Заключение. Укажем на некоторые следствия из всего сказанного, нуждающиеся в детальной разработке, но которые тем не менее я должен сформулировать

Укажем на некоторые следствия из всего сказанного, нуждающиеся в детальной разработке, но которые тем не менее я должен сформулировать. Каждый из нас, без сомнения, принимает идею, что репрезентируемые содержания и смысл варьируют в одном и том же обществе, в одной и той же культуре; это касается и средств их речевого выражения. Но мы обязаны предположить, что эти различия смысла и содержания должны соответствовать различиям в типе мышления и понимания, короче говоря, различным принципам рациональности. Как мы уже видели, специфичность консенсусного и овеществленного универсумов, контекст коммуникации, в котором вырабатываются эти представления, ответственны за эти различия. Контраст между ними окрашен социально и заметен настолько, что можно различить каждую из форм рациональности.
Если это так, то нужно признать, что внутри каждого общества, в каждой культуре, существуют по меньшей мере два типа рациональности, два стиля мышления, соответствующих крайним вариантам репрезентирования и коммуникации. Их невозможно свести к той сверхупорядоченной рациональности, которая должна в этом случае быть и сверхсоциальной - или во всяком случае нормативной, что не может не привести к порочному кругу. Mutatis mutandis [Внося необходимые изменения (лат.).], нужно полагать, что люди разделяют одну и ту же способность владеть различными формами рассуждения и репрезентирования. Здесь обнаруживается то, что я назвал когда-то когнитивной полифазией, которая так же неотделима от ментальной жизни, как полисемия - от жизни языка. Более того, не стоит забывать о ее огромной практической важности дли коммуникации и адаптации к подвижным социальным потребностям. От этой способности в социальной реальности зависит совокупность наших интерсубъективных отношений.
История, ведущая к теории, составляет часть ее самой. Теория социальных представлений развивалась на таком фоне [13], а все более многочисленные исследования ее углубляют. Именно они, конечно, позволяют ретроспективно лучше оценить выбор предшественников и смысл их работы. Опыт, который я предпринял, написав эту работу, надеюсь, будет по крайней мере полезен другим. Большое повествование, пишет Франк Кермод, это соединение скандала и чуда. Эта моя работа начата скандалом. Если она и содержит в себе элемент какого-либо чуда, я увижу в этом залог долголетия и жизнеспособность идеи социальных представлений.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Abric J. С. Cooperation, competition et representations sociales. Cousset. Del Val., 1988.
  2. Ansart P. Le concept de representation en sociologie. L. 1988.
  3. Marbeau F. Audigier (eds.). Seconde recontre internationale sur la didactique de 1'histoire et de la geographie. Paris. I.N.R.P. 1988.
  4. Bartlett F. C. Remembering. Cambridge. 1932.
  5. Bergson H. (eds.). Les deux sources de la morale et de la religion. Paris. P.U.F. 1976.
  6. Billig M. Arguing and Thinking. Cambridge. 1989.
  7. Bruner J. Acts of meaning. Cambridge.-Harvard. 1990.
  8. Brushlinsky A. Sergei Rubinstein // The Soviet J. Psychology. 1989. V. 10. P. 24-42.
  9. Chomsky N. Reflections on language. New York. Pantheon Books. 1975.
  10. Cornforth F. M. From religion to philosophy. New York. Harper. 1957.
  11. Davy G. Sociologues d'hier et d'aujourd'hui. Alcan. Paris. 1931.
  12. Di Rosa A. M. The social representations of mental illness in children and adults. Eds. W. Doise, S. Moscovici. // Current issues in European Social Psychology. 1987. V. 1. 2. Cambridge.
  13. Doise W. L'ancrage dans les etudes sur les representations sociales (mimeo). Geneve. 1991.
  14. Doise W., Palmonari A. (eds.). L'etude des representations sociales. Paris. Delachaux et Niestle. 1990.
  15. Durkheim E. (eds.). Les regies de la methode sociologique. Paris. P.U.F. 1963.
  16. Durkheim E. (eds.). Les formes elementaires de la vie religieuse. Paris. P.U.F. 1968.
  17. Duveen G. and Lloyd B. Social representations and development of knowledge. Cambridge. 1989.
  18. Emler N., Dickenson J. Children's representations of economic inequalities. // British J. Developmental Psychology. 1985. V. 3. P. 191-198.
  19. Evans-Pritchard E. E. Theories of primitive religion. Oxford. 1965.
  20. Farr R. M. and Moscovici S. (eds.). Social representations. Cambridge. 1984.
  21. Farr R. M. Heider, Hare and Herzlich on health and illness: some observations on the structure of "representations collectives". J. Social Psychology. 1977. V. 7. P. 491-504.
  22. Farr R. M. Common sense, science and social representations. // Public Understanding of Science. 1993. V. 2. P. 189-204.
  23. Flament C. Structure et dynamique des representations sociales. Eds. D. Jodelet. Les representations sociales. Paris. P.U.F. 1989.
  24. Fleck L. Enstehung und Entwicklung einer wissenschaftlichen Tatsache. F. am Main. Suhrkamp. 1980.
  25. Flick V. Zwischen Reprasentation und Kunstruktion (mimeo). Berlin. 1991.
  26. Fraser C, Gaskell G. The social psychological study of widespread beliefs. Oxford. Clarendon Press. 1990.
  27. Freyd J. Shareability: the social psychology of epistemology. Cognition Science. 1983. V. 7. P. 191-210.
  28. Gellner E. Reason and Culture. Oxford. Blackwell. 1992.
  29. Giddens A. Durkheim. London. Fontana Press. 1985.
  30. Hare R. Mind as a social formation. Eds. Margolis et al. // Rationality, relativism and the human sciences. Dodrecht. Nijhoff. 1986.
  31. Heider F. The psychology of interpersonal relations. N. Y. Wiley. 1958.
  32. Herzlich C. Health and illness: a social psychological analysis. London. Academic Press. 1973.
  33. Hocart A. M. Imagination and proof. Tucson. The University of Arisona Press. 1987.
  34. Jahoda G. Psychology and anthropology. London. Academic Press. 1982.
  35. Jodelet D. Representation sociales: un domaine en expansion. Representations sociaies. Paris. P.U.F. 1989.
  36. Jodelet D. Madness and social representations. London. Harvester. 1991.
  37. Kolakowski L. La Pologne: une societe en dissidence. Paris. Maspero. 1978.
  38. Kozulin A. Vygotsky's psychology. Cambridge. 1990.
  39. Kuhn T. The structure of scientific revolutions. Chicago. 1967.
  40. Laudan L. Progress and its problems. Berkeley. Univ. of California Press. 1977.
  41. Levy-Bruhl L. (eds.). Les functions mentales dans les societes inferieures. Paris. P.U.F. 1951.
  42. Lloyd G. E. R. Demystifying mentalities. Cambridge. 1990.
  43. Luria A. R. Cognitive development. Cambridge.-Harvard. 1976.
  44. Luria A. R. The making of a mind. Cambridge.-Harvard. 1979. *
  45. Markova L, Wilkie P. Representations, concepts and social change: the phenomenon of Aids. // J. for the Theory of Social Behaviour. 1987. V. 17. P. 389-409.
  46. Markus H., Nurius P. Possible selves // American Psychologist. 1986. V. 41. P. 954-969.
  47. Moscovici S. La psychanalyse, son image et son public. Paris. P.U.F. 1961.
  48. Moscovici S. Versuch uber die menschliche Geschichte der Natur. F. am Main. Suhrkamp. 1982.
  49. Moscovici S. The phenomenon of social representations. Eds. R. M. Farr and S. Moscovici. Cambridge. 1984.
  50. Moscovici S. Das Zeitalter der Massen. F. am Main. Fischer. 1986.
  51. Moscovici S. Notes toward a description of social representations. // European J. Social Psychology. 1988. V. 18. P. 211-250.
  52. Moscovici S. The return of the unconscious // Social Research. 1993. № 60. V. 1. P. 39-93.
  53. Moscovici S. The invention of society. London. Polity. 1993.
  54. Moscovici S., Hewstone M. Social representations and social explanations: from the native to the "amateur" scientist. Eds. M. Hewstone. // Attribution theory: social and functional extensions. 1983.
  55. Mugny G., Carrugati F. Intelligence au pluriel: Les representations sociales de 1'intelligence et de son development. Cousset. Del Val. 1985.
  56. Palmonari A. Le representazioni sociali. // Giornale Italiano di Psicglogia. 1980. V. 2. P. 225-246.
  57. Piaget J. Etudes sociologiques. Geneve. Droz. 1965.
  58. Ricoeur P. Hermeneutics and human sciences. Cambridge. 1989.

Печатается по изданию: Харламенкова Н., Стоделова Т. Дифференциация и интеграция маскулинности и фемининности в образе "Я" подростка. \\ Психоаналитический вестник, 2002, выпуск № 10. - С. 100-115

Н. Харламенкова, Т. Стоделова
ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ И ИНТЕГРАЦИЯ МАСКУЛИННОСТИ И ФЕМИНИННОСТИ В ОБРАЗЕ "Я" ПОДРОСТКА

Возраст, о котором пойдет речь в статье, охватывает конец латентной - начало генитальной стадий психосексуального развития личности (З. Фрейд); он является ключевой фазой эпигенеза (Э. Эриксон), в ходе которой формируется либо устойчивая, либо диффузная Эго-идентичность, Эго-репрезентации. В современной психоаналитической литературе (Н. Мак-Вильяме, О. Кернберг) умение ответить на вопрос "Кто Я?" рассматривается в качестве одного из показательных критериев уровня личностного развития индивида, уровня сохранности личности. Принципиально важным для изучаемой стадии развития Эго является вопрос об интеграции идентичных и противоположных полу подростка признаков, которые обозначаются как маскулинность и фемининность и во многом определяются, во-первых, характером идентификаций с обеими родительскими фигурами - матерью и отцом и, во-вторых, рядом биологических факторов, способствующих или препятствующих развитию вторичных половых признаков и изменению физического образа Я. Именно с этой точки зрения и будет анализироваться Эго-идентичность и ее динамика в самом начале генитальной стадии психического развития личности.
Давно стали привычными слова о том, что подростковый возраст это - период "шторма и стресса" [7; 16; 18], период кардинального изменения устойчивых стереотипных реакций, когда появляется "необходимость пересмотреть свои ценности, нормы и способы поведения" [9, с. 363]. Подобные изменения в психике и поведении подростка вызваны многими факторами, в частности, гормональными и соматическими сдвигами, следствием которых являются реконструкции в представлениях подростка о себе, в оценках окружающими его поступков и действий. Отмечается, что "начало менархе у девочки-подростка является не только сигналом способности к репродукции, но также актуализирует новые ожидания других людей, изменяет ее референтную группу и реорганизует ее образ тела и половую идентичность" [13, с. 19]. Подобным же образом у мальчиков физические, телесные изменения усиливают его стремление занять лидирующие позиции в группе, которые, в свою очередь, изменяют "его опыт в области социальных достижений, образ тела и я-концепцию" [18].
Подростковый возраст связан с решением множества задач, одной из которых является задача "развития способности к взаимодействию с человеком противоположного пола - способности и готовности к интимности, которая, если ее правильно понимать, означает нечто большее, чем просто способность к половым отношениям и к переживанию удовольствия при половом акте. Она означает готовность вступать в более тесные межличностные отношения, не боясь потерять самого себя" [11, с. 70-71].
Взаимодействие с человеком противоположного пола основывается на понимании и категоризации обеих фигур (мужской и женской) в терминах маскулинности и фемининности. Маскулинность проявляется в ориентации личности на достижение целей за пределами непосредственной ситуации межличностного взаимодействия, фемининность опосредствует контакты с другими людьми, построенными на эмоциональной близости и привязанности.
В литературе существуют противоречивые сведения о том, как комплекс маскулинность/фемининность связан с адаптацией человека. "Психически здоровая личность, по мнению мужчин, должна обладать выраженными маскулинными характеристиками, для женщин же важнейшим показателем психологически адаптированной личности является фемининность" [3, с. 101].
По мнению целого ряда исследователей, психическая адаптация тесно связана с традиционной половой ролью, т.е. с преимущественно маскулинными чертами у мужчин и фемининными - у женщин [17; 21].
Иного мнения придерживаются те, кто считает, что комбинирование маскулинных и фемининных особенностей, т.е. андрогинность, представляет собой наилучший адаптационный вариант [12; 14].
Существует и иная точка зрения, согласно которой тесная связь между андрогинностью и психическим здоровьем отсутствует, поскольку следствием андрогинного типа половой идентичности является не одно решение, а, по крайней мере, два.
Первое - андрогинность может обеспечивать адаптацию и саморегуляцию личности и способствовать широкому использованию способов, средств, приемов в организации опыта и его управлении.
Второе - андрогинность может приводить к спутанности стратегий инструментальноести и экспрессивности, или к маскировке одного симптомокомплекса другим (подчеркивание женской сущности при первичной маскулинизации) [3; 15].
Результаты ряда исследований показали [3; 15; 21], что андрогинность не является эквивалентом психического здоровья, а вот маскулинность отрицательно коррелирует с симптомами дистресса как у мужчин, так и у женщин. Психопатология ассоциируется с низкими показателями маскулинности у мужчин и женщин, а фемининность является атрибутом дистресса только у мужчин.
Становится ясным, что при всех возможных сочетаниях маскулинности и фемининности, в психике женщины и мужчины интегрируются как осознаваемые, соответствующие биологическому полу свойства, так и неосознаваемые признаки, и в разные периоды жизни человека может меняться как тип сочетания этих свойств, так и его связь с адаптацией личности.
Предположительно, что в подростковом возрасте сильны тенденции дифференциации, т.е. существенного разведения маскулинных и фемининных признаков в представлениях подростков о себе и человеке противоположного пола, причем наибольшее расхождение в признаках должно, по-видимому, наблюдаться при изображении и описании человека того же пола. Подобные результаты, как нам представляется, будут характерны только для некоторой выборки подростков, психическое и соматическое развитие которых не выходит за пределы нормы. Именно в этой подгруппе, возможно, обнаружится дифференциация признаков маскулинности и фемининности и их частичная интеграция, а в остальных - либо отсутствие дифференциации, либо строгая дифференциация. Подобные предположения основаны на том, что "преобразования", которые мы ожидаем увидеть у подростков, могут по многочисленным причинам избегаться, блокироваться или запаздывать" [8, с. 338].
Цель настоящего исследования состояла в том, чтобы выявить характер связи между маскулинными и фемининными признаками в представлениях подростков о себе и человеке противоположного пола.

Гипотезы исследования:

  1. В представлениях подростка о себе как человеке определенного пола расхождение в признаках маскулинности и фемининности будет более значительным по сравнению с оценками человека противоположного пола по тем же признакам.
  2. В представлениях мальчиков о противоположном поле маскулинные признаки доминируют над фемининными.
  3. При задержках полового развития подросток склонен к однозначным оценкам себя как представителя определенного пола по традиционно маскулинному или по фемининному типу.

Выборка: девочки 13-14 лет, в основном с нормальным половым развитием и, частично, с функциональными задержками полового развития (n = 29), мальчики 13-14 лет с нормальным половым развитием, с функциональными задержками полового развития и опережением развития (n = 20), девочки с задержками полового развития, вызванными хромосомным дефектом (синдромом Тернера) (n = 13). Для последней группы испытуемых - девочек с синдромом Тернера (типичная форма дисгенезии гонад) "характерны: первичная аменорея, низкий рост и наличие соматических аномалий, отсутствие развития вторичных половых признаков, индифферентное развитие половых органов, отсутствие гонад, нарушение набора хромосом (преобладание клона клеток лишь одной половой хромосомы)" [2, с. 139] и др.
Методы. В процессе исследования применялись две методики 16-факторный опросник Кеттелла и тест "Рисунок человека" [6; 22]. Инструкция к последнему тесту: "Нарисуй человека и расскажи о нем, все, что считаешь нужным". После выполненного задания испытуемого просили нарисовать человека противоположного пола и тоже составить о нем рассказ. Анализ рисунков проводился по показателям, выделенным К. Маховер. Применялась трехбалльная шкала (0 - признак отсутствует, 0,5 - выражен нечетко, 1 - выражен четко).

  • Признаки маскулинности (М):
    • 1) плечи широкие: 0, 0.5 или 1 балл;
    • 2) туловище угловатое, квадратное: 0 или 1 балл;
    • 3) подбородок подчеркнут: 0 или 1 балл;
    • 4) волосы на лице (борода, усы): 0 или 1 балл;
    • 5) крупные руки и ноги: 0, 0.5 или 1 балл;
    • 6) одежда мужская (брюки, рубашка и др.): О или 1 балл;
    • 7) атрибуты (оружие, инструменты и др.): 0 или 1 балл;
    • 8) словесный портрет - наличие соответствующих слов (мужественный и др. по С.Бэм): 0 или 1 балл.
  • Признаки фемининности (F):
    • 1) плечи узкие: 0 или 1 балл;
    • 2) туловище округлое: 0 или 1 балл;
    • 3) грудь подчеркнута: 0 или 1 балл;
    • 4) волосы длинные: 0, 0.5 или 1 балл;
    • 5) руки и ноги сужающиеся: 0 или 1 балл;
    • 6) платье, юбка: 0 или 1 балл;
    • 7) атрибуты (украшения, сумочка и др.): О или 1 балл;
    • 8) словесный портрет (нежная, ласковая и др.): О или 1 балл.

Обе фигуры (мужская и женская) оценивались по восьми признакам маскулинности и восьми признакам фемининности. Результаты (всего 32 оценки рисунков каждым испытуемым) заносились в матрицу данных. Затем баллы по четырем группам признаков были суммированы. Полученные суммы представляли собой индексы маскулинности и фемининности по обеим фигурам. Всего четыре индекса: М и F по мужской фигуре, М и F по женской фигуре.
Анализ результатов. С целью проверки первой гипотезы были определены различия между Мир индексами при изображении фигуры, идентичной полу испытуемого, и фигуры противоположного пола.
Данные табл. 1 показывают, что изображения девочками и мальчиками себя, действительно, более контрастны по M-F признакам по сравнению с изображениями людей противоположного пола. Для уточнения полученных данных была вычислена разность между F и М индексами у каждого мальчика и девочки, полученными при анализе рисунков мужской и женской фигур. Общие выборочные данные показали, что в группе девочек контрастность оценок женской фигуры не отличается от контрастности оценок мужской фигуры (W=-0.01, a=0.5), а в группе мальчиков гипотеза о контрастности оценок фигуры, идентичной полу, подтвердилась (W=-3.9, а=0).

Таблица 1. Медианы М и F индексов (фигура, идентичная полу, и фигура противоположного пола) и их сравнение с помощью критерия Ушкоксона (W - критерий Уилкоксона, а - уровень значимости)

  Фигура, идентичная полу W α Фигура, противоположного пола W α
Медианы Медианы
F М М F
Девочки (n=29)     -4.4 0* 3.5   -5.7 0*
Мальчики (n=20)   3.5 -5.1 0*   2.3 1.7 0.04*
Вся выборка (n=49) 3.5   -6.6 0* 3.5   -3.8 0*

* Различия статистически значимы

Сформулированная нами гипотеза о контрастности F-M признаков при графическом изображении девочками женской фигуры, и неконтрастности этих же признаков при изображении ими мужской фигуры подтвердилась лишь частично и обнаружена у половины исследуемой выборки (1 и 3 кластеры). В остальных случаях подобного контраста между F-M признаками либо вовсе не наблюдалось, и фигуры мужчины и женщины были невыразительны по признакам маскулинности/фемининности (2 кластер), либо контрастность F-M признаков обнаруживалась при изображении мужской фигуры, а женская оказывалась менее дифференцированной (4 кластер).
В группе мальчиков наблюдалась подобная же картина: в некоторых подгруппах гипотеза подтвердилась, а в некоторых была опровергнута (табл. 3).

Таблица 3. Разница в Мир признаках при изображении женской и мужской фигур в группах мальчиков

Кластеры Женская фигура Мужская фигура W α
F-M медианы M-F медианы
1 кластер (n=6)     -2.1 0.01*
2 кластер (n=7) 1.5   -1.4 0.08
3 кластер (n=9)   1.5 -2.4 0.008*
4 кластер (n=7) -0.5   3.7 0.0001*

* Различия статистически значимы

Как и предполагалось в третьей и четвертой подгруппах мальчиков (3 и 4 кластеры) мужская фигура изображается более контрастно по M-F признакам, чем женская, в то время как в первой подгруппе (1 кластер) контрастность наблюдается при изображении женской фигуры, а во второй (2 кластер) - контрастность отсутствует,
Согласно второй гипотезе представление мальчиков о человеке противоположного пола (девочке, женщине) имеет ярко выраженный маскулинный характер. Действительно из табл. 1 видно, что мальчики приписывают фигуре женского и мужского пола равное количество маскулинных признаков, причем объем фемининных признаков (по сравнению с маскулинными чертами) значительно снижен. Эти данные подтверждают сформулированную нами гипотезу о том, что в представлениях мальчиков о противоположном поле маскулинные признаки доминируют над фемининными. Для получения более точных результатов вторая гипотеза была проверена на четырех предварительно выделенных кластерах мальчиков (табл.4).

Таблица 4. Медианы М и F индексов, вычисленных при оценке мужской и женской фигур в 4 подгруппах мальчиков, и их сравнение с помощью критерия Уилкоксона (W)

Подгруппы Мужская фигура Женская фигура
Медианы W α Медианы W α
М F F М
1 (n=5) 2.5 1.5 -1.8 0.03*   1.5 -2.5 0.005*
2 (n=5)     -2.4 0.008*   3.5 2.7 0.003*
3 (n=5)     -2.4 0.009*     -2.2 0.01*
4 (n=5) 3.5   -2.7 0.003*     -2.5 0.007*

*Различия статистически значимы.

Анализ данных показал, что при изображении женской фигуры фемининные признаки доминируют над маскулинными только в одной подгруппе мальчиков (2 кластер), а остальная, т.е. большая часть выборки мальчиков, считает девочек/женщин скорее мужественными, чем женственными.
В соответствии с третьей гипотезой было сделано предположение о том, что при задержках полового развития представления о себе как о человеке определенного пола будут более однозначными по сравнению с амбивалентными оценками группы нормы по симптомокомплексу фемининности/маскулинности (например, девочки с синдромом Тернера будут описывать себя или как крайне фемининных, или как крайне маскулинных). Эта гипотеза не подтвердилась (табл. 5).
Общие данные по выборкам девочек без генетических отклонений и с отклонениями в развитии показали, что у последних наблюдается меньшая контрастность M и F признаков, а явно выраженный маскулинный или фемининный образ себя не обнаруживается. Далее анализ был сделан по подгруппам, полученным в результате кластеризации всей выборки девочек (n=42) (табл. 6).

Таблица 5. Медианы Ми F индексов, вычисленных при оценке мужской и женской фигуры у девочек без генетических патологий (n=29) и у девочек с синдромом Тернера (n=13)

Группы Мужская фигура Женская фигура
Медианы W α Медианы W α
F М М F
Девочки (n=29)     -4.4 0* 3.5   -5.7 0*
Девочки (n=13)     -2.0 0.02* 2.5   -2.4 0.007*

*Различия статистически значимы

Таблица 6. Медианы М и F индексов, вычисленных при оценке мужской и женской фигуры у всей выборки девочек (n=42)

Подгруппы Женская фигура Мужская фигура
Медианы W α Медианы W α
F М М F
1 (n=б) 7.25 1.25 -2.9 0.001* 3.9   -2.9 0.001*
2 (n=13)   0.5 -2.3 0.01*     -0.8 0.2
3 (n=13)     -4.4 0* 3.5   -3.9. 0*
4 (n=10) 2.5   1.6 0.05 4.5   -3.5 0*

*Различия статистически значимы

Первая группа испытуемых является нетипичной для девочек с синдромом Тернера, поскольку в нее входят подростки, половое и соматическое развитие которых соответствует критериям нормы. Для них характерна крайняя феминизация женщин и чрезмерная маскулинизация мужчин.
Большинство подростков из второй группы испытуемых это девочки с синдромом Тернера. Из этого следует, что характерное сочетание M и F признаков при изображении мужской и женской фигур в этой группе можно трактовать как типичный для девочек с генетическими и функциональными аномалиями способ репрезентации себя и человека противоположного пола. В Я-репрезедтациях обнаружена слабая дифференциация M и F признаков, а в репрезентациях человека противоположного пола она и вовсе отсутствует. Количество выделяемых половых признаков в фигурах мужчины и женщины в целом незначительно, поэтому у экспертов нередко возникают сомнения в том, к какому полу отнести тот или иной рисунок.
В третьей группе - мужская и женская фигуры имеют ярко выраженные половые различия, при этом образы мужчины и женщины содержат признаки противоположного пола, которые успешно интегрируются.
Четвертая группа характеризуется тем, что приписывает мужчине только маскулинные признаки, а женщине - в равной степени маскулинные и фемининные признаки.
Полученные нами данные были сопоставлены с показателями адаптации подростков. Для этого был использован 16-факторный опросник Кеттелла, в частности факторы L, О, Q4, которые описывают эмоциональные переживания отрицательного характера, и факторы С и Q3, отражающие особенности контроля над эмоциями и поведением.
Оказалось, что наиболее адаптированными являются 1 и 3 группы девочек со средним уровнем негативных переживаний и средним (с тенденцией к высокому) контролем поведения. Это подростки, у которых образ себя как девочки включает и акцентуированные фемининные черты, и менее выраженные маскулинные признаки. Образ человека противоположного пола построен либо только на маскулинных признаках (1 группа), либо как на акцентуированных маскулинных, так и на менее выраженных фемининных признаках (3 группа). В этих двух группах наблюдаются тенденции дифференциации и интеграции Мир признаков.
Наименее адаптированы 2 и 4 группы девочек, у которых отмечается либо неустойчивый эмоциональный контроль (высокий сменяет низкий и наоборот), либо очень высокий эмоциональный контроль. Это группы, в которые попало большинство девочек с генетическими аномалиями развития и часть группы нормы. Характерной особенностью этих девочек является недифференцированность M и F признаков в представлениях о мужчине (2 группа) или женщине (4 группа).
Из четырех групп мальчиков, выделенных кластерным анализом, две (1 и 3 кластер, Таблица 4) являются наиболее адаптированными по сравнению с остальными двумя группами (2 и 4 кластеры). Для адаптированных подростков характерно наделение мужской фигуры только маскулинными признаками (3 группа) либо хорошо дифференцированными маскулинными и фемининными признаками (1 группа). Женская фигура дифференцирована по М и F оценкам, причем М-признаки преобладают. Ярко выражена маскулинизация обеих фигур - мужской и женской.
В группах неадаптированных мальчиков (2 и 4 кластеры) наблюдается слабая дифференциация маскулинных и фемининных признаков (2 группа), отсутствуют специфические детали в описании мужчины и женщины. В ряде случаев женщина представляется как фемининная, не обнаруживаются различия по фактору маскулинности при изображении мужчины и женщины (4 группа). В эти группы вошли мальчики либо с задержками полового развития, либо с опережением полового развития.
Обсуждение результатов. Психическое развитие подростка определяется множеством факторов, в частности - интенсивностью соматического и полового развития, установлением новых межличностных контактов со своими сверстниками и родителями, пересмотром представлений о себе и человеке другого пола. Усиливается половая дифференциация, которая проявляется в образах себя как мальчика или девочки, и в образах себя как будущего мужчины или женщины. Именно в этом возрасте (по сравнению с предподростковым периодом, на котором, как нам представляется, находятся подростки с задержками полового развития) будут явно заметны, во-первых, процессы дифференциации маскулинных и фемининных признаков в Я-репрезентациях, во-вторых, обнаружатся различия в представлениях о себе и о человеке противоположного пола, в-третьих, проявятся различия в половом развитии подростка-девочки и подростка-мальчика.
Адаптивное развитие девочки в период полового созревания определяется не только своевременными гормональными и телесными изменениями, но и развитием конструктивных отношений с противоположным полом, с собственной матерью и отцом. В данной работе мы не учитывали характер идентификации подростка с отцом и матерью, тип объектных отношений, но они, по-видимому, значимо влияют на Я-репрезентации мальчиков и девочек. Подобный гипотетический вывод основан на том, что часть группы хорошо адаптированных девочек составляют подростки с генетическими нарушениями полового развития, у которых наблюдаются кардинальные изменения в представлениях о себе как о будущей женщине.
На подростковой стадии развития обнаруживаются явные признаки дифференциации мужской и женской фигур по маскулинному и, соответственно, фемининному типу (1 группа) с элементами последующей интеграции черт, противоположных биологическому полу (3 группа). Примечательно, что для большинства девочек, в отличие от мальчиков, женщина представляется фемининной, а мужчина - маскулинным, причем в образе женщины М и F признаки более контрастны, чем в образе мужчины. По-видимому это связано с тем, что собственный опыт телесных и психических изменений подвергается более тщательному анализу по сравнению с опытом познания другого человека. Данная особенность, однако, является характеристикой представлений только той части выборки, для которой свойственно нормальное и адаптивное развитие в этом возрасте.
При задержках полового развития или проблемах взаимоотношения с родителями (диадные, а не триадные) наблюдается снижение уровня адаптации девочки (т.е. переживание негативных эмоций в сочетании с неустойчивым контролем поведения), недифференцированность мужской фигуры по M и F признакам, слабая дифференциация женской фигуры (2 группа), или, наоборот, гипермаскулинизация мужской и женской фигур (4 группа). В любом случае типичным для этих двух групп девочек является дефеминизация женщины и маскулинизация или недифференцированность мужской фигуры по М и F признакам.
Первый вариант дезадаптации (2 группа) - следствие неготовности к категоризации людей на мужчин и женщин и слабое ощущение себя как представителя того или иного пола.
Второй вариант дезадаптации (4 группа) - есть следствие по А.Адлеру "мужского протеста", который выражается в отступлении "в поступках, желаниях и грезах... от своих "женских линий" и усиление "мужских" [1, с. 164]. По-видимому, такой путь развития девочки связан с ориентацией на мужскую половую роль, которая может: как вытеснять женскую половую роль, так и дополнять ее.
Подводя итоги, можно сказать, что линия нормального развития девочки в период полового созревания представлена тремя фазами: первая фаза - недифференцированность в Я-образе Мир признаков, вторая фаза - гипердифференциация Мир признаков, третья фаза - интеграция Мир признаков в Я-репрезентациях. Отклонения в развитии связаны с недифференцированностью М и F признаков и маскулинизацией мужчины и женщины.
Адаптивное развитие мальчика в период полового созревания определяется теми же факторами, что и развитие девочки (телесные и гормональные сдвиги, идентификация с отцом, сепарация от матери). Роль отца очень существенна как для мальчика, так и для девочки, ведь "отец занимает позицию третьего, альтернативного объекта, способного помочь ребенку выйти из диады с матерью, избавиться от зависимости от нее... он создает необходимую дистанцию по отношению к образам матери, обеспечивая тем самым возможность свободного личного развития" [10, с. 190]. Также как и в группе девочек у мальчиков наблюдается контрастность Мир признаков в представлениях о себе и меньшая контрастность в представлениях о девочке/женщине. Однако, это правило нарушается при задержках полового и психического развития. Так, в 1 группе наиболее контрастно изображается женская фигура, а в 4 группе M и F признаки вообще не дифференцированы.
Для большинства мальчиков свойственно наделять женщину маскулинными признаками. С целью объяснения этого явления было выдвинуто предположение о том, что подобный феномен есть следствие маскулинизации общества и смешения половых ролей между мужчинами и женщинами. Для проверки искомой гипотезы было проведено дополнительное исследование с применением теста "Рисунок человека" в группе юношей (17-18 лет). Оказалось, что у юношей картина существенно меняется. Во всех выделенных кластерах образ женщины включал больше фемининных признаков, чем маскулинных. В представлениях о мужчине - объекте идентификации доминируют маскулинные признаки. Был сделан вывод, что гипермаскулинизация женщин мальчиками-подростками связана не столько с социальными, сколько с психическими феноменами и с особенностями развития мальчика. Известно, что именно у мальчиков происходит смена объекта идентификации (замена матери, которая была объектом идентификации на доэдиповых стадиях развития, на отца - объекта идентификации на эдиповой, латентной и генитальной стадиях). По-видимому, наделение женщины маскулинными признаками связано с более пластичной сменой объекта идентификации, которая осуществляется следующим путем: идентификация с матерью - идентификация с маскулинной матерью и отцом - идентификация с отцом.
Адаптивный путь развития мальчика, в отличие от девочки, определяется гипермаскулинизацией: в первом случае (3 группа) - мужской фигуры, и частично, женской, во втором (1 группа) - женской фигуры. Если иметь в виду, что наиболее адаптивной группой является 3 группа мальчиков, то это значит, что они уже осуществили частичный перенос маскулинных признаков с женской фигуры на мужскую. В этом смысле 1 группа занимает промежуточное положение между 3-ей и двумя другими (2 и 4 группами). В последних существенно снижены показатели маскулинности как при изображении женщины, так и при изображении мужчины, что затрудняет дифференциацию М и F признаков и замену объекта идентификации. Во 2 группе объектом идентификации является мать (ведь именно она описывается наиболее контрастно по М и F признакам), а в 4 группе объектом идентификации является отец, не имеющий явных маскулинных особенностей.
Таким образом, линия нормального развития мальчика в период полового созревания также представлена тремя фазами, но больше растянута во времени и длится вплоть до юности. Первая фаза - недифференцированность М и F признаков в образе Я, вторая фаза - маскулинизация женщины как объекта идентификации, третья фаза - феминизация женщины и маскулинизация мужчины как объекта идентификации.

  • Выводы:
    1. Нормальное половое развитие подростков сопровождается контрастностью маскулинных и фемининных признаков в Я-репрезентациях.
    2. Половая идентификация девочки-подростка осуществляется путем перехода от недифференцированности М и F признаков в Я-репрезентациях к их гипердифференциации, а затем - к интеграции.
    3. Половая идентификация мальчика-подростка осуществляется путем перехода от идентификации с маскулинной матерью и отцом к идентификации с маскулинным отцом.
    4. При задержках полового развития дифференциация Мир признаков в Я-репрезентации отсутствует.

Литература

  1. Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М., 1995.
  2. Гуркин Ю.А. Гинекология подростков. С.-Пб.: Фолиант. 2000.
  3. Ениколопов С.Н., Дворянчиков Н.В. Концепции и перспективы исследования пола в клинической психологии Психол. журн., 2001. Т. 22. №3. С. 100-115.
  4. Исаев Д.Н. Психосоматическая медицина детского возраста. С.-Пб., 1996.
  5. Крейн У. Секреты формирования личности. С.-Пб.: Прайм-Еврознак, 2002.
  6. Маховер К. Проективный рисунок человека. М., 1996.
  7. Тайсон Ф., Тайсон Р. Психоаналитические теории развития. Екатеринбург, 1998.
  8. Томэ X., Кэхеле X. Современный психоанализ. Т. 2. М., 1996.
  9. Цизе П. Психоаналитическая теория влечений // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. М., 1998. С. 344-364.
  10. Шторк Й. Психическое развитие маленького ребенка с психоаналитической точки зрения // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 2. М., 2001.С.134-198.
  11. Шюпп Д. О психоаналитическом понимании юношеской диссоциальности, ее терапии и профилактике // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 2. М, 2001. С. 61-87.
  12. Bern S.L. The Measurement of Psychological Androgyny // J. of Consulting and Clinical Psychology. 1974. Vol. 47. P.155-162.
  13. Caspi A, Lynam D., Moffitt Т., Silva Ph. Unravelling Girls' Delinquency: Biological, Dispositional and Contextual Contributions to Adolescent Misbehavior // J. of Developmental Psychol. 1993. Vol. 29. No. 1. P. 19-30.
  14. Constantinopole A. Masculinity-femininity: An Exception of a Famous Dictum? // Psychological Bulletin. 1973. Vol. 80. P.389-407.
  15. Frank S., McLaughlin A., Crusco A. Sex Role Attributes, Symptom Distress, and Defensive Style Among College Men and Women // J. of Personality and Soc. Psychol. 1984. Vol.47. No. 1. P. 182-192.
  16. Ge X., Lorenz P.O., Conger R.D., Elder G.H., Jr. and Robert Simons Trajectories of Stressful Life Events and Deoressive Symptoms During Adolescence/7 Developmental Psychology. 1994. Vol.30. No.4. P.467-483.
  17. Heibrun A. Measurement of,masculine and feminine sex-role identities as independent dimensions // J. of Consulting and Clinic. Psychol. 1976. Vol.44. P.183-190.
  18. Larson R., Ham M. Stress and "Storm and Stress" in Early Adolescence: The Relationship of Negative Events with Dysphoric Affect // J. of Developmental Psychol. 1993. Vol. 29. No. 1. P. 130-140.
  19. Patterson C.J. Sexual Orientation and Human Development: An Overview // Developmental Psychology. 1995. Vol. 31. No. 1. P. 3-11.
  20. Ross J., Zirm A., McCauley E. Neurodeveloprnerita! and Psychosocial Aspects of Turner Syndrome // Mental Retardation and Developmental Disabilities Research reviews. Ed. M. B.Denckla. 2000. Vol. 6. No.2. P.135-141.
  21. Silvern L.E., Ryan V.L. Self-rated Adjustment and Sex-typing on the Bern Sex Role Inventory: Is Masculinity the Primary Predictor of Adjustment? // Sex Roles. 1979. No. 5. P. 739-763.
  22. Yama M.F. The Usefulness of Human Figure Drawings as the Index of Overall Adjustment // J. of Personality Assessment, 1990, 54 (1 & 2), p. 78-86.

Печатается по изданию: Нартова-Бочавер С.К. Дифференциальная психология: Учебное пособие. - М.: Флинта, Московский психолого-социальный институт, 2003. - С. 158-179.

Нартова-Бочавер С.К.
ПСИХОЛОГИЯ ПОЛА


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: