Западной Европы в эпоху позднего Средневековья

ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

Предпосылки и причины начала эпохи Великих географических открытий. XIV-XV вв. ознаменовались столь бурным развитием производительных сил западноевропейского общества, что некоторые историки определяют это время как начало эпохи первой “промышленной” или “технологической революции” революции. Прогресс был прежде всего достигнут в более эффективном использовании мускульной силы людей и животных, а также естественноприродных источников энергии воды и ветра. И хотя новация в этой области имела скорее, все же, количественный, чем качественный характер, они дали мощный импульс развитию всей западноевропейской экономики в целом. Причем, наряду с внедрением новых технологий в традиционные производства, в Западной Европе в это время возникают и принципиально новые отрасли, прежде всего, - изготовление пороха и огнестрельного оружия (начало XIV в,), механических часов (1304 г.), книгопечатание (1445 - 1450 гг.). Поскольку к XV в. процесс т.н. “внутренней колонизации” субконтинента был в целом завершен, в наиболее развитых регионах Западной Европы уже в это время наметился переход от экстенсивных методов хозяйствования к интенсивным, что предполагало рост значения узкой специализации и, вместе с тем, приводило к росту производительности труда. Поступление на рынки в значительной мере возросшего объема товаров при том, что объем обращающихся на этих рынках денежных средств в виде золотых и серебряных монет возрастал в гораздо меньших масштабах, породило, пожалуй, первый в истории Западной Европы собственно экономический кризис. Его проявлением стал феномен “жажды золота”, обуявший европейцев именно в XIV - XV вв.

Острый дефицит средств обращения, поразивший западноевропейскую экономику, был осложнен тяжелым кризисом азиатско-европейских торговых связей. В транзитной (при посредничестве византийских греков, арабов, евреев, армян, татар) торговле со странами Востока средневековая Европа традиционно имела пассивный баланс. Поскольку европейские купцы закупали у своих азиатских партнеров главным образом дорогостоящие товары (наиболее “массовыми” из которых были пищевые пряности и шелковые ткани), а также предметы роскоши и при этом, как правило, не могли предложить им равноценные продукты и изделия, поскольку на протяжении столетий с Запада на Восток происходил отток золота и серебра. И регулярные поступления на рынки западных стран исключительно дорогих восточных товаров и хронический отток драгоценных металлов в Азию создали у европейцев устойчивое представление о сказочных богатствах далеких заморских стран, ассоциировавшихся с “раем земным”.

Обычные для средневековой трансконтинентальной торговли маршруты пролегали через Средиземное море и были практически полностью монополизированы итальянским купечеством. Один из них проходил через портовый город Александрия в Египте и Красное море; второй, - через Византию и Малую Азию; третий вел через Дарданеллы, Босфор и Керченский пролив к низовьям Дона, где располагался торговый город Азак (современный Азов) с венецианско-генуэзской факторией Тана. На протяжении XIV - XV вв. все эти пути оказались под жестким арабо-турецким контролем и стали почти недоступны европейцам из-за военно-политической нестабильности, искусственно завышенных таможенных барьеров, коррупции чиновников и взаимной религиозной нетерпимости христиан и мусульман.

Кризис средств обращения с его “жаждой золота” и кризис азиатской торговли с его “жаждой пряностей” привлекли внимание всей более или менее образованной и предприимчивой западноевропейской общественности к тем представителям средневековой науки, которые разделяли и рисковали открыто поддерживать еретические с точки зрения официальной церкви гипотезы о шарообразности Земли и наличии единого Мирового океана. Из этих сомнительных теорий, популяризированных П. д`Альи (1350-1425 гг.) и П.Тосканелли (1397-1482 гг.), следовал ошеломлявший современников смелостью вывод о практической возможности достижения легендарных своим изобилием азиатских стран без чьего бы то ни было посредничества и за пределами монополизированного итальянцами, арабами и турками средиземноморского бассейна. Уровень развития производительных сил и теоретических знаний, достигнутый западноевропейским обществом к XV в., создал материально - технические и научные предпосылки, необходимые для осуществления далеких океанских плаваний, знаменовавших собой начало эпохи Великих географических открытий.

В результате осуществления множества предприятий, важнейшими из которых принято считать экспедиции Бартоломеу Диаша (открытие южной оконечности Африки в 1486 г.), Христофора Колумба (начало открытия и колонизации Американского континента в 1492-1498 гг.), Васко да Гамы (открытие морского пути в Индию в 1497-1499 гг.), Фернандо Магеллана (первое кругосветное путешествие в 1519-1522 гг.), Луиса В. де Торреса, Виллема Янзсона, Абеля Я.Тасмана (1605, 1606, 1642 гг. - начало открытия Австралии) в хронологических границах западноевропейского позднего Средневековья многовековая эпопея освоения среды своего обитания, - планеты Земля, - получила новый мощный импульс и вступила в завершающую стадию. Вместе с тем, начало эпохи Великих географических открытий явилось исходным пунктом формирования единой глобальной хозяйственной и геополитической системы, в следствие чего сама история человечества начала приобретать поистине всемирный характер.

Последствия начала эпохи Великих географических открытий для Западной Европы. Начало эпохи Великих географических открытий оказало огромное воздействие на дальнейшее историческое развитие стран Западной Европы. Прежде всего, произошло перемещение центров экономической активности из Средиземноморья в океанские порты атлантического побережья, вслед за которым последовала соответствующая переориентация традиционных для средневековой Западной Европы внутренних торговых путей. Эти изменения привели к окончательному упадку выросшей на транзитной торговле со странами Востока итальянской и вызвала острые кризисные явления в тесно с ней связанной экономике южнофранцузского и южногерманского регионов. Они же обусловили расцвет новых европейских столиц складывающейся единой глобальной хозяйственной системы: Лиссабона, Севильи и Кадиса, Антверпена и, наконец, Лондона.

В ходе формирования единой глобальной хозяйственной системы был не только резко сокращен, но и вовсе ликвидирован дефицит необходимых европейцам заморских товаров, а, вместе с тем, значительно расширен их ассортимент. Одновременно европейские изделия и технологии начали проникать в самые отдаленные уголки открываемого мира.

В связи с ростом масштабов производства и обмена в Западной Европе усилились процессы, связанные с “замыканием” и дальнейшим разложением гильдейско-цеховых корпораций, а, вслед за тем, ускорилось возникновение и распространение новых организационных форм: мануфактур и компаньонажей. С увеличением количества крупнооптовых сделок в ведущих международных экономических центрах возникают товарные биржи, оперировать на которых могли дельцы вне зависимости от своей этнической, религиозной или корпоративной принадлежности и без каких бы то ни было регламентируемых ограничений в объеме сделок. Наконец, с неизбежным в новых условиях ростом значения кредитных операций формируется принципиально новый рынок, - рынок, первоначально, вексельных, ценных бумаг (т.н. фондов), и, в конце концов, появляются фондовые биржи, со времен слившимися с товарными. В итоге, под воздействием тенденций устойчивого роста количественных показателей хозяйственного развития наиболее передовых западноевропейских регионов начали происходить качественные изменения в самом содержании экономической деятельности, которая, по мере освобождения от пут всеобъемлющей средневековой регламентации, приобретает конъюнктурно-спекуляционный, в полном смысле этого слова, рыночный характер.

Важнейшим следствием начала эпохи Великих географических открытий явилось создание европейскими державами (первоначально Португалией и Испанией, а сначала XVII в. Голландией, Англией и Францией) гигантских колониальных империй и, порожденная колониальной эксплуатацией природных богатств и народов Африки, Азии и Америки, т.н. “ революцияцен ”. Правительства Португалии и Испании уже в 1494 г. (г. Тордесильяс) и в1529 г. (г. Сарагоса) заключили соглашение о разделе сфер господства и фактическом установлении совместной колониальной монополии в открываемом мире. В соответствии с ним сокровища, награбленные в Африке и Азии, хлынули в Португалию, а золото и серебро, добытые порабощенными индейцами в богатейших рудниках Америки, наводнили Испанию. В начале XVI в. феноменально дешевые в силу своего колониального происхождения драгоценные металлы мощным потоком устремились из-за Пиренеев на западноевропейские рынки и вызвали неслыханный ранее взлет цен (в среднем на 200 - 500 %) в первую очередь на сельскохозяйственную продукцию и изделия массового спроса.

“Революция цен” привела к исключительно важным социальным переменам в Западной Европе. Ее результаты самым благотворным образом сказались на материальном и общественном положении тех слоев населения, которые ко времени ее начала, обладая статусом личной свободы, так или иначе смогли овладеть средствами производства и уже были втянуты в рыночные отношения. Напротив, доходы и социальный престиж тех общественных групп, которые не соответствовали указанным критериям, неизбежно клонились к худшему вне зависимости от их сословной принадлежности.

Так, “революция цен” снизила реальную стоимость юридически зафиксированной в целом ряде западноевропейских регионов в XIV-XV вв. земельной ренты, как минимум, в двух -, а то и пятикратном размере. Соответствующим образом сократились основные доходы тех феодальных землевладельцев - дворян, которые после коммутации либо полностью свернули, либо свели к минимуму свое господское (домениальное) хозяйство. В то же время, рыночные доходы их уже лично свободных наследственных держателей - крестьян (копигольдеров в Англии, цензитариев во Франции) возросли и составили не менее обратной пропорции уровню падения “старой” фиксированной ренты. С другой стороны, доходы с тех поместий, в которых их владельцы вели домениальное хозяйство, эксплуатируя труд лично свободных батраков с целью сбыта продукции на рынке, возросли как вследствие “революции цен”, так и потому, что рост цен на сельскохозяйственные товары намного опережал рост заработной платы наемных работников. В Англии за такими помещиками, которые использовали “старую” феодальную (формально по-прежнему условную) земельную собственность для получения “новой” рыночной прибыли, закрепилось наименование “новых дворян”. В Германии же, где коммутация ренты как правило не сопровождалось ее фиксацией, а над крестьянством продолжала тяготеть личная зависимость, лишь отступившая на второй план, “революция цен” начала XVI в. привела к восстановлению натуральных оброков (рекоммутация ренты) и т.н. “второму изданию крепостничества” с восстановлением барщинного поместного хозяйства. Эти явления, обычно объединяемые понятием “феодальная реакция”, стали одной из важнейших причин Великой крестьянской войны 1524-1525 гг., поражение которой в значительной мере предопределило консервацию феодальных отношений и отсталость Германии на длительную историческую перспективу.

Что же касается городского населения позднесредневековой Западной Европы, то повсеместно реальные собственники средств производства выиграли от последствий “революции цен”, в то время как у лиц наемного труда происходило заметное падение уровня жизни. Однако следует иметь в виду то обстоятельство, что в тех городских центрах, где к началу XVI в. корпоративные организации производства и обмена сохранили сильные позиции, разрыв в уровне доходов между цеховыми мастерами и гильдейскими купцами с одной стороны, и их “вечными” учениками и подмастерьями с другой, был меньше из-за сохранявшейся всеобъемлющей регламентации. Тем же, где гильдейско-цеховые корпорации ко времени начала “революции цен” ослабели, либо, по тем или иным причинам, не существовали вовсе, - и темпы концентрации денежных средств в руках предпринимателей и темпы обнищания трудящихся были весьма высоки, в связи с чем мелкие ремесленники и торговцы здесь начинают терять свою собственность на средства производства.

Таким образом, в итоге социально-экономической эволюции западноевропейской цивилизации в условиях господства феодальных отношений и под стимулирующим воздействием последствий начала эпохи Великих географических открытий в Западной Европе начинает формироваться группа территорий, где весьма высокая степень развития сугубо индивидуальных по своей природе товарно-денежных отношений уже в конце XV - начале XVI вв. начала вступать в очевидное противоречие с сохраняющимся условно-корпоративным характером собственности на средства производства. Изменение характера собственности на средства производства и, в первую очередь, на главное из них, - землю, - стало основой того социально - экономического переворота, который знаменовал собой исходный пункт качественно нового, - капиталистического, - этапа в историческом развитии Западной Европы.

Процесс так называемого “первоначального” накопления капитала. Как принято считать, в классической форме эта трансформация характера собственности протекала с конца XV по середину XVII вв. на территории юго-восточной Англии в виде т.н. “улучшений”, “очисток” или “огораживаний”. В их ходе землевладельцы из числа “новых дворян”, используя всю казуистику феодального права, а также прямое насилие сначала отчуждали в свою пользу общинные земли (леса, луга), а затем лишали своих уже лично свободных крестьян статуса поземельно зависимых наследственных держателей и со временем не этом основании изгоняли их с поместных пахотных наделов. По мере “очистки” поместья от крестьянского населения старые межевые знаки уничтожались, а бывшие общинные и крестьянские земли присоединялись к домену, оказываясь за господской оградой. В итоге этих “улучшений” границы домениального хозяйства, постепенно расширяясь, в конце концов слились с границами самого поместья, все земли которого, за неимением всех прочих, отныне принадлежали лишь одному условному наследственному держателю, - самому “новому дворянину” - огораживателю, который либо сам эксплуатировал свою земельную собственность, используя труд вольнонаемных сельскохозяйственных работников - батраков, либо сдавая ее целиком или частями в срочные держания на условиях выплаты фиксированной денежной ренты. И хотя формально характер собственности на средства производства по-прежнему оставался условным и корпоративным, а верховным номинальным сюзереном всех земель как и раньше считался монарх, по сути в ходе “огораживаний” происходила явная индивидуализация земельной собственности “нового дворянства”. В дальнейшем, добившись в ходе революции середины XVII в. принятия Долгим парламентом закона об отмене рыцарского держания (1646 г.) “обуржуазившиеся” землевладельцы Англии утвердили свой абсолютный экономический суверенитет по отношению к феодальной по происхождению земельной собственности, тем самым, завершив ее трансформацию в сугубо индивидуально свободно отчуждаемую частную собственность.

В других частях наиболее передового региона Западноевропейского субконтинента аналогичный переворот в поземельных отношениях в эпоху позднего Средневековья происходил в иных формах и, в силу этого, с иной динамикой. Так, в северных Нидерландах относительно быстрое обезземеливание крестьянства и утверждение частной собственности на главное средство производства было теснейшим образом связано с необходимыми там крупномасштабными и капиталоемкими мелиоративными работами, а в северо-восточной Франции постепенное разорение крестьянства было результатом долговременной жесткой налоговой политики феодального государства и возникавшей на ее основе долговой кабалы. Однако вне зависимости от форм и темпов реализации, социально-экономическое содержание этой аграрной революции повсеместно было идентично тем переменам, которые происходили и в позднесредневековом городе: в результате экспроприации (насильственного отчуждения) основные непосредственные производители материальных ценностей феодального общества, - крестьяне и ремесленники, - массе своей отделялись от средств производства, пауперизировались и в исторической перспективе должны были составить рынок абсолютно свободной во всех отношениях наемной рабочей силы, в то время как “новые” предприниматели из самых разных сословий, концентрируя средства производства в своих руках, формировали основу будущего класса капиталистов. В связи с этим, за всей совокупностью подобных явлений в историографии закрепилось обобщающее наименование “процесса т.н. ”первоначального” накопления капитала”, который рассматривается как отправная точка развития капиталистического уклада при сохраняющемся господстве феодальных отношений.

В результате относительно интенсивного и всестороннего развития процесса т.н. “первоначального” накопления капитала северные Нидерланды, юго-восточная Англия и северо-восточная Франция в эпоху позднего Средневековья составили торгово-промышленный центр Западной Европы, где формирование капиталистического уклада приобрело поступательный и необратимый характер. Области и страны, где в силу тех или иных причин процесс т.н. “первоначального” накопления капитала в основных отраслях экономики развивался неравномерно или протекал в чрезмерно замедленных темпах (южные Нидерланды, юго-западная Германия, Северная Италия, юго-западная Франция, Испания, Португалия), сформировали регион непоследовательного, обратимого генезиса капиталистических отношений. Наконец, территория, где к исходу эпохи классического Средневековья не был достигнут необходимый уровень развития производительных сил и товарно-денежных отношений (южная Италия, северо-восточная Германия, Шотландия, Ирландия), и, в силу этого, процесс т.н. “первоначального” накопления капитала не получил сколько-нибудь заметного развития, в конечном счете оказались в положении аграрно-сырьевых придатков своих более передовых в социально-экономическом отношении соседей. Эта региональная градация во многом определила исторические судьбы и отдельных западноевропейских народов и всего субконтинента в целом.

Проблема социальной природы западноевропейского абсолютизма. В новых социально-экономических условиях в наиболее развитых западноевропейских странах в решающую стадию вступает процесс формирования единых внутренних рынков, который явился важнейшей предпосылкой завершения их политического объединения, исходным пунктом складывания современных наций и основой возникновения новой и, вместе с тем, как принято считать, - высшей и последней исторической формой феодальной государственной организации, - абсолютной(неограниченной)монархии.

Эпоху, когда в Западной Европе явно доминировали тенденции абсолютизации монархической власти, как правило хронологически определяют исходом XV - финалом XVIII вв. При этом, под абсолютизмом обычно понимают такую форму государственного устройства, при которой вся полнота власти (законодательной, судебной, исполнительной) реально сосредотачивается в руках никем и ничем не ограниченного монарха. Именно такое положение декларировал “король - Солнце” Франции Людовик XIV в своей знаменитой фразе: “Государство - это я!”.

Действительно, становление абсолютистской государственности сопровождалось резким падением роли сословно - представительных органов. В Испании после подавления восстания кастильских горожан - комунерос (1520 - 1521 гг.) заседания кортесов быстро вырождаются в исполнение формальной придворной церемонии. В тюдоровской Англии XVI в. парламенты как правило безропотно исполняют волю монархов, а обострение социально - политической борьбы при первых Стюартах приводит к уникальному в истории этой страны одиннадцатилетнему (1629-1640 гг.) “беспарламентскому” периоду правления Карла I (1625-1649 гг.). Во Франции генеральные штаты на протяжении XVI в. созываются крайне нерегулярно, а с 1614 по 1789 гг. не созываются вовсе. Вместе с тем, по мере складывания системы постоянного налогообложения абсолютистские режимы получают возможность приступить к формированию сначала в политических центрах, а затем и в провинциях строго централизованных и жестко иерархизированных бюрократических аппаратов административной и судебной власти, а также регулярных вооруженных сил, которые оттесняют на второй план и со временем изживают органы дворянско-бюргерского самоуправления, сеньориальной юрисдикции и феодальное ополчение. Наконец, абсолютистское государство в том или ином виде ставит под свой контроль деятельность римской католической церкви на своей территории. В Испании это произошло в результате подчинения короне церковного следственно-карательного органа, - инквизиции (от лат. Inquaesitus - неисследованный) в 1483 г. Во Франции после заключения в 1516 г. “Болонского конкордата” формируется подконтрольная в организационных вопросах монарху и, следовательно, в этом смысле автономная по отношению к римскому первосвященнику т.н. “галликанская церковь”. В Англии в итоге т.н. “королевской реформации” (принятие акта о “верховенстве” в 1534 г.) Генрих VIII Тюдор (1509-1547 гг.) возглавил полностью независимую от Рима церковную организацию.

Таким образом, на первый взгляд, абсолютизм предстает в качестве простого логического завершения процесса политической централизации, получившего развитие в наиболее передовых западноевропейских странах еще в эпоху классического Средневековья. Однако при более внимательном рассмотрении проблемы социальной природы этого явления становится совершенно очевидно, что только первые последствия развития начавшегося процесса т.н. “первоначального” накопления капитала создали необходимые для концентрации всей полноты власти в руках абсолютистских монархов социально-политические условия. В самом общем виде они состояли в возникновении ситуации относительного равновесия между формирующимся классом буржуазии с одной стороны, и разлагающимся классов феодалов с другой. Используя его, равно как и неизбежные противоречия между этими антагонистическими общественными классами, королевская власть и достигла максимального отчуждения у элиты господствовавшего феодального класса властных функций в свою пользу.

Специфические условия равновесия разнородных общественных сил, необходимые для возникновения и существования абсолютистских режимов, порождают различные подходы специалистов к решению вопроса о социальной природе абсолютистского государства. С одной стороны, решительное подавление королевской властью феодально-аристократической оппозиции, подчинение церкви, строительство централизованного бюрократического аппарата управления и регулярных вооруженных сил как эффективных средств принуждения подданных всех сословий к исполнению неограниченной воли монарха, создают впечатление универсального надклассового характера западноевропейского абсолютизма. С другой, - характерное прежде всего для раннего, т.н. “ренессансного” абсолютизма (конец XV - первая половина XVII вв.) сближение ради создания ситуации социального равновесия королевской власти с только зарождающейся и потому пока еще во всех отношениях слабой протобуржуазией, которая нуждалась в покровительстве со стороны государства и получала его в форме политики экономического протекционизма, формирует иллюзию раннебуржуазной природы западноевропейских абсолютных монархий. Наконец, присущая абсолютистским режимам опора на служилое дворянство, фактически монополизировавшее чиновный аппарат административной, судебной, военной и церковной службы, зачастую воспринимается как очевидное свидетельство бюрократической сущности абсолютистской государственности.

Решая проблему социальной природы западноевропейского абсолютизма, по-видимому нельзя пренебрегать тем важным обстоятельством, что в условиях разложения феодальных отношений абсолютистские режимы повсеместно и до последней возможности оберегали “святая святых” феодального способа производства: условную корпоративную собственность на средства производства и главное из них, - землю, а вместе с ней, - и сословную структуру общества, предполагавшую господствующее положение дворянства и духовенства по отношению к тягловому сословию простонародья. “Ренессансный” абсолютизм действительно создавал благоприятные условия для ускоренного экономического развития возникающей западноевропейской буржуазии, но только в той мере, в какой это соответствовало экономическим и социально - политическим интересам господствовавшего феодального класса в целом. “Союз” королевской власти с формирующейся буржуазией вовсе не был союзом равноправных партнеров: используя протобуржуазию ради обретения политического всевластия в стране, корона эксплуатировала и экономический потенциал и социальный авторитет своего партнера в среде третьего сословия. По мере же укрепления экономических позиций, роста социального влияния и появления осознанных политических интересов и претензий буржуазии на власть, абсолютизм исчерпывает свои исторически прогрессивные ресурсы. Наступает эпоха “классического” абсолютизма (вторая половина XVII - конец XVIII вв.) когда опять-таки ради сохранения ситуации социального равновесия неограниченные монархии отказываются от политики даже ограниченного покровительства исторически перспективному классу буржуазии и, соответственно, превращается в силу консервативную, а затем и реакционную. Возникавшая в результате конфронтация между сформировавшейся буржуазией и абсолютистскими режимами, как правило, разрешалось в ходе революций конца XVIII - первой половины XIX вв., которые вместе с абсолютизмом уничтожали и охранявшиеся им остатки изживших себя феодальных социально-экономических отношений. Наконец, при рассмотрении гипотезы о бюрократическом характере абсолютистского государства не следует забывать о сословном неравноправии позднесредневекового общества. В силу его сохранения значительно возросшее налоговое бремя целиком лежало на плечах одного третьего сословия. Государственные налоги, взимавшиеся исключительно с сословия простонародья королевской властью перераспределялись и в виде жалования, пенсий и монарших пожалований шли на содержание придворно-бюрократического аппарата, монополизированного дворянством. Следовательно, при сохранении сословной структуры общества государственное налогообложение только тяглового сословия представляло собой не что иное как централизованную ренту, компенсировавшую материальные потери господствовавшего феодального класса от падения реальной стоимости земельной ренты в условиях “революции цен” и бурного развития товарно-денежных отношений. А, значит, “бюрократизация” дворянства лишь чисто внешне видоизменяла источник его существования, не трансформирую его феодальной природы по существу. Сказанное, как представляется, позволяет сделать вывод о том, что западноевропейский абсолютизм являл собой разновидность феодального государства, возникающего в условиях разложения феодального способа производства и феодальных общественных структур под воздействием процесса т.н. “первоначального” накопления капитала и формирования капиталистического уклада.