Г Л А В А Ш Е С Т Н А Д Ц А Т А Я

СОМНЕНИЕ

Пролетели три бессонных недели. Шуга похудел и осунулся. Семейная жизнь с Людмилой утомила его донельзя! Жизнь богемы задолбала его своей полуночной суетой. Друзья приходили почти каждую ночь, сидели до двух, а иногда и до трёх часов. И было им совершенно наплевать, что Саше в шесть надо вставать, готовить самому себе завтрак, бежать на тяжёлую физическую работу. Шуга выдохся и устал. Ночь не давала ему должного отдыха, ночью он снова “трудился” до седьмого пота. Вечерами, тайком от сожительницы, он, пока та танцевала на репетициях или в спектаклях, снова стал посещать театральную студию Семёна Переля. Спектакль двигался к выпуску, ему очень хотелось, чтобы Ленка увидела его на сцене, в спектакле. Роль у него была замечательная, он должен был сыграть шестидесятилетнего старика, завхоза колонии малолетних преступников, Калину Ивановича Сердюка. Читатель резонно спросит, почему тайком? Да потому, что Людмила считала все эти занятия в самодеятельной студии блажью и дурью. Легко было вычислить, почему Люда была против, она боялась, что её Сашка просто-напросто ей врёт, а на самом делетайно встречается с Леной.

Каратай с Зингером завидовали Шуге чёрной мужской завистью. Как же, лучший друг Сашка, похудевший и до полусмерти затраханный любовницей высшего класса, сразу заимел; во-первых, регулярный секс с квартирой в центре города, во-вторых, возможность знакомства с артистической элитой, и в-третьих, он стал для них недосягаем. Ну ладно, Зингер виделся с ним на работе, а Каратай, тот вообще, в неделю может раза два и всё. Оборзел Шуга, зазнался! У пацанов от зависти слюни текли до колен.

Люда вся светилась от счастья, она была полна энергией до краёв. Любовь к Сашке так преобразила её, что в балетной труппе театра встал вопрос выдвижения Людмилы на первые роли. А там и недалеко до примы-балерины, вершины мечтаний честолюбивой девушки. Ей уже дали одну из главных партий в новом балетном спектакле, удача уже повернулась к ней лицом. Она приходила после утомительных репетиций на взводе, и вся её внутренняя неудовлетворённость выплёскивалась на Шугу, снова и снова он был вынужден вместе с ней гоняться по постели за блаженным расслаблением, за призрачным счастьем любовной утехи. Это беспощадное издевательство над его плотью он сносил терпеливо и мужественно. Видимо, вся эта пытка была ему наказанием за измену, за предательство ЛЮБВИ.

Утреннее пробуждение было ещё одним наказанием, бесконечно уставший мозг не хотел просыпаться, а рядом лежащая женщина требовала своего. Саша торопился на работу, а она просила ещё и ещё, поглядывая на часы, “проклиная тот день, когда он сел за баранку этого пылесоса”, Шуга старался не терять драгоценных минут и побыстрее закончить мужские обязанности. Чаще всего Саша не успевал, он даже не успевал позавтракать, мчался на остановку, досыпая в переполненном транспорте, ехал на другой конец города, делал пересадку, снова ехал и уже в последние секунды пулей пролетал через турникет проходной, успевая только закинуть в одно окошечко пропуск и взять в следующем другой. Несколько раз обычно аккуратный парень даже опаздывал на работу, минут на пять, не больше, но ведь опаздывал же. Бригадир всё понимал и не ругал Сашу за эти опоздания. Бригада же стала посмеиваться над неженатым молодожёном, над участившимися опозданиями. Интересовалась, как медовый месяц, не барахлит ли “аппаратура”. Этот мёд становился Шуге поперёк горла и стал горчить так, что стал казаться хиной!

Сашка Коротченко уломал-таки свою Юльку и несколько раз брал у Шуги ключ от квартиры, где, пока хозяева были кто на репетиции, кто на работе, занимался с ней “этим самым”. К приходу Саши с работы в квартире всё было аккуратно прибрано, и только запах распалённых любовью тел напоминал о только что прошедшей вакханалии. Уходя, ключ любовники оставляли под ковриком у двери. Саша приходил с работы, готовил ужин и убегал на репетицию к Перелю. В половине десятого Саша возвращался, доваривал, дожаривал ужин и садился к старенькому телевизору подремать часок-другой, дожидаясь прихода Людмилы.

Зингеру было всех хуже. Ему четырежды не повезло, он родился мусульманином, раз, полюбил Лильку, два, девушка старалась сохранить девственность до свадьбы, три, свадьба намечалась на отдалённые сроки, четыре. Короче, до свадьбы нельзя, а свадьба ещё неизвестно когда. Бедный Зуфар, воспитанный в семье со строгими мусульманскими порядками, изнывал от долгого полового воздержания. Бомба весом в полтора центнера, должна была со дня на день взорвать всё к хренам собачьим, а заодно и все полагающиеся приличия и вместе с ними все законы шариата. Лилька находилась в опасной близости от взрывного устройства и по сути дела рисковала своей непорочностью. Зингер уже вконец задолбал Шугу расспросами про интимные подробности его половой жизни с Людмилой. Шуга огрызался и посылал Зингера на “хутор бабочек ловить”, во-первых, потому что ни один мало-мальски умный мужчина не станет трепаться о том, что происходит в постели, а во-вторых, эта самая половая жизнь уже начинала давать трещину. В голову Шуги, измученного парадоксами этой самой жизни, начинало крадучись заползать СОМНЕНИЕ. А нужно ли ему всё это, блестящее, шумное, яркое, что отнимает покой и сон, что превращает его, весёлого и жизнерадостного парня, в похотливый придаток, машину по производству сексуальных удовольствий? Счастлив ли он рядом с этой красивой, изящной, непредсказуемой богиней, эротичной, горячей, страстной? Вопросы требовали ответа, но ответов Шуга не находил. Назрела напряженная ситуация.

Однажды после очередной ночной посиделки с друзьями и коллегами Людмилы, когда те разошлись, Шуга стоял у раковины и еле разлипая сонные глаза мыл посуду. Часы на кухонной стене показывали три часа ночи. Сзади подошла Люда и шутливо обняла Шугу.

- Ты какой-то невесёлый в последнее время? Что с тобой, милый мой?

- Я устал!

- Устал? Ты не должен уставать, тебе ещё нет и девятнадцати, смеёшься, что ли? Ты у меня самый сильный мужчина на свете!

- Когда мы поедем к сестре? Я не был у них уже почти три недели. Ты обещала выбрать вечер. Надо же познакомить тебя с моими.

- А зачем? Им и без нас хорошо, обойдутся.

- Обо мне ты подумала?

- Я о тебе всё время думаю, каждую минуточку. Я же люблю тебя, мой котик, моя лапочка!

- Любишь? Я сомневаюсь! - Почему?

- Почему тогда не слушаешь меня? Что бы я тебе ни предложил, всё тебе не нравится, на любые мои предложения у тебя готов один ответ, нет и всё!

- А если я просто не хочу? Не-хо-чу!

- Тогда я поеду один, без тебя.

- Никуда ты не поедешь, я тебя не отпущу!

- Почему это?

- Просто не пущу и всё!

- Ну, знаешь?

- Знаю! И никуда ты от меня не денешься!

- А если?

- Пугать вздумал? Не надо! Меня на эти штучки не возьмёшь!

- Люда, я тебя прошу! Я устал! Я больше так не могу! Не дави на меня!

- Сашенька, котик мой, ну чего ты раскис? - Люда подошла поближе и прижалась щекой к его щеке. - Ну, масенький мой, чего?

- Перестань сюсюкать, надоело уже! - Шуга взял Люду за плечи и легонько встряхнул. Взглянул в её карие глаза и с раздражением сказал. - Я не раскис, мне просто всё обрыдло! Напиться хочу! - Саша отпустил плечи Людмилы, шагнул к буфету и достал початую бутылку виски “Уайт Хорн”. Люда резко выхватила у него бутылку и снова поставила на полку. Изящно повернувшись к нему, она вдруг сузила свои красивые глаза, взгляд стал колючим и злым.

- Алкоголиком стать захотел? Иди лучше и разбирай постель!

- Люда! - кровь бросилась в голову Шуге, тело загудело от напряжения, кисти рук сами собой сжались в кулаки, душа вдруг полыхнула красным, душа жаждала разрушения. - Я тебя прошу, не выводи меня из себя!

- Ударишь? И у тебя хватит наглости? - глаза у Людмилы заволокло злобой, лицо вдруг стало некрасивым и жестоким, губы сжались в одну тонкую линию. - Спишь тут, жрёшь, да ещё и руку на меня поднимаешь? Только попробуй? Я тебя живо на пятнадцать суток устрою! Хам!

- Вот оно как? - Шуга улыбнулся неожиданно открывшейся истине, оказывается, он уже давно свободен, никакое это не наказание, это просто его глупость и ничего больше. Людмила почувствовала вдруг переменившееся настроение “любимого” и страх сковал её, она побледнела и испуганно спросила вдруг изменившимся голосом:

- Сашенька, ты чего? Ты чего это задумал? - и попятилась от него.

- Ничего! - Шуге даже стало смешно от радостного ощущения вдруг появившегося в груди воздуха свободы. Людмила почувствовала ужас, её глаза расширились и стали как сливы, губы затряслись, она не понимала, что происходит с её рабом, её собственностью, её радостным будущим.

- Сашенька, котик мой...

- Я не котик и не твой!

- А чей ты? Ты же мой? - Люда даже закрылась рукой от идущего на неё безумного парня. А она была совершенно уверена, Шуга сошёл с ума, настолько необычным и странным было его поведение. - Всё! Уже не твой! Я ухожу! Прощай! - Шуга медленно развязал и снял с себя цветастый передник, достал из кармана брюк ключ от квартиры и положил его на кухонный стол. Прошёл мимо изумлённой Люды в прихожую, одел на ноги ботинки, взял с вешалки шапку и пальто, одеваясь на ходу, вышел. Дверь с обшарпанным дерматином плавно и почти беззвучно закрылась за ним. Студёная февральская ночь приняла парня в свои бодрящие морозцем объятия. Перебежал проезжую часть, спустился в парк, прошёлся по аллее мимо ветвистых великанов. На этот раз они качали ветками и как будто радовались, посылая сверху привет свободному, одинокому парню. Вот и знакомая скамья, мимо неё в арку “Телефона”. Устало прислонившись спиной к леденящему бетону, присел на корточки. Закрыл глаза и долго сидел вот так, вспоминал всё то, что вдруг стало ему особенно дорого. Неожиданно в его глазах появились слёзы, это были слёзы обиды на самого себя, стало горько и стыдно. В голове родилась простая, как всё гениальное, мысль. Всего лишь раз стоит простить себе какую-либо мимолётную слабость, и вот она, расплата за неё. Осознание своей никчёмности выворачивало наизнанку, хотелось выть, стонать и рвать на голове волосы. Он позволил расфуфыренной красавице из театра оперы и балета использовать себя в качестве альфонса, бойфренда. Он опустился до самого низа морального падения. Всё вдруг встало на свои места. Нет, Людмила ни в чём не виновата, ему вдруг стало понятным желание молодой, талантливой балерины иметь под рукой “псевдомужа”, сожителя, горячего молодого самца для любовных утех. Но что это, чьи-то знакомые шаги?

- Так и думала, что ты здесь. Пошли домой! Хватит выделываться!

- Мы уже всё сказали друг другу, гуляй, подруга!

- Тогда катись к чёртовой матери!

- Можно? Отпускаешь? - в Шуге вновь проснулось его обычное ехидство, он постепенно обретал себя. Люда, ёжась от холода, подошла вплотную к сидящему на корточках Шуге.

- Ты мне не груби, понял?

- Что вы, мадам, ни сном, ни духом! - Саша встал и широко улыбнулся бледной от злости девушке.

- Как ты мне надоел!

- С удовольствием констатирую этот замечательный и выдающийся факт. Рад, несказанно рад!

- Волин, ты фигляр!

- Спасибо! - Саша неожиданно взял её прохладную ладошку, улыбнулся и умоляюще попросил. - Разрешите на прощание поцеловать вашу ручку?

Людмила резко вырвала пальцы из ладони Шуги и залепила звонкую пощёчину:

- Вот тебе на прощание!

- О-о-о! Мадам, это был царственный жест, - сказал, потирая горящую щёку, не теряющий юмора, улыбающийся, как ни в чём не бывало, парень. - Я буду долго помнить этот урок, большое вам спасибо!

- Тебе тоже спасибо! - с едким прищуром сказала Людмила. - Для меня это тоже был хороший урок. Я была наивная дура, а теперь ты меня научил ненавидеть. - Глаза девушки пылали неподдельной страстью и злобой. - Я готова сейчас убить тебя!

- От любви до ненависти, как говорится, один шаг! Се ля ви!

Люда вдруг сморщилась от боли, её губы затряслись, она закрыла лицо ладошками и горько заплакала.

- Противный, злой! Не хочу больше видеть тебя, уходи!

Шуга вдруг испытал чувство жалости к этой нежной, запутавшейся в собственных чувствах девушке. Он уже не испытывал к ней того яростного раздражения, что бурлило в нём несколько минут назад. Он подошёл к ней, осторожно обнял её вздрагивающие от рыданий хрупкие плечи и тихо попрощался. - Пока! Постараюсь больше не надоедать тебе своим присутствием. Не поминай лихом!

Как раз мимо проезжало такси. Шуга поднял руку, взвизгнув тормозами, автомашина остановилась. Подбежав к такси, он уселся на место рядом с водителем, он умчался в ночь, оставив в арке “Телефона” одиноко стоящую фигурку талантливой любовницы, так и не ставшей для нашего героя близкой и единственной.