Чтобы убеждать друг друга, мы привлекаем аргументы, подтверждающие наши утверждения. В такого рода коммуникации редко используются доводы, которые одновременно подтверждают очевидные и явно абсурдные утверждения. Это сделало бы искомое понимание невозможным. Однако с точки зрения строгой научной логики, формальнологического синтаксиса такая процедура подтверждения оказывается почти неизбежной. Именно на это свойство логического подтверждения генерализаций указал Нельсон Гуд-мен [Гудмен 1992, 73 - 74]. Так, наблюдение "изумруды зеленые" подтверждает не только эмпирическое обобщение "все изумруды зеленые", но и странную генерализацию "все изумруды зелено-синие", где предикат зелено-синие обозначает свойство быть зелеными во время наблюдения, а в ненаблюдаемом состоянии быть синим. Эта возможность указывает на сомнительность до сих считавшегося самоочевидным критерия Жана Жоржа Пьера Никода9 [Eells 2006, 146]. Выяснилось, что существуют логически обоснованные подтверждения "непонятных" обобщений, "закономерность" которых противоречит нашей интуиции. Как же отличить подлинно научные обобщения от "акцидентальных генерализаций", вступающих в противоречие с нашей интуицией. Идея Гудмена состояла в том, что следует различать между "законоподобными" и "акцидентальными" обобщениями, которые бы учитывали пространственно-временной контекст значений этих обобщений. Ведь утверждение о том, что лед плавает в воде, применимо и к другому льду, и другой воде, и в прошлом, и в будущем, и в данной точке пространства, и в соседней, и обусловлено не случайным и уникальным стечением обстоятельств, а неким глубинным основанием. То, что один кусок льда плавает, связано с тем, что плавает другой, тем что все они обладают меньшей плотностью, чем вода. Суждение же "этот изумруд зелено-синий" не подтверждает утверждение о том, что и какой-то другой изумруд (в иных пространствах и временах) выказывает то же свойство.
|
|
Очевидно, что понимание свойств и событий через их подстановку в регулярности или законы может обеспечиваться, если таковые законы будут подтверждены в их универсальности. Но обычное подтверждение позитивными примерами теперь выглядело сомнительным. Однако то, что для развитых научных дисциплин выглядело достаточно скандальным, в "проблематических" науках, в особенности, в исторических, но также и географии, являлось вполне обычным. Это касалось различия между уникальными социальными констелляциями (историческими эпохами, своеобычными культурами) и научными формализациями, описывающими нечто инвариантно воспроизводящееся. Так, Г. Риккерт [Риккерт 1997, 331] ввел термин "идеографические" описания: "...в исторической науке всякая попытка признавать при выражении какой-либо однократной индивидуальной связи действующими причинами общие понятия или каузальные законы лишила бы нас возможности понять исторический процесс".
|
|
При этом оказывается, что исторические констелляции не столь уж уникальны (ведь всегда есть возможность обобщить человеческие действия, сведя их к общему мотиву или смыслу, типу рациональности, "интересу эпохи" - М. Вебер), а научные формализации не могут достоверно подтверждаться логически, и вынуждены обращаться к уникальному - индивидуальной традиции ("track record") использования слова или предиката, лишь некоторые из которых ("entrenched predicates" - "зеленые", а не "зелено-синие") могут быть востребованы в научном предприятии. Итак, псевдонаучные (случайно-истинные) генерализации чаще всего указывают на конкретное и уникальные регионы пространства и времени ("Все мужчины в этой комнате - третьи сыновья)". Но, с другой стороны, и подлинные законы могут выказывать те же свойства (так, законы Кеплера предполагают конкретные пространственные и временные референции - описывают конкретные формы движения по конкретным орбитам планет вокруг Солнца). В этом смысле и естественнонаучные теоретические описания, и описания самых разных форм повседневности и социальности могут быть обобщающими (номотетическими) и уникальными (идиогра-фическими).
стр. 51
Можно заметить, что и в самом обычном общении "акцидентальные генерализации", обобщающие уникальные ситуации или констелляции событий, уместны и понятны. Именно это свойство сообществ, образующих свою уникальную историю, требует идиографических типов описания в смысле Риккерта. Всякая история уникальна, концентрирует вокруг себя специфические "интересы эпохи" и благодаря этому придает смысл (и в этом смысле "обобщает") человеческим действиям. Понять человеческое действие - значит соотнести действия с такими уникальными "всеобщими ценностями культуры" - религиозными, государственными, правовыми, научными и ценностями искусства (именно в таком порядке у Риккерта), к которым редуцируется объясняемое поведение и которые благодаря этому только и делают возможным понимание исторического процесса и саму историческую науку10.
Мы приходим к выводу, что "акцидентальные генерализации" уникальных пространственно-временных констелляций имеют место и в гуманитарных науках, и в естествознании. Они не могут быть отброшены как препятствия для познания и понимания как некие "неподлинные" научные законы, но требуются для динамических, эволюционных, исторических описаний.
И сам Гудмен возвращается к "историзму", когда говорит о необходимости исследовать историю использования (track record) научных предикатов, как бы доказавших свою эволюционную успешность. Парадоксальным образом именно апелляция к прошлому, к устоявшейся и утвердившейся семантике свойств (где свойства зеленого несомненно практически более успешны, чем - синтаксически и теоретически безупречного свойства зелено-синие), в сущности, традиция как уникальный процесс, дает основания считать некоторые свойства (названия цветов) действительно общими, научно-генерализируемыми, а значит, обеспечивающими и понимание.