Философия анализа

тивному системосозиданию, характерному, в част­ности, для абс. идеализма. У них оно не носит, однако, той ярко выраженной антиметафизич. направленности, к-рая характерна для неопозитивизма 20—30-х гг. Хотя неопозитивизм этого периода и можно рассмат­ривать как форму Ф. а., сами неопозитивисты не счи­тали анализ самоцелью, а использовали его лишь как средство достижения системы «унифицированного знания». Само понятие Ф. а. получает распростране­ние после 2-й мировой войны прежде всего в связи с тем, что позитивизм 20 в. оказался не в состоянии реализовать программу исследования, исходящего из к.-л. четкой модели познания (в частности, логического позитивизма). В связи с этим возникает тенденция, сохранив идею анализа как антитезу метафизики, мак­симально либерализировать эту идею, создать пред­ставление о филос. беспредпосылочности анализа, не связывая его с к.-л. заранее предписанной программой. Так, напр., представители лингвистич. философии от­брасывают не только онтологич. учение традпц. фи­лософии, но, отвергая возможность к.-л. целостной концепции природы и границ знания, обвиняют в метафизичности также и гносеологию логич. позити­визма с его принципами проверяемости, «непосред­ственно данного» и т. д.; против «жесткого» гносеоло-гич. постулата демаркации аналитпч. и синтетнч. суж­дений выступают логические прагматисты (Куайн и др.). «Либерализация» принципа анализа идет и по линии выбора самой техники анализа. Ряд англ. представителей Ф. а. выступает против сведения ана­лиза к логич. анализу языка науки и против абсолю­тизации совр. математпч. логики как аппарата анали­за, упрекая логич. позитивистов в чрезмерном сциен­тизме и «логицистской схоластике». Подчеркивается, что анализ не должен ограничиваться «внутр.» вопро­сами той или иной языковой или концептуальной си­стемы, но включает также «внешние» вопросы целесо­образности выбора самой системы. Единств, принци­пом, объединяющим Ф. а., остается принцип рассмо­трения филос. деятельности как анализа яз. средств познания. Однако такое понимание анализа, вырабо­танное с целью сохранить позитивистскую его интер­претацию как антиметафнзики, заключает в себе тен­денцию превращения анализа в «чистую технпку». Причем здесь анализ либо сливается с конкретными логич. или лингвистич. исследованиями и тем самым окончательно теряет филос. направленность, либо соединяется с др. филос. концепциями, в т. ч. и анти­позитивистскими (неотомизм, экзистенциализм). Сре­ди направлений Ф. а. в наст, время можно выделить логический эмпиризм — непосредственное продол­жение логич. позитивизма 30-х гг. (Карнап, Фейгль, Гемпель, Ф. Франк, Рейхенбах), и т. н. логиче­ский прагматизм (Куайн, Гудмен, Пап, М. Уайт) в США, составляющие вместе философию логическо­го анализа.

Философии логич. анализа внутри Ф. а. в целом про­тивостоит т. н. лингвистическая ф и л о с о-ф и я, или философия обыденного языка, распростра­ненная гл. обр. в Великобритании. Известное влияние она имеет также в США, в Австралии и в скандинавс­ких странах. Исследования, осуществляемые в рам­ках исходной позиции философии обыденного языка, иногда не совсем корректно называют «семантич. анализом», к-рый здесь необходимо отличать как от логико-семантич. анализа (Карнап, Тарский и др.), являющегося разновидностью логического анализа, так и от общей с е м а н т и к и — направления, близкого к лингвистич. философии. Ряд философов, занимающихся анализом языка науки, трудно при­числить к какому-либо определ. направлению Ф. а. (У. Селлерс, Нагель — в США, С. Тулмин, Р. Брейт-вейт — в Великобритании и др.).

Тенденции, связанные с критикой огранич. понима­ния анализа, находят, в частности, свое выражение в усилении в послевоен. период влияния лингвистич. философии, к-рая усматривает цель анализа не в пост­роении искусств, языков на основе исчислений совр. математ. логики, а в детальном анализе самого естеств. разговорного языка со всеми его нюансами. Зада­ча «аналитика», по мнению представителей лингвис­тич. философии, не в том, чтобы реформировать язык в соответствии с нек-рой логич. нормой, а в том, чтобы, уясняя действит. характер употребления языка, устра­нять путаницу, появляющуюся благодаря нашему не­допониманию языка. В частности, такая деятельность способствует выявлению неправильностей употреб­ления языка, к-рые приводят к постановке метафизич. проблем (якобы возникающих в результате неправо­мерного расширения обыденного словоупотребления). В итоге задача анализа, по мнению представителей лингвистич. философии, состоит в замене выражения, вызывающего путаницу и затруднение, равным ему по значению, но ясным по смыслу утверждением. Пос­кольку объектом исследования является не язык на­уки, а обыденный язык, лингвистическая философия находится в решит, оппозиции к «сциентистскому риго­ризму» логич. позитивистов. Это открывает возмож­ность анализа таких проблем, где нет еще сложив­шегося науч. аппарата, выработанных формализмов и терминологии, обособленной от обыденного языка (ряд проблем философии, этики, эстетики и т. п.).

Первым оформленным течением лингвистич. фило­софии в Англии была «Кембридж екая школ а» последователей позднего Витгенштейна. После 2-й мировой войны наибольшее влияние получают пред­ставители «оксфордской школы» (Райя, Дж. Остин, П. Строусон и др.). Их взгляды характеризу­ются сочетанием идей позднего Витгенштейна с ана­литпч. идеями Мура. Соглашаясь с Витгейнштейном и кембриджскими аналитиками в том, что анализ вы­полняет негативную функцию элиминации метафизич. проблем, оксфордские аналитики одновременно на­стаивают на том, что анализ может дать и позитивные результаты, связанные с выяснением деталей и нюан­сов употребления языковых выражений. Двигаясь в русле критики Витгенштейном понимания значения как некоей сущности, лежащей за пределами языка в области объектов или психич. явлений, они утвер­ждают, что правильнее ставить вопрос не о значении, а о той роли, к-рую призвано выполнять данное язы­ковое выражение, и о тех условиях, при к-рых оно адекватно выполняет эту роль.

«Оксфордская школа» настойчиво проводит идею о разнообразии и своеобразии языковых явлений, выступая против всякой тенденции к унификации языка, к сведению выражений одних видов к дру­гим, что было характерно, в частности, для ран­него логич. позитивизма. В недостаточной дифферен­цированное™ типов выражений оксфордские анали­тики видят источник традицпонно-филос. псевдопро­блем. Так, Райл рассматривает группу выражений, «систематически вводящих в заблуждение», одинако­вость грамматич. формы к-рых маскирует их действит. различие по логич. типу. Такое отнесение выражений к логич. типу, к к-рому они в действительности не принадлежат, вызванное неуменьем дифференцировать типы выражений и способствующее «метафизической путанице», Райл называет «категориальной ошибкой». Примером последней для него является традиц. уче­ние о духе и теле, к-рое рассматривает слова, обозна­чающие пепхич. состояния, как наименования нек-рых «сущностей», тогда как, согласно Райлу, их нужно отнести к др. логич. типу, а именно к диспозиционалъ-ным предикатам. Практика оксфордских философов по анализу деталей и оттенков яз. выражений полу-

ФИЛОСОФИЯ АНАЛИЗА—ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ

чипа наибольшее воплощение в работах Дж. Остина, для к-рого деятельность философа-аналитика превра­щается в своего рода лексикографию. Подобное измель­чание филос. проблематики, достигшее своего апо­гея в сер. 50-х гг., вызвало реакцию даже в среде са­мой лингвистич. философии, нек-рые представители к-рой вновь обращаются к метафизич. проблематике (П. Строусон, С. Хэмпшир).

Уход от жизненно важных вопросов философии, на­уки и идеологии, «схоластич.» тенденции наряду со сно­бистской претенциозностью, внутр. противоречивость концепций — все это вызывает критику лингвистич. философии даже в лагере самой Ф. а. (Рассел). Спра­ведливая критика попыток всеохватывающей реформы языка посредством построения «логически совершен­ного языка» сопровождается в лингвистич. философии отказом от исследования языка на основе к.-л. целост­ной теоретич. платформы и по существу превращается в канонизацию существ, форм языка. Подчеркивание разнообразия и своеобразия функций языка превраща­ется в «культ полиморфизма», сопровождающийся от­казом от науч. обобщений при исследовании языка. Апологетика «обыденного языка» и «здравого смысла» связана с непониманием специфики развития науч. (в т. ч. философского) познания, к-рое использует в но­вых познават. ситуациях старые, имеющиеся формы «обыденного языка» и связанные с ними представления «здравого смысла», в то же время видоизменяя пх содержание и значение. Не раскрывая генезиса язы­ковых форм в процессе обществ, практики, лингвис­тич. философия, подобно всем неопозитивистским течениям, метафизически разрывает содержание по­знания и его языковую форму, рассматривая послед­нюю как нечто самодовлеющее, независимое от содер­жания. Но, несмотря на несостоятельность лингвистич. философии, претендующей на «революцию в филосо­фии», на определение подлинных задач филос. деятель­ности и способов их решения, исследования предста­вителей лингвистич. философии дают известные ре­зультаты по анализу логич. структуры обыденного языка и изучению его семантич. ресурсов.

В целом Ф. а. является реакцией на спекулятивное мышление в условиях господства позитивистского мышления. Ф. а. приводит либо к ликвидации фило­софии как самостоят, науки, к подмене ее логико-лингвпстич. анализом, либо к возвращению в за­вуалированной форме, в рамках анализа, к традиц. проблемам филос. характера.

Лит.: Геллиер Э., Слова и вещи. пер. с англ., М., 1962; Нарский И. С, В тупике лингвистич. философии, «ВФ», 1963, Л"° 3; Бегиашвили А. Ф., Совр. англ. лингвистич. философия, Тб., 1965; Богомолов А. С, Англо-амер. бурж. философия эпохи империализма, М., 1964, гл. 9—10; X и л л Т. И., Совр. теории познания, пер.с англ., М., 1965, ч. 5; Ш в ы р е в В. С, Неопозитивизм и проблемы эмпирич. обоснования науки, М., 1966; Совр. идеалистич. гносеология, М., 1968, разд. 1; Ryle G., Systematically misleading expressions, «Proc. of Aristotelian Society», 1932, v. 32; его же, The concept of mind, L., [1959]; Logic and language, ed. with introd. by A. Flew, ser. 1—2, Oxf., 1952— 1953; Evans J. L., On meaning and verification, «Mind», 1953, v. 62; Wisdom J., Philosophy and psycho-analysis, Oxf., 1953; Wittgenstein L., Philosophical investiga­tions, Oxf., 1953; Black M., Problems of analysis, Ithaca (N.Y.), 1954; Pap A., Analytische Erkenntnistheorie, W., 1955; The revolution in philosophy, [ed.] by G. Ryle, L.—N.Y., 1956; Hampshire S., Thought and action, L., 1959; Charles worth M. J., Philosophy and linguistic analy­sis, Pittsburgh, 1959; Strawson P. F., The individuals. An essay in descriptive metaphysics, L., 1961; Austin J. L., Sense and sensibilia, Oxf., 1962; The philosophy of R. Carnap, ed. by P. A. Schilpp, La Salle (111.) — L., [1963]; L a z e r o-witz M., Studies in metaphilosophy, L.—N.Y., [1964]; Hemp el C. G., Aspects of scientific explanation and other essays in philosophy of science, N.Y.—L., [1965]. См. также лит-ру к ст. Логический атомизм. Логический позитивизм, Логического анализа философия, Неопозитивизм.!

В. Швырев. Москва.

ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ — философское направ­ление, рассматривающее все существующее как фор-

му проявления жизни, некой изначальной реально­сти, к-рая не тождественна ни духу, ни материи и может быть постигнута лишь интуитивно. К Ф. ж. при­надлежат Ницше, Дильтей, Бергсон, Зиммелъ, Шпен­глер, Клагес; к ней близки также Шелер, Джемс, Г. Кайзерлпнг, Ортега-и-Гасет, Вяч. Иванов, Степун. Ф. ж. возникает в 60—70-х гг. прошлого века, наи­большего влияния достигает в первой четверти 20 в.: впоследствии ее значение уменьшается, но ряд ее принципов заимствуется такими направлениями, как экзистенциализм, персонализм и др. К Ф. ж. тяго­теют, во-первых, неогегельянство с его стремлением создать науки о духе как жпвом и творч. начале, в противоположность наукам о природе (так, Дильтей, напр., может быть назван и представителем неоге­гельянства); во-вторых, прагматизм с его пониманием истины как полезности для жизни (эта идея была до прагматистов высказана Ницше); в-третьих, феноме­нология с ее требованием непосредств. созерцания феноменов как целостностей, в отличие от опосредст­вующего мышления, конструирующего целое из его частей.

Идейными предшественниками Ф. ж. являются в первую очередь нем. романтики, с к-рыми Ф. ж. род­нит антнбурж. настроенность, тоска по сильной, нерас-щепленной индивидуальности. Как и романтизм, Ф. ж. отталкивается от механистически-рассудочного ми­ровоззрения и тяготеет к органическому. Это выра­жается не только в ее требовании непосредственно созерцать единство организма (здесь образцом для всех нем. представителей Ф. ж. является Гёте), но и в жажде «возвращения к природе» как органич. уни­версуму, что рождает тенденцию к пантеизму. Нако­нец, в русле Ф. ж. возрождается характерный осо­бенно для Иенской школы и романтич. филологии с ее учением о герменевтике интерес к историч. иссле­дованию таких «живых целостностей», как религия, искусство, язык и др.

Гл. понятие Ф. ж. — «жизнь» неопределенно и мно­гозначно; в зависимости от его истолкования можно различить варианты Ф. ж. Прежде всего «жизнь» бе­рется в ее биологич.-натуралистич. значении как бы­тие живого организма в отличие от механизма, как «естественное» в противоположность «искусственному», самобытное в противоположность сконструированному, изначальное в отличие от производного. Это течение, восходящее к Шопенгауэру и связанное с именами Ницше, Клагеса и Т. Лессинга (сюда же относятся гол-ланд, анатом Л. Больк, палеограф и геолог Э. Даке, этнолог Л. Фробениус и др.), представляет наимень­ший филос. интерес. Оно, оказавшись наиболее дос­тупным широким слоям общества, сыграло роковую роль в формировании фашистской идеологии в Гер­мании прежде всего своей оппозиционностью к «ду­ху» и «разуму», к-рый рассматривается как болезнь, склонностью к примитиву и культу силы. Сильный нозитивистско-натуралистич. мотив обнаруживается здесь также в попытке свести любую идею к «интере­сам», «инстинктам» индивида или обществ, группы. Добро и зло, истина и ложь объявляются «красивыми иллюзиями» (см. Фикционализм); в прагматическом духе добром и истиной оказывается то, что усиливает жизнь, злом и ложью — то, что ее ослабляет. Для этого типа Ф. ж. характерна подмена личност­ного начала индивидуальным, а индивида — родом (то­тальностью). На этой почве рождается органицистская трактовка общества, характерная для социологии и истории начала века. Другой вариант Ф. ж.связав с космологич.-метафизич. истолкованием жизни; гл. представитель — Бергсон. Жизнь здесь понимается как некая космич. витальная сила, «жизненный порыв», сущность к-рого в непрерывном воспроизведении себя и творчестве новых форм; причем биологич. форма