Ренессансные трансформации в сфере философской методологии

В натурфилософии Возрождения наблюдается большое разнооб­разие концепций как абсолютизирующих Бога, так и практически полностью растворяющих его в природе, преодолевающих антропо­морфные представления о нем. Мыслителям этой эпохи предстояло заново решить поставленный еще в средневековой теологии и фило­софии вопрос об отношении конечного мира к бесконечному твор­ческому могуществу Бога. Постулируемое в теологии творческое всемогущество Бога (один из его главных атрибутов) воспринима­лась как божественная способность к созданию бесконечного мно­жества совершенных бесконечных миров. Однако, согласно Священ­ному Писанию, он создал один конечный мир. Необходимо было объяснить, почему только один (притом конечный) мир, или, опира­ясь на тот же постулат о творческом всемогуществе Бога, развивать представления о существовании созданных им бесконечном множе­стве миров, т.е. о бесконечной Вселенной. Обоснование единственно­сти созданного Богом мира было сопряжено с вопросом, почему он ограничил действие своей бесконечно могучей творческой силы. Теологи объясняли это преимущественно действием свободной воли Бога. Однако логически возможным был и иной вариант объясне­ния, основанный на представлении о конечности его творческой спо­собности (поскольку творчество Бога ограничено его волей) и спо­собности управлять созданным им миром, который, получив боже­ственный импульс, в дальнейшем существует по собственным законам. Также можно было развивать представление, согласно ко­торому бесконечность Вселенной — это результат божественного твор­чества в соответствии с законами природы.

Идея бесконечной Вселенной была самым тесным образом сопря­жена с отказом от гелиоцентризма как основного принципа мирозда­ния. В этом плане ренессансная философия прошла наиболее важ­ный рубеж. Основные вехи на данном пути обозначены, во-первых, аргументами Н. Кузанского по десакрализации гелиоцентирческого принципа, хотя при этом он не отдавал предпочтения какой-либо иной системе, утверждая, что мир имеет центр повсюду, поскольку повсюду есть Бог, с которым у него отождествлена природа, во-вторых, пост­роением Н. Коперником достаточно стройно математически обо­снованной целостной гелиоцентрической картины мироздания.

В этом насыщенном теологической тематикой контексте наибо­лее динамично развивалась философская методология. При очень большом разнообразии философских направлений (гуманистичес­кий антропоцентризм, платонизм, аристотелизм, сенсуализм, эмпи­ризм, пантеистический онтологизм, натурализм, гилозоизм и др.), так или иначе затрагивавших гносеологические проблемы, появившейся возможности свободной дискуссии (ограниченной лишь после Три-дентского собора во второй половине XVI в.) позитивные результаты в этой области были ожидаемы. Именно философская методология дала ренессансной науке фундаментальные принципы: самодвиже­ния материи, указывающий на внутренний источник активности в природе и исключающий тем самым доминирование внешних (вне-природных) факторов в объяснительных схемах науки (Б. Телезио, А. Дони, Дж. Бруно), сенсуализма (Б. Телезио, А. Дони, П. Помпо-нацци), естественной причинности (Б. Телезио, П. Помпонацци).

В сфере общенаучной методологии, от имени которой в последую­щий период Нового времени стала выступать методология физичес­кого познания, были заложены фундаментальные основания, доста­точно отчетливо сформулированные Г. Галилеем. Это взаимосвязан­ные принцип математически выраженной зависимости и метод мысленного эксперимента. В соответствии с первым все, получен­ные в наблюдениях и реальных экспериментах качественные зави­симости между характеристиками исследуемых объектов (явлений, процессов) — уменьшение, увеличение, убывание, нарастание и дру­гие — должны быть выражены количественно с максимально воз­можной степенью точности. Метод мысленного эксперимента пред­полагал не просто возможность замены процессов оперирования с материальными объектами их мысленными объектами (это простей­ший мысленный прием как научного, так и вненаучного познания), а манипулирование мысленными объектами, параметры которых со­пряжены с различного родя предельными случаями и выражаются через математические понятия, в частности, посредством понятия бесконечно малой величины, благодаря чему создается возможность с полным (математическим по своему характеру) основанием абст­рагироваться от некоторых параметров и представить (репрезенти­ровать) исследуемый объект "в чистом виде", в виде идеализации, не оставляющей сомнения в ее достоверности. Так исследуя прямоли­нейное механическое движение, Г. Галилей в известных мысленных экспериментах с наклонной плоскостью и движущимся по ней ша­ром, не испытывающим сил трения и сопротивления воздуха (среды), аппелирует к понятию "сила, меньше всякой другой силы", коррели­рующим с математическим понятием бесконечно малой величины.

Сопряженность мысленного эксперимента с принципом матема­тически выраженной зависимости явилась своего рода прикладным аспектом стимулируемых ею кардинальных мировоззренческих и философско-методологических трансформаций. Изменилось представ­ление о материи. Отныне она предстает как неизменная, устойчивая, самотождественная, потеряв те качества, которые ей приписывали в Античности и Средние века — аморфность, неустойчивость, изменчи­вость. Фактически она стала обладать характеристиками, которыми в эпоху Античности наделялись идеи (Платон) и форма (Аристотель). Соответственно стало нормой представление о том, что материаль­ные явления познаются не только по каналам чувственного вос­приятия, но и рациональными средствами, в том числе математи­ческими. В итоге к концу XVI в. было преодолено убеждение в том, что математика неприменима к исследованию земных материаль­ных (физических) явлений. Ранее ее уделом считалось описание небесных тел и их совершенных движений, в частности, в Средние века математику считали разделом астрономии.

Все это открывало возможность трактовки реального экспери­мента как материализации математической конструкции — собы­тия достаточно определенно осмысленного Г. Галилеем, революци­онного по своему качеству и имевшего кардинальное значение для последующего развития науки.

В философской методологии Возрождения достаточно отчетливо наметилось расхождение с аристотелевско-схоластической эссенци-алистской трактовкой основной цели научного познания, состоящей в познании сущностей видимого мира вещей и явлений как субстан­циальных качеств, иерархизированных по степени совершенства и целевому предназначению. В этой связи Дж. Бернал отмечал, что конечные цели уступили место механическим причинам, и иерархи­ческая вселенная средних веков была смещена и заменена другой. Отныне независимые частицы, руководимые незримой конституцией законов природы, могли свободно воздействовать друг на друга. В свою очередь, как показал опыт, знание этих законов дало в руки человека ключ, позволивший ему обуздать силы природы и заставить их слу­жить себе. Возвышенное созерцание уступило место полезной дея­тельности.

Знание, выражающее законы природы, мыслилось как завершен­ное представление о ней, т.е. в полном соответствии с античной кон­цепцией истины как исчерпывающего знания о совершенном Кос­мосе, в которой ставить вопрос об исправлении и дополнении знания считалось столь же бессмысленным, как пытаться улучшить совериный Космос. Средневековая теория "двойственной истины" явно мо устраивала ренессансных мыслителей, твердо стоявших на при-iмании разумности природы, в которой (разумности) проявилась бо­жественная мудрость, и признании человеческой способности позна-нать природу как важнейшего пути познания божественной мудрости. "Поэтому, — отмечал А. Дони, — кто пренебрегает природой, тот явным образом пренебрегает тем, что сделал Бог для своего прояв­ления; и кто отвергает ее, тот отвергает замысел и деяние Бога; а кто отвращается от нее и презирает ее, тот отвращается от познания Бога и презирает его. Так неразумно и по невежеству оказываются миновными в подобном преступлении те, кто клевещет на исследо-мателей природы и природных оснований"[19]. Непопулярность теории "двойственной истины" проявилась в том, что некоторые авторы философских трудов (А. Телезио) даже не упоминали о ней. Однако it связи с тем, что взамен не было предложено сколь-либо оригиналь­ных представлений, ученые (физики) Ренессанса подобно античным мыслителям предпочитали оставаться уверенными, что полученные ими знания являются абсолютно достоверными.

Ренессанская философия науки отмечена нарастанием секуляр-ных ориентации, а также процессами интенсивной "социализации" науки. И хотя новый более высокий социальный статус она приоб­рела позднее (в Новое время), в эпоху Возрождения можно наблю­дать установление связей науки с новыми для нее сферами человечес­кой деятельности и прежде всего сферой практики. Дж. Бернал отме­чал, что улучшение положения ремесленников позволило возобновить связь между их традициями и традициями теоретиков, которая была разорвана чуть ли не с начала ранних цивилизаций. И тем, и другим предстояло внести важнейший вклад в науку: ремесленники могли дополнить старые технические приемы классической античности но­выми изобретениями, появившимися в средние века; теоретики мог­ли сделать свой вклад в области мировоззрения, идей и, быть может больше всего, логических методов доказательства, заимствованных у греков через арабскую и схоластическую философию, а также в раз­работке новых методов вычисления. Такое соединение этих двух подходов заняло некоторое время и постепенно распространялось, охватывая сначала различные области познания и действительности. Однако стоило только этим двум составляющим объединиться, как ничто уже не могло бы больше разъединить их. Основная интеллек­туальная задача Возрождения состояла в новом открытии и овладе­нии миром созданного и естественного.

Новые отношения науки и практики были результатом действия многих факторов. Запросы зарождающегося нового социально-эко­номического (капиталистического) уклада были одним из них, не далеко не доминирующим (таковыми они не стали даже в Новое время). Преобладающее значение имели антропологические факторы. Их философское осмысление выразилось в ренессансных представ­лениях о человеке как творце, чьи способности к созданию нового сопоставимы с божественными (по мысли М. Фичино, человек мог бы создать сами светила, если бы имел соответствующие орудия небесный материал). В философском осмыслении человека домини­ровали идеи о его творческом самовыражении, одним из конкрет­ных путей которого было научное познание, прежде всего, как пости­жение тайн мироздания. Практические интенции научного позна­ния стимулировались не столько общей (достаточно абстрактной) установкой на материализацию знания, сколько текущими запросам» градостроительства, фортификации, судоходства и связанной с ним инженерной деятельности, а также ценностными ориентациями, не носящими утилитарно-гедонистический характер. Культ наслаждение мирскими благами, пришедшей на смену средневековому идеалу ас­кетизма, в своей практической реализации был связан с куплей-про­дажей. Нужные деньги зарабатывались различными способами: тор­говлей, пиратством, ростовщичеством, налаживанием более эффек­тивного производства. В последнем случае применение научных знаний на практике двигал не чисто инженерный интерес, а матери­альный расчет и стремление превзойти других.

В этой связи необходимо отметить, что желания самовыражение самоутверждения и наслаждения были самым тесным образом связаны со стремлением превзойти других в любой сфере деятельности в том числе и науке. Это был философски обоснованный культ честолюбия, стремления к славе, какого не знала Античность и тем более Средневековье с его идеалом добродетельного смирения.