Восприимчивости к боли, должно быть, в самом деле чрезвычайно и почти

Внезапно падает, стоит только иметь за плечами верхние десять тысяч или

Десять миллионов сверхразвитой культуры; и лично я не сомневаюсь, что против

Одной мучительной ночи одной-единственной истеричной образованной самки

Страдания всех животных, вместе взятых, которых до сих пор допрашивали ножом

С целью получения научных ответов, просто не идут в счет.) Быть может,

Позволительно даже допустить возможность, что и наслаждению от жестокости

Вовсе не обязательно было исчезать полностью: оно лишь нуждалось - поскольку

Боль стала нынче ощутимее - в некоторой сублимации и субтилизации; следовало

Перевести его как раз на язык воображаемого и душевного, где оно представало

Бы в такой сплошной косметике благонадежных наименований, что даже самая

чуткая лицемерная совесть не учуяла бы здесь никакого подвоха ("трагическое

сострадание" есть одно из подобных наименований; "les nostalgies de la

croix" - другое). Что, собственно, возмущает в страдании, так это не само

Страдание, но бессмысленность страдания; а между тем ни для христианина,

Втолковавшего в страдание целую машинерию таинственного спасения, ни для

Наивного человека более старых времен, гораздого толковать себе всякое

Страдание с точки зрения соглядатая или мучителя, не существовало вообще

Подобного бессмысленного страдания. Дабы сокровенное, необнаруженное,

Незасвидетельствованное страдание могло быть устранено из мира и честно

Оспорено, были почти вынуждены тогда изобрести богов и промежуточных существ

Во всю высь и во всю глубь, короче, нечто такое, что блуждает даже в

Сокровенном, видит даже во мраке и охоче до интересного зрелища боли. С

Помощью именно таких изобретений и удалось жизни выкинуть всегда удававшийся

ей фортель самооправдания, оправдания своего "зла"; нынче, пожалуй, для

Этого понадобились бы другие вспомогательные изобретения (скажем, жизнь как

загадка, жизнь как проблема познания). "Оправдано всякое зло, видом коего

наслаждается некий бог" - так звучала допотопная логика чувства, - и в самом

Деле, только ли допотопная? Боги, помысленные как охотники до жестоких

Зрелищ, - о, сколь далеко вдается это первобытное представление еще и в нашу

европейскую очеловеченность! можно справиться на сей счет у Кальвина и

Лютера. Достоверно во всяком случае то, что еще греки не ведали более нежной

Приправы к счастью своих богов, чем утехи жестокости. Какими же, думаете вы,

Глазами взирали у Гомера боги на судьбы людей? Каков был последний, по сути,