Насилие и ненасилие

Свобода и необходимость.

Человек в системе социальных связей и отношений.

3. Личность и массы: история и совре­менность.

1. Человек в системе социальных связей и отношений

Связь и отношение — это общие категории диалектики, выражающие взаимообусловленность явлений, разделенных во времени и пространстве, и взаимодействие элементов опреде­ленной системы. Социальные связи и отношения складывают­ся между людьми в процессе их совместной деятельности.

В материалистической трактовке общества они делятся на первичные (материальные, базисные) и вторичные (идеологи­ческие, надстроечные). Главными и ведущими являются ма­териальные, экономические, производственные отношения, определяющие политические, правовые, нравственные и др. Совокупность этих отношений определяет сущность той или иной общественно-экономической формации и входит в поня­тие сущности человека.

Идеалистическое понимание социальных связей и отноше­ний исходит из примата духовного начала как объединяющего, системообразующего принципа. Это может быть идея единого Бога, расы, нации и т.п. В этом случае государственная идео­логия выполняет роль скелета общественного организма. «Пор­ча» идеи приводит к развалу государства и деградации челове­ка. Авторы социальных утопий прошлого и настоящего ищут магическую формулу, следование которой обеспечивает благополучие общества и каждого человека.

Во многих общественно-политических концепциях и фило­софских взглядах на общество признается как значение мате­риального производства и возникающих при этом объективных общественных отношений, так и необходимость центральной идеи, объединяющей разные элементы общества в единое це­лое. Современное философское знание обращает внимание на анализ социального процесса, в котором участвуют люди, вещи и идеи. В вещах социальный процесс обретает устойчивость своего бытия, где закрепляется культурная традиция, люди, являются движущей силой исторического процесса, а идеи вы­полняют роль связующего начала, придающего смысл пред­метной деятельности человека и объединяющего людей и вещи в единое целое.

Сущность общественных связей и отношений, соединяю­щих людей, вещи и идеи в единое целое, состоит в том, что отношение человека к человеку опосредуется миром вещей, и наоборот, контакт человека с предметом означает по сути дела его общение с другим человеком, его силами и способностями, аккумулированными в предмете. Здесь выявляется качествен­ная двойственность человека и всех предметов и явлений, от­носящихся к миру культуры. Кроме их природных, физичес­ких, телесных качеств, любое явление культуры, в том числе и человек, характеризуется системой социальных качеств, воз­никающих именно в процессе деятельности в обществе. Соци­альные качества сверхчувственны, невещественны, но вполне реальны и объективны и весьма существенно определяют жизнь человека и общества. Подобно явлениям потребительской сто­имости и стоимости, анализ диалектики которых составляет научную заслугу К. Маркса, человек и мир двойственны, и осоз­нание этого факта позволяет дать качественный анализ обще­ства как системы.

Во взаимоотношениях человека и общества на определен­ном этапе их развития может возникнуть феномен отчужде­ния, суть которого состоит в растворении человека в абстракт­ных социальных качествах, в утрате им контроля за результа­тами своей деятельности, за ее процессом и в конечном итоге потере им своей идентичности, своего Я. Человек может отчуждаться и от семьи, рода, культуры, образования, собствен­ности и т.д.

Преодоление отчуждения в современном мире связывается с освоением личностью разнообразных условий и форм дея­тельности, ее плодов и результатов, необычайно усложнивших­ся в информационно-техническом обществе. Для этого необхо­димо представить себе основные этапы взаимодействия чело­века и общества.

Исторически первой появилась система личной зависимос­ти людей в связи с переходом от охоты и собирательства к земледелию, что потребовало объединения в общую техноло­гическую цепь усилий многих людей (системы орошения и др.). Так создались предпосылки для формирования государства и аппарата. Образуется система социальных связей, характери­зующихся личной зависимостью человека от человека и тради­цией как основной формой социального производства.

Вторым этапом было общество как система вещных зави­симостей, когда мир машин образовал особый предметный слой социальности, через который стали реализовываться межчело­веческие связи и отношения. Это сопряжено с развитием капи­тала, когда человек сам превращается в товар определенного рода, а его силы и способности все более подчиняются логике воспроизводства вещей. Это способствует доминированию в мировоззрении идеи прогресса производства и потребления, с экстенсивным типом развития, что ведет к «одномерности» че­ловека.

Современность показала внутреннюю исчерпанность идеи неуклонного прогресса, связанной с непрерывным ростом про­изводства, что привело к глобальным проблемам и обостре­нию антигуманных тенденций в мире, кризису человека, кото­рый характерен для всех социальных систем. Сейчас может идти речь о личностной реконструкции социальности, об отно­шениях «свободных индивидуальностей», что может дать но­вый импульс развития человеческих качеств. Вещная зависи­мость людей друг от друга, о которой речь шла выше, может быть преодолена на путях интенсивного личностного развития, ибо развитая индивидуальность становится «узлом» всех типов социальной организации.

.

2. Свобода и необходимость

Свобода — это способность человека действовать в соот­ветствии со своими интересами и желаниями. В русском язы­ке термин «свобода» употребляется, прежде всего, в значении «свобода от», т. е. отсутствие внешнего принуждения, гнета, ограничений и т.д. Понятие «воля» имеет более широкое значе­ние, которое оформилось в XV—XVI вв. в Московском госу­дарстве. С одной стороны, «вольница» отнюдь не означала ав­тономии личности, а напротив, заменяла ее авторитетом груп­пы, что является в определенном смысле несвободой. С дру­гой стороны, в воле есть и свое желание, и повеление природы, степи, дали, что так характерно для русского восприятия мира (вспомним гоголевскую птицу-тройку). Понятие свободы за­крепилось в христианстве как выражение идеи равенства лю­дей перед Богом и возможности для человека свободного вы­бора на пути к Богу. Однако реализация этой идеи оказалась в противоречии с идеалами равенства и справедливости.

Чтобы понять сущность феномена свободы и необходимо­сти в истории, нужно разобраться в противоречиях волюнта­ризма и фатализма, определить границы необходимости (зако­номерности), без которой немыслима реализация свободы.

Волюнтаризм рассматривает волю в качестве принципа жизни человека, принижая при этом значение разума. Эти идеи были развиты в философии Шопенгауэра и Ницше, когда про­извол выдавался за высшую мудрость. Таких примеров нема­ло, в том числе и в истории нашего общества. Фатализм пре­допределяет изначально весь ход жизни человека и его поступ­ки. Это объясняется либо судьбой (в мифологии и язычестве), либо волей Бога (в христианстве и исламе), либо детерминиз­мом замкнутой системы, где каждое последующее событие жестко связано с предыдущим (системы Гоббса, Спинозы, Лапласа). Здесь по сути дела места для свободного выбора не остается, ибо нет альтернатив. Жесткая необходимость и вы­текающая отсюда полная предсказуемость основных этапов жизни человека и главных событий характерны для астроло­гии и других оккультных учений прошлого и настоящего, а так­же для всевозможных социальных утопий и антиутопий.

Вместе с тем, очевидно, что игнорирование необходимости (природной, исторической и т.п.) чревато произволом и вседозволенностью, анархией и хаосом, что вообще исключает свободу. Следовательно, свобода есть нечто большее, чем учет объективной необходимости и устранение внешних ограничений. Гораздо более существенна внутренняя свобода, «свобода для», свобода в выборе истины, добра и красоты. В рамках «свободы от» вполне резонна формула: «Разрешено все, что не запрещено». Но по сути дела это логика раба, оставшегося без надсмотрщика.

Существеннейшей чертой свободы является ее внутренняя определенность. Ф. М. Достоевский верно заметил: «Свое собственное, вольное и свободное хотение, свой собственный, хотя г самый дикий каприз, своя фантазия, раздражающая, иногда хотя бы даже до сумасшествия, — вот это-то все и есть та мая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под кую классификацию не подходит и от которой все системы и; теории постоянно разлетаются к черту. И с чего это взяли I мудрецы, что человеку надо какого-то нормального, како-то добродетельного хотения? С чего это вообразили они, что человеку надо благонамеренно выгодного хотения? Человеку надо — одного только самостоятельного хотения, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела». Человек не примет никакое общественное устройство, если оно не учтет выгоды его быть личностью и иметь свободу для ее реа­кции.

Выделяют несколько моделей взаимоотношений личности и общества по поводу свободы и ее атрибутов. Во-первых, это отношения борьбы за свободу, когда человек вступает в открытый и часто непримиримый конфликт с обществом, добиваясь своих целей любой ценой. Это трудный опасный путь, чреватый тем, что человек может утратить все другие человеческие качества и попасть в еще худшее рабство, во вторых, это бегство от мира, когда человек, будучи не в силах обрести свободу среди людей, бежит в монастырь, в скит, в свой «мир», чтобы там реализовать себя. В-третьих, чаще всего человек адаптируется к миру, жертвуя своим стремлением

обрести свободу, идя в добровольное подчинение, с тем, чтобы обрести новый уровень свободы.

Если раньше свобода воспринималась в основном как отсутствие принуждения со стороны государства, то к середине ХХ в. уже стало очевидно, что понятие свободы должно быть дополнено идеей регулирования деятельности людей. Однако государство должно делать это не методами принуждения, а с помощью экономического механизма и при строгом соблюдении прав человека. Государство обязано гарантировать соблюдение прав чело­века, признавая, что ценность человеческой личности выше любых ценностей — нации, класса, группы людей и т.д. Это является гарантией от тоталитарного подавления прав челове­ка, при котором он выступает «винтиком» социальной систе­мы. Еще в 1918 г. Н. А. Бердяев писал, что идея класса убила в России идею человека. Игнорирование или принижение прав личности по сравнению с правами социальной общности ведет к неминуемой деградации и личности, и общества. Гегель от­мечал, что для того, кто сам не свободен, не свободны и дру­гие.

Таким образом, свобода — это сложнейший и глубоко про­тиворечивый феномен жизни человека и общества, имеющий величайшую притягательность и являющийся в то же время тяжким бременем. Не зря в западной философской мысли ана­лизировалось явление «бегства от свободы», особенно если ре­ализация свободы приводила к росту неравенства и несправед­ливости.

3. Личность и массы: история и современность

Эта проблема имеет два аспекта: во-первых, это вопрос о социальных типах личности, а во-вторых, о соотношении субъективного и объективного факторов общественного разви­тия.

Выделяют несколько крупных социальных типов личнос­ти, которые прослеживаются на всем историческом пути раз­вития человечества. Первый тип — деятели: охотники и рыбо­ловы, воины и ремесленники, земледельцы и индустриальные рабочие, инженеры и геологи, медики и педагоги, политики и менеджеры и т.п. Для них главное — это активное действие, изменение мира и других людей, включая и самих себя. Они «горят» на работе, находя в этом высшее удовлетворение, даже если ее плоды и не столь заметны.

Бурное развитие западной цивилизации привело к культивированию именно такой лич­ности — активной, знающей себе цену, обладающей чувством собственного достоинства и осознающей меру своей ответствен­ности за себя, свою семью, свой народ.

Второй тип — мыслители, люди, которые, по словам Пи­фагора, приходят в мир не для того, чтобы соревноваться и торговать, а смотреть и размышлять. Образ мудреца, мысли­теля, воплощавшего в себе традиции рода и его историческую память, всегда пользовался огромным авторитетом. Недаром многие великие мудрецы и пророки — Будда и Заратустра, Моисей и Пифагор, Соломон и Лао-Цзы, Конфуций и Махави-ра Джина, Христос и Мухаммед либо считались посланцами бо­гов, либо обожествлялись сами.

Третий тип — люди чувств и эмоций, которые остро чув­ствуют, «как трещина мира» проходит через их сердца. Это де­ятели литературы и искусства, чьи гениальные прозрения за­частую опережают самые смелые научные прогнозы и прори­цания мудрецов.

Четвертый тип — люди, сделавшие делом своей жизни милосердие. Альберт Швейцер и Федор Петрович Гааз, Анри Дюнан и Мать Тереза — живые примеры служения людям, независимо от их расы, нации, возраста, пола, состояния, ве­роисповедания и др. Евангельская заповедь «возлюби ближне­го твоего, как самого себя» находит в их деятельности самое непосредственное воплощение. Такие личности обостренно чув­ствуют душевное состояние другого человека, как бы «вчув­ствуются» в него, облегчая его страдания. Их сила — в вере в свое предназначение, в любви к людям и всему живому.

Соотношение понятий «личность» и «массы» в ходе исто­рии необходимо понимать как внутренне противоречивую

сложнейшую систему, находящуюся, как правило, в неравновесном состоянии. Личность может «плыть» в русле исторического процесса, когда ее думы и деяния соответствуют «логике истории», а может и противиться ее тенденциям. В любом случае возникает вопрос, насколько любая личность, каждый из нас может воздействовать на ход исторического процесса или все мы марионетки, которых дергают за ниточки неведомые нам высшие силы. Если это так, то наше поведение уже заранее предопределено, и мы, как актеры, можем только более или менее талантливо исполнить волю великого режиссера Бога, Абсолютного Духа, Провидения и т.д. Такой провиденциализм сущности ведет к фатализму, оставляя человеку достаточно узкий выбор возможностей в ходе развития.

С другой стороны, каждая личность не является в полной ере продуктом истории, и именно этот момент делает человека уникальным существом и индивидуальностью. Особенно это относится к историческим личностям, гениям, сутью которых является именно наличие того, что прямо не вытекает из особенностей их породившей среды. Отсюда вытекает трагедийность судеб многих гениев, их непонятность современностью и современниками и упование на потомков.

Что же касается миллионов обыкновенных людей, объединенных в понятие «массы», то, разумеется, наиболее крупные сдвиги в истории объясняются действием этих групп. В этом смысле правы те, которые утверждали, что идея становится силой, когда она овладевает массами. Вместе с тем рождение идеи, ее созревание, изложение в доступной массе форме — все это удел личностей. Таким образом, можно констатировать, что личность и массы — это два полюса целостного единого организма, общества, связывающего людей сетью общественных отношений, интересов, взглядов и концепций. Кто движет историю — выдающиеся личности? Элита? Массы? Историче­ская наука как память человечества сохранила имена исторических деяте­лей, правителей, полководцев, с которыми связываются важнейшие истори­ческие события прошлого. Отсюда часто делался вывод, что эти выдающиеся исторические личности являлись авторами и главными действующими ли­цами истории. Представители этой точки зрения говорили, что массы не способны к твор­честву, что они никогда не могут быть подняты до уровня личности, что масса враждебна индивидуальности. Ф. Ницше утверждал, что народ — «бесфор­менный материал, из которого творят, простой камень, который нуждается в резчике». Отсюда следовал вывод о необходимости вождя, сверхчеловека, с сильной волей к власти. Дальше говорилось, что общество и личность вра­ждебны друг к другу, всегда неизбежен конфликт между общественными и личными интересами, так как целое стремится подчинить себе части, а лич­ность хочет сохранить свою индивидуальность. Но борьбу с обществом мо­гут выдержать только «сильные личности». Идеалистическое понимание ис­тории неизбежно влекло за собой признание ведущей роли в историческом процессе отдельных личностей. Примыкает к этой концепции концепция элиты. Эта концепция видит в народе, массе лишь пассивную и даже разрушительную силу. Носитель твор­ческого начала — элита, состоящая из наиболее одаренной части данного на­рода, наиболее образованные, волевые, энергичные, а потому и обладающие реальной властью людей. Своеобразной модификацией этой концепции яв­ляется концепция технократической элиты. Так, Дж. Бернхейм в книге «Ре­волюция управляющих» утверждал, что в итоге научно-технической рево­люции власть перейдет к научно-технической интеллигенции, управляющи­ми предприятиями, концернами, банками. Марксизм утверждает роль народных масс как движущих сил истории. Народ — главный творец, субъект истории. Народ творит историю тем, что производит свои трудом ценности культуры. Движущей силой истории яв­ляется классовая борьба. Классовая борьба — это борьба угнетаемых, экс­плуатируемых народных масс против угнетателей. Народ — решающая, но не определяющая сила исторического разви­тия. Направление и характер деятельности народа определяется объектив­ными законами общественного развития. Эти законы реализуются через деятельность людей. Определенные исторические условия, особенно в пе­реходные эпохи, создают возможность для появления выдающихся лично­стей. Выдающиеся личности возникают в ответ на историческую потреб­ность в них.

5. Насилие и ненасилие

Одним из наиболее важных аспектов современного этапа развития общества является проблема насилия и ненасилия в решении социальных и личных вопросов. Эта проблема стара как человечество, ибо уже на заре истории люди столкнулись с необходимостью подавления стрессовых импульсов в поведе­нии. Выйдя из недр животного мира, человек, с одной стороны, является самым неприспособленным живым существом в био­логическом смысле, а с другой — является своеобразным «су­перхищником», уничтожающим себе подобных в огромных ко­личествах. Последние исследования генома человека показали наличие у ряда людей гена «насилия», действие которого про­является в соответствующей среде. Давно замечено, что почти вся человеческая история — история войн, конфликтов, наси­лия, убийств, жестокости и т.д. Мир является скорее исключением или коротким периодом между войнами. В концепции марксизма насилие понималось как «повивальная бабка всяко­го старого общества, когда оно беременело новым».

В последующей философской мысли революционное наси­лие либо категорически осуждалось (Л. Н. Толстой, М. Ганди, представители пацифизма), либо превозносилось как единствен­но эффективное средство борьбы (Бакунин, бланкисты, анар­хисты). В. И. Ленин полагал, что в «идеале нет места насилию над людьми». XX в. до предела обострил дилемму «насилие — ненасилие», что связано с появлением ядерного оружия и дру­гих средств самоуничтожения человечества, а также с обостре­нием отношений между богатым «севером» («Золотой милли­ард») и остальным человечеством («бедный юг»). Кроме того, отмечается рост немотивированного насилия в отношениях между людьми и группами, распространение феномена серий­ных убийств, фанатизма и глобального терроризма. Философская оценка этих явлений прежде всего связана с разграничением понятий «сила» и «насилие». Под насилием понимается противозаконное и аморальное применение силы, кроме тех случаев, когда «революционное насилие» имеет со­ответствующее социальное оправдание. Один из идеологов не­насилия, лидер борьбы Индии за независимость М. К. Ганди, сказал так: «Ненасилие — это оружие сильных», полагая, что законы любви между людьми действуют, как закон гравита­ции, и необходимо учить людей ненасильственным способам разрешения проблем. Развивая эту мысль, выдающийся аме­риканский общественный деятель Мартин Лютер Кинг писал. что «ненависть умножает ненависть, насилие умножает наси­лие, и жестокость умножает жестокость, закручиваясь в адс­кой спирали разрушения». Дабы не провалиться в «мрачную бездну взаимного уничтожения», мы должны, согласно М. Л. Кингу, осуществить на деле евангельскую заповедь и воз­любить наших врагов, научиться прощать, ибо зло, творимое нашим ближним, не отражает всей сущности человека, а так­же искать не поражения и уничтожения нашего врага, а взаи­мопонимания и дружбы. Мы не можем избавиться от врагов, отвечая ненавистью на ненависть, мы должны избавиться от чувства вражды.

В современной западной социологии описано около 200 ме­тодов ненасильственных действий в разных сферах жизни и деятельности человека и общества. В конечном итоге ненаси­лие как способ решения проблем общественного развития все более связывается с понятием исторического прогресса. В конце XX в. с возникновением кризиса современной куль­туры и цивилизации, появлением глобальных проблем челове­чества и нарастанием нестабильности в мире в целом критерии общественного прогресса начинают изменяться. По мнению К. Ясперса, прогресс науки, техники и производства не ведет к прогрессу самого человека и «все великое гибнет, все незначи­тельное продолжает жить». Человечество не смогло «изобрес­ти человека» (Ж.-П. Сартр) или «вывести» новую породу лю­дей, способных успешно прогрессировать в «новом» обществе.

Поэтому понятие прогресса общества и истории все более связывается с развитием телесных и духовных характеристик самого человека. Так, в качестве интегральных характеристик прогрессивного развития общества и человека предлагаются такие критерии, как средняя продолжительность жизни, уро­вень материнской и детской смертности, показатели физичес­кого и душевного здоровья, чувство удовлетворенности жиз­нью и т.п. Ни один вид прогресса (в экономической, социаль­но-политической и других сферах жизни общества) не может рассматриваться как ведущий, если он не затрагивает жизни каждого человека на планете. С другой стороны, резко усили­вается доля ответственности каждого человека за все происхо­дящее в обществе, за движение истории в желаемом направле­нии, при достижении цели мирными, ненасильственными сред­ствами.

ЛЕКЦИЯ 23. Человек и проблема ценностей