Глава 2. Французское общество в годы Первой Мировой войны

Год

Первоначально сплотившееся, французское общество со временем меняло свой взгляд на войну. Однако замечал ли эту динамику Пуанкаре, который руководит Францией во время Первой Мировой войны? И была ли его политическая деятельность результатом или же, напротив, причиной смены настроений в обществе? Ответить на эти вопросы я постараюсь в данной главе, так как считаю важным фактором характер взаимодействия власти и общества, влияющим на общий ход войны.

В первые дни войны вся Франция, как один солдат, поднялась против Германии в патриотическом порыве. Сплотились враждовавшие стороны, как в политике, так и в гражданской жизни. Пуанкаре в полной уверенности, что «все идет так, как только можно желать. В печати ни одного диссонанса», и все же была введена цензура и осадное положение, хотя «ни одна из этих исключительных мер не является действительно необходимой для обеспечения единства в общественном мнении всей нации»[51].

Даже сам президент в первые месяцы войны не может добиться четких и ясных сведений о положении и событиях на фронтах и вычитывает сведения в газетах раньше, чем ему о них докладывают[52]. Населений в первое время также находится в информационной изоляции, получая только самые малые сведения о военных действиях. Вероятно, это сыграло свою роль в сохранении бодрости духа нации и подъеме гражданской активности в первый месяц войны. Так в Сорбонне уже 7 августа проходит съезд неравнодушных патриотов «весьма различного происхождения и весьма различных взглядов» (среди которых председатель парижского архиепископа, социалисты, судьи, чиновники, промышленники, писатели). Все они в священном единении создали комитет национальной помощи. Он был необходим для стимулирования и координации частной благотворительности[53]. Такой порыв населения говорит о готовности его вести не маленькую победоносную войну, а длительную и упорную. Очевидно, уже в первые дни войны, несмотря на пока не гаснущий энтузиазм, французы готовились к войне на несколько месяцев.

В первые месяцы войны все слои населения переполнены волной энтузиазма. Она настолько сильна, что заставляет браться за перо и писать президенту со всех концов страны. Пуанкаре пишет, что «эти письма поступают ко мне ежедневно тысячами. Их по собственному почину пишут мне серые люди, женщины, рабочие, крестьяне»[54]. Такая общественная поддержка помогает справиться с мобилизацией весьма спокойно и четко. Спустя полмесяца движение по железным дорогам уже было восстановлено в прежнем порядке. В целом, военные тяготы еще не отяготили население.

Пуанкаре как президент страны ведет себя соответственно военному времени, чем еще более укрепляет авторитет в глазах населения: он принимает у себя представителей различных социально-политических слоев, пытается еще более усилить порыв всеобщего единения[55]. Но всеобщее единение и патриотизм проходят проверку, когда наступает осознание первых трудностей и неудач войны, и приходится решать серьезные проблемы. Недовольство действительно стало проявляться уже в конце первого месяца войны.

Первыми подрыв общественного единения осуществили сами члены правительства. Народное хозяйство лишилось рабочих рук, но реорганизация хозяйственной структуры страны шла очень медленно[56]. «Война начинает пожирать созданные богатства страны». Кризис назревал, и Пуанкаре как бывший министр финансов должен был это осознавать. Но правильным путем он посчитал этот кризис «заглушить, загнать в подполье, пока неприятель не очистит страны и Франция не будет спасена»[57]. Попытки решить проблему снабжения и мобилизации трудовых ресурсов шли с такой медленной скоростью, что не хуже официальных сводок с фронта начинали сказываться на общественном мнении. Как результат – в парижских клубах начали распространяться пораженческие идеи, распространявшиеся, хоть и медленно, на остальное население[58]. А в министерства от жителей поступали «многочисленные жалобы не нерегулярность <…> снабжения. Отсутствуют централизованный контроль и согласованность»[59].

Не в этом ли решении кроется первая ошибка правительства, которая не преминет сказаться на общественных настроениях? Пуанкаре видел выход в сокрытии и «закапывании» кризиса, не ожидая, конечно, что война продлится четыре года. Подобное поведение стало, в сущности, бомбой замедленного действия. Нерешенные хозяйственные проблемы должны были впоследствии сказаться на экономическом состоянии страны и общественном мнении.

Первым серьезным испытанием для широких слоев общества стало известие о приближении немецких частей к сердцу Франции – Парижу – в конец августа 1914 года. Правительство приняло меры по обороне столицы, но вновь весьма медленные и не достаточно эффективные[60]. К тому же, опасность захвата столицы неприятелем вынудила правительство переехать в Бордо[61]. Все это отрицательно сказалось на общественном мнении, Пуанкаре стал получать анонимные письма с обвинениями правительства в трусости[62].

Впрочем, авторитет Пуанкаре был еще силен. Народ и в тылу, и в прифронтовой зоне, и на передовых позициях продолжал из месяца месяц с радостью встречать президента, разъезжающего по стране с целью инспекции, ободрения армий и мирного населения. В дни его посещения улицы городов украшались цветами, флажками и веселыми лицами приветствующих Пуанкаре людей, население устраивало президенту горячий прием[63]. Но уже в сентябре 1914 года Пуанкаре замечает, «сколько людей затаило печаль под этой веселой внешностью!»[64]

В правительстве тоже очень скоро было потеряно былое единение. Пуанкаре писал: «я наталкиваюсь на личные интересы, на тенденциозность и даже на политические интриги и козни, которые приводят меня в уныние и внушают мне отвращение»[65]. Его попытки объединить министерства в единый работающий постоянный механизм провалилась. За годы Первой Мировой войны во Франции сменилось три министерства (Вивиани, Бриана, Рибо), политическая жизнь шла неоправданно бурно в условиях военного времени^[66]. Эта особенность Франции не позволила в результате создать в стране устойчивой системы управления государством в военное время, что усложнило решение конкретных задач.

Медлительность решения проблем снабжения населения приводила к постепенному росту цен. Начались перебои с почтовой службой^[67]. Министерством финансов была начата компания венных займов у населения, которая должна была решить назревающий финансовый кризис[68]. Ко всему этому прибавляются проблемы военного снабжения: на фронте стала все сильнее ощущаться нехватка винтовок, снарядов и артиллерии^[69]. Имеющихся запасов вооружения хватало лишь на год, требовалось в срочном порядке наладить военное производство. Тяжелое положение фронтов усугубилось разрывом между фронтовыми и тыловыми офицерами: первые не могли добиться удовлетворения своих фронтовых нужд, а вторые не могли их в полной мере осознать, связь между фронтами и главным штабом также была неважной[70]. Наплыв этих проблем приводил общество Франции к постепенному осознаю того, что иллюзии о скорой войне утрачены навсегда.

К сентябрю 1914 года стало ясно, что «война принимает затяжной характер»[71]. Конечно, за первые месяцы войны было немало разочарований и потерь, но ошибки были усвоены, а к началу нового 1915 года фронт стабилизировался. Но в целом даже в конце 1914 года жизнь во Франции продолжала идти своим чередом: открывались новые школы[72], общество расширяло благотворительную деятельность[73]. Настроения французов на фронте и в тылу былое еще бодрое[74]. Жители Эльзаса и Лотарингии внушали Пуанкаре желание сражаться и дальше, их радость и энтузиазм вновь стать частью Франции придавали сил[75].

Год

Какие же новые тенденции в жизни общества появились в 1915 году? Прежде всего, был отмечен спад общественных настроений из-за затягивания войны. В январе на улицах стали появляться первые антиправительственные листовки, которые были приписаны деятельности шпионов, с которыми правительство должны было бороться, предотвратить «заражение национального организма»[76]. «Моральное состояние солдат, остающихся праздными в запасных батальонах тыла, ухудшается от безделья; дисциплина приходит в упадок; гражданское население, являющееся свидетелем этого скандального положения, все более возмущается им»[77].

Но влияния социалистов на французское общество все еще очень слабы[78]. Оно остается стабильно спокойным. Многие граждане, имеющие средства, продолжали помогать стране в тылу развитием благотворительности[79], тем более что в связи с успешным продвижением немцев вглубь Франции и учащением воздушных налетов на Париж и другие города увеличился поток беженцев и людей без жилья, нуждающихся в приюте и обеспечении[80]. Французы не оставались к ним равнодушными.

1915 год стал годом раскола во французском обществе, который стал ощутим лишь к концу весны. Пуанкаре продолжает поездки по стране, и если вначале года население встречает его все также одобрительно, полное внутренних сил[81], то уже с лета начинает накапливаться усталость и в войсках, и в рядах мирных жителей. Вначале «портится состояние умов в палате» депутатов (нижняя палата парламента)[82], а затем результат отрыва военных командиров от реальной фронтовой обстановки, от самой армии сказывается ее на моральном состоянии: пусть дух еще не сломлен, но уже чувствуется усталость войск, которые продолжают нести неоправданные потери и испытывать недостаток в снарядах[83]. К июлю командиры уже не скрывают от властей и самого Пуанкаре, что «войска изнурены и нуждаются в отдыхе»[84]. А неудачи нового летнего наступления совсем разочаровали солдат[85].

Мирное население разочаровано тем, что после битвы на Марне французской армии не удалось достичь успеха, несмотря на все народное напряжение и заверения правительства в скорой победе. В прессе сохранялась цензура, не пропускавшая «вредных» для населения статей, однако это не спасало от угасания духа общества. Радужные картина скорого успеха, внушенные правительством и военным командованием населению, оказались, в сущности, лишь неоправданными надеждами. Реальность вызвала недовольство населения, нападки его на военное командование. Дух энтузиазма выветрился из голов граждан, и как результат – рабочие, отправленные на фронт, теперь требовали отправки в тыл, будто имели на это неоспоримые права[86]. Положение усугублялось отсутствием единой позиции в правительстве по многим вопросам и медлительностью реакции на нужны граждан[87].

В такой обстановке всеобщего упадка Пуанкаре удивляется возделанным, несмотря на войну, полям, идущей полным ходом жатке в Бурже, где «не видно, чтобы не хватало рабочих рук»[88]. И хотя отношение населения к Пуанкаре не изменилось: его встречали с радостью, энтузиазмом, выкрикивая веселые приветствия[89]; но в целом общество все более раскалывалось на группы «по интересам». Так в правительстве социалистическая партия наводит смуту, интригуя против военного министра[90], а затем призывая к миру[91]. Хотя в целом правительство готово было сражаться до конца: «все французы до единого готовы возобновить прошлогоднюю клятву не складывать оружия, прежде чем восстановят независимость героической Бельгии и возвратят Франции наш Эльзас и нашу Лотарингию»[92].

Правда население слабо реагирует на внутриправительственные склоки, которых оно, возможно, и не замечало благодаря цензуре. Оно все еще продолжало отзываться на патриотические лозунги: благотворители активно развивали систему вспомоществования увечным воинам, организуя школы для инвалидов, где их обучали новому ремеслу. Таким образом, потерянные для фронта, граждане Франции все еще могли приносить пользу стране своим трудом в тылу[93]. Серьезную помощь оказывало созданное в конце 1915 года общество «социального долга», которое занималось строительством и восстановлением разрушенного бомбежками жилья[94].

Большинство населения продолжало заниматься своими довоенными занятиями. Пуанкаре, проезжая через Венсенский лес, замечает, что «женщины сидели на траве, у ног их играли дети. Можно было подумать, что нет никакой войны. Однако нигде не видишь мужчин, а если видишь, то это все старики. Другие – там, на фронте…»[95]

Пуанкаре видит (или хочет видеть) свою Францию «единой, энергичной, упорной, уверенной в своей правоте»[96]. Хотя дух общества падает: толпа теперь встречает президента «со спокойным и твердым видом», но без радости – население устало от войны[97]. В Париже на падение духа общества указывают кружки и салоны, а население проявляется недовольство ростом цен и дороговизной на продукты первой необходимости[98]. Так, например, цена на мясо стала настолько высокой, что его было практически невозможно купить среднему горожанину[99]. Ситуация была настолько серьезной, что министры выражали опасение возможными беспорядками в Париже[100].

Пацифисты активно использовало общественное недовольство от возросших цен в целях пропаганды, на что правительство вынуждено было ответить: были принято решение о предоставлении субсидий корпоративным мясным лавкам с целью развития животноводства[101]. Но в отношении цен не было принято никаких конкретных мер. Зато немало непопулярных мер было принято в 1915 году из-за надвигающегося кризиса: требовалось срочно укрепить финансы страны, для чего был введен налог на военные прибыли, затрагивавший интересы всех торговцев Франции; введен мораторий на квартирную плату, что вызывало недовольство мелких собственников, сдававших жилье в наем и имевших неплохой доход благодаря большому количеству людей, оставшихся без крова[102].

В целом, 1915 год не был отмечен серьезным кризисом. Отличительной особенностью этого периода стал наметившийся раскол в обществе, некогда едином, а теперь все более разочаровывающемся в перспективах будущего. Авторитет Пуанкаре в этот год еще не пострадал, его все так же тепло встречало населений по всей стране, и он продолжал верить в собственную отважную Францию. С первыми пацифистскими настроениями правительство могло бороться и боролось, используя как цензурные меры, так и пытаясь решать насущные для общества проблемы обеспечения. И все же Рождество 1915 года было для Франции «унылым»[103]. «В тылу, как и на фронте, эта война продолжает уносить человеческие жизни»[104].

Год

Настоящий серьезный кризис разразился в год знаменитой Верденской битвы, в которой были понесены огромные людские потери с обеих сторон. Но отвращение к войне у общества вызвали не только потоки бессмысленно пролитой крови собратьев, но и общее впечатление от полутора лет. Все люди однозначно устали от войны. Среди министров уже в начале года пропадает вера в успех, проявляет угнетенное настроение. Пуанкаре все чаще слышит в свой адрес замечания критики, «гнусные слухи», обвиняющие его в развязывании войны, чтобы взять реванш за некогда потерянные Эльзас и Лотарингию[105]. Он все чаще получает анонимные письма с обвинениями, в которых авторы смотрят на президента «как на врага народа»[106]. Распространение этих слухов приписывают действию германских шпионов, вину которых все чаще выискивают в неудачах Франции[107]. Волнения в парламент настолько усилились, что «не поддаются описанию»[108].

Одновременно с этим общество привыкло жить в состоянии войны. Вернее сказать, оно приспособилось к ней, смирилось с постоянными бомбежками, с увеличивающимся потоком беженцев и раненых в госпиталях, поступающих как с фронта, так и от гражданского населения[109]. Увеличивался поток беженцев и детей-сирот (не менее 40 тысяч), помощь которым пыталась оказывать частная и общественная благотворительность. В воспоминаниях Пуанкаре за 1916 год все чаще встречаются эпизоды, связанные с деятельностью благотворительных обществ: то где-то проходит благотворительный праздник в помощь раненым, то проводятся денежные сборы для детей-сирот или выставка изделий инвалидов войны, то планируется открыть на частные средства курсы для сестер милосердия в Париже[110]. Это лишь отдельные картины общественной жизни в тылу, попадавшие мельком в поле зрения французского президента, занятого передвижением по стране[111] и решением политических проблем.

Все возрастающая критика правительства со стороны прессы в целом общества была вызвана разочарованием в изначальных представлениях о войне[112], а также нерешенностью основных проблем гражданского населения (рост цен не прекращался, ухудшилось положение даже в среде мелких государственных чиновников, имевших хоть и небольшой, но стабильный доход)[113]. Умы людей все больше захватывали упаднические, пессимистические настроения, что приводило к нежеланию граждан пополнять ряды армии, редеющей со страшной силой[114]. В парламент были даже внесены предложения о введении судебного преследования за антипатриотические настроения[115], что говорит о весьма глубоком проникновении подобных взглядов в обществ.

Тем временем в армии царило полное разгильдяйство. Кажется, и сами военачальники начинали сомневаться в успехе. Они не уделяли внимание рядовых частям, все меньше шли на контакт с рядовыми, не стремились их воодушевлять, хотя дисциплина и что самое главное – боевой дух в рядах солдат стремительно падал[116]. К весне 1916 года было зафиксировано несколько случаев бегства полков с фронта[117]. Чтобы скрыть от Пуанкаре истинное настроения среди солдат, офицеры запрещали им выходить из своих помещений во время посещения передовых позиций президентом[118].

Общество все больше заражалось идеями пацифизма, от которых не спасала даже правительственная цензура[119]. Усталость от войны, истощение сил стало настолько велико, что идеи отрицания войны как средства достижения поставленных целей стали исходить изнутри общества, а не навязываться извне.

Пуанкаре в завершение своих записей о 1916 годе подмечает только, что «все усугубляется с каждым днем»[120]. Это было действительно так: моральный дух что в армии, что в тылу постоянно падал, сил для решения насущных проблем у страны было все меньше. Трудоспособное население большею частью было призвано в армию, а в тылу на производстве (в промышленности и сельском хозяйстве) оставались женщины, на плечи которых легло немало тягот военного времени[121].