Ложный путь наднациональных парламентов

Не исключено возникновение надрегиональных политических сообществ, воспринимающих себя как самостоятельный демос и стремящихся конституироваться в форме наднациональных парламентов. На это рассчитывает школа мысли, желающая добиться демократизации, в первую очередь, посредством парламентаризации и усиленно вовлекать парламентские органы в процессы выработки политических решений. С момента своего возникновения в форме сословных представительств позднего Средневековья парламенты влияли на все большее число политических сфер, включая заключение соглашений и вопросы войны и мира, долгое время остававшиеся прерогативой монархических, аристократических и правительственных элит. Долгое время принцип демократии реализовывался прежде всего через расширение парламентских прерогатив; однако сегодня наблюдается мощная тенденция депарламентаризации, сопровождающая общий процесс усиления влияния других инстанций. К давно знакомым тенденциям к олигархизации и бюрократизации добавились власть «невидимых сил», экспертократия и «реванш частных интересов» над общим благом[7]. К этому перечню угроз представительной демократии следует добавить переход посреднических функций от парламентов к электронным СМИ, хотя и не стоит преувеличивать влияние последних. Это способствует сведению парламентов к чисто символическим политическим собраниям, при том, что и без этого многие значимые процессы принятия решений переместились из «уважаемых собраний» на скрытые и непрозрачные переговорные площадки, а парламенты зачастую действуют лишь как палаты по регистрации и ратификации решений, принятых в других местах.

Обсуждая (давние) жалобы на эрозию парламентских прав, не стоит забывать, что потеря влияния заложена в самом «майоритарном парламентаризме», если правительственные фракции видят свою главную задачу в том, чтобы поддерживать выдвинутое из своих рядов правительство, и переносят это отношение и на наднациональный политический уровень. Если же парламент ощущает себя хотя бы отчасти противником правительства, то он менее охотно передаст часть своих прав другому парламенту, вмешивающемуся в его дела и стремящемуся, например, произвести определенную парламентаризацию внешней политики Европейского союза[8]. Конституционный суд Германии, к примеру, для решения этой проблемы предложил усилить участие национальных парламентов в формулировании переговорных позиций, отстаиваемых правительствами в рамках Европейского совета, а также в заключении межгосударственных соглашений. Комиссия германского Бундестага по изучению проблематики глобализации после долгого обсуждения также предложила постоянное парламентское участие и парламентский контроль над делегациями, ведущими межправительственные переговоры от имени национальных государств, причем на всех этапах политического процесса. Многие международные и наднациональные режимы, включая такие военные союзы, как НАТО и Западноевропейский союз, учредили (меж)парламентские собрания, но они сформированы под кооперативные переговорные системы и в них не предусмотрена трансграничная оппозиция решениям исполнительной власти. Альтернативой более или менее выраженной функции вето национальных парламентов могло бы стать придание Европарламенту полноценного статуса, о чем говорилось выше. Подобная реформа Конституции ЕС[9] дополнила бы правительство союза настоящим, полноправным представительством европейского демоса - это стало бы своего рода порождением демоса самой исполнительной властью. Такой шаг должен основываться на согласии граждан ЕС: во-первых, европейцы должны ощущать себя прежде всего европейцами; во-вторых, они должны разработать единую ценностную базу; в-третьих, они должны воспринимать европейский уровень политики как определяющий[10]. Риторика, исходящая из «вечности» национального государства, легкомысленно относит подобные представления в область утопии. Но если им все же суждено сбыться, то, скорее всего, это произойдет в результате политического и культурного размежевания[11] - например, через утверждение типично европейского и неотъемлемого от европейской идентичности «солидарного этатизма» против конкурентного индивидуализма американского образца или через отстаивание индивидуализма и правового государства по контрасту с посткоммунистическими автократиями.

Реалистично национальные и наднациональные парламенты в среднесрочной перспективе станут в первую очередь местами для обсуждения, создавая, таким образом, публичную сферу, необходимую для принятия трансграничных решений. Они будут действовать в первую очередь как «форум для общественного наблюдения, оценки и критики международной политики»[12]. Социальные движения и НПО могут внести важный вклад в это развитие, оказывая влияние на парламентский процесс внутри национальных государств. Можно представить себе и то, что парламенты будут выполнять по отношению к НПО функцию своего рода аккредитации, как только последние начнут вмешиваться в наднациональные процессы выработки решений. Речь идет о следующей модели: парламенты придают организациям гражданского общества большую формальную представительность, и в то же время посредством НПО оппозиционное мнение парламентов в большей мере доводится до сведения общественности. До сих пор, однако, эти два уровня далеки друг от друга, между ними нет коммуникации, и наблюдается растущее отчуждение между протестными движениями и народными представительствами. Это объясняет, в частности, почему к концу XX века испортились отношения между «правительственными левыми» и «левыми движениями»[13]. А Европарламент пока почти не рассматривался внепарламентским протестным движением как возможный адресат политических требований; впрочем, в глазах этого движения и саммит ЕС не сильно отличается от саммита «Большой семерки/восьмерки» или встречи ВТО.