Историография

Историография, посвященная Первой Мировой войне, неохватна. Эта война так много значила и продолжает значить для всего мира, что, на мой взгляд, она никогда не будет забыта историками. Я уверена, что в будущем будет выпущено еще немало серьезных трудов (не говоря уже о менее серьезных) по данной теме. Я не ставила перед собой цель изучить всю литературу о Первой Мировой войне. Для меня было важно найти работы, касающиеся моей темы и способные дать представление о достижении науки по конкретной избранной мною проблеме. Использованную литературу я считаю нужным разделить на три тематических блока.

Первый блок составляют исследования общего и справочного характера, как, например, классическая работа А.М.Зайончковского^[15], в которой автор рассматривает события Первой Мировой войны в хронологическом порядке, разбивая структуру исследования на военные кампании разных лет. В монографии А.М.Зайончковский рассматривает все театры военных действий. Кроме того, автор не обходит стороной важную тему жизни в тылу, внешнеполитических отношений между странами, обращая особое внимание на планы и итоге каждой из кампаний.

К этому же блоку я отношу книгу профессора и президента исследовательского центра Музея истории Первой Мировой войны в Перонне Ж.-Ж.Беккера^[16]. В своем исследовании автор пытается в краткой и интересной форме достоверно отобразить историю великой войны, в которую оказались втянутыми тридцать четыре страны. Автор показывает ход Первой Мировой на фоне политических событий, жизни обществ и государств, чтобы ответить на вопрос о причине глобального общемирового конфликта. Война названа автором старым термином «Великая война» (“La Grande Guerre” – оригинальное название книги), так как для ее современников эта война стала «беспрецедентным событием, поразившим все человечество своим масштабом и размахом». Своей книгой, написанной живым языком, автор стремится вернуть интерес к Первой Мировой войне, которую, однако, склонен считать не мировой, но сугубо европейской^[17].

К блоку общих работ я также отношу монографию о внешней политике Франции в 1914-1945 годах, благодаря которой я получила представление о внешнеполитическом фоне происходивших событий^[18]. Для меня важно, что автор - профессор университета в Бресте – попытался изучить характер внешней политики Франции, опираясь на образ мышления француза 1920-30 годов.

Кроме того, важной фундаментальной работой является 4-томный труд о войнах XX века, первая книга которого посвящена истории Первой Мировой войны^[19]. Она составлена из статей отдельных ученых, но широта содержания и полный тематический и хронологический охват статей позволяет считать работу именно полноценным трудом, а не сборником отдельных статей.

Второй тематический блок использованных мною научных работ составляют монографии, посвященные авторам мемуаров, послуживших источниками для моей работы: Д.Ллойд Джорджа^[20] и Р.Пуанкаре^[21].

Монография К.Б.Виноградова издана в 1970 году в СССР, а потому имеет налет тенденциозности. Автор явно имеет собственный взгляд на личность английского политика, но идеологическое давление вынуждает Виноградова вписывать этот образ в общепринятые в советской историографии рамки политического деятеля капиталистической империи, о котором В.И.Ленин писал как о «первоклассном буржуазном дельце»^[22]. Одновременно с этим автор подчеркивает очень важную роль Ллойд Джорджа в политике, считая его фигуру одной из наиболее важных и заметных в начале XX века, в том числе в период Первой Мировой войны. Автор подмечает положительные стороны Ллойд Джорджа, учитывая и его негативные с точки зрения советского историка черты. В данной работе ценным является стремление автора вписать биографию английского политика в контекст эпохи.

Работа Петербургских ученых, посвященная Раймону Пуанкаре, имеет совершенно другой характер. Вероятно, на большой объективности и умеренности позиций сказалось наличие двух авторов, точки зрения которых в некотором отношении уравновешиваются, поэтому образ Пуанкаре получился не идеализированным, но и не оболганным. Авторы также учитывают исторический контекст, в рамках которого происходило развитие личности французского политического лидера.

К третьему тематическому блоку могут быть отнесены сборники научных статей, посвященных Первой Мировой войне и различным ее аспектам. Мною были использованы сборники статей и материалов конференций, посвященные Первой Мировой войне, изданные к 90-летнему и 100-летнему юбилеям^[23]. В них содержатся разные по содержанию статьи, которые дополняют общее представление об историческом фоне исследуемых мною событий и уточняют отдельные исторические детали. Авторы углубленно изучают вопросы, которым невозможно уделить внимание в больших общих трудах.

Глава 1. Начало Первой Мировой войны:
Англия и Франция делают выбор

Историки до сих пор спорят о первопричине этой войны, о возможности или невозможности ее избежать и прочих вопросах. Однако, большинство все-таки сходятся во мнении, что война была неизбежна, и я также разделяю эту позицию. С каждым годом все сильнее нарастали противоречия между европейскими державами. Рост политического, экономического и военного могущества молодой Германской империи и одновременно с этим постепенный упадок Франции и Австро-Венгрии фактически ломал старую систему Пентархии. Держащейся отстраненно Англии все сложнее было удерживать политическое равновесие[24]. А Франция, не смирившаяся с потерей территорий Эльзаса и Лотарингии, «трепетала» перед военной мощью Германской империи и перед надвигавшейся немецкой военной угрозой спешно искала союзника в лице России[25]. Несмотря на весь клубок международных противоречий накануне войны^[26], повисшее в воздухе напряжение мало кто явно ощущал. Жизнь шла своим чередом. И хотя к войне готовились, но этот процесс шел в большей степени подсознательно, по инерции.

Каждая из сторон мировой войны имела свои причины вступления в нее. Меня же будут интересовать причины вступления в войну Англии и Франции. Этот вопрос также вызывает споры ученых. Так французский ученый Нере видит причину вступления Франции в войну в боязни политических лидеров потерять ценный союз с Россией, несмотря на нежелание вмешиваться в Сербский конфликт. По его мнению, французская дипломатия вела себя достаточно пассивно при решении международных конфликтов, будто Франция не желала втягиваться в новое противостояние с очевидно более сильным противником. Однако произошедшее вступление Франции в войну ученый объясняет предчувствием того, что выбора уже не осталось, и война так или иначе должна начаться^[27].

Другой французский исследователь также склонен считать, что война была неизбежна, но не только в представлениях Англии, но и Германской империи; кайзер чувствовал себя окруженным со всех сторон – с востока славянскими народами, с запада ему мерещилась угроза Франции и Англии[28]. Франция же стремилась всеми силами взять реванш за поражение 1871 года, или в этом был убежден только Вильгельм II? Однако, для Франции вступление в вооруженное столкновение с Германией походило на «крестовый поход»[29].

Многие другие исследователи также поддерживают версию вступления Франции в войну с целью взятия реванша, «восстановления попранной справедливости»[30]. А.В.Ревякин пишет, что большую роль в существовании иллюзий о войне как «решающих сражениях с немцами на границе, перерастающих в победный марш на восток французской армии-освободительницы» сыграла горечь от утраты дорогих Эльзаса и Лотарингии, постоянно подпитываемая интеллигентными кругами Франции. По мнению ученого, немалую роль в этом сыграло патриотическое воспитание молодежи и националистическая пропаганда среди населения[31]. В какой-то степени это так, но с другой стороны, историческая память о событиях сорокалетней давности не может не затронуть умы подрастающих поколений.

Сам Пуанкаре убеждает нас, что даже население Эльзаса и Лотарингии, среди которого он вырос, несмотря на все свои страдания в период немецкой оккупации, «не стремилось к тому, чтобы в один прекрасный день страна добилась реванша силой оружия; оно понимало всю рискованность этого и знало, что ему пришлось бы расплачиваться больше, че другим провинциям». Подобный «инстинкт безопасности» пусть в меньшей степени, но был присущ всей остальной территории Франции. И в союзе с Россией, а затем с Англией французы искали, прежде всего, гарантию собственной безопасности от надвигающейся с востока немецкой угрозы[32].

«Даже самый проницательный государственный деятель не мог предвидеть в начале лета 1914 года, что осень то же года застанет народы мира в состоянии самого жестокого конфликта, который когда-либо был известен в истории человечества; а если бы мы обратились к обывателям, занятым своими будничными делам, то мы не нашли бы никого, кто даже подозревал о близости катастрофы»^[33]. Забегая вперед, стоит упомянуть о спокойствии англичан: даже когда Австрия объявила войну Сербии, а спустя пять дней Германия объявила войну России, все ответственные члены английского правительства оставались убеждены в том, что «так или иначе удастся избежать катастрофы великой европейской войны»^[34]. Но все же, предчувствие того, что эта катастрофа надвигается, ощущалось.

И, тем не менее, «германское объявление войны вызвало в [французской ‑ С.В.]нации великолепный порыв патриотизма». Вся страна, как один последовала лозунгу «доверие!» и соединилась в «священный союз»[35]. В едином порыве сошлись даже непримиримые политические враги, такие как Пуанкаре и Жорж Клемансо, который не пропускал и дня, чтобы не «подпустить шпильки» президенту в либеральной прессе[36]. Даже расколотая по политико-идеологическому принципу интеллигенция отложила в сторону свои пацифистские идеалы и соединилась в едином патриотическом, оборонительном союзе с правительством и всем населением Франции[37].

Настроения населения были едиными и весьма приподнятыми: никто не предполагал, что война будет затяжной, кроме того, на стороне французов были сильные союзники и справедливость – ведь они оборонялись, стояли за независимость и целостность своей родины. И даже внутренние порывы воссоединиться с эльзасцами и лотарингцами были оправданы исторической общностью этих разъединенных народов. Результатом такого всеобщего единения стала хорошо и быстро проведенная мобилизация, «с такой дисциплиной, в таком порядке, с таким спокойствием, с таким подъемом, которые вызывают восхищение правительства и военных властей»[38].

Таким образом, какими бы внутренние и внешние причины не подталкивали Францию к войне, она вступила в нее достаточно подготовленной в техническом и полностью готовой в моральном отношении. Патриотический подъем населения стал хорошим толчком к решительным действиям и сгладил первые промахи военного руководства, вызванные поспешностью и неожиданностью произошедших событий.

А что же Англия? С 23 часов 4 августа 1914 года она также находилась в состоянии войны с Германией «ввиду того что германское правительство наотрез отклонило требование правительства его величества дать заверение о соблюдении нейтралитета Бельгии»[39]. У Англии был выбор, принимать или нет участие в войне. Однако агрессивные действия Германии против Бельгии, нейтралитет которой Англия активно отстаивала, сделали выбор за нее. Английское общество в первые дни августа восприняло события с таким же энтузиазмом, как и французское[40].

Многие англичане, подобно Ллойд Джорджу, были по своим убеждениям пацифистами и считали необходимым всеми доступными средствами предотвращать войну. Но во всякое время, когда интересы какой-либо державы, в данном случае Германии, ударяли по самой Англии, ее общество разом бросало все свои убеждения в сторону и переходило в лагерь ярых патриотов[41]. Ллойд Джордж упорно настаивает, что вступление Англии в войну состоялось из-за недальновидной политики министра иностранных дел сэра Э.Грея[42], однако, я склонна считать, что он лукавит, желая выказать отстраненность Англии от внешнеполитических конфликтов предшествующих 1914 году событий. Только одна перспектива возможного господства Германия на морях (а она уже более десяти лет наращивала своей военно-морской потенциал) приводила Англию в бешенство^[43].

Какая Англия стояла на пороге войны? Во многих сферах были проблемы. «В работе законодательных учреждений создалась пробка, и не было надежд на то, что машина быстро придет в движение. На горизонте показался грозный призрак безработицы. Наши соперники за границей быстро шли вперед и оспаривали у нас первенство на рынках мира. Наблюдался застой в развитии нашей внешней торговли, которая способствовала исключительному благоденствию предшествовавшего полувека, тому благоденствию, которое мы так глупо и так эгоистически использовали. <…> Сельская жизнь умирала, и мы оказались лицом к лицу с опасностью сверхиндустриализации. Чрезмерное употребление спиртных напитков подрывало здоровье и трудоспособность значительное части населения»^[44]. Ко всему прочему, в 1913 году Англия стояла на пороге гражданской войны, настолько обострилась политическая борьба в парламенте[45]. Неутешительная картина предвоенной державы. Но английский народ поддержал общеевропейскую милитаристскую волну, и патриотические «демонстрациям в Лондоне соответствовали демонстрации в Петербурге, Берлине, Вене и Париже»^[46].

Вступление в войну для Англии привнесло свои дополнительные трудности: финансовый хаос, огромные затраты на военное снаряжение, постройку траншей и прочие нужды военного времени^[47]. Требовалось решить проблемы информационного вакуума, когда члены Кабинета ничего не знали о событиях на фронте и не могли принимать решений в соответствии со сложившейся ситуацией^[48]. «Кабинет министров был в полном неведении вследствие отрывочных и несходных между собой сообщений, которыми нас потчивал каждое утро лорд Китченер»^[49]. Но народные настроения убедили правительство Англии в правильности сделанного выбора. «Никогда войну не встречали таким всеобщим энтузиазмом, как 4 августа 1914 года в Англии».^[50]

В конечном итоге, кого бы ни винили в развязывании войны политические лидеры, настроения общества сыграли немаловажную роль в исходе разгоревшегося политического кризиса. Народы Европы, в том числе Англии и Франции, сделали свой выбор, который пал не в сторону мира. Можно долго размышлять о природе подобных настроений общества, но очевидным фактом является царившее на западном фронте невероятное оживление, патриотический подъем и вера в скорую и безусловную победу не только в рядах солдат и генералов на фронте, но и среди большинства политиков и мирного населения в тылу.