор Туркестанского края, - изрядно усложняли взаимоотношения между двумя группами населения.
Положение казахского аула усугублялось в связи с переходом части казахов, кочевавших «на землях Алтайского горного округа на правобережье, а также во внутренние регионы «Сары-Арки» (Золотая степь) для соединения со своими сородичами». 22 октября 1880 г. были приняты «Правила и дозволения киргизам кочевать» на землях Алтайского горного округа, в которых говорилось «... о временном характере оставления киргизов на Кулундинской степи (между Иртышом и Обью) и принятии соответствующих мер к постепенному и спокойному переведению кочевников в Степную область».68
Положение же Главного управления Западной Сибирью от 4 марта 1849 г. и 23 июля I860 г., несмотря на давность и действие реформ 1867-1868 и 1886-1897 гг. сохранялось и казахам по-прежнему «воспрещалось» не только иметь кочевки и пасти скот близ боровых и соленых озер, но и приближаться к ним на расстояние 20 верст;69 казахи же Алтайского горного округа «в случае переходов к земледелию и образованию оседлых обществ» облагались оброком наравне с бывшими пришлыми крестьянами по 6 руб. с каждого.70 Такая угроза заставляла тысячи казахских семей переселиться ближе к своим соплеменникам в Семипалатинскую область, усугубив земельную тесноту. В этих условиях массовый переход казахов к хлебо-
пашеству оставался единственной альтернативой в обеспечении кочевников продуктами питания, скотоводства - запасом сена. Все более проникающие в аульную экономику торгово-денежные отношения открывали перед бывшими животноводами перспективу реализации излишков хлеба на городских рынках, степных ярмарках.
Царские чиновники, высшая колониальная администрация слабо верили в возможность выбора земледелия кочевниками как самостоятельной отрасли экономики, видя «непреоборимую страсть» номада для перехода к многоукладной системе. Даже И. Завалишин, вдумчивый автор замечательного исследования, выражал нигилистическое отношение к этому лишь на том основании, что казахи «хлеба едят очень мало».71
Прежде всего оговоримся относительно одной реалии - в отношении объема посева зерновых культур на человека у казахов; земледелие составляло «ничтожную пропорцию» и оно не имело такового значения в их жизни как, скажем, для оседлых жителей. Мясные и молочные продукты, как и прежде, занимали доминирующее положение в повседневном пищевом рационе кочевника.
В неблагополучных почвенных районах, к которым относили районы преобладания сухих степных пространств, небогатых растительным покровам, хлебопашество не получило ожидаемого распространения. Тем не менее, казахское хлебопашество (пшеница, просо), развивавшееся в северных уездах Акмолинской, юго-восточных районах Семипалатинской областей при примитивном искусственном орошении полей посредством арыков, наполняемых водою из ближайшей реки, озера с помощью чигирей, а нередко с помощью применения водоподъемных машин, достигало превосходных результатов.72
О соотношении удельного веса кочевого и оседлого населения в обшей численности жителей. По переписи 1897 г. процент занимающихся земледелием вообще, и процент, занятых скотоводством в нижеприведенных трех степных областях в сопоставлении с данными двух российских уездов выглядит так:73
Судя по таблице, прежде всего бросается в глаза разница в росте оседлого и кочевого населения. В ней оседлое население возрастает значительно быстрее, чем кочевое; это явление несколько заметнее в Тургайской области, где темп роста оседлых жителей обгоняет номадов в 3,5 раза.
Жизнь постепенно брала свое и успехи хлебопашества вчерашних кочевников применительно к отдельным уездам были впечатляющие: к примеру, за 1897-1901 гг. в пользовании казахов находилось: в Петропавловском уезде - 4 287,3 тысячи десятин, Омском - 35 260, в Акмолинском -10 493.8, Кокчетавском - 5352,4, Атбасарском - 11 656, Каркаралинском - 6899,3, Семипалатинском-5676,4, Усть-Каменогорском-43147,1, Зайсанском - 5091,8, Кустанайском - 84 490, Актюбинском - 51 836. Число казахских земледельческих хозяйств составляло соответственно в 1 - 11 329, 2 - 6329, 3-18 621,4 - 12498, 5-12 837, 6-21 833, 7-17 865, 8-21 522, 9-15 069, 10 - 1777, 11-12 474.74
И, конечно, опять-таки природно-географические условия давали широкий простор в тех уездах, где для земледелия имелись благоприятные возможности. К примеру, относительно Тургайской области, размеры посевной площади обуславливались «почти исключительно» хлебопашеством в одном Кустанайском уезде: из 217 749 десятин на его долю падало 210 408 десятин, т.е. около 97% общей площади обрабатываемых казахскими ки-битковладельцами земель; в Акмолинской области основную посевную площадь включал Кокчетавский уезд, отличавшийся наибольшим плодородием, за ним следует Акмолинский, на последнем месте этой области -Атбасарский уезд." Наиболее обеспеченными же землею оказались казахи Акмолинской области, где в одноименном уезде на каждого кибитковла-дельца приходилось 378 десятин, в Петропавловском - до 906 десятин, в Атбасарском, Усть-Каменогорском — до 393.76
Однако, величина посевных площадей — далеко не определяющий фактор уровня развития земледелия в уездах. В числе этих земель имелись участки, вовсе непригодные для использования, как, например, Голодная степь. Однако, если предположить, что 30% общей площади совершенно неудобны, то даже в наиболее малоземельном уезде - Усть-Каменогорском, казахи в среднем имели на одну кибитку 150 десятин, что вполне было бы достаточно для нормального ведения единоличного хозяйства.77
Если сопоставить средние данные применительно к индивидуальным хозяйствам казахских и русских семей, к примеру, по уездам Тургайской области, то автохтонные жители, обладая гораздо большими масштабами земельного фонда, значительно уступали переселенческим семьям: в 1900 г.было посеяно зерновых в пудах на русских пашнях 184 451 п., на казахских - 371 297 п. и на одну семью русского населения в среднем приходилось посеянных зерновых 30,3 п., а на казахскую - 5,3 п.78
Одним из быстроразвивающихся очагов казахского земледелия явилось Жетысу. Быстрыми темпами земледелие распространялось в Джаркентс-ком уезде, где после 1883 г. царским правительством не было изъято ни одной десятины земли; медленный же темп казахских запашек наблюдался в Верненском уезде, где более 25% угодий было изъято администрацией под казачьи станицы, крестьянские поселки и для других целей, а в Капальском и Лепсинском уездах было экспроприировано только 5% угодий, чему соответствовал быстрый рост запашек у казахов.79
Наряду с этим следует отметить очевидный факт сосредоточения в руках русско-украинского крестьянского хозяйства наиболее плодородных земель в Илййской, Чуйской, Иссык-Кульской, Каратальской и Коксуйс-кой долинах, а также у предгорьев Алатауских, Тарбагатайских хребтов, ранее являвшихся собственностью аульных общин.
В целом, заканчивая раздел о казахском ауле, надо подчеркнуть объективное влияние развития капитализма вширь на углубление социальной и имущественной дифференциации аульной общины. Которую, с одной стороны, следует рассматривать как результат разрушения застойности «многодикотравного» животноводства, а с другой стороны, массовый переход к оседлости не мог отодвинуть на второй план традиционную форму хозяйства - скотоводство, по-прежнему определявшее смысл жизни, обычаи, уклад существования многомиллионного кочевничества и создавшее формы многообразия местной экономики вплоть до 20-х годов XX в., как:
1 - кочевое скотоводческое хозяйство в «чистом» виде; 2 — оседлое земледельческое хозяйство; 3 - кочевое скотоводческое хозяйство, но с разнообразной структурой сенокошения и земледелия; 4 - земледельческо-ско-товодческое, с элементами двух видов хозяйства с тенденцией преобладания первого; 5 — полуоседлая скотоводческая форма с сенокошением.80
Итак, пользуясь данными об объективном процессе необратимого вовлечения населения казахского аула в земледельческую экономику с элементами рыночного принципа приобретения и реализации ее продукции на ярмарках, городских базарах, надо сделать вывод об основательном разрушении натурального хозяйства экстенсивного скотоводства до конца XIX века.
Дифференциационные процессы глубоко затронули структуру животноводства, дав в руки нового байства из «черной кости» реальные рычаги в окончательном вытеснении чингизидов из хозяйственной и политической сферы, расширив почву для постепенного формирования прослойки алып-сатаров (перекупщиков), разоряя рядовых малоскотных бедняков, которые в поисках новых источников жизнеобеспечения превращались в классы наемных рабочих, пополняли численность городского населения, сформировали группу жатаков.