Переделанная Глава 11 33 страница

- Придурок!

- А вот и нет…

Катя встала рано утром, ещё до того, как начал петь Муэдзин. Она одела белую юбку до пят, лёгкую белую тунику с укороченным рукавом и покрыла волосы белоснежным длинным платком, таким, чтобы можно было оставить открытыми только глаза. Она отправилась в путь одна, чтобы вспомнить то, что Андрей приказал ей вычеркнуть из своей головы навсегда.

Шёл третий день её пребывания на родине, последний день. Она решила словно совершить над собой насилие. Без прошлого жить человек не может, а это был словно провал в памяти, чёрная бездна. Она начала свой путь от кинотеатра, вдоль проспекта, так они с Андреем шли обычно в школу.

Вот кинотеатр, раньше не было забора, и закусочных не было. В парке вообще не было кафе, теперь кафе и закусочные повсюду, куда ни плюнь. Стоят себе полупустые, для кого, кому нужны?! Девушки асоциального поведения, не было их тут тогда, и заправки этой не было. Дома эти были, только сады никто не прятал, все люди были открытыми и сады были открытыми. «Опять закусочная», печально заметила она. Вот он, стадион, здесь она пробежала свою первую стометровку! Забор тот же! А ещё они с Андреем после школы, собирали в зелёной лесополосе стадиона грибы. Мама когда узнала, не стала их жарить, ведь они росли считай в центре города, «насобирали токсинов», сказала она, а они так старались. Поворот. А вот здесь папа её фотографировал, когда родители провожали её в первый класс. Слева, стоит всё тот же забор частного сектора, увитый девичьим виноградом. Детский садик, они после школы пролазили в дырку в заборе и играли здесь. Вот она… Школа… Фасад покрашен и отремонтирован, а на заднем дворе всё заваливается. Впрочем, школа отображает само государство, фасад как рекламная вывеска, а на заднем дворе – нищета.

Колонку убрали слева по вглубь по улице Толстого, вдоль школы. Как-то они поспорили с ребятами, примёрзнет губа при минусовой температуре к колонке или нет. Катя утверждала, что нет. Примёрзла. Потом с кровью отдирали от метала. Губа нижняя болела долго. Там дальше, Юля живёт, Катя обещала прийти к ней на день рождения незадолго до своего отъезда, да так и не пришла… потому как уехали они уж слишком быстро… Катя пойдёт сейчас по правой стороне улицы Толстого, так они обычно возвращались из школы.

Вот слева раньше были лесопосадки, теперь дома. У них в школе, в одиннадцатом классе тогда училась некая Оксана, к ней на серебристой Волге приезжал взрослый мужчина, её любовник. Он обычно останавливал Волгу напротив этого парка, задёргивал в машине шторы, и они там целовались. После школы все дети, примерно с первого по третий класс, прилипали лицами к окнам Волги, чтобы посмотреть, как надо целоваться. И Андрей с Катей смотрели… Оксаниных родителей часто вызывали в школу, но как говорила Оксана, ей было всё равно. Она часто спрашивала у Кати с Андреем: «Когда вы уже поженитесь?!». Катя жутко злилась и заливалась «краской», а Андрей отвечал: «Как школу окончим!».

Поздней осенью, когда выпал первый снег с дождём, ветки деревьев покрыло ледяной коркой, такое явление «ледяной дождь» называется. Там в лесопосадках Андрей её целовал во второй раз… Они «ели» ветки деревьев в «ледяной корке» и он целовал её через лёд. Они были не одни, с одноклассниками, нов тот момент их никто не видел. Да и какая была разница, если их итак каждый день клеймили: «Тили, тили тесто, жених и невеста…». Это было так романтично, вкусно, сладко и не пошло, так искренне. Такой, наверное, и должна быть, настоящая любовь, ту которую все ищут. Ищут и не могут найти, да и не найдут никогда, ибо сердце их превратилось в камень.

Бассейн достроили, только тут не бассейн, а какая-то база или скорее гостиница для гастробайтеров что ли?! А должен был быть бассейн, Ирина Анатольевна обещала им в первом классе, что в пятом классе они буду учится тут плавать… Не срослось что-то.

Вот дуб этот… У неё чаще забилось сердце, она, наверное, даже подбежала к нему, а не просто шла. Ветка та… та самая… Над ней Андрей перочинным ножиком вырезал: «Катя + Андрей = Сердце». Катя опустилась на колени и с закрытыми газами, на ощупь, нашла эту надпись. Прочла как слепая, пальцами своих рук. Нашла и заплакала. Навзрыд. Она прислонилось спиной к этому дубу долго не останавливаясь плакала. Белая юбка до пят давно была уже в пыли, но её это нисколько не волновало. Они здесь, в двух метрах от этого дуба, нашли того самого воробья, которого хотели воскресить. Сколько раз они здесь целовались и не счесть, по детски, так чисто, так сладко, так по настоящему.

Катерина прислонилась спиной к этому дубу и плакала, плакала, плакала. Так долго с глаз её текли слёзы, что можно было бы наполнить целый бассейн из её слёз. Как там у Льва Толстого в «Война и Мир»: «Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично-растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца». Катиному дубу тоже обломали ветки, торчали корявые сучки, и он презрительным уродом стоял над окружающим его садовыми деревьями, которые погибнут прежде, чем он даст новый побег.

«На те! Выкусите, суки! Я живу! На зло всем вам живу! Вы издохните, а я буду жить! Буду жить всем смертям на зло, буду жить и дам новые побеги!», так она думала, вспахивая ногтями своих пальцев, землю вместе с травой, под этим самым дубом. Когда Толстой описывал дуб, в романе «Война и Мир» он описывал человека, живущего вопреки всем горестями и бедам а зло. Он рос, ломая свои ветки, искривляясь, получая раны, без воды, без ухода, но он рос. Дуб тоже многое видел в жизни. А из такой нелегкой борьбы он вынес не только разочарование, но и раны, о которых говорят болячки на его коре. Дуб – это символ вечной жизни и вечной любви.

Словно в бреду, шаркая ногами по асфальту Катя побрела дальше, силуэт её терялся в тени абрикосов, вишни и персиков по улице Толстого на которой рос Её Дуб, её символ вечной жизни, и вечной любви. Хоть бы раз вы дочитали весь роман до конца! Хоть раз бы поняли, что Он хотел Вас сказать! Толстой написавший «Война и Мир» и Толстой написавший «Исповедь» и преданный за то анафеме, два совершенно разных человека. Вы!!! Да! Вы!!! Да, да, Вы!!!! Вы, когда осуждаете кого-то, проживите его жизнь, пройдите его дорогой, прочтите его роман, не поверхностно, а до самого конца. Тогда вы имеете право судить. Тот Толстой, был человеком веры, тот Толстой ещё верил в свой «дуб», а Толстой написавший «Исповедь», решивший считать себя Господом Богом, тот предан анафеме, как противник Бога. Ибо нарушена первейшая заповедь: «Я Господь, Бог твой … да не будет у тебя других богов пред лицом моим». Даже Великие люди оступаются. Катя не оступилась.

Вот здесь когда-то была библиотека, мамбеты её разбазарили и продали как частный дом. А вот тут, они с Андреем нашли щенка. Родители не разрешали завести им собаку, а собака сама пришла к ним в руки. Катя принесла щенка домой, а отец её тогда выгнал вместе с ним. И родители Андрея тоже выгнали щенка. Тогда дети сделали будку щенку возле мусорки, или скорее возле свалки. После распада СССР мусор не вывозился где-то с полгода, и на месте мусорки образовалась огромная свалка. Щенок убежал через сутки. Они с Андреем плакали. Глупые. Скоро предстояло расставаться им самим.

Чем ближе она приближалась к этому месту, тем медленней она шла, собирая подол об белые юбки придорожную пыль. Вот это место.. Её Голгофа. Здесь её распяли.

Там, за частным сектором, налево, вглубь в лесополосу, в парк. Здесь, каждую весну, она плела венки из одуванчиков, себе и Андрею… Здесь, всё и случилось. Совсем рядом от дома. Катерина ступила метров сто в глубину парка и упала в газон лицом, захлебнувшись своими слезами.

В тот день рядом с Катей не было ни отца, ни Жени, никого-либо ещё. Тот день был странным с самого своего начала. Катя училась со второй смены, до этого у неё в музыкальной должен был быть урок сольфеджио и специальность (игра на фортепиано). Ночью ей приснился страшный сон. Кошмары ей не снились никогда, потому объяснения видению она найти не смогла. Да, к тому же все были уже вне дома, родители на работе, брат в школе.

Интуиция. «Скребут кошки на душе», так многие говорят. Где-то через час после пробуждения она услышала, почуяла, почувствовала:

- Катя… Катюшенька…. Сегодня, сейчас, страшное с тобою случиться. Ты только не бойся, родная, я буду рядом! Будя спокойна. Слушайся меня! И, главное, смотри прямо в глаза! В глаза ему смотри!!!! Не смыкай ни в коем случае глаз! Ни за что на свете!!! Понимаешь?! Не смыкай глаз!!! Плачь, реви, но глаз не смыкай, смотри в его глаза!

 

 

Она напугалась этого голоса внутри себя. Кто это? Что это? Сходит она с ума?! Чего ей надо бояться?! Кого боятся и что сегодня должно такого архиважного произойти?! Потом это чувству не будет покидать её всю жизнь. Ты знаешь наперёд если не всё, то очень многое. Вначале она знала только про себя, постепенно стала знать про других. Это ужасно и отвратительно знать будущее, потому что ты ничего не можешь изменить. Всё идёт так, как должно идти. Кто-то умрёт, упадёт именно тот кирпич и именно в тот момент, когда будет суждено. Бесповоротность жизненных трагедий угнетала её. Жить не хотелось. Смысл, если ничего нельзя изменить?!

Катя знала, что уедет навсегда из города Верный, знала и то, что этот город погибнет через много лет, знала, что страны этой не будет и народ, так жестоко выгнавший её семью будет стёрт с лица земли и даже не останется о нём воспоминаний в истории человечества. Она знала, что ей предстоят трудности, как тяжело будет в новом классе, знала и то, что в институте найдёт надёжных друзей. Катя знала, сколько у неё будет мужчин и даже примерно подозревала причину окончания отношений. Это больше всего печалило её, потому что хотела она только одного из них для себя.

Иногда случались с Катей явления, наподобие «дежа вю», будто ты где-то это уже видел. Гнетущее чувство и ощущение не реальности, ощущение что место и человек рядом уже в прошлом, ситуация завершилась, наступает новый этап в жизни. Особенно ярко такие моменты были перед расставанием.

Вот она дома у Сергея, они пришли туда с «Маркизкой» в гости, так надеялась помирить Катю с ним. Но всё вокруг было «чужое», и чужим был сам Сергей. На душе «скребли кошки», Катя знала, что никогда более не переступить порог этого дома.

Или зима. Вьюга за окном. Ветер открывает и закрывает форточку, уличный фонарь освещает снегопад. Катя оторвала голову от подушки и не мигая смотрела на эту форточку. Она видела дурной сон, который тоже говорил о расставании, отчего она тихонька плакала. Неизбежность судьбы.

- Кхе-кхм. Кать, ты чего не спишь?! Спи давай. Вертишься, мне мешаешь.

- Ничего. Сон дурной видела.

- Надоели мне эти твои сны… Плачешь то чего?!

- Мы завтра расстанемся.

- Ой! Да ладно! Интересно почему?! Я не собираюсь расставаться, а ты?!

- И я не собираюсь, но… Завтра случится что-то, ты не придёшь, как обещал, поругаемся, а потом я узнаю про тебя нечто страшное, то, что ты скрываешь от меня и мы расстанемся.

- Не расстанемся и я приду!!! Бред какой-то!

- Расстанемся. – она заплакала в подушку.

Он обнял её и прижал к себе:

- Спи давай!

С Денисом она тоже знала всё наперёд. Кода через полгода, после начала отношений о них узнала его гражданская жена они расстались, но Катя была уверена, что ненадолго. Когда через два дня он позвонил в её дверь, она нисколько не удивилась.

- Чё пришёл?!

- Это конечно ошибка, но я чего-то не могу без тебя. Хреново как-то.

Она тяжело вздохнула:

- Ну и что мне с тобой делать придурок?!

- Любить! - он заискивающе улыбался.

- Тебя есть кому любить. Ты конечно можешь мне не верить, сказать, что всё бред, но послушай ка меня… Мы не будем с тобой вместе!

- Я знаю. Просто мы приятно проведём время и разбежимся. Когда придёт время мы разбежимся. Когда надоест!

 - Ой придурок!!! Не разбежимся мы, понимаешь?! Не надоест тебе. Да и мне тоже.. Уведу я тебя! У-ве-ду!!! – она выпучила на него свои глаза и прямо в лицо кричала. – Будем мы вместе. Да. А потом расстанемся.

- Я не хочу с тобой расставаться…

- Расстанемся. Женишься официально на другой, молоденькой совсем, а останешься со «старухой». Дни свои один закончишь.

Он рассмеялся.

- Кэт, ты бред сейчас сказала!!! Ей Богу бред полный! Я не верю! – он её целовал, прижав к стене.

Она смеялась в ответ и мычала сквозь его губы:

- Ну расстанемся же, придурок! Расстанемся!!! Господи, на хрена ты мне?! Ну на хрена?!

Через несколько лет это случилось. Они клеили в доме его родителей обои. Действительно были вместе «официально». Сели обедать, как вдруг звук закипающего чайника вывел её из оцепенения. Он что-то рассказывал, а она не слышала его, повторяла только про себя: «О Боже, нет! Нет! Это предчувствие!!! Я сегодня здесь предпоследний раз. Буквально буду пару раз и всё. Скоро расставание, меня готовят опять».

А тогда, в конце февраля 1992 она впервые почувствовала «это». До этого, вечером за семейным ужином, отец что-то говорил ей о важных гостях. Он потерял постоянную работу и теперь перебивался случайными заработками. Она кивнула, вскорости позабыв о наказе отца. В том феврале снег на улицах уже растаял, обнажив прошлогоднюю траву и опавшую листву.

С самого утра на душе «скребли кошки», всё валилось из рук. Она собралась в музыкальную школу, обычно её до туда провожал Андрей, ждал пока она отзанимается и они вместе шли учится в основную школу. Сегодня ей было страшно, отчего страшно она и сама не знала.

Катя быстро перебежала двор и стремглав добежала до последнего этажа, где жил Андрей. Дверь в квартиру была открыта, внутри она слышала голоса Андрея и незнакомых ей взрослых. Там было четверо мужчин и женщина, все были явно не русские, имели смуглый оттенок кожи. Были одеты они в обычную одежду, джинсы, свитера, плащи, только вот выглядели мрачно. Угрожающе.

- Андрей, кто эти люди?!

- Это с маминой работы.

Все они смотрели на неё.

- И чего они хотят?!

Мужчина сидевший, развалившись на диване перебил Андрея, договорив за него:

- Его мама должна нам деньги, но он, к сожалению, смог отдать за неё только обручальное кольцо. Вот, сидим думаем, как Андрей будет расплачиваться за маму, а главное, чем… А тут заходишь ты, такая красивая и юная…

Он как-то странно, угрожающе посмотрел на неё.

- Твой отец нам тоже должен денег.

- За что он вам должен?!

- А это наши, взрослые дела. Должен и всё тут! Вы всем нам должны! Он отдать не может, отдавать будете вы!!!

Он вдруг резко встал, схватил Андрея и приставил к его горлу нож. Мальчик даже ничего не успел сообразить, только беспомощно хлопал ресницами.

 Катя смотрела на него во все глаза. Она навсегда запомнила его лицо в тот миг. Тех других не помнила, а его да. Навсегда. У него была короткая стрижка, ёжик, волосы с проседью, на вид, под сорок или чуть за сорок. Карие, почти чёрные глаза на смуглом лице с жёлтыми белками глаз. Как потом Катя узнает, жёлтые белки глаз, первый признак заболевания гепатитом. На правой стороне лица чуть ниже глаза, ближе к носу у него был огромный шрам, примерно в сантиметр шириной и два сантиметра в длину.

- Сколько тебе лет, девочка?! – спросил тот со шрамом.

- Девять. Только исполнилось.

- Девять.. Когда исполнилось? – словно эхо, повторил он.

- Позавчера. – отчего то солгала она.

Они переглядывались со своими подельниками.

- Этому сопляку тоже девять. – сказала женщина с длинными чёрными как смоль волосами.

- Между. Даже не знаю, что с ними делать. – сказал кто-то из них.

- Убивать будем?! – спросила девушка.

Тот, кто был за ней ответил:

- Если было бы десять, то да… А так.. мелкие слишком. Предлагаю поиграться с ними. Все согласны?!

Они все утвердительно кивнули друг другу.

- Девочка, если хочешь, чтобы твой друг остался в живых, неси сюда быстро деньги, золото, крашения, ценности, какие только найдёшь дома. Не найдёшь, мы его убьём. И шутить мы не собираемся! – на этих словах он надавил ножом на горло Андрею. - Ты принесёшь?!

В Катиной голове был сумбур, она не слышала своего сердцебиения, казалось всё, что она сейчас слышит, происходит где-то далеко, в ушах были только глухие звуки. Ей было плохо и подташнивало. Поняла Катя только одно, в дом к Андрею проникли плохие люди. Как ей быть, Катя не знала.

Она утвердительно кивнула на вопрос того, со шрамом.

Катя побежала снова домой, за «ценностями», позади ней шёл тот, ос шрамом, подгонял всё время. Когда они вошли в квартиру, Катерина не знала, с чего начать поиски. Драгоценности её интересовали мало, она даже не знала, где они лежат, и что следовала относить к ценностям. Деньги где лежат она тоже не знала.

- Чего стоишь, замерла?!

- Яяяяя. Я не знаю где и что искать…

Тот тяжело вздохнул и выругался.

- Родители давно зарплату получали?!

- Не знаю…

- А чего ты знаешь, блять!?

- Ну правда не знаю!

- Деньги тащи, маленькая сучка, иначе мы твоего другана прирежем как барашка! – он подтолкнул её в квартиру, так, что она упала.

Катя заплакала.

- Не реви!

Она заплакала ещё громче.

- Не реви, я сказал, иначе замочу тебя прямо тут!! Деньги тащи лучше!

Она вдруг вспомнила, что у неё и у брата есть карманные деньги. Забежала в детскую и вытащила их.

- Вот это всё, что есть.

- Шестьдесят один рубль?! Ты что, издеваешься надо мной?! Мало! Тащи ещё!!!

- Ну я не знаю, где деньги!!! – она плакала.

- Блять! Всё надо делать самому!

Он стал рыться по серванту, но так и ничего не нашёл. Пока он рылся Катя обратила внимание на время, электронные часы показывали ровно девять ноль ноль, в десять пятнадцать у неё был назначен урок сольфеджио.

- Нет ничего! Чего встала?! Ищи?!

- Чего искать?! – она плакала.

- Хватит реветь! – он ударил её по лицу. – Раздражает! Ищи! Любые ценности! Любые!!!

Катя кивнула и прошла в зал, тот расселся по-королевски в кресле позади неё. Она нашла всё самое ценное и выложила к его ногам. Всё самое дорогое, что только было у неё: «Иллиаду» Гомера; «Исповедь» Л.Н. Толстого, редкое издание 1905 года; Энциклопедия Русских художников, редкое коллекционное издание, потом, как-то отец сказал оно стоит несколько тысяч долларов США; редкие книги по архитектуре и градостроительству тоже коллекционные издания.

- Ты издеваешься?! Нет! Ты издеваешься сейчас?! – он с остервенением бил её по лицу пощёчинами.

Потом он посмотрел на наручные часы и вдруг успокоился.

- Чёрт! Нам надо торопиться.

Неожиданно она поняла, что он боится, кого-то или чего-то, поэтому решила слукавить:

- Сейчас скоро брат придёт.

- Он старше тебя?!

- Да. Уже работает. Только без работы сейчас. – солгала она.

- Чёрт. – он в нетерпении стучал ботинком об паркет и поджал губы. – Ладно! Пошли отсюда. Придумаем, что делать с вами.

Когда они вернулись, бандиты, а это были именно они, посовещаюсь между собою решили уходить, прихватив Катю и Андрея для выкупа. Из их разговора Катя поняла, что они знают и родителей Андрея, и ей родителей, потому как имён своих она не называла, а бандиты знали многое из того, чего посторонние знать не могут. Не то чтобы они прям очень хорошо знали родителей, но было понятно, что всё это кто-то рассказал. Также Катя поняла, что они не единственные дети, которые пострадали от их рук. В нескольких кварталах от их двора были случаи грабежей и насилия детей. Работали они так, те, кто был младше девяти лет грабили и насиловали, похищали и требовали выкуп, те, кто был старше девяти насиловали, грабили, убивали. Трогали они только детей. В их дворе уже было два случая насилия, мальчика и девочки.

Не ловил их никто. Милиции то не было. После 1991 года Москва местным внутренним органам была не указ. Русские были уволены везде и отовсюду, водители автобусов, бухгалтера, руководители, врачи, учителя, ну и силовые структуры конечно же тоже. Пришедшие на их место «национальные» кадры искать не умели, а когда дело касалось русских не хотели. Надеяться, что этих бандитов поймают не стоило. Можно было только расправиться самосудом, но тогда был велик шанс что вырежут весь род и никому до этого дела не будет. Оставалось только смириться. Да и не было видно даже этой милиции на улицах совсем.

Катя это знала и прекрасно понимала, что им грозит с Андреем. Она знала, что происходит между мужчиной и женщиной ещё с детского садика. О сей запретной теме им поведал Джохар, ему сделали «обрезание» после которого родственники рассказали ему то, что положено знать взрослому. Джохар тогда хвастался, что «старейшины» принесли ему много денег в подарок, по случаю этого события и наставляли, как он должен использовать свой половой член в отношении русских женщин. «Вот ещё четь-чуть, я подрасту и буду вас всех иметь им! Русские созданы только для того, чтобы быть нашими рабами, а русские женщины только для услаждения нашей плоти» - говорил он им в беседке детского садика демонстрируя окровавленную плоть.

Банда работала по наводке и сами себя она называли «Белая ворона», за особую жестокость в отношении детей, в отношении белых, русских детей. Катя слышала о них, об их беспредельной жестокости, безнаказанности, понимала всё. Её было страшно. Страшно, что кто-то навёл их на Андрея и на неё, они многое знали даже об их семьях. Её семье грозила опасность.

 

Страна разваливалась, правители делили власть, люди делились между собой и отбирали друг у друга те скромные пожитки, что накопили за время существования СССР. Там внизу, в криминальном мире тоже шёл свой «передел», устоявшиеся правила и понятия больше не работали. «Авторитеты» для криминального мира больше ничего не значили. Они там тоже всё делили, пилили и убивали друг друга, разделяя свою власть, свою нишу в обществе. Этот «мир» был и будет всегда, пока в людях есть низменные инстинкты. Общество отсеивает таких людей, и они там, внизу, находят свою нишу. Там они варятся в своём «бульоне», там их можно контролировать, если инициировать создание определённых правил и не гласных законов. Если грамотно управлять этим сообществом, можно вовремя предугадать появление «беспредельщиков», быстро найти и уничтожить. Ими можно и нужно управлять, но только при условии сильного государства.

Отсутствие государства как гаранта безопасности на улицах, включая демонстрацию формы – в прямом смысле патрулирование города милицией, привело к появлению «беспредельщиков». Ситуация усугублялась ещё и тем, что фактически руководство новой страны потакало им, взращивало, и давала «карт бланш» в физическом уничтожении инакомыслящих, что греха таить русских убивали. Убивали тихо, без телетрансляций и митингов, не один популярный историк этого нигде не написал.

Да именно русских, не армян, не грузин, не корейцев никого бы то ни было ещё. В этой необъявленной войне гибли русские и эти потери никто не считал, и скорбных памятников не ставил, и не заставлял весь мир по ним скорбеть. В понятие русские тут входят люди с разным цветом глаз, кожи, волос, это все те люди, которые думают, говорят, пишут на русском языке и называют себя русскими. И как всегда это делают трусы, в первую очередь они убивали женщин, детей и стариков. А если не убивали, то старались растлить и опорочить, чтоб побольше грязи было.

Они вышли из дома и направились в тот самый парк, за кинотеатром. Там их ждала чёрная девятка с тонированными стёклами, та самая из который тремя выстрелами в спину был убит дядя Коля. Катя сразу узнала её, и поняла, кто та женщина в красных туфлях на шпильке. Это открытие привело её к ещё более удручающей мысли, ценностей они им не нашли, Андрей отдал только мамино обручальное кольцо, следовательно, их похитили скорее всего будут просить выкуп с родителей. Если это та самая банда, о которой говорил весь город, шансов остаться живыми и невредимыми, даже при условии уплаты выкупа, у них почти нет. Они с Андреем обречены. Ладно убьют, так они же ещё намеревались поиздеваться, что страшнее всего. Оставалось только бежать, при первой же возможности.

Она вспомнила Александра Македонского, как писал Плутарх, Александр хоть и не был победителем соревнований, но бегал быстро, что не раз спасало ему жизни в битвах. Катя тоже бегала быстро, не лучше всех, но быстрее многих. «Навряд ли эти уроды смогут меня догнать! Надо их перехитрить, придумать что-то, дядя Сократ говорил, что главное – хитрость» - так думала она по пути в парк.

Когда они подошли к машине, из багажника, тот со шрамом, достал верёвки и связал их, в рот им сунули какие-то тряпки с запахом и вкусом машинного масла. Уложили в багажник. Все четверо курили и вели не громкий разговор о дальнейших планах. Катя мало что смогла разобрать из их слов, она только видела силуэт той самой девушки, как та периодически стряхивала пепел с сигареты.

Катя угадала, они хотели выкуп, мысль эта пришла к ним спонтанно. Как сказала та девушка, с сигаретой: «Они ещё не закончили обрабатывать подъезд», поэтому трое, включая девушку ушли, а за ними оставили следить того со шрамом.

Как только подельники скрылись из виду, тот со шрамом достал их из багажника и вынул кляпы.

- Ну что, будем говорить где деньги?!

Катя с Андреем молчали.

- Я же вас убью, щенята!!! – он ударил их по щекам. – Не скажите, хуже будет!

Он выжидательно смотрел на детей, но им нечего было ответить. И тогда он стал расстёгивать ширинку на своих джинсах, держа сигарету в зубах.

- Ну?! Кто первый?! Ты или она?! – он кивнул Андрею.

Андрей молчал, а на Катю вдруг что-то нашло, сила какая-то неведомая, она подняла на него свои заплаканные глаза и не отрываясь, и не мигая смотрела в них. Ровным, спокойным голосом сказала:

- Детей нельзя трогать. Нельзя! Понимаешь?!

Она не отдавала себе отчёта откуда она это взяла, но твёрдо знала, что говорит правильно и что детей трогать нельзя.

- Зачем ты нас трогаешь?! Тронешь, тебя убьют, понимаешь?! Никто тебя не спасёт, тебя убьют. Потому что детей нельзя трогать… – в глаза она смотрела ему прямо в глаза, так смотрела, что заболели глаза и бежали немые слёзы.

Он как-то растерялся от такой смелости и ответил даже немного заикаясь:

- Яааа. Яаааа. Я заню… но.. но.. понимаешь, они – он кивнул в сторону своих друзей – Они не поймут. – шёпотом, будто те могли услышать сказал он, вытаращив на неё свои глазёнки.

Он нервно сделал два затяга сигареты и выкинул окурок.

- Я должен! Если я этого не сделаю, они убьют меня!

Он достал с переднего сидения пистолет, зажал локтем Катино горло и повторил, глядя Андрею в глаза:

- Кто первый, ты или она?!

Кате в шею упиралось холодное дуло пистолета, ей итак трясло, теперь казалось, что на улице очень холодно и стали замерзать руки.

- Дядя, слышишь, нельзя детей трогать!

- Заткнись, сука!!!

Он отшвырнул её и снова стал спускать свои джинсы, обнажив под ними семейные трусы со смешными сердечками.

- Больше всех болтаешь, значит ты будешь!

Он подошёл к ней, а она смотрела ему прямо в глаза. Не мигая. Она не знала, что ещё ему сказать, как остановить его. Сказала первое, что пришло в голову:

- Ты за что с нами так?! Почему?!

- У тебя всё есть у меня никогда и ничего не было.

Она резонно заметила:

- Но ты так много уже награбил, неужели тебе мало?! Всё, что у меня есть, заработали мои родители. Он просто каждый день ходили на работу. Ты где родился.

Тот немного расслабился и как-то странно смотрел на неё, как загнанный зверь, так смотрел, что ей его стало жалко:

- В ауле, в горах.

- Кто твои родители?

- Чабаны.

- Твои родители чабаны, потому что их родители были чабанами. Так почему же ты завидуешь нам?! Чему завидуешь?! Мои предки все ссыльные. Босиком их выгрузили с товарных вагонов и всё что есть у них, они заработали сами. Никого не грабили, просто заработали, своим трудом нажили. Ты мог бы пойти учится, пойти работать. Разве кто запрещал тебе?!

- Нет…

- Зачем тебе мы?! Ты с нас не разбогатеешь. Ваш президент, всё что было у нас уже забрал. Я не знаю как, но тебя убьют, если ты тронешь нас хоть пальцем…

На него снова что-то нашло, кровь прилила к его лицу, с перекошенной от злости физиономии он опять приблизился к ней и приставил дуло к горлу.

- Не смотри на меня так!!!! Не смотри!!! Не смотри на меня так!!! Не смотри!!!

А Катя смотрела и плакала. Он стал бить её по щекам левой ладонью, а она продолжала смотреть прямо в глаза.

 - Сука! Сука! Сука!

И он бил, и бил, и бил. Щёки горели огнём. Катя даже забыла про Андрея, тот стоял тихо и казалось его рядом совсем нет. Преступник тяжело дышал, будто загнанная лошадь, казалось с ноздрей его сейчас повалит дым. Он натянул джинсы, закинул их с Андреем снова в багажник, предварительно сунув кляпы в рот, сел за руль авто и закурил новую сигарету.

Багажник был открыт, они стояли в самой глубине парка, прохожий здесь был редким гостем, особенно днём, в рабочий день. Надеяться на «чудо» не стоило. Катя вдруг вспомнила, как они дрались тогда с братом, он её связал, а она высвободила путы. Нельзя было терять время, пока этот тут один. Робин Гуды нынче перевелись, помощи им ждать не откуда.