2020-07-01
61
Катя открыла перед дядей Фёдором свежий борщ и выложила из кармана две конфетки «Маска».
- Зуб даю, голова закружится, так вкусно!
- Врёшь!
- Ты что?! Сама так ем!
- Ну я понимаю хохлы борщ салом закусывают, но конфетами…
- Ешь, я сказала!!! – Катя строго посмотрела на него.
- Боже, какой взгляд! Слушаюсь и повинуюсь!
Катя свела брови к переносице и с подозрением наблюдала, как дядя Фёдор поедает борщ с конфетами из принесённой ею кастрюльки.
- Ну?! – испытывающее вопрошала она.
- Пища богов!
- А я что говорила!!! Правда ещё апельсинов не хватает… Но для них рано ещё.
- Апельсинов?!
- Да! А ты что, не знал?! Для таких грустных людей как ты только апельсины и шоколад помогают!
- Почему?! И от чего помогают?! Я разве грустный?
- Ну конечно! Ты всегда грустный, всегда в одном и том же ходишь, что с тобой случилось?!
Дядя Фёдор тяжело вздохнул, опустил голову на плечи и скрепя сердцем, полушёпотом ответил:
- Меня никто не любит. Всё было. Слава, награды, жена и сын, пока под машину не попал. Видишь ноги почти нет… - он показал на протез. – Как ногу отрезали, жена ушла. Инвалид ей стал не нужен. Работу потерял, друзей потерял. Всё потерял вместе с ногой. Квартиру я жене и сыну оставил, решил здесь жить, она второй раз замужем. Я понял, что меня любили за вещи, за славу. Никто не любил меня просто так. Вот и решил, что здесь, одному, мне лучше будет.
Дядя Фёдор плакал, по его небритым, с проседью щекам катились скупые, крупные мужские слёзы. Катя набрала воздуха в грудь и тихо прошептала:
- Я тебя люблю… Очень… Очень… Правда!!! Так сильно люблю, ты даже себе не представляешь! Я бы тебя не бросила…
- Это неправильно… Женщине нужен здоровый и сильный мужчина, способный её обеспечить.
- Женщина обещала любить тебя до конца своих дней и бросила, как только стало хуже, чем было раньше… Это не любовь, дядя Фёдор… Тебя обманули…
Глаза его засверкали и Катерине казалось она увидела, как в его сердце зацвели разными красками полевые цветы, настолько потеплел его взгляд. Он высморкался в носовой платок и протянув ей руку сказал:
- Я знаю…
- Нет! Ты не знаешь! Я тебя люблю больше чем десять таких жён как были у тебя! - Катя смотрела ему прямо в глаза. – Ты же младше, чем мой отец… Чего себя хоронишь?!
- Ты не должна такие вопросы задавать. – он высморкался в левый рукав.
- Должна. Я же люблю тебя, мне важно всё….
- Пошли тебе черепашек покажу?!
- Каких таких черепашек?! – Катя округлила глаза, так как ожидала увидеть только крота.
- Ну таких… с панцирем… Вчера грядку под редиску копал, норку среднеазиатских черепашек нашёл. Там мама и пять черепашек. Пошли посмотрим?!
- Пошли! – ответила с энтузиазмом Катя - А как же крот?!
- Крот?!
- Ну да! Мама сказала у тебя крот живёт?!
- Да! Его мы потом посмотрим, он вечером вылезет из норки.
- Почему ты его не убиваешь, он же шумит…
- Ну… как сказать тебе Катя, у него работа такая! Зато мышек не будет.
- Это как так?!
- Он их прогонит!
А потом, они спустились по забетонированной лестнице, увитой справа сортами винограда «Изабелла» и «Кищ-Миш», а слева «Дамские пальчики», для срезания на семейство Среднеазиатских черепашек. Сидя на корточках, Катя наблюдала, как мама черепашка вывела на прогулку пять черепашек, а дядя Фёдор, скармливая им листья винограда.
Пару лет назад, когда ей было года три, она гуляла здесь одна и встретилась один на один с гадюкой. Змея смотрела ей в глаза и шипела на Катю раздвоенным языком, встав в боевую стойку, а Катя знать не знала, что такое опасность, хотела погладить гадюку, тянула к ней свои детские ручки. Они смотрели тогда друг на друга совсем как Катя и её убийца, прям один в один, как тренировка. Змею увидел отец, он летел по лестнице с лопатой, смахивая со лба пот. Подбежав, безжалостно змею обезглавил лопатой… Катя тогда обозвала его «живодёром». Теперь же Катя понимала, популяция «гадов» должна контролироваться, иначе беда…
- Давай, я сейчас приготовлю тебе орехи с абрикосами в меду и возьму у дяди Сократа вина?! – они сидели на корточках и наблюдай за черепашками.
- Давай! А зачем?!
- Что бы ты почувствовал «вкус жизни»!
- Я уже перепробовал все вкусы жизни…
- Вовсе нет. Ты не пробовал Самого главного!
- Чего же?!
- Когда тебя люблю я!!!
Дядя Фёдор расхохотался на весь сад.
- И в чём же вырежется твоя любовь ко мне?!
- Ну хватит смеяться! Моя любовь – это рассвет и закат, дуновение ветра и капли дождя…. Моя любовь – это звёзды на небе! Это вино и вкусные орехи с мёдом, особенно в прикуску с сыром. Или борщ с конфетами. Моя любовь – это апельсины на снегу и шоколад. Моя любовь – это дожди после засухи. Моя любовь – это когда тебя никто не любит, но есть всегда я.
- Катя!!! Ну ты где ходишь?! – тётя Таня стояла у плиты уперев руки в бока, когда Катя вернулась со своей утренней прогулки. – Мы все тебя потеряли. Ведь сказано же было, тебе нельзя гулять одной! Хитрая какая, встала раньше всех и ускакала.
Катя неловко улыбнулась, стараясь спрятать лицо, чтобы тётка не увидела заплаканные глаза.
- Простите, тёть Тань, мне не спалось, не могу акклиматизироваться и привыкнуть к смене часовых поясов.
- Садись скорее завтракать, Юляшка тебе бекон с яйцами пожарила. На вот, баклажанчиков обжаренных ещё.
Катя села за стол и когда пред ней были выставлены все названные «яства» обречённо стукнулась звонко лбом об стол.
- Ну что за цирк?! – тётка неодобрительно качала головой.
- Вы хотите, чтоб я умерла?! Обожраться и не встать! Я за целый день столько не съедаю, тут дня на три, не иначе. А где тарелки такие достали?! Это же блюдо, я на таких дома бутерброды раскладываю и угощаю человек двенадцать друзей.
- Вот те здарсти! Тарелки эти я ещё по молодости в совдеповской столовке себе выписала, мой первое рабочее место между прочим! Ты посмотри на себя, кожа да кости! Они там тебя в вашей Сибири голодом морят! Девушка не должна быть такой худой, её нужно место для ребёночка. А у тебя что?! Щёки впалые, груди нет, задницы нет.
Катерина скрипела зубами от злости и молчала, ну не будет же она указывать на Юляшку ста пятидесяти килограммов весом. Сразу видно, ребёнок хорошо питается!
Замужество за греком Николаем Константиниди не прошло для Тётки даром. Дядя Коля был из древнего византийского рода, до Катиной тётки жениться на не гречанках в роду не дозволялось. Кроме того, отец дяди Коли, дед Христос, скрупулёзно выбирал невесток для своих сыновей даже среди гречанок, отдавая предпочтение «чистым» эллинам, со светлой кожей и светлыми волосами. Однако, тётя Таня так обаяла старика, что он дал разрешение на брак нисколько не раздумывая. Она стала настоящей гречанкой, переняла полностью все их обычаи и образ жизни. Никто не отважился бы сказать, что она не гречанка.
В детстве, они часто собирались у деда Романа или у греков всей семьёй. Все братья, сёстры, тётки и дяди, дедушки и бабушки. Удобней конечно было собираться у греков, в большом, похожем на лабиринт, белом, одноэтажном доме. В зале этого дома, на центральном месте висел писаный маслом портрет деда Христоса. С портрета смотрел голубоглазый седой старец, с такой же седой, аккуратной бородой и усами, на челе его, словно корона водружался фес – красная шапочка с чёрной кисточкой, в которую была вплетена золотая нить. Он сидел на резном деревянном стуле, на фоне Храма «Святой Софии» в Константинополе.
В доме деда Христоса жил брат тёткиного мужа Георгиос. В саду у греков стояла огромная беседка, увитая виноградом, недалеко от беседки из специального камня был выложен мангал. Когда вся семья собиралась, с самого утра начиналась подготовка к празднику. Мужчины на улице готовили мясо, разжигали мангал и жарили шашлыки, а дородные, пышнотелые женщины, всей толпой на огромной кухне стругали салаты и гремели посудой.
Каждая из женщин непременно замечала «какая Катя худенькая» и нуждается в усиленном питании. Часто ей насильно заставляли что-нибудь скушать и умилялись если она съедала всё до «чистой тарелки». Постоянно мать ругали, что недокармливает дочу.
Это не было банальной пьянкой или поводом пожарить шашлык. Каждая семья готовила своё представление. Дяди наскоро сколачивали из досок «сцену», где в скором времени предстояло выступать «артистам». Выступали в основном конечно же дети.
И вот, стол ломился от блюд, в бокалах разлито домашнее вино и коньяк, в воздухе пахнет дымом от мангала и сочным мясом с особыми греческими приправами (они всюду суют базилик и кориандр). Начиналось представление…
Первыми выступали Женя с Юлей. В качестве музыкального сопровождения они взяли «Танец маленьких лебедей» П.И. Чайковского, который, а капелла исполнял дядя Коля. У Юли была роль одинокого, упитанного, маленького лебедя, а у Жени была роль Принца Зигфрида, спасающего упитанную Принцессу Лебедь. Юля танцевала танец в белом платье – балахоне, приподнимая подол и показывая скрещенные как в балете ноги. В конце акта она доставала носовой платок и изображала «скорбное» рыдание, стараясь сдерживать смех. Потом на сцену, громко прыгая влетал Зигфрид, у него поверх трико с лампасами были одеты чёрные мужские плавки (ну чтоб как в балете). Вова изображал злодея – колдуна, у которого в плену была принцесса, на нём тоже поверх джинсов одеты были Женкины же труселя. Злодей и Принц бились на деревянных мечах, Принцесса спасена. Потом «артисты» кланялись, все смеялись и поднимали тосты за спектакль.
Внучки деда Романа, Снежана и Герда, исполняли «Баварский танец» их маленький брат Артур подыгрывал им на скрипке. Катина бабушка, под гармошку на которой играл дед Роман, исполняла «Ой цветёт калина в поле у ручья», все присоединялись к ней и всем столом заканчивали номер. Иногда даже повторяли на бис. Сын и дочь дяди Георгиса концентрировались на цирковой программе, показывали фокусы с карами и жонглировали.
У Кати был свой номер… Неповторимый… Она исполняла «танец ножей». Когда она оставалась ночевать у няни, бабы Лены, вечером с работы приходил её сын, дядя Саша и игрался с ней. У них дома был барабан. Люба отбивала ритм, Наташа и Лена хлопали в ладоши вместе с Катей, а дядя Саша танцевал «танец ножей». После каждого па, он метал кинжалы в деревянную дверь, ровно в центр. И Катя ему сказала:
- Я тоже так хочу!!!
Они всей семьёй долго убеждали её, что это мужской танец и ножи могут метать только «джигиты», девочка должна только сопровождать джигита и подбадривать во время танца. Однако, Катерине слишком скучна была роль «бесплатного приложения», она соглашалась только на «джигита». Брала дядю Сашу за душу слезами… Научил! Только ножи она метала в пол, чтоб ненароком никого не поранить.
Поэтому она сразу сказала тогда Жене:
- Я буду джигитом и буду танцевать «танец ножей»!
У того просто отвила челюсть, а Вовка тут же встрял:
- Девочки джигитами не бывают! Будешь хороводы водить и сидеть за столом. От тебя толку всё равно нет!
Она расплакалась.
- Зеня! Зеня! Ну скажи же ему! Ну что вам жалко, что ли?!
- Ладно. Ладно тебе. Будешь ты джигитом. Только ножи не метай.
Слёзы моментально высохли и даже спала краснота с глаз.
- Без ножей никак нельзя! А что я в зубах то держать буду?! Без ножей нельзя! Это «танец ножей»!
Тот немного подумал и согласился:
- Я тупой найду.
- И я метну его в конце в землю! Можно же?!
Он засмеялся:
- Можно! Спекулянтка!
- Аааааааа! Вот так всегда! Коза! Не бывает женщин джигитов! – кричал обиженно Вовка.
Катя показала ему язык из-за Женькиного плеча:
- Значит я буду первая!
- Хватит ссориться уже! Достали оба! А ты не обзывай её, а то язык отрежу!
Она танцевала «танец ножей». Да как!!! На голову ей нахлобучили чью ту меховую, женскую шапку, как у главной героини фильма «Ирония Судьбы», одели чёрную мужскую рубашку почти прикрывающие синие шорты. И прямо так, в белых гольфах и коричневых сандалиях, с тупым ножом в зубах она танцевала. Женька бил в барабан, а Катя кричала:
- Ассса!!! Эй, эй! Ассса!
В конце танца она с размаху метнула нож в землю и всплеснула вверх руками. Все встали, аплодисменты не смолкали. Мужчины подсвистывали, а женщины кричали «браво». Это был успех! Дядя Коля подхватил ей на руки целовал и подкидывал вверх. Потом он передал её Георгиосу и так по кругу, каждый её целовал и подкидывал вверх.
После того вечера, её часто просили станцевать танец ножей родственники и друзья родственников. Со временем, даже разрешили метать в пол настоящие ножи. И Катя нахлобучивала на голову первую попавшуюся меховую шапку и танцевала до седьмого пота, пока не падала обессиленная.
Под занавес праздника, все танцевали сиртаки. Вставали в круг вначале мужчины, потом присоединялись женщины. Не брали в круг только Катя, не хватало роста, и Вовка с Юлькой её дразнили за это. Тогда она снова плакала, а Женя подхватывал ей на руки, обнимал отца, а Катя тётку и так они кружились в танцах до первого часа ночи. Ночью тётки мыли посуду, порой заканчивали уборку только к рассвету.
А потом, потому дядя Коля завёл любовницу, причём она работала в одном с тёткой магазине. Всё на глазах, одним словом. Тётя Таня в долгу не осталась, отомстила коварно, завела любовника тоже, да ещё и азербайджанца. Специально так сделала. Для грека азер, всё равно что турок, а турков греки ненавидят. Ушла к нему. Он дарил ей золотые цепи и кольца. Дарил, пока за муж за него не вышла, после требовал отчёт за каждую потраченную копейку. Катин отец из солидарности с греком запретил Катерине общаться и с тёткой, и с Женей. Больше они уже так не собирались.
И вот дяди Коли уже нет в живых. Та, другая, не заменила ему тёти Тани, и греки ту другую в гречанки не приняли. Потом была ещё одна, и ещё, и ещё. Один остался. И умер один, воды некому было подать. Перед смертью, когда азер умер, они встречались с тёткой как в молодости, тайком от детей, потому что Женя ругался на него за мать. И она же его хоронила, настоящая его жена.
Больше они уже так не собирались. Жаль. Так хотелось Кате чтобы было всё как раньше. Ведь все были вместе, всем было весело и не ругались никогда между собою. Что случилось то?!
Сестра стеснялась её, такая смелая в детстве, Юля теперь прятала от неё глаза и краснела. Вспыхивала то и дело розовым румянцем, как только Катя её спрашивала о чём-нибудь, и под любым предлогом спешно удалялась в свою комнату.
- Ну хватит мусолить уже! Тридцать минут ешь! Вкусно же!
- Вкусно, но слишком много, остро, и вообще, здесь сплошной холестерин!
- Холи что?! Хорошего человека должно быть много! Собирайся давай, пойдёшь с отцом бумажки выправлять. Я так от него устала, он такой не современный, всё надо ему объяснять, нервничает, психует. У меня сил уже не хватает с ним ходить.
- Мне надо кроссовки купить.
- И платьишки. После обеда с Маринкой на вещевую оптовую барахолку поедете. Она от чего-то в восторге от тебя.
- Не, мне только кроссовки, там поди дерьмо одно китайское.
- Пфффффф. Наше дерьмо у вас во всех дорогих бутиках продаётся. Там есть европейские вещи – это Турция, и азиатские – Китай, Вьетнам, ты эти шмотки не отличишь от самых дорогих брендов. А в вашем Урюпинске и подавно такого не видели! – тётка оскорблённо упёрла руки в бока.
- В Гадюкино…
- Почему в Гадюкино?!
- Там всегда идут дожди… Которые греют мне душу.
Катя поняла, почему отец психует. В центре города, в красивом многоэтажном здании, располагалось нужное им учреждение. На ресепшене их встретила девушка «макаронина» с яркой восточной внешностью и в подчёркнуто европейской строгой формой одежды, хотя длинна ею прямой чёрной юбки давала простор для воображения. За спиной леди располагался длинный коридор, уходящий вглубь здания с одинаковыми дверьми, на которых не было номеров кабинетов и табличек с названиями специалистов.
- Девушка, а нам нужна справка, у кого можно её получить? – спросила Катя.
- За фамилию специалиста с вас триста. – леди заученно улыбнулась показав ровный ряд белоснежных зубов.
- Хорошо, а в какой кабинет нам пройти?! – Катя напряглась.
- Номер кабинета стоит ещё триста. – спокойным тоном продолжила макаронина.
- Вы издеваетесь?! – Катя закипала, отец чертыхался.
- Нет. – она мило улыбалась.
На Катю спустился «красный туман», он спускался редко, но метко. Она разразилась гневной триадой, состоящей из всех матерных слов, которые водились в её лексиконе. Катерина посылала по маме и по папе всех, эту девушку, это здание, этот город, эту страну.
- Да я вам за что платить должна?! За номер кабинетика?! Да я сейчас пойду и с пинка буду открывать все двери подряд, пока не найду того идиота, который мне нужен!
Макаронина нисколько в лице не изменилась, продолжая всё так же картинно улыбаться словно манекен.
- Девушка, ну что вы так кричите. Так бы и сказали, что вы местная. Пятый кабинет от сюда, по левой стороне, ваш специалист за столом у окна.
Они поставили философию «взятки» в основу своего молодого государства. Вот, что случилось и почему так нервничал отец. Абсолютно по любому поводу, особенно иностранца могут задержать местные правоохранительные органы, и потребовать «вознаграждение». Жаловаться не следует, это только увеличит размер «взятки», так как нужно будет платит теперь и старшему по званию, или же и вовсе грозит тюремным заключением. Взятки берут все, клерки, секретари, чиновники всех уровней, даже самые мелкие специалисты на выдаче справок в банках. Берут за всё, только что не придумали как обложить взятками право дышать.
Они с отцом, по опрометчивости, не взяли сразу билеты на обратный путь. Теперь же, что бы купить билет нужно произвести замысловатую операцию, почти что как в детективах. На вокзале билетов нет, он пуст, кассы не работают с 1992 года. Билеты скупаются криминалитетом ещё на стадии их напечатывания и распространяются через перекупщиков на привокзальной площади, пройдя двое, а то и трое рук. Стоимость билета из-за этого значительно возрастает.
А сервис?! К перрону подъезжает замызганный, закопчённый тепловоз, ещё 1970 года выпуска, и такое ощущение он не видел ни ремонта, ни помывки прямо с 1992 года. Пассажирские вагоны тоже наследство СССР, в сорокаградусную жару невозможно открыть окно на проветривание, полки и столики часто поломаны. А ночью, ночью приходят они.. тараканы, клопы и прочая нечисть. Стоит ли упоминать в таких условиях про пыль?! Для сравнения в российских поездах работают кондиционеры и давно нет очередей в санузлы, даже есть душ, расстелены ковры и всегда трезвые проводники. И цена на российский поезд, с таким сервисом будет ниже, сем на перегруженный клоповник с нетрезвым раскосым «истинным арийцем».
Отец тогда уехал из другого города, по инерции ещё работала выстроенная советская система. Взятка ещё не считалась тут государственной философией. Теперь всё было по-другому, и он не мог себя тут найти, в мире лжи, лести, вранья, пороков и преступлений. Сама государственная система подталкивает людей идти на противоправные поступки, нарушая все традиционные религиозные и моральные ценности.
Переехав в Россию, ему почти не пришлось перестраиваться. При всех жалобах и нареканиях граждан, в России удалось сохранить главные стрежни государственности, несмотря ни на что, каждый гражданин будет услышан, его мнение учитывает, его проблемы решаются и с него чиновник не берёт деньги, за то, что его выслушивает. Можно ругать полицию, много у неё недостатков, но так или иначе преступники ловятся, в тюрьмах сидят заслуженно и у каждого есть шанс оправдаться от ложного обвинения. Там такого шанса может и не быть, и даже деньги не всегда помогут, для этого нужно быть представителем титульной нации.
- Катя, всё, я больше не могу! Меня здесь всё раздражает! Это не мой город!
Они шли домой по загруженными машинами проспекту в тени пирамидальных тополей.
- Как же так?! Ты же так хотел сюда, и не хотел тогда уезжать?
- Яяяя я думал вернусь домой, а приехал в чужой город. В Вертеп, Катя. Натуральный вертеп. Я тут чужой. Не потому что я русский, нет, здесь всё чужое, сам дух города стал мерзким и развратным. Не был так раньше… Всего этого дерьма не было раньше.
Они зашли на бывшую отцову работу, поднялись на тот самый этаж, зашли в ту комнату, где когда-то архитекторы планировали город. Вот то окно, откуда Катя смотрела, как разрушается её «Мир», её «жизнь». На стенах, вдоль всего коридора висели фотографии отца, без его имени, якобы безымянный фотограф. На макетах не было больше половины улиц, Горького, Белинского, Баумана, Гагарина и прочее, без шума и помпезности, как переименовывались улицы с русскими названиями в Прибалтике. По-восточному услужливо расшаркиваясь ногами, они втихушку давным-давно наплевали «в колодец из которого пили воду».
Катя показала отцу на фотографии:
- Твои?!
Он кивнул в ответ.
- А почему тебе не положен гонорар по закону авторского права?
- Потому что если не указывать имени, то он не положен.
- Присвоили твои труды?
- Что мои, это мелочи. Гораздо больше то, что разрабатывалось архитекторами, чертежи и планы. Многие здания что здесь, что в новой столице, я фотографировал в проектах ещё в восьмидесятых. Это коллективный труд лучших архитекторов Советского Союза, всё это присвоено без выплаты каких-либо гонораров. Архитекторы ухали, а они подставили «своих», кто работал в подмастерьях, и теперь называют это своим «чудом». Мелочи, мои фотографии. Всего лишь история города.
- Которую они постепенно уничтожают…
В ответ он промолчал.
Директор был всё тот же, тепло их встретил, выпели кофе, повосхищался Катей. Он чуть ли не единственный, кто тогда помог отцу, предупреждал заранее, что его «сородичи» задумали. Так они спаслись. И деньгами помогал, и прятал, всё было. Но он был с севера, а с севера они другие. Видимо сказывается близость к России. Даже внешне другие, и ростом выше, и глаза бывает голубые, мамбеты кривоногие и крикливые как саранча, а эти спокойные и даже величественные. Он из недружественного президенту клана, потому пал в немилость, сразу после «воцарения».
И вот они вошли в кабинет к отцову другу, дяде Кинесу. Мужчины крепко обнимались, а Катя с презрением смотрела на Кинеса со стороны.
- Дочь?!
- Да.
- Большая стала. А я вот теперь, как видишь, большой начальник, ещё в парламент избрался. – он стал показывать свои грамоты и награды, хвастаться о своих достижениях, но для него у Кати была своя «грамота и награда», та которая принадлежит ему по заслугам.
Незадолго до отъезда, отец сильно сомневался стоит ли ему уезжать, мучился, размышлял, не спал ночами. И вот, однажды, к ним приехал Кинес с семьёй. Жену Кинес взял молоденькую, со своего аула, дети у него были совсем малыши, трёх и пяти лет. К Катиному удивлению они совсем не знали русского, им пришлось общаться на пальцах. И жена Кинеса русского тоже не знала, сидела тихо в углу дивана скромно опустив голову.
- Кинес, а почему жена русского не знает и дети?! Тяжело усваивать язык?
- Нет. Наш язык и наша нация расцветают, скоро весь мир будет говорить на нашем языке! Зачем им знать русский, если все будут говорить на нашем языке?!
У отца тогда от удивления «глаза полезли на лоб», но дальше было больше. Катя играла в детской с аульскими детьми, и чтобы хоть как-то им объяснить, что надо делать с конструктором, и как не сломать машину, она достала букварь на их языке и разговорник. Худо бедно они её поняли. Но, дети были в полном восторге от Катиного попугайчика, он был полностью ручной. Отец не разрешал ей заводить собачку или кошку, с трудом удалось уговорить на попугая. Она выдрессировала его лучше собаки, кроме того, что он разговаривал как человек, имея в своём лексиконе около трёхсот пятидесяти слов, он ел вместе с ними за ужином, прилетал на Катин голос, даже спал вместе с ней под одеялом. Он был настолько ручной, что она выходила с ним на улицу, похвастаться ребятишкам, и он не улетал.
Аульные дети Кинеса всё время спрашивали на своём языке Катю:
- Почему у воробья клюв такой? И перья?!
Катя пыталась объяснить, но всё время переходила на русский:
- Это не воробей, а попугай. Это древняя птица.
Они не понимали её и коверкая слово «попугая» переспрашивали:
- Кто это попугай?! И что это попугай?! Это же воробей!!!
Та судорожно перелистывала словарь и букварь, но тщетно, не было там такого слова. Великие филологи этого народа его ещё не изобрели на тот момент. В лексиконе из птиц были только сокол, ласточка, воробей, ворона. Катя просто развела руками. Страшно ей было представить, что весь Мир будет говорить на таком языке.
А отец тем временем просил у друга:
- Кинес, ты знаешь, что происходит, видел на улицах беспорядки. Мы с тобой с детства дружим, в одну школу ходили, вместе работаем, вместе ели, вместе спали, вместе ходили на первые свидания с девушками в кино. Кинес, если вдруг твои сородичи будут убивать моих детей, спасешь ли ты их, спрячешь ли, убережёшь?! Могу ли я на тебя положиться?!
Ответ был до мерзости честен:
- Нет, Алексей. Я не буду защищать твоих детей. Я возьму оружие и убью тебя, твою жену и твоих детей, потому что так повелит мне мой правитель, потому что моя нация выше твоей.
Он говорил эти слова сидя у них за столом, вкушая пишу приготовленную Катиной матерью, говорил эти слова с гордостью и тщеславием. Говорил человеку, спасшему ему жизнь.
Кинес с отцом в юности сплавлялись на плоту по реке. Река горная, быстрая. На плоту их было пятнадцать человек. Плот попал в воронку, опрокинулся, люди начали тонуть, тогда погибло пять человек. Кинес был рядом с отцом в тот момент и в воде поддавшись панике стал его топить. Погружаясь третий раз в воду, отец понял, что надо Кинеса «отключить», иначе они утонут. Он ударил его со всей силы по голове и схватив под водой за волосы дотащил до берега, где откачал его. И вот теперь, этот человек говорит ему, что при случае убьёт его и всю его семью.
У отца в тот момент наворачивались слёзы на глазах. Именно после этого отец принял решение уехать навсегда из города.
А сегодня, Катя шептала на ухо отцу, нервно теребя его за рукав рубашки:
- Пошли отсюда, не хочу его видеть!
- Катя, тихо! Ну он же мне друг!
- Никакой он тебе не друг!!! Ты что забыл?! Я вот не забыла! Я всё и про всех помню!
Государства создаются и распадаются, правители приходят и уходят, а «Великий Шёлковый Путь» остаётся и по ныне. Он начинается в Ките и Индии проходит через Персию (Сирию, Иран, Пакистан) среднеазиатские степи окраины Российской Империи, Турцию и заканчивается на Синайском полуострове и Риме. Изобилие промышленных товаров поражает воображение, здесь есть всё на самый взыскательный вкус и по самой приемлемой цене.
Они вышли с Мариной из автобуса и миллиарды разнообразных вывесок заслепили глаза. Этот рынок не обойти и за три дня. Индия, Китай, Турция, Иран, Сирия, какие только страны не свезли сюда свой товар. Расшитые золотом одежды, обувь из натуральной и не очень кожи, сумки, всё самых известных брендов. На любое качество, и на любой вкус.
Когда они только переехали в Сибирь и Катя вынуждена была полгода ходить в советской форме, когда над ней все смеялись и унижали, она позвонила Жене, сама. Ездила «зайцем» на трамвае, чтобы заказать с ним переговоры на телеграфе. Катя плакала каждый день. Бабушке казалось, что скучала по родителям, а на самом деле её ломали, ломали в новой школе каждый Божий день. Ломали за всё, за одежду, за другое лицо, за то, что слишком умная. Часто слышала: «Тебе слова не давали, здесь пятёрки получают только нужные люди», и получала удар по спине, удар от мальчика, русского. Прям настоящий мужчина, наверное, так он наверняка себя ощущал. Не передать словами весь ужас в её душе от того, что она видела.
Там, среди чужих, ни один русский мальчик не позволял себе ударить девочку, вне зависимости от национальности. Катя дралась, но «своих» она никогда не била. Тут же свои били своих, жестоко, с унижениями, да такими, какие мамбеты и придумать не могли. Встречали кого-нибудь после школы и лупили, и это помимо унижений днём, в школе. Скольким так они сломали жизни?! Скольким они отбили почки, ударили голову?! Никто не считал, и никто ими не управлял, предоставлены сами себе.
А девочки, разве могут девочки с девочками драться?! Такое в голове не укладывается?! Дерутся хуже мальчишек, с выдиранием волос, укусами и «кошачьими» царапками. Кате тоже, одна такая, забила «стрелку». У неё уже в пятом классе была грудь пятого размера, и необъятная талия, по праву «гром бабы» та думала победить. Катерина долго и упорно отказывалась, настолько прочной в её голове было вбито правило, что «своих бить нельзя», но они сделали её жизнь в школе не выносимой, и в конце концов обвинили в трусости. Она согласилась. После занятий они ушли во дворы напротив школы, все школьные оторвы со всех классов курили как бывалые «зечки», а Катя сидела на лавочке и ждала начала.
- Ну? Скоро уже? Мне ещё в музыкалку надо. – нетерпеливо говорила им Катя.
- Так ты ещё и в музыкалку собралась, думаешь, что после того, как тебя хорошо отметелят ты до туда дойдёшь?! – ответила одна из «секунданток».
- Да. Успею.
- Наивная, я не могу. Ха-ха-ха! – смеялась её соперница.
