Раздел 3. Уголовное право как социальный инструмент 5 страница

<1> См.: Кибальник А.Г. Ответственность в международном уголовном праве // Уголовное право. 2003. N 2. С. 39 - 41; Он же. Универсализация уголовно-правовых систем и национальный интерес // Там же. 2005. N 5. С. 30 - 33; Кибальник А.Г. Соломоненко И.Г. Преступления против мира и безопасности человечества. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004.

 

Возможные общие последствия ограничения национального уголовно-правового суверенитета. Их можно классифицировать различным образом, но в данном случае по критерию направлений воздействия.

Расширение странами пределов действия собственного уголовного закона приводит к возникновению правовых коллизий, усложняющих отправление правосудия. Оно в некоторых случаях может приводить к "перемещению" уголовно-правовой власти. Это может быть обусловлено действительной или мнимой политизацией проблемы, попыткой снижения авторитета страны и в современных условиях путем использования различного рода рейтингов может иметь прямое экономическое значение.

С нормами о действии уголовного закона в пространстве также связаны, на первый взгляд, технические проблемы определения места совершения преступления. Присоединение к международным соглашениям, в свою очередь, может в некоторых случаях влиять на процессы идентификации уголовно-правовой мысли в широком значении этого понятия, если при этом не создаются условия, обеспечивающие необходимый уровень внутринационального и межнационального дискурса и, разумеется, охраняющие уголовное правотворчество в условиях, когда возникают проблемы вынужденной или частично вынужденной рецепции. Так называемая политкорректность, или представления о "чувствительности" позиций тех или иных стран, иногда способны воздействовать на правосознание лиц, применяющих российское уголовное законодательство, что таит в себе угрозу трансформации уже сложившейся практики.

Но, возможно, наиболее острая проблема уголовно-правового суверенитета связана с защитой граждан собственной страны, реализующих обязанности, возложенные на них данной страной. Здесь в современных условиях возникают вопросы, крайне острые и не решенные на национальном уровне, а тем более на уровне международном.

Таким образом, следует сделать предварительный вывод о том, что в современных условиях актуализируются проблемы обеспечения национального уголовно-правового суверенитета и одновременно необходимости сближения уголовного права разных стран для борьбы с явлениями, угрожающими международному сообществу. Балансируя между этими потребностями, важно разумными политическими и правовыми средствами защищать интересы страны. Модные тенденции не должны затемнять здравый смысл. Следует признать как исходное начало то, что, несмотря на многообразие проявлений уголовно-правового суверенитета и существующие трудности, он должен соответствовать международному праву, а следовательно, не может быть неограниченным, не может оправдывать преступлений против мира и безопасности человечества. Но страна обязана, во всяком случае, обеспечивать равенство своих граждан на международной арене, создавая для них надлежащую правовую безопасность. Это требует среди прочего рассмотрения и ряда специальных вопросов.

Основания и пределы сохранения самостоятельности национального уголовного права. Анализ оснований и соответственно границ сохранения национального уголовно-правового суверенитета на первый взгляд обсуждать бессмысленно. Суверенитет государства во всех его проявлениях является самоценностью, и он необходим сам по себе. Однако в действительности этот вопрос существует по объективным и субъективным причинам. Объективные причины состоят в том, что в условиях взаимодействия, как бы оно ни оценивалось и в чем бы оно ни состояло, любое государство должно считаться с другими, ограничивая добровольно свою власть вовне. Субъективно же нередко проявляется тяга к подражанию даже у людей, чья идеология основана как будто бы именно на тяготении к самобытности, патриотизму. В других случаях возможное ограничение суверенитета служит частным целям лица или группы лиц. Отсюда совершенно естественная для уголовно-правовой доктрины необходимость решать, почему, на каких основаниях и в каких пределах в коммуникации с внешними воздействиями необходимо охранять уголовно-правовой суверенитет собственной страны. Стоит еще раз подчеркнуть, что такой подход не должен быть идеологизирован. Вопросы должны решаться именно в интересах страны и ее места в современном мире.

При этом стремление к сохранению сложившейся уголовно-правовой системы повсеместно перевешивает. До теоретического анализа сошлемся на исторический опыт. Он показывает, что в самых различных странах сохраняется разнообразие уголовно-правовых систем и существует сильная тяга к сохранению их своеобразия. Это, в частности, США, ФРГ, существовавшие когда-то Российская империя и Советский Союз и др. Даже в условиях Российской империи сохранение самостоятельных уголовно-правовых систем в Польше, Финляндии, нынешних регионах Кавказа, Средней Азии отражало определенную степень их самостоятельности и сильное развитие самобытности. Это доказывает, что реально существуют факторы, порождающие разнообразие и препятствующие его утрате.

Конкретизируя этот тезис, выделим отдельные основания сохранения национальной уголовной системы. Прежде всего таким основанием является то, что уголовное право той или иной страны, даже испытавшее на себе влияние иной национальной уголовно-правовой системы, в принципе является ее специфической, культурной ценностью - социальным благом. Оно представляет собой результат интеллектуального развития страны и продукт некоторого согласия, во многих случаях и отношениях - вынужденного. Из этого следует многое. Здесь отметим, что существующее уголовное право связано с наличием определенных научных традиций, воплощенных в знании, зафиксированном по определенным стандартам. Уголовно-правовые нормы, уголовно-правовая мысль и уголовно-правовая практика входят в культуру страны и представляют собой некоторую инерционную силу, определяющую содержание социальных отношений. Понимая деликатность вопроса, все же можно сослаться на сохраняющуюся основу украинского, белорусского, болгарского и других систем национального уголовного права. Изменение политических и экономических условий не привели к принципиальным изменениям техники уголовного права. Традиции оказались сильнее. Правда, нужно подчеркнуть, что сила традиций определяется их действительностью, а не фантазиями авторов, стремящихся их придумать.

Столкновение национальных систем уголовного права является в определенной степени конфликтным. Так, немецкий профессор Вальтер Перрон отмечает, что во всемирном масштабе немецкое влияние скорее невелико, в то время как английское правовое мышление все больше выигрывает пространство, не в последнюю очередь ввиду выдающегося значения английского языка <1>. Поставленный вопрос скорее является риторическим. Немецкая уголовно-правовая мысль имеет будущее на европейском уровне. Но вряд ли можно пожелать, чтобы она превратилась в европейскую правовую мысль, перестав быть немецкой, которая в свое время прошла сложный путь превращения в общенациональную уголовно-правовую науку.

--------------------------------

<1> Perron W. Hat die deutsche Straftatsystematik eine europaische Zukunft? // Festschrift fur Theodor Lenckner zum 70. Geburtstag. Munchen: Beck, 1998. S. 228 (Имеет ли немецкая систематика уголовного права европейское будущее? Юбилейное издание к 70-летию Теодора Ленкнера. Мюнхен: БЕК, 1998. С. 228).

 

Далее, уголовное право оптимизируется только на некоторой существующей основе, при достижении определенной степени национального согласия в рамках сложившейся правовой системы. Говоря менее абстрактно, подчеркнем: каждой стране, если она вынуждена прибегать к легитимному государственному насилию, необходима уголовно-правовая мысль, вырабатываемая самостоятельно, собственными усилиями, в процессе действительного социального дискурса. Само по себе сближение уголовно-правовых систем, естественно, не устраняет наличия уголовно-правового мышления и уголовно-правовой мысли. Однако устранение национальных особенностей обедняет ее. С этим вполне можно было бы мириться, но одновременно с обеднением уголовно-правовой мысли как ее результат сужается зона поиска оптимальных моделей уголовно-правового регулирования. Может стать закрытым перечень моделей соучастия, ограничиваются подходы к пониманию преступления, становится стандартной или по меньшей мере стандартизируется уголовно-правовая репрессия.

Даже в современном обществе избыточное или недостаточно обоснованное трансграничное перемещение уголовно-правовой власти, в том числе и с помощью уголовного закона, ломая традиции и деформируя право, снижает доверие общества к власти. Это реально наблюдается в современной истории и имеет объективные основания. Даже национальный уголовный закон крайне абстрактен. Его формулировки обладают способностью отрываться от культуры как системы поведенческих стереотипов. Поэтому постоянно существует напряжение между необходимостью обеспечения равенства граждан перед законом, в том числе равенства на территориальном пространстве, и адаптацией уголовного закона к социальной специфике той или иной группы населения. Собственно, именно этим объясняется существование в некоторых странах ряда уровней уголовного права, а именно федерального и уголовного права образований, входящих в федерации. Этим объясняется горизонтальное разнообразие уголовно-правовых систем внутри одной страны. Сейчас достаточно показательным примером являются различия самостоятельного федерального уголовного права США, уголовного права штатов и даже уголовного права муниципальных образований.

В итоге необходимость сохранения стабильной уголовно-правовой отрасли и охраны уголовно-правового суверенитета объясняется наличием сложившейся системы защиты общества от избыточного государственного насилия. Наднациональное право не только кажется, но и оказывается чуждым. Оно влечет изменения в сложившейся правоприменительной практике, порождая дополнительные уголовно-правовые риски, приводит к изменениям в институциональной структуре общества. Уголовное право, вопреки распространенным представлениям, выполняет правоустановительную функцию, т.е. прямо и косвенно влияет на состояние целостной правовой системы страны.

Пределы допустимого изменения национальной уголовно-правовой системы. Они в целом определяются рассмотренными только что основаниями охраны уголовно-правового суверенитета и спецификой национальной уголовно-правовой системы. Такое утверждение, исходя из опыта ряда стран, означает, что суверенное государство должно в лице своих представителей размышлять над допустимостью изменения собственного уголовного права под влиянием внешних факторов. Невозможно, разумеется, решать эти вопросы раз и навсегда, но, несомненно, должен быть выработан определенный подход к проблеме. Здесь должны рассматриваться несколько обстоятельств, в частности динамика репрессии, позиции населения, конкурентоспособность страны и ее интересы в целом и пр. Такой подход, собственно говоря, и существует на самом деле, когда принимается решение о подписании и ратификации того или иного международного соглашения либо о рецепции той или иной уголовно-правовой конструкции. Но здесь, как и в иных ситуациях уголовного правотворчества, необходимо создание системы исходных посылок.

На наш взгляд, эти пределы должны рассматриваться и устанавливаться с уголовно-правовых, формальных и материальных, а также и с социально-правовых позиций. Уголовно-правовые позиции прежде всего определяют понимание и конструкции основных уголовно-правовых институтов, в особенности преступления, его признаков, содержание этих признаков; обстоятельства, исключающие преступность деяния, выступающие, по существу, как негативные признаки преступления. Они являются исходными также при оценке значимости и сохранения основных конструкций особых форм совершения преступления, т.е. неоконченного преступления, соучастия, множественности и др., затем наказания и его видов, института освобождения от наказания и ответственности, давности, судимости. Примером здесь являются споры относительно понимания форм соучастия в преступлении, которые возникли и не решены до сих пор в сфере формирования международного уголовного права. Немецкий исследователь Кай Амбос пишет, что в практике международных судов по уголовным делам совместное участие в совершении преступления рассматривается как любой способ фактической или правовой поддержки совершаемого деяния. При этом отдельные действия, вносящие лепту в это деяние, рассматриваются как независимые друг от друга и равноценные, что не сопоставимо с немецкой и - добавим - российской конструкцией соисполнительства и соучастия <1>. Немецкая уголовно-правовая доктрина отнюдь не склонна менять свои позиции, и автор полагает, что единая модель участия в деянии влечет необоснованное расширение уголовной ответственности. Размышляя о возможности и необходимости ограничения ответственности, он считает необходимым использовать основные положения развитой в немецкой уголовно-правовой доктрине теории объективной вменяемости деяния. Именно понимание значимости своего уголовного права и привело к принятию в ФРГ такого уголовного закона, как Международный уголовный кодекс <2>. Таким образом, пределами сохранения национальной уголовно-правовой системы, несмотря на мозаичность охраны правовых благ и соответственно уголовно-правовых запретов, образующих Особенную часть, является недопустимость изменения основных уголовно-правовых институтов и конструкций, осознанных в уголовно-правовой доктрине и признанных правоприменительной практикой. Эта система не должна и не может изменяться под влиянием посторонних, случайных по своей природе законодательных актов или иных влияний.

--------------------------------

<1> Ambos K. Allgemeine Teil des Internationalen Strafrechts. Berlin: Duncker & Humblot, 2002. S. 362 (Общая часть международного уголовного права. Берлин: Дункер и Хумблот, 2002. С. 362).

<2> Жалинский А.Э. Современное немецкое уголовное право. М.: Проспект, 2004. С. 150.

 

Иной подход основан на социальных позициях и преимущественно связан с расчетом экономических, психологических и иных последствий изменения собственного законодательства. На наш взгляд, он должен состоять в предварительном подсчете расходов, связанных с изменениями уголовного законодательства, их влияния на уровень судебной репрессии, готовности правоприменителя к их реализации, а главное - в решении вопроса о социальной переносимости этих изменений.

Противодействие ограничению уголовно-правового суверенитета одной страны расширением действия уголовного закона в пространстве. Проблема состоит в том, что национальное уголовное право не должно допускать необоснованное, т.е. недозволенное, применение уголовного закона другой страны. Как уже отмечалось, эти вопросы довольно слабо отражены в российской уголовно-правовой литературе. Однако они относительно подробно исследованы в уголовно-правовой литературе других стран, в частности в работах таких видных немецких криминалистов, как А. Эзер, Б. Шунеманн, Х.Х. Ешек, Х. Затцгер и др. Связанные с этим проблемы являются весьма сложными с юридико-технической точки зрения.

Общая проблема состоит в том, что одно и то же преступление может подпадать под действие уголовного законодательства различных стран. Профессор Х. Затцгер, который системно исследует данную проблематику, приводит пример, когда австриец в Испании убивает итальянца. В этом случае согласно уголовным законам Испании действует территориальный принцип, Австрии - принцип гражданства, Италии - принцип индивидуальной защиты или пассивного гражданства. Это порождает обычно в более политизированных ситуациях, а их сейчас много, определенные конфликты, способные негативно отразиться на международных отношениях <1>.

--------------------------------

<1> Zatzger H. Op. cit.

 

В уголовно-правовом смысле можно указать на следующие проблемные ситуации и возможные пути их преодоления.

Первая. Необходимость международно-правовых ограничений усмотрения национального законодателя при решении вопросов действия своего законодательства в пространстве. Сложившееся ныне положение осложняется тем, что, как пишет профессор Х. Затцгер, каждое государство в принципе самостоятельно определяет, на какие фактические составы оно желает распространить действие своего уголовного права. Добавим к этому, что каждое государство еще и самостоятельно определяет понимание принципа недопустимости двойной ответственности за одно и то же деяние. В ФРГ, во всяком случае, этот принцип закреплен в ст. ст. 103, 111 Основного Закона, но действует он только внутри страны. Поэтому Х. Затцгер в соответствии с господствующим в немецкой литературе мнением утверждает: "Однако без осмысленной связи между нормирующим государством и нормируемым фактическим составом распространение собственной уголовной власти на такие составы деяний может означать нарушение чужого суверенитета и противоречить международному праву" <1>. Насколько можно судить, выход из этого положения в уголовно-правовой литературе, признавая, что национальный законодатель имеет слишком широкие рамки собственного усмотрения, видится в самоограничении государственной воли на основе здравого смысла. Однако такое благородное поведение государств имеет место далеко не во всех случаях. Тогда предлагается использовать, предварительно разработав, принцип разделения компетенции. В этом случае предполагается, что государства заключают между собой соглашения, позволяющие избежать пересечения компетенций и двойного осуждения за одно и то же деяние. Государства могли бы ограничить реальный и универсальный принципы во взаимных интересах, не нарушая при этом интересы международного сообщества. В этом плане представляется разумным поставить вопрос о разработке коллизионного уголовного права, близкого по целям к международному частному праву, как оно понимается в российской литературе.

--------------------------------

<1> Idid.

 

Вторая. Различное понимание начала недопустимости двойного осуждения. Она разрешается на интеллектуальной и правотворческой основе. Первый подход требует разработки языка сопоставления уголовно-правовых запретов. Второй - заключения соответствующих соглашений. В каждом из этих случаев необходимы дополнительные исследования, и они должны быть заказаны заинтересованными государственными структурами.

Оценка доктринального влияния на национальное уголовное право. Здесь ставится вопрос не о противодействии иностранным доктринам, а, напротив, о необходимости их восприятия и разумной оценки. Об этом много писали юристы, позиционирующие себя в качестве компаративистов. Возможно, это в самом деле наиболее полезное направление развития интеграционных процессов в области уголовного права. Сейчас, кажется, происходит известное сближение континентальной и англо-американской уголовно-правовой доктрин. Но до сих пор очень сложно что-либо утверждать о сближении уголовно-правовых доктрин иных правовых семей, в частности континентального и мусульманского права.

По-видимому, в то же время проблемными ситуациями являются искаженное, неверное восприятие иностранных доктрин, не взвешенное перенесение конструкций, не вписывающихся в национальное уголовное право, и пр. Здесь было бы полезным рассмотреть отдельные вопросы, но это потребовало бы специальных исследований. В качестве примера можно лишь указать на довольно неожиданное изменение института условного осуждения, состоящее в установлении верхней границы наказания, при котором оно возможно. Такая конструкция наличествует в немецком уголовном законе и признана в немецкой доктрине, но все это функционирует в ином уголовно-правовом контексте.

В данном направлении, как кажется, наиболее целесообразно разрабатывать или детализировать методики сравнительной оценки различных норм, конструкций, теорий, предложений и иных элементов сопоставляемых правовых систем на основе действительного изучения соответствующей отрасли права. Последнее требует по меньшей мере отказа от цитирования имеющих в основном историческое значение трудов по каким-либо работам и даже по первоисточнику и тщательного изучения действующего закона и современных публикаций.

Нуждается в развитии некоторый общий язык уголовного законодательства и права как система различного рода моделей и позиций, которые могут обсуждаться представителями различных правовых систем. Столь же необходимо дальнейшее развитие специфических конструкций взаимодействия национальных отраслей уголовного права, в частности, оговорок, презумпций и пр. Это крайне сложная задача, и особенно трудна ее реализация при выявлении материальной стороны уголовно-правовых запретов, переносимости наказания, выявлении и оценке современных тенденций развития уголовного права, особенно расширения круга деликтов опасности, криминализации экономического поведения и пр.

Приведенные соображения нуждаются в обсуждении и проверке. Несомненно одно: проблема охраны национального уголовно-правового суверенитета нуждается в самостоятельном, причем детальном, изучении в контексте современных процессов.

 

Дискурс о преступности

 

Постановка проблемы. Для раскрытия названной темы очень кратко будут рассмотрены следующее вопросы:

- характеристика проблемы, ее актуальность и позиции адресатов дискурса;

- место криминологического дискурса в системе понимания преступности;

- структура криминологического дискурса о преступности;

- проблемные ситуации состояния криминологического дискурса о преступности;

- некоторые выводы.

Характеристика проблемы. Она состоит в выделении и особом рассмотрении в качестве самостоятельного социального феномена дискурса о преступности, происходящего в рамках криминологии как правовой науки. Он понимается как имеющий общие предмет и содержание процесс обсуждения социального феномена преступности.

Относительно содержания криминологического дискурса можно выделить следующие основные гипотезы:

- этот вид дискурса является обязательной составляющей общесоциального дискурса о преступности, в котором участвуют многие заинтересованные субъекты социальных отношений, но в силу специфики восприятия преступности как объекта социального воздействия и связанных с нею явлений играет ведущую роль, поскольку для общества особое значение имеет профессиональная информация о преступности, которая обозначается как криминологическая с целью различать информацию о социальных реалиях - сущем и должном, закрепленном в уголовном законе, причем в получении этой информации заинтересован широкий круг адресатов, коллективных и индивидуальных субъектов противодействия преступности. Целостное рассмотрение дискурса о преступности позволит получить лучшее представление о его участниках, их позициях и возможностях, содержании и процедурах обсуждения вопросов преступности, его влиянии на осуществляемую в стране уголовную политику и практику борьбы с преступностью;

- формирующиеся в ходе социального и криминологического дискурса позиции как различных социальных и профессиональных групп, так и населения в целом далеко не всегда адекватно отражают реальное состояние преступности, ее факторы, процессы воздействия на нее и иные связанные с преступностью явления. Проявляется это в том, что по ряду направлений позиции общества и социальных групп либо формируются под влиянием неадекватной информации, либо в недостаточной степени или предвзято, ложно и политизированно выявляются и анализируются специалистами, либо мистифицируются в профессиональной криминологической литературе. При этом наибольшая опасность для интересов страны возникает там и тогда, где и когда общественное мнение по тем или иным проблемам преступности, и в целом состояние общественного правосознания неадекватно интерпретируются при принятии различного рода правовых решений, прежде всего в сфере политики борьбы с преступностью;

- исследование процесса обсуждения проблем преступности как дискурса позволяет более полно рассмотреть порядок формирования информации о преступности, и это способствует возможному в сложившихся условиях позитивному развитию процессов познания и обсуждения возникающих в данной сфере проблем, повышению эффективности контроля над преступностью при значительной экономии затрачиваемых социальных средств, включая "сбережение людских ресурсов страны".

Актуальность совершенствования дискурса о преступности. Три основных фактора определяют актуальность данной проблемы.

Первый - недостаточное удовлетворение реально усилившейся в современном российском обществе потребности в информации, нужной для формирования социальными субъектами своих действительных, а не деформированных позиций по отношению к преступности. Субъекты социального действия требуют прямо или конклюдентно предоставления им разнообразной по содержанию, притом верифицируемой, т.е. поддающейся проверке, и в то же время полезной, т.е. пригодной для использования, криминологической информации. Эта потребность слабо осознана в правовой литературе ввиду, возможно, подспудного отношения к гражданам страны как к пассивному объекту воспитательного воздействия, а не активному субъекту социального действия, хотя буквально такие взгляды никогда не выражались в серьезной правовой литературе <1>. Между тем о росте этой потребности свидетельствуют по меньшей мере появление серьезных исследований преступности, прежде всего экономической, но не только ее, экономистами, социологами, политологами <2>, а также формулирование политических оценок преступности и эффективности мер борьбы с ней в парадигмах политических партий, заявлениях отдельных политиков, включение данных о преступности в критерии оценки населением состояния дел в стране и пр.

--------------------------------

<1> См.: Жалинский А.Э. Социально-правовое мышление: проблемы борьбы с преступностью. М.: Наука, 1989.

<2> См.: Беккер Г. Человеческое поведение: экономический подход: Избранные труды по экономической теории. М.: ГУ-ВШЭ, 2003; Клямкин И., Тимофеев Л. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. М.: РГГУ, 2000; Познер Р. Экономический анализ права: В 2 т. СПб.: Изд. ГУ-ВШЭ и др., 2004; Правовая реформа, судебная реформа и конституционная экономика / Сост. П.Д. Баренбойм. М.: Издание г-на Тихомирова, 2004; Радаев В.В. Экономическая социология. М.: ГУ-ВШЭ, 2005 и др.

 

В этих условиях расхождение между потребностью в адекватной информации и социальной потребностью в ней влечет соответственно, с одной стороны, неудовлетворенность адресатов криминологического дискурса состоянием и надежностью получаемой информации, на которую затрачиваются существенные социальные ресурсы, а с другой - недооценку ими получаемых сигналов. В конечном счете это и является главным, ибо влияет на качество принимаемых решений и доверие населения к власти в целом и суду и правоохранительной системе в частности.

Второй фактор, определяющий актуальность изучения криминологического дискурса и развития его институциональной основы, - это происшедшие и происходящие изменения в динамике и структуре преступности при росте ее непереносимости обществом, во всяком случае частичной. С этим связаны противоположные по характеру последствия. С одной стороны, новые явления в сфере преступности генерализуются, объявляются постоянными, оцениваются как угроза национальной безопасности, хотя они нередко носят временный характер и быстро изживаются обществом, примером чему являются оценки так называемой организованной преступности. С другой - многие системные явления, крайне опасные для общества, фиксируются поздно или не замечаются вообще. Разумеется, в каждом отдельном случае это нуждается в обосновании, но утверждения о том, что теория права отстает от практики его применения, вполне привычные для российского юриста, вновь в последнее время становятся актуальными.

Третий - необходимость для многих стран, если не повсеместно, преодоления реального кризиса уголовной политики, уголовной юстиции, уголовного права, который проявляется в росте преступности при усилении репрессии и несоразмерной затрате социальных ресурсов, включая прежде всего человеческие.

Каждый из этих факторов, в сущности, является интегральным, и за ними стоят многочисленные социальные процессы, причем интенсивно развивающиеся. К примеру, неудовлетворенность потребности в действительном выражении общественных ожиданий связана с неадекватностью собственно профессиональной, в частности криминологической, информации и в большей степени с определенным отчуждением власти и ее аппарата от реальных общественных потребностей. Независимое от этого усиление потребности в информации связано с процессами глобализации, интенсификацией транснационального обмена, появлением так называемой новой преступности, что, в свою очередь, объясняется изменениями в сфере экономики, и прежде всего процессами глобализации, интенсификации оборота денег, товаров, расширением свободы передвижения, появлением значительной сферы по существу паразитических социальных отношений, необходимостью борьбы с терроризмом и пр. Неудовлетворенность наличной криминологической информацией связана с тем, что она нередко представляет собой манипулирование сомнительными исходными данными, почему и не превращается в управленческие решения и даже в сколько-нибудь реалистические гипотезы. Наконец, за кризисом уголовного права стоят беспомощность общества и иногда хуже - то, что является имитацией усилий путем принесения ритуальных жертв на алтарь общественного мнения, требующего необоснованного усиления репрессии в ситуациях, когда для этого нет оснований.